Генетические технологии: социальные и политические последствия (А.В. Олескин)

 

К составным частям практической биополитики (biopolicy, см. 2.1.6.5. выше) относится не только охрана биоразнообразия. Не менее важны с социальной, политической и этической точек зрения результаты прогресса молекулярной генетики. Они дали в распоряжение человечество средства манипуляции с ДНК как наследственной матрицей живого (см. статью Генетика – 2.1.10.1 в раделе «Биополитика»), обусловив тем самым возможность целенаправленного изменения генетических задатков живых существ – вплоть до создания новых, ранее не существовавших форм живого («генетических монстров»). Проблематике генетических технологий (особенно в применении непосредственно к человеку) уделялось существенное внимание в работах корифеев биополитики 60-70-х годов прошлого века (Л. Колдуэлла, А. Сомита, Т. Виджела), а в последние десять лет она и связанная с ней био-медицинская проблематика является «фокальной точкой» исследований представителей молодого поколения биополитиков (см, например [1]). Некоторые из биополитиков (В.Т.Эндерсон в США, Ф. Герхардт в Германии) рассматривают генетические технологии как важнейшую составляющую практической биополитики. Ведь вопрос ставится о возможности создания генетически модифицированных растений, животных и даже людей. «Ветхий Адам выходит из своей шкуры. Он собственными средствами создает новую природу» ([2, S.859].

Генетические технологии составляют весьма существенную часть арсенала исследова­тельского направления ХХ века, названного биотехнологией и посвященного промышленному использованию биологических процессов и агентов на основе получения высокоэффективных форм микроорганизмов, культур клеток и тканей растений и животных с заданными свойствами. ([3], см. также [4]). Некоторые ученые, и среди них ряд участников международного семинара по политическим и юридическим аспектам биотехнологии в Зальцбурге (июль 2000 г.), понимают современную биотехнологию только как практическое применение генетических технологий, однако реально она опирается и на ряд других важных методов, например, культивирование микроорганизмов и клеток животных или растений в промышленных условиях, иммобилизацию ферментов и целых клеток и др. (см. [3—5]).

К 2002 году в основном завершен многообещающий и в то же время потенциально небезопасный проект расшифровки генома человека. Всё это породило целый комплекс проблем этического, юридического и политического характера, которые и составляют предмет данного подраздела тезауруса.

 

2.3.1. Генетическая инженерия – манипуляции с ДНК живых организмов с целью изменения наследственности этих организмов. Генетическая инженерия ведет отсчет своей истории с пионерской работы П. Берга с соавт. (Станфордский университет, 1972) по получению рекомбинантной ДНК, включающей фрагменты ДНК бактериофага l, ДНК бактерии Escherichia coli и ДНК обезьяньего вируса SV40. Работы в области генетической инженерии включают четыре основных этапа (рис. 28):

· получение нужного гена вырезанием из ДНК или путем химического (ферментативного) синтеза;

· встраивание гена в генетический элемент (вектор: плазмида, вирус), способный к размножению (репликации);

· введение гена в составе вектора в интересующий организм;

· отбор клеток, получивший желаемый ген на основе тех или иных маркеров.

Путем генетических манипуляций к настоящему времени удалось заставить клетки бактерий (в первую очередь Escherichia coli), дрожжей, насекомых (например, шелкопряда) производить человеческие белки инсулин, интерфероны, антитромбогенный фактор VIII, гормон роста, плазминоген и др. вещества, представляющие собой лекарственные препараты (так называемая “индустрия ДНК” как область фармакологии). Немало надежд и в то же время опасений связано с разработками по получению генетически модифицированных (genetically manipulated, GM) растений, также называемых трансгенными растениями. К числу сенсационных новинок относятся морозоустойчивые помидоры, в которые был внедрен ген антарктической рыбы. Подобные разработки с самого начала вызывали энергичные протесты Дж. Рифкина и других активистов, вырвавших в 1987 г. с корнем кусты трансгенной земляники на опытной плантации. Широкое сельскохозяйственное применение находят ныне растения, устойчивые к пестицидам, насекомым, различным возбудителям заболеваний. Так, яблони, фисташки, брокколи, люцерна, рапс, рис, хлопок, клюква, баклажаны, картофель и другие сельскохозяйственные культуры были обогащены генами, отвечающими за синтез губительного для насекомых токсина Bacillus thuringiensis. Предполагается, что в 2010 г. культивирование трансгенных растений в глобальном масштабе принесет доход приблизительно в 25 млрд. доларов США [6].

Сконцентрируем внимание на биополитических (и взаимосвязанных с ними биоэтических – о биоэтике см. разделы главы третьей тезауруса) проблемах генетической инженерии. Одной из основных проблем с начала 70-х годов, остается проблема непредвиденного или, что еще хуже, умышленного получения опасных “генетических монстров”: болезнетворных микро­организмов и вирусов, бесконтрольно размножающихся сорняков и даже стандарти­зованных людей (см. также подраздел о клонировании). Эта опасность была предметом конференции в Асиломаре (США) уже в 1975 г. Были разработаны детальные инструкции по генетической инженерии, которые во многих случаях ограничивают выбор исследователя, скажем, такими дефективными объектами, которые могут размножаться только в лаборатории. К тому же стало ясно следующее: любой живой организм является целостной, слаженно функционирующей системой. Вмешательство человека в гены, контролирующие деятельность этой системы, с большой вероятностью приведет к нарушению функционирования этой системы. Все это может снижать приспособленность полученного существа и тем самым уменьшает риск его распространения за пределами генетической лаборатории.

И все же указанная опасность реальна по сей день. Поэтому так сильны бывают протесты против внедрения всякого нового достижения генетической инженерии. Чем ближе подходят исследователи по эволюционной лестнице к человеку (а ныне сам человек уже находится в центре их внимания), тем более обостряются связанные с генетической инженерией проблемы, имеющие также религиозные обертона (человек пытается играть роль Бога-Творца). В этой связи возникает и вопрос о допустимости патентования живых организмов – продуктов генетических манипуляций. Является ли трансгенная мышь творением Божьим или она “дело рук человеческих”? Последнее подразумевается в целом ряде патентов, защищающих новые формы жизни – результаты генноинженерных разработок. Еще в начале 80-х годов, после выигранного судебного процесса Chakbarty v. Diamond, в США был получен патент на генноинженерную бактерию, способную разлагать сырую нефть. Спор о допустимости патентования живого вновь возник в США после оформления в 1988 г. заявки на патент на “гарвардскую мышь”. Данная разновидность мышей была генетически модифицирована ради исследований по проблемам рака. Этот патент вызвал дебаты о генетических исследованиях и допустимости вмешательства в природные процессы, что привело к слушаниям в Конгрессе и четырехлетнему мораторию на патентование новых форм жизни. После снятия моратория в 1992 г. были получены патенты, например, на следующие трансгенные разновидности мышей [7]:

· мышь, производящая человеческий интерферон

· мышь с доброкачественной опухолью предстательной железы

· мышь, лишенная иммунитета.

Попытка играть роль Творца” новых форм живых организмов оборачивается, в некоторых генноинженерных разработках, сугубо практическим последствием. Природа указывает на ограниченность пределов таких попыток тем, что введение новых генов в ряде случаев не приводит к желаемым эффектам или вызывает не предсказанные заранее последствия. Введение генов красной окраски цветков в геном петуний, помимо достижения желаемого эффекта, также снизило их плодовитость и повлияло на облик корней и листьев. Введение гена «чужого» гормона роста в геном лососи не только ускорило рост этой рыбы, но и изменило ее окраску: лосось стала зеленой [8]. Пестицидустойчивые растения производятся генноинженерными предприятиями наряду с соответствующими пестицидами. Так, Monsanto производит пестицид (гербицид) широкого спектра действия Roundup и, в дополнение к нему, семена устойчивых к этому пестициду растений – кукурузы и сои (“Roundup Ready crops”). Этот пестицид при интенсивном его применении фермерами попадает в почву и воду, уничтожает всю дикорастущую флору. Устойчивая к Roundup соя, широко используемая в пищевой промышленности, не прошла достаточно длительных полевых испытаний, поэтому вопрос об ее полной безвредности для человека остается открытым. Целесообразная практическая мера – обязательная маркировка всех генно­инженерных продуктов – обсуждается в юридическом аспекте во многих странах (например, Южной Корее, Японии), ее введение, по мнению автора, было бы важной биополитической задачей для России.

В международном масштабе биополитические аспекты генетической инженерии обсуждены в рамках Картахенского протокола по биобезопасности. Протокол принят во время Первой чрезвычайной встречи в Монреале, Канада (24 – 29 сентября 2000 г.) представителями стран, ранее (1992) подписавшими Конвенцию о биологическом разнообразии Рио-де-Жанейро («Дни Земли»). Протокол предусматривает правила и ограничения торговли продуктами генетической инженерии – трансгенными организмами.

В заключении к этой статье тезауруса охарактеризуем лежащую в основе генетической инженерии философскую позицию. Большинство генноинженерных разработок пропи­таны редукционизмом (сведение живого организма до совокупности его генов) наряду с определенной легитимацией права человека перетасовывать эти гены, «играть в бисер» и в этой ипостаси уподобляться Творцу. Эти установки существенно перевешивают другую философскую тенденцию, звучащую более натуралистично и в духе установки на коэволюцию (см. в разделе «Биополитика» выше) – понимание (и оправдание существования) генетических манипуляций человека с живыми организмами как части природного процесса эволюции [9]. Преобладание откровенного редукционизма в понимании живого характерно для многих футурологических прогнозов и планов грядущих достижений генетической инженерии. К 2010 г. предполагается превратить растения в «химические фабрики», производящие не только лекарства и пищевые добавки, но и пластики, краски, компоненты моторного топлива и присадки к нему. Трансгенные животные, помимо их использования в качестве «ферментеров» для медицинских препаратов, могут служить культиваторами человеческих органов, выращиваемых в их брюшной полости (после модификации их белков с целью предотвращения иммунных реакций отторжения).

К середине XXI века прогнозируют возможность создания «жизни в пробирке», начиная с одноклеточных существ, но далее, возможно, переходя к многоклеточным организмам. Некоторые футурологи [10] предрекают создание c применением генетических технологий «комбиниро­ванных электронно—органических систем», сочетающих принципы устройства мозга и компьютера. Эти системы будут способны к эмоциям и вдохновению и превосходить людей по интеллекту. Коллизии биополитического типа возникнут, если подобные био-киборги заявят о политических правах вплоть до права выдвигать свою кандидатуру на президентских выборах.

Ситуацию с генетической инженерией как частью современной биотехнологии можно резюмировать словами биополитика В.Т. Эндерсона: особая моральная позиция современной биотехнологии определяется ее беспрецедентной способностью делать добро и также беспрецедентной способностью творить зло [11]. Такая “моральная двойственность” биотехнологии вообще и генетической инженерии в особенности была также в центре внимания работ биополитика Т. Виджела, посвященных биополитическому значению биотехнологии.

 

2.3.2. Генетическое клонирование – получение генетически идентичных копий из одной клетки. Пионерские работы по клонированию растений были осуществлены в 60-е годы Мельхерсом в Германии и Р.С. Бутенко в СССР. Метод основан на снятии клеточной стенки с растительных клеток (получение протопластов). Их обработка растительными гормонами позволяет получить скопление неограниченно делящихся клеток (каллус), генетически идентичных исходно взятой клетке [12]. В 1969 г. Гёрдону с сотрудниками удалось клонировать лягушек, причем в яйцеклетку (из которой предварительно удалили собственное ядро) пересадили ядро с генетическим материалом клетки кожи зародыша другой лягушки. Важную роль в развитии метода клонирования сыграли опыты по культивированию в пробирке, вне организма, так называемых стволовых клеток. Эти клетки мало дифференцированы (и потому несут полный или почти полный набор генов для всего организма) даже у взрослого индивида [13]. В 90-е годы получены стабильные культуры стволовых клеток мышей, хомяков, крыс, норок, овец и других животных.

Кульминацией этих исследований было получение Яном Вилмутом и его коллегами в Шотландии в 1996 г. ягненка Долли — генетической копии своей матери, у которой генетическая информация была взята из клетки молочной железы. Этот генетический материал был пересажен в лишенную собственного ядра яйцеклетку другой овцы; полу­ченный из такой яйцеклетки зародыш был выношен третьей овцой. В дальнейшем, кроме Долли, клонированы овцы Олли, Полли (и др.) а также свиньи (см. рис. 29) и другие виды животных. Учитывая эти факты, М.М. Асланян [14] и другие генетики не видят теоре­тических препятствий к клонированию людей. Правда, возможны значительные экспе­рименталь­ные трудности, связанные с особо “капризным характером” клеток человека по сравнению с клетками многих видов животных. Все это может отодвинуть на некоторое время перспективу клонирования человека, однако данная возможность все равно остается весьма соблазнительной. Сам Вилмут высказался против клонирования человека, подобные эксперименты были первоначально запрещены в Великобритании и рекомендованы к запрету Декларацией ЮНЕСКО («Геном человека и права человека») от 11 ноября 1997 г. В США государство отка­зывается финансировать соответствующие исследования. Великобритания впослед­ствие ослабила запрет, разрешив работы с человеческими эмбрионами, но лишь при условии, что они не должны развиваться более 14 дней. Большую тревогу вызывает возможность получения генетических копий человеческих индивидов, так что обычный способ размножения станет немодным, и мир может быть переполнен стандартными клонированными людьми, отвечающими интересам тех или иных заказчиков.

Угроза «клонирования по заказу» с бесконтрольным распространением в социуме клонов богачей, политиков или иных элитных групп тем не менее не должна заслонять от нас других аспектов проблемы. Воспроизводство путем клонирования может решить проблему в том случае, если один из партнеров имеет тяжелое наследственное заболевание, поскольку дает возможность другому партнеру передать свои гены потом­ству. Поэтому в ряде стран, включая Израиль, считается достаточным строго контроли­ровать, а не запрещать исследования по клонированию [15].

Известны также дебаты о возможности изготовления многочисленных копий “запасных органов” того или иного индивида. Означает ли это, что мы вправе — подобно выращенным в лаборатории безголовым тритонам — культивировать в лаборатории безголовых людей как запас органов и тканей для трансплантаций?

Сторонники терапевтического применения метода клонирования, однако, подчеркивают, что во многих случаев достаточно клонировать не целые органы, а ткани. Но и такие технологии порождают биоэтические и биополитические проблемы. Запрет на терапевтическое клонирование в некоторых странах обусловлен тем, что клонирование ткани включает этап выращивания человеческого эмбриона – потенциального индивида – только ради того, чтобы далее использовать его клетки в лечебных целях. Итак, в самом начале губится человеческая жизнь. Впрочем, вопрос о моменте, начиная с которого эмбрион имеет статус человека с юридическими правами, решается различными авторами по-разному, что зависит от их религиозных и философских воззрений. Проблемы юридического статуса зародыша существуют, естественно, не только в случае клонирования, но и при любом другом терапевтическом использовании эмбрионального материала (например, фибробласты используют при лечении болезни Альцгеймера).

Как один из возможных путей обхода указанных проблем рассматривается терапевтическое применение животных яйцеклетокс имплантированным человеческим ядром. Помимо возможных и в этом случае серьезных этических вопросов, такое клонирование пока терпит экспериментальные неудачи. Например, все (кроме одного) зародыши, полученные из коровьих яйцеклеток с человеческими ядрами, погибли до 5 клеточного деления. На этапе 5 клеточного деления (32-клеточный зародыш) погибли также эмбрионы, полученные в результате имплантации ядер из клеток человеческого плода в яйцеклетки свиньи, предварительно лишенные собственных ядер. Участники данного проекта по клонированию – австралийская фирма Stern Cell Science и американская компания Biotransplant обратились с просьбой о выдаче им патента на их разработку в Европейскую Патентную Службу (ЕРА). В выдаче патента им было отказано по этическим соображениям, ибо патентирование системы, включающей элементы человеческого организма, противоречит «нормам морали» [16].

2.3.3. Проект «геном человека». Генная терапия. К настоящему времени полностью расшифрованы геномы не менее 40 видов живого, в том числе нематоды, растения арабидопсис (резушка Таля), дрозофилы, дрожжей, кишечной палочки и др. [17]. Что касается человека, то долгосрочный проект по исчерпывающему исследованию его генетического материала осуществлялся с начала 90-х годов под эгидой организации Human Genome Project (HUGO). С 1999 г. в реализации проекта наряду с HUGO участвовала частная фирма Celera Genomics (руководитель Крейг Вентер). Проект состоял из следующих этапов:

· Получение перекрывающихся нуклеотидных цепочек с помощью обработки ДНК рестриктазами (“молекулярными ножницами”)

· Клони­рование этих фрагментов в бактериальных клетках

· Определение нуклеотидной последовательности каждого фрагмента ДНК (со­ставление ее биохимической карты)

· “Опознание” последовательностей нуклеотидов, отвечающих тем или иным генам; этот этап во многом опирается на данные об уже секвенированном геноме мыши: проводится поиск гомологичных генов (синтений);

· Определение расстояния между генами — построение физической карты ДНК.

По мере реализации проекта открываются новые фантастические возможности и в то же время возникают новые серьезные проблемы – поприще для деятельности биополитиков в сотрудничестве с биоэтиками (о биоэтике – в третьей главе тезауруса).

· В любой человеческой популяции имеется много индивидов — носителей генов, способных вызвать заболевания. Создастся возможность идентификации таких носителей путем введения генетического контроля. Готов ли пациент с моральной и психологической точек зрения к тому, чтобы узнать, что у него должно – в том или ином возрасте – развиться какое-либо тяжелое, социально отталкивающее или смертельное заболевание? В каких случаях данная информация должна остаться врачебной тайной, даже вопреки настойчивому желанию больного, которого ведь можно снабжать и «спасительной дезинформацией»?

· В связи с завершением проекта «Геном человека» открываются существенные перспективы генной терапии – «замены дефектных генов копиями нормальных генов» [18, P.424] с помощью различных векторов, например, ретровирусов или аденовирусов. Одним из первых относительно успешных проектов было введение гена аденозиндезаминазы лишенной его девушке, страдавшей от иммунодефицита. Однако, проблема заключается в том, что на сегодняшний день известно немало наследственных недугов, которые легко обнаружить (генная диагностика), но трудно лечить (генная терапия). Генная терапия отстает от диагностики, и тогда последняя превращается в суровый приговор для пациента, знающего о наличии у него неизлечимого недуга (см. последующие пункты);

· Как повлияет полученная информация на дальнейшую жизнь пациента и его семьи? Ныне известен реальный случай, когда отец настаивал на удалении яичников и млечных желез у своей десятилетней дочери, у которой обнаружили ген, предрасполагающий к раку груди [19].

· Дородовая диагностика генетических аномалий может стать рутинной процедурой. Следует ли рекомендовать прерывание беременности, если установлено наследственное заболевание?

· В настоящее время многие предприниматели неохотно нанимают на работу пьяниц и толстяков. Должен ли предприниматель получить доступ к генетическим данным о предрасположении к тем или иным наследственным отклонениям (а алкоголизм и полнота часто имеют генетическую обусловленность) тех, кто нанимается на работу?

· Не усилит ли завершенный проект «Геном человека» и так существующие евге­нические движения (см. 3.2.2), стремящиеся создать «совершенную расу» людей?

Решение всех этих сложных вопросов, очевидно, требует проведения соответствующих организационных мероприятий и создания специальных учреждений, представимых как биополитические (биоэтические) центры или структуры смешанного назначения. Уже предприняты в международных масштабах усилия, результаты которых отражены в пунктах Декларации ЮНЕСКО «Геном человека и права человека» (11 ноября 1997 г.), которая:

· утверждает «право каждого индивида решать, быть ли ему информированным о результатах генетического исследования» (статья 5 с);

· выступает против дискриминации по генетическим характеристикам (статья 6);

· рекомендует, чтобы «генетические данные, связанные с идентифицируемым индивидом, оставались конфиденциальными при соблюдении условий, диктуемых законом» (статья 7).

На локальном (сетевые группы активистов, см. статью хирама в разделе «Биополитика»), национальном и глобальном уровнях социума необходима дальнейшая работа по созданию социальной атмосферы, дающей надежную защиту индивиду, который становится раним как никогда, если в социум просачивается информация об его вероятном или неизбежном генетическом будущем.

Генетические технологии предполагается использовать ради модификации человеческого социального поведения и всего функционирования центральной нервной системы. Эти предложения выступают в рамках программ «генетического усовершенствования» людей, что связано с оживлением евгеники (см. о ней в статье Генетическое разнообразие человечества – 2.1.10.4 в разделе «Биополитика») и угрозой новой дискриминации определенных групп людей. Рано или поздно на повестке дня будет вопрос, почему родители не вправе, помимо устранения болезнетворных генов, пожелать улучшения памяти, повышения интеллекта[16], пышных волос (если родители несут ген облысения, который можно устранить) и даже создания модной внешности (в зависимости от веяний времени) для своих чад.

В распространяемой по Интернету рукописи «Гедонистический императив» [20] англичанин Д. Пирс предложил добиться всеобщего непрекращающегося блаженства путем манипуляции с «метаболическими путями, отвечающими за боль и дискомфорт». По его словам, все это имело значение как адаптация к суровой жизни первобытного человека, однако ныне соответствующие физиологические механизмы становятся излишними. Он призывает генноинженерным путем повысить уровень дофамина в мозгу, тем самым добившись постоянной эйфории, которая, как он утверждает, не приведет к пассивности, а, напротив, укрепит устремление человека к достижению важных и перспективных долговременнных целей.

Эти прожекты ярко демонстрируют недопустимость эволюционно-биологического подхода к человеку, как только он переходит дозволен­ные рамки и, игнорируя многоуровневость человека, превращается в редукционизм (счастье как оптимальная комбинация нейромедиаторов в мозгу). Помимо этого, разнообразие человеческих переживаний и настроений, как палитра красок художника, не может состоять из одних только светлых тонов – грусть (которая, кстати, может быть “светлой”, как в стихотворении Пушкина), тоска, меланхолия, тревога, даже душевная боль – тоже неотъемлемая составная часть этого богатства. Сведение всей нашей палитры настроений только к светлым оттенкам напоминает замену естественного био-разнообразия монокультурой наиболее высокоэффективных сельскохозяйственных объектов.

 

⇐ Предыдущая567891011121314Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: