Пятисотая шайба Мориса Ришара

Анатолий Тарасов

СОВЕРШЕННОЛЕТИЕ

Хоккей и хоккеисты

 

Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» 1968 г.

 

Литературная запись Олега СПАССКОГО

 

Книга известного советского тренера и педагога Анатолия Владимировича Тарасова «Совершеннолетие» хорошо известна и уже получила большую популярность у нас в стране и за рубежом. Учитывая огромный интерес и мно­гочисленные пожелания советских и зарубежных читателей, издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» подготовило второе издание книги, переработанное и дополненное, ко­торое и предлагается вашему вниманию.

 

Дружеские шаржи и рисунки Игоря СОКОЛОВА

 

 

Вместо предисловия

Пятисотая шайба Мориса Ришара

 

На моем столе лежит шайба. Внешне — самая обычная.Но все-таки это особая шайба. Ее подарил мне выдающийся канадский хоккеист Морис Ришар. Пятисотая по счету шайба, которую забросил он, сильнейший хоккеист мира, в официальных соревнованиях.

Ришар, безусловно, самый популярный человек в Канаде. И не только в Канаде. Королева английская ежегодно дает ему аудиенцию, и это рассматривается как высшая традиционная почесть. Во имя Pишара, ради него в Монреале построен спортивный Дворец — благодарность великому хоккеисту, жизненный памятник ему.

Шайба, лежащая у меня на столе, напоминает о встречах с Морисом Ришаром, о той переоценке хок­кейных ценностей, которую пришлось произвести это­му прославленному мастеру.

Наша первая встреча с Ришаром была заочной. Она состоялась глубокой осенью 1957 года, во время первого турне. советской сборной по Канаде.

Этому турне предшествовали долгие переговоры с руководителями канадского хоккея. Сейчас можно признаться,что канадцы совсем не хотели приглашать к себе советских хоккеистов. Мы сами напросились к ним в гости. И хотя еще в 1954 году сборная СССР стала чемпионом мира, канадские хоккейные руководи­тели были твердо убеждены, что устраивать поездки нашей команды по Канаде нецелесообразно. Нам объ­яснили, что игра советской сборной не произведет впе­чатления что трибуны будут пустовать и потому орга­низаторы этих встреч потерпят убытки. В Канаде счи­тали, что наш хоккей пока еще слишком слаб, что победили мы на чемпионате мира в 1954 году совер­шенно случайно — в спорте ведь такое случается.

А нам — и спортсменам и тренерам — очень хо­телось попасть в эту сказочную хоккейную, страну. Мы стремились увидеть, как играют в хоккей на его родине, хотели проникнуть в сокровенные тайны этой игры, хотели, наконец, проверить себя. И все – таки в приглашении нам долго отказывали.

Однако последующие наши успехи и воздействие общественности «раскачали» канадцев. И вот мы летим за океан.

Первая встреча — первое поражение. Со счетом 4:7 мы проиграли команде «Уитби Данлопс». Это поражение нас не особенно обескуражило, потому что игра началась сразу же после девятичасового пере­лета через океан и ребята не только акклиматизиро­ваться, но и просто отдохнуть не успели. А ведь играть нам пришлось с сильным соперником, на его поле, где на нас обрушилась и сильнейшая психологиче­ская атака зрителей.

На следующий день газеты опубликовали отвыв о нашей игре Мориса Ришара. Он писал, что русских пригласили зря. Они, мол, играют так, как, играли канадцы, судя по рассказам его, Мориса Ришара,деда, лет этак 50 - 70 назад.

Это было похоже на пощечину. Но, может быть, и вправду Ришар был прав и мы действительно отстаем на полстолетия? Ведь написал это сильнейший хокке­ист мира.

Но оказалось, что даже хоккейный маг может оши­баться...

Впервые очно, лицом к лицу, мы встретились с Мо­рисом Ришаром в Праге, на чемпионате мира, куда он был приглашен как почетный гость.

Ришар пришел к нам и сказал, что хочет принести извинения за свою излишне поспешную оценку на­шего хоккея. Он объяснил, что следил за игрой по теле­визору, так как заранее был предубежден против русских хоккеистов и потому не хотел терять времени и ехать на стадион. Ничего хорошего от матча он не ждал.
А телевизор, сокрушенно качал головой Ришар, в тот день работал как-то неважно, с перебоями, и от­ того у него создалось искаженное представление о советском хоккее. Потом, подумав, Ришар добавил, что сейчас наша сборная все еще уступает коллективам высшей профессиональной лиги.

Однако уже при следующей встрече Морис Ришар рекомендовал нам сыграть с профессионалами. Трудно сказать, то ли он хотел проверить свое впечатление, то ли стремился прощупать нашу команду, понять, в чем ее сила.

А когда 12 декабря 1964 года советские хоккеисты вновь приехали в Канаду и проводили первую свою тренировку на стадионе «Монреаль канадиенс», то по­смотреть на наших ребят в полном составе явились все хоккеисты этого прославленного клуба, старейшего и по­пулярнейшего в профессиональном хоккее. Был на тре­нировке и Морис Ришар.

И вот что примечательно. Беседуя с нами, он проявил огромный интерес ко всему, что касается нашего хоккея.

Ришар задал нам в тот день чрезвычайно много вопросов. Слишком много для одной беседы.

Вопросы были самые разнообразные. Откуда поза­имствована или кем разработана наша манера игры? Чем обусловлен такой ранний и скрытый пас? У кого перенимали тактику атаки и обороны? Чем объясняет­ся пружинящая легкость в манере передвижения игро­ков? Как мы строим тренировки? Кто ваши учителя? Почему не канадцы?.. И еще великое множество вопросов.

Ришар говорил, что русские играют в другой хок­кей, не в тот, что играют они, канадцы. В какой же именно? Ришар стремится это понять и потому при­ходит на нашу тренировку, потому принимает пригла­шение приехать в Москву, потому задает нам такое множество вопросов.

Размышляя над вопросами Мориса Ришара, про­должая мысленно начатый с ним спор, пытаясь найти (уже для себя) наиболее полное и глубокое объясне­ние важнейших особенностей отечественного хоккея, я постепенно утверждался в мысли написать книгу, в которой следовало рассказать не столько о самом хок­кее, сколько о нравственном воспитании че­ловека в хоккее.

Ведь хоккей, спорт — лишь одна из сфер нашей общественной жизни. Общие принципы нравственного воспитания человека, своеобразно преломляясь, сохра­няют здесь свою вечную ценность. И потому я должен сразу же пригласить в соавторы двух великих педаго­гов — Антона Семеновича Макаренко и Константина Сергеевича Станиславского. И пусть никого не удив­ляет упоминание здесь имени К. С. Станиславского. Читатель, будет еще иметь возможность убедиться, как много общего имеют театр и хоккей.

И вот книга написана.

«Совершеннолетие» — это не только мой опыт. Это итог размышлений и исканий многих наших тре­неров. Плод не одних лишь успехов, но и неудач, огорчений.

Мне повезло: я встречался, вместе играл и работал с выдающимися спортсменами. Общение с ними обога­щало меня, помогало многое понять в спорте. И пусть не посетуют на меня мои друзья, что не все они назва­ны в этой книге.

Я писал прежде всего о тех, кого лучше знал и знаю. Отсюда не следует, конечно, заключать, что герои моей книги внесли больший вклад в развитие советского хоккея, чем те, кого я не назвал. Спортивная судьба моя накрепко связана с армейским клубом, и только потому хоккеисты ЦСКА — главные действующие лица «Совершеннолетия».

Итак, воспитание человека в спорте, че­рез спорт.

Хоккей и хоккеисты.

 

 

ОТВЕТ МОРИСУ РИШАРУ

ТРОЙКА БОБРОВА
ПРОТИВ
ЗВЕНА АЛЬМЕТОВА

 

В ОДНО КАСАНИЕ

Московский дворец спорта. Через пятна­дцать минут наша коман­да начнет свой послед­ний в сезоне матч. Потом, после окончания встречи, — торжественная церемония награж­дения победителей, спуск флага чемпионата страны по хоккею.

ЦСКА — «Спар­так». Два популярней­ших спортивных коллек­тива. И потому трибу­ны заполнены, хотя все уже ясно, хотя встреча эта не играет никакой роли для распределения призовых мест. Я люблю вот таких болельщиков. Для них главное — не счет, не очки, не места. Для них важнее всего — сам хоккей, сама игра. Эти любители спорта умеют наслаждаться искусством ведущих мастеров хоккея, их тем-пераментной борьбой на ледяной площадке. Для этих болельщиков турнирная таблица менее важна и интересна, чем соревнования мужества, интеллекта, атлетизма и воли.

...Разминка заканчивается. Судьи вызывают коман­ды на поле.

И вот мчатся на огромных скоростях хоккеисты, сверкают коньки, вскипают у бортиков яростные схват­ки, молнией выписывает зигзаги шайба. Начался хоккей!

Мы любим хоккей за удаль, за огневой характер игры, где порой совсем не просто разобраться в вихре происходящих событий. Клокочущая схватка страстей,
скрытая борьба характеров, пышущий жаром темперамент — таков хоккей.

-- Хоккей — это соревнование не только мужества и скорости. Это и соревнование умов. Лишь тот может мечтать о победах, кто умеет мгновенно, как шахматист в цейтноте, разбираться в самых сложных, постоянно изменяющихся ситуациях, кто научился едва ли не ежесекундно находить наилучшее решение из всех воз­можных, кто умеет, наконец, предвидеть, предугадывать дальнейший ход происходящих на хоккейном поле событий.

Хоккеисту нужна не только мудрость шахматиста, но и точность снайпера. Отдать шайбу прямо на клюшку мчащегося партнера, попасть на большой скорости в незащищенный уголок ворот — право же, ничуть не легче, чем пять раз подряд выстрелить из пистолета в заветную «десятку».

И еще одну важную черту можно подметить у классного хоккеиста. Его... музыкальность. Умение чувство­вать ритм игры, ритм или, напротив, аритмичность атак, умение менять этот ритм в зависимости от игро­вой ситуации.

Все это привлекает к хоккею не только сотни тысяч спортсменов, но и миллионы болельщиков. Яркое, кра­сочное зрелище хоккейного поединка — это всегда праздник. Праздник чувства и красоты. Праздник юно­сти и спорта. И мне всегда кажется, что люди, сидящие на трибунах, чуть-чуть по-хорошему завидуют нам, хок­кеистам. И им, видимо, тоже хочется попробовать свои силы.

...Однако игра продолжается, и темп ее все нара­стает. Все стремительнее атакуют спортсмены, все бы­стрее — не успеваешь порой и следить — мечется шайба.

На ходу, не останавливая игры, проводим смену со­ставов.

На площадку выскакивают Зайцев, Ромишевскнй, Ионов, Моисеев, Мишаков. Самое быстрое наше звено. Вот Зайцев перехватывает шайбу, передаст ее за воротами Роммшевскому, и Игорь, набирая скорость, устремляется в атаку. Спартаковцы поспешно откаты­ваются назад. Перед Ромишевским свободный участок льда, он может продвигаться сам, но шайба уже летит к Жене Мишакову. Быстрее, быстрее! Мишаков накло­няется вправо, обманывая нападающего спартаковцев, а.-Шайба у левого бортика, у Толи Ионова. Нет, нет, у Толи она была только какое-то мгновение, он только коснулся ее, а сейчас шайбу отбивает спартаковский вратарь, парируя внезапный сильнейший бросок Юрия Моисеева.

Пока я успеваю отметить про себя отличную скорость, с какой развивалась атака, шайбой снова.овладевают армейские хоккеисты. Они неторопливо откатываются назад, на свою половину поля, чтобы спустя несколько секунд, в одно касание передавая шай-бу друг другу, снова на огромной скорости ворваться в зону соперника.

Я смотрю, как играют эти хоккеисты, и, отвлекаясь от происходящего на поле, думаю о том новом, абсо­лютно непонятном для Мориса Ришара коллективизме, который отличает действия наших спортсменов.

 

ДЕЛО НЕ ТОЛЬКО В ПАСЕ

Разумеется, и на Западе хоккей носит коллективный характер.

Один спортсмен, даже самый большой мастер, обыграть целую команду не может. Одному трудно, практически невозможно, получив шайбу в своей зоне, провести ее до ворот соперника, обыграв по пути пять человек, тоже, кстати, мастеров. И потому хоккеисты продвигаются вперед, передавая шайбу друг другу, стараясь обыграть команду соперников не в одиночку, а общими усилиями, вместе, командой.

В пасе всегда участвуют два человека. Тот, кто пасует, передает шайбу кому-то. И тот, кто этот пас, эту передачу принимает. Поэтому мы и говорим, что хоккей — игра коллективная. Как, впрочем, и любая другая игра: футбол, волейбол, баскетбол, регби, руч­ной мяч, водное поло, где победа завоевывается трудом всего коллектива спортсменов.

Все хоккеисты в мире играют в пас. Но коллективизм нашего хоккея существенно отличается от коллек­тивизма канадских хоккеистов, и именно в этом я вижу

одну из самых главных причин успехов наших масте­ров на международных соревнованиях.

Наша школа хоккея не похожа на канадскую преж­де всего тем, что советские хоккеисты пасуют значи­тельно чаще и больше. Чем это обусловлено?

Однако прежде несколько необходимых пояснений. Нужно отличать технический коллективизм (пас) от тактического (игра без шайбы). И именно в пони­мании такти-ческого коллективизма канадские тренеры и специалисты особенно далеки от нас.

Известно, что скорость атаки или контратаки в хок­кее зависит от скорости движения шайбы. И именно поэтому Игорь Ромишевский в той контратаке, о которой я рассказывал, даже имея возможность беспрепят­ственно продвигаться с шайбой вперед, решил отдать ее Мишакову. Как бы быстро он ни бежал — шайба всегда быстрее.

Когда Ромишевский отдал пас Мишакову, то один из защитников про-тивостоящей команды бросился к нашему нападающему, стремясь помешать ему овла-деть шайбой. Это закономерно: соперник вынужден реагировать на каждый пас. Следовательно, большое количество передач увеличивает эффект атаки. Ведь цель паса — иметь свободного, как бы лишнего игрока. И если соперники сделали в ходе матча 150 пере­дач, а мы пасовали 270 раз, то это значит, что у нас было на 120 игровых моментов больше, то есть было больше благоприятных условий для развития атаки и в конце концов для взятия ворот.

Но дело не только в количестве передач. Пас дол­жен быть точным и скрытным, замаскированным; как в той ситуации, когда Мншаков, сделав ложный финт, имитировал движение вправо, а шайбу при этом пере­дал влево, на бегущего вдоль бортяка Ионова.

Чтобы..пас был неожиданным для соперника, нужно умело использовать приемы обводки. При этом переда­ча должна быть активной, иначе говоря, шайба должна попасть не просто к свободному игроку, а к тому, кто находится в наиболее удобной для развития атаки по­зиции. А этот пас партнеру, находящемуся в наилуч­шем положении, будет тем более опасен, если не один, а два-три хоккеиста стремятся выйти на опасную для соперников позицию.

Разумеется, не следует забывать, что пас вовсе не является единственным и универсальным средством ведения атаки. Шаблон, стандарт, схематизм мысли и действий убивают, мертвят самую благую идею. И если вся игра команды будет строиться на одних лишь передачах.шайбы, соперник легко сможет пресе­кать подобные атаки еще в зародыше.

Я умышленно не касаюсь здесь пока обводки как одной из возможностей обыграть соперника. Пока я го­ворю только о тех преимуществах, которые приносит коллективная игра в пас. Но хотел бы попутно заме­тить, что в условиях большой плотности игроков чрез­вычайно важную роль играет пас в ходе обводки. Такой передачей: достигается подчас не одна лишь скрытность намерений: обыгрываются и ближайший и —. нередко — другие хоккеисты соперника, не ожи­дающие столь острого и смелого решения.

Мы сами не сразу пришли к такому пониманию паса, коллективизма в игре. В первые годы мы весьма старательно подражали более опытным спортсменам других стран. Однако свои ошибки бывают особенно заметны, когда их повторяет кто-то другой и когда на них смотришь как бы со стороны. В 1952 году к нам приезжала шведская команда АИК. И вот что нам бросилось в глаза: шведские хоккеисты чаще всего

дают пас, уже ввязываясь в единоборство с противником. Такой принцип игры у них был превращен в. догму. Они пасуют как бы от худой жизни, когда нет другого выхода.

Эта особенность отличает игровой почерк, не только, скандинавских, но и канад-ских и американских спортс­менов. Если канадец или швед имеет перед собой участок свободного льда, то он скорее сам «протянет» через него шайбу. Наш же хоккеист, напротив, посту­пит иначе: повышая скорость контратаки, немедленно передаст шайбу вперед партнеру. Ведь, кроме всего прочего, когда защитник (или нападающий) долго держит у себя шайбу, то соперники в эти время успеют плотно прикрыть его товарищей.

Боюсь, что можно увидеть у меня противоречие: в одном месте я рекомендую давать пас, ввязываясь в единоборство, а несколькими строками дальше осуж­даю зарубежных хоккеистов, которые пасуют, как пра­вило, на грани единоборства.

Здесь, поверьте, нет противоречия. Все зависит от конкретной игровой обстановки. Наш спортсмен всегда стремится дать пас, и прежде всего тогда, когда парт­нер находится впереди, ближе к цели, когда он остался, хотя бы на секунду, без опекуна, когда мы контрата­куем. Но если возникла иная ситуация, если все парт­неры прикрыты, если требуется обострить обстановку, привлечь к себе главное внимание соперников, то в этом случае целесообразно использовать обводку и вы­ждать, пока партнер — опять же хотя бы на секун­ду - освободится от опеки. А в этом случае уже должен последовать внезапный скрытый пас.

Формулу сокрытия своих намерений можно было бы выразить так: «Пасуя, грози обводкой, вступая в единоборство, угрожай пасом».

Пасом кто-то должен руководить. У заокеанских спортсменов эту функцию обычно выполняет тот, кто владеет шайбой. А у нас — тот, кто без шайбы, кто стремится занять наиболее выгодную позицию. Значит, них четверо зависят от одного, а у нас — один от четверых. И потому с нашими хоккеистами бороться труднее, ибо, за четырьмя следить сложнее, чем за одним.

Такой метод блестяще себя оправдал на люблянском и венском чемпионатах мира, где советская сбор­ная была, самой результативной командой. В Любляне мы забросили в ворота соперников 55 шайб —почти в два раза больше, чем наши главные конкуренты! Еще более убедительной была наша результативность в Вене —58 -шайб заброшено и лишь 9 пропущено. Команда и хоккеисты, играющие в одно касание, выглядят порой на поле менее эффектно, чем коман­да, где спортсмены часто и много играют в одиночку, увлекаются индивидуальными проходами, обводкой противника. Зато игра первой команды чрезвычайно эффективна.

Однако при таком хоккее, при игре в одно касание спортсмен, отдающий пас, часто остается в тени (осо­бенно в глазах неквалифицированных зрителей), и по­тому на такую манеру игры могут идти не все спортсмены, а только те, кто ради общего успеха согласен быть как бы на втором плане, только те, у кого хоро­ший, добрый характер. Кто, перефразируя Константи­на Сергеевича Станиславского, любит не себя в хок­кее, а хоккей в себе.

Я твердо убежден, что подлинный коллективизм в современной классной хоккейной команде возможен, только в том случае, когда в ней, в этой команде, играют добрые, умные, хорошие и скромные люди, умеющие уважать и любить своих товарищей, люди, которые всегда готовы бескорыстно прийти на помощь другу.

Несколько лет назад играл в ЦСКА молодой за­щитник. Внимательно наблюдая за его игрой, я при­шел к выводу, что хоккеиста экстра-класса, способного
отстаивать честь советского спорта в борьбе за миро­вую хоккейную корону, из него не выйдет. Уж слишком честолюбив был этот парень и минуты буквально не мог оставаться на втором плане. Нехорошая жадность к шайбе не давала ему возможности играть в одно касание.

Володя (так звали хоккеиста) спорил со мной, го­ворил, что я не прав, что он знает себя, свои характер лучше, чем кто-то другой, что играть в хороший хоккей он тоже может. Чуть ли не на спор выходил на площадку играть в одно касание, но проходило восемь-десять минут — Володя увлекался происходящим на по­ле, переставал следить за собой, терял контроль над действиями и как результат передерживал шай6у, стремясь сам эффектно (непременно эф-фектно!) — так, чтобы обратили внимание зрители, — обыграть сопер­ника.

Большой мастер из Володи так и не вышел. И глав­ная причина, из-за которой спортивная биография это­го хоккеиста сложилась не так уж удачно, таилась в его внут-ренних человеческих качествах. Володя — плохой товарищ, себялюбец и потому так и не смог вырасти в выдающегося хоккеиста, хотя казалось, что он располагает для этого всеми возможностями.

Так хоккейные проблемы перераста­ют в общечеловеческие.

Все мы, советские люди, воспитаны в духе коллективизма.

И говоря об особом коллективизме в нашем хок­кее, мы, тренеры, должны отдать дань высокого уваже­ния семье, школе, институтской и рабочей среде, пионерии, комсомолу, партия, последовательно и терпе­ливо воспитывающим в душах нашей молодежи это бесценное нравственное качество,

О „ЗВЕЗДАХ", СОЛИСТАХ И СТАТИСТАХ

В конце 40-х годов я играл в одной тройке с вы­дающимися мастерами хоккея Всеволодом Бобровый и Евгением Бабичем.

Бобров был сильнее пас, и потому мы, его партне­ры по звену, должны были подчинять свою игру ему, подыгрывать Всеволоду. Потом, когда я ушел на тренерскую работу, моё место занял Шувалов, но и при нем распределение обязанностей в этой тройке осталось прежним: на долю Бабича и Шувалова падал самый большой объем физической подготовительной работы. Быстрому и техничному Боброву оставалось, как пра­вило, завершать начатую комбинацию голом, что он и делал блестяще.

Результативность Боброва была феноменальной. Достаточно сказать, что в сред-нем за игру он забра­сывал две-три шайбы (точнее — 2,4). У лучших же
хоккеистов сегодняшнего дня этот коэффициент значительно ниже двух, и только у Фирсова и Александрова он равен 2.

Безусловно, тройка Боброва была выдающейся. И потому но ее образу и по-добию, по тем же принципам комплектовались и другие звенья. Такое же, на­
пример, распределение обязанностей было и в, тройке, в которое играли Михаил Бычков, Николай Хлыстов и Алексей Гурышев, где Гурышев был, забивающий, а Хлыстов и Бычков ему подыгрывающими.

Считалось, что такой принцип подбора троек, распределения функций внутри, них не противоречит коллективизму. Все равно, говорили нам, вы ведь играете в звене совместно, хотя и на Боброва. Ваша тройка — коллектив, в котором выделяется
сильнейший. И в этом ничего страшного или порочногo нет.

 

Нам приводили в пример оперу. В опере ведь тоже есть не только солисты, но и второстепенные исполнители. Без этого, доказывали нам, не может быть оперы.
Принцип разделения коллектива на солистов и рядовых исполнителей, если не сказать статистов, перено­сили и на хоккей. Правда, в хоккее, как и в других видах спорта, солистов чаще называли «звездами».

Любопытная деталь. В опере львиная доля апло­дисментов достается на долю солиста, премьера. То же получалось и в хоккее: и журналисты, и спортивные ру-ководители, и любители спорта — болельщики громадную долю успеха всей команды относили обычно на счет выдающейся хоккейной «звезды».

Но вот опера провалилась. Кто виноват в провале? В театре, безусловно, виноват бывает чаще всего солист, ведь именно его пришли послушать зрители. А в хоккее? Кто угодно, только реже всего — солист, «звезда». Тут виновными оказывались обычно его партнеры, рядовые исполнители. Они, мол, недостаточнохорошо подыгрывали своему лидеру, не сумели обеспечить его точными и своевременными передачами, не так и не вовремя отдавали ему шайбу.

Нет, я (поймите меня правильно) не против хоккеиста» такого масштаба и такого таланта, как Всево­лод Бобров, Алексей Гурышев и другие «звезды» того времени. Их роль в развитии хоккея, в обогащении техни­ческого арсенала этой игры, в успехах того или иного коллектива исключительно велика. И я не ратую за сти­рание ярких индивидуально­стей, за хоккеистов-серед­нячков. Я совсем не против и той славы, которой окру­жены

Хоккейные солисты. Ведь слава эта может быть могучим стимулом для овла­дения спортсменом высотами мастерства.

Сейчас я веду разговор о другом — насколько пра­вомерно было наше понятие «коллективизма в хоккее» при построении тройки 1+2.

Думается мне, что в этом построении сказывался не столько обдуманный тактиче­ский замысел тренеров, сколько ужасная в то время бедность на игроков экстра­-класса. Игроков, умеющих завершать атаки на ворота противника забитой шайбой.

И я рассказываю сейчас об этом не для того, чтобы как-то упрекнуть наших хоккеис­тов первых призывов. Причи­на такой игры объясняется,

как читатель, надеюсь, понимает, не их личным харак­тером. Просто иногда, обсто-ятельства бывают сильнее нас.

Не могу, однако, вместе с тем сказать, что подобное понимание коллективизма было единственным и луч­шим выходом из создавшегося положения. И прежде всего потому, что такое построение троек не способствовало росту и воспитанию высококлассных игроков. Подыгрывающие всегда становились в зависимое поло­жение от «звезды» и постоянно ощущали свою второстепенность. Тем самым порой незаметно для себя хоккеист суживал свою игровую задачу, видел свой маневр только в том, чтобы подыгрывать «забивающе­му». А это значит, что он не полностью использовал свои возможности.

Если игровое задание не предусматривает инициа­тивы игрока, максимальное раскрытие его способно­стей, то хоккеист в этом случае приносит команде пользу меньшую, чем мог бы.

К тому же довольно откровенное разделение внут­ри троек на амплуа «подыгрывающих» и «забивающих» значительно ограничивало и возможности тройки в целом, ее боеспособность. У каждого была своя, опре­деленная, отчетливо выраженная задача, и потому соперникам было легче, учтя особенности тройки, подла­живаться под ее игру, находить какое-то средство про­тив ее атак.:

Но, пожалуй, главная опасность состояла в том, что выделение, в тройке «лидера», «премьера», «звезды» не способствовало росту класса самой «звезды», поро­ждало, и довольно часто, так называемую «звездную» болезнь — зазнайство, самоуспокоенность, откровен­ное пренебрежение «звезды» к товарищам по команде.

Правда, истоки этой болезни я не хочу видеть только в характерах самих хоккеистов. Тут во многом повинны и тренеры, ставящие «звезды» в исключительное положение, часто потворствующие им, и... журнали­сты-комментаторы. Да, да, и они тоже, если не больше. Сейчас я перелистываю подшивки старых газет и вижу особенно ясно, как несправедливо много писали об одних хоккеистах и как мало, напротив, одругих, о тех, без чьих усилий и без чьего мастерства были бы незаметны на хоккейном небосводе «звезды».

Вот один, другой, пятый, десятый отчеты, в кото­рых сквозит одна мысль: матч выиграл Всеволод Боб­ров. А о его партнерах порой ни слова. Даже его заме­чательные товарищи по хоккейной тройке подчас принижались, замалчивались спортивными репортера­ми. Что уж говорить о других, менее талантливых спортсменах, совсем терявшихся на фоне ореола «звезды».

Я до сих пор не понимаю, как можно было «не замечать», например, Николая Хлыстова, этого невысокого, быстрого, техничного парня, умеющего исполь­зовать хлесткий удар Алексея Гурышева. О Гурышеве, как большом мастере, говорили и писали более чем достаточно. И он это, конечно, заслужил. Но как часто забывали маленького Колю Хлыстова! А ведь сошел Хлыстов, и сразу же не стало былого Гурышева, грозного нападающего, опасного для всех вратарей.

Ну, бог с ними, с неискушенными любителями спор­та, бог с ними, теми ре-портерами, кто видел на поле только «звезды». Но ведь этой «звездной» слепоте были подвержены и некоторые руководители нашего хоккея.

Вспоминается трагикомическая, история.

1953 год. Наши хоккеисты приняты в Международ­ную федерацию хоккея. Цюрих ждет участников пред­стоящего первенства мира. С особенным нетерпением ждут сборную СССР: новички всегда интересны. Тем более что совсем недавно, неделю назад, советские хоккеисты выиграли в Вене студенческие игры, побе­див сильные команды Чехословакии и Польши со сче­том 8: 1 и 15: 0.

Интерес к предстоящему чемпионату мира все воз­растал. Мы с волнением готовились к первым трудным испытаниям.

И вдруг нам объявили, что в Цюрих команда не поедет: болен Всеволод Бобров. А без Боброва, были уверены руководители нашего хоккея, мы победить не сможем.

В коллектив» в команду сильнейших хоккеистов страны не верили. Верили в одного хоккеиста. Обидно!

Я был потом в Цюрихе. Смотрел все игры. Турнир проходил в два круга. И тогда был уверен и сейчас верю, что мы могли выступить успешно: команда была

готова.

Нас, тренеров и спортсменов, такой «коллективизм» не устраивал. Мы чув-ствовали всю несправедливость взаимоотношений игроков, установившихся в то время в некоторых хоккейных командах. Нам было ясно, что коллективизм и у нас должен быть до конца последо­вательным, точно таким же, как в любом коллективе советских людей.

 

СОЛИСТ ИЛИ ТРИО

Но если принцип построения нападающей тройки 1 + 2 (один лидер заби-вающий и два ему подыгры­вающих) мы отвергаем, то как, «а каком принципе строить тогда тройку нападения? Может быть, составить ее из трех асов — трех Бобровых? Тем более что со временем игроков высокого класса стало больше. Но могут ли играть в одном звене три Бобровых, три замечательных, но совершенно похожих друг на друга, по своей игровой атакующей манере мастера? Думаю, что нет. А вот три незаметных, классно подыгрываю­щих Бабича могут. Да еще как! Против такой тройки, уверен, не устояли бы самые сильные и опытные за­щитники мирового хоккея. Ибо подыгрывающий Ба­бич умел все — и мастерски завершать атаки, и давать партнерам неожиданные и коварные пасы, и играть, если нужно, в обороне.

Когда звено составляют три сильных, творчески разнообразных хоккеиста, ко-торые понимают, что не­зависимо от их силы они в команде и в тройке равны, то такое звено представляет собой значительно боль­шую опасность для соперников, чем то звено, где играют тоже три таких же сильных мастера, но два из них при этом понимают, что они обязаны подчинять свою игру лидеру, играть на него.

Конечно, не всегда и далеко не в каждой команде можно составит» тройки по принципу «трех Бабичей». Обычно кто-то из хоккеистов оказывается сильнее. Но и тогда роль этого сильного не должна подавлять «партии» своих товарищей. Продолжая сравнивать хоккей с оперой, я бы сказал, что в хоккее солирует не один, а трио.

Приведу пример из практики команды ЦСКА.

В звене «Б» у нас играли Леонид Волков, Вален­тин Сенюшкин и Анатолий Фир-сов. Не секрет, что Фирсов был индивидуально самый сильный хоккеист в этом звене. Но манера его игры такова, что он никог­да не просил играть на него, а сам с огромным удо­вольствием играл на своих; товарищей. Такие взаимо­отношения в команде укрепляют как всю тройку, так и авторитет ее лидера, играть с которым становится и полезно и интересно.

В нашей команде принято поощрять за игру на партнера, за заботу о товарище. Тем самым мы стиму­лируем коллективные действия. Ведь каждому хочется
быть отмеченным и тренерами и друзьями, получить высокую оценку своих действий.

При таком подходе к игре изменилось и смысловое содержание паса. Теперь хоккеис-ты стремятся не про­сто отдать пас, а ищут такую ситуацию, в которой этот пас будет особенно удобен и полезен партне­ру. И, отдавая шайбу, они снова тут же спешатна помощь товарищу, открываются, отыскивая свободное место.

Мало того, теперь спортсмены все чаще «жертву­ют» собой ради партнера. Вла-дея шайбой, они идут на столкновение с соперником (рискуя даже получить ушибы), ввя-зываются в силовую борьбу у борта, что­бы создать наиболее удобное положение товарищу по звену.

Для меня хорошей проверкой чувства товарищества у спортсменов является их реакция на забитую шайбу. Я смотрю, рады ли хоккеисты успеху товарища, рады ли они, что их партнер стал автором гола, разделяют ли они его счастье. И что бы там ни говорилось, чтовзрослым мужчинам, атлетам, спортсменам целоваться на поле не пристало, я знаю, что когда Александров целовал Сашу Альметова или Саша Веню, то за этими проявлениями дружеских чувств самая искренняя при­знательность товарищу за то, что он завершил их об­щие усилия, и — соответственно — благодарность за хорошую передачу, за помощь.

Именно нашим, современным пониманием коллек­тивизма обусловлена во многом та тактическая идея, которая определила сущность игры сборной СССР на чемпионате мира и Европы в Вене.

И раньше, до этого чемпионата, мы использовали тактику силового давления. Вспомните, пожалуйста, как в матче с чехословацкой командой в Любляне эта тактика принесла нам успех на первых же минутах.

Однако тактика силового давления в нашем понима­нии: совершенно не похожа на ту тактику силового давления, которую изобрели на родине хоккея — в Ка­наде.

Принципиальное отличие заключается в том, что канадские защитники фактически не участвуют в реше­нии игровых задач, связанных с этой тактикой, они быстро раскрывают зону, действуют позиционно, не ввязываются в рискованную борьбу, теряют террито­рию. Наши же защитники, запирая соперника в его зоне, довольно активно участвуют в атаках. Вспомните, например, что первая шайба в ворота чехословацкой команды в Любляне была заброшена после того, как А. Рагулин овладел шайбой в углу поля.

В нашей интерпретации тактики в силовом давле­нии участвуют пятеро хок-кеистов, а у канадцев — лишь трое. Но втроем против пятерых — в матче равных команд успеха не добьешься.

Иначе трактуем мы в этой тактике и смысл сило­вого столкновения: если у канадцев игрок сталкивается только для того, чтобы отделить соперника от шайбы, то наш, сталкиваясь, должен не терять контроль над шайбой, а второй хоккеист у нас при этом старается не только подхватить шайбу, но следить и за тем, чтобы прервать пас, если контратака соперника все-та­ки удается. Наконец, третий игрок у канадцев главным образом перекрывает борт, мы же призываем наших хоккеистов опекать кого-то из соперников — того, кто может участвовать в атаке.

Довольно часто использовали мы в ответственных матчах и прессинг в собственной, своеобразной интер­претации.

Но вот после Любляны появилась идея сочетания этих двух тактических идей.

До сих пор мы, как правило, использовали лишь какую-то одну, хотя иногда в некоторых матчах, в разные игровые отрезки применяли поочередно обе. Подсчитав с карандашом в руках свои ресурсы, мы пришли к выводу, что такая «двойная» тактика наибо­лее полно раскрывает наши возможности и явится полной неожиданностью для соперников.

Было ясно, что наши хоккеисты при такой игре смогут всем составом хорошо накатываться, а это очень важно, ибо, накатываясь, мы вместе с этим «ука­тываем» и соперника, и, стало быть, перед командой открывается множество «зеленых улиц» — самое важ­ное условие для многочисленных пасов, главное ору­жие советского хоккея.

Высокая сообразительность, инициатива спортсме­нов — непременное требование той манеры игры, к ка­кой мы хотели перейти, но этого у нас, слава богу, хватает. В ходе такого скоростного катания мы смогли с большей эффективностью выполнить свои творческие задумки.

Эта наша тактика явилась глубочайшей неожидан­ностью для соперников, и сбор-ная ЧССР так и не смогла тогда, в Любляне, да и позже, в Вене, найти необходимые контраргументы.

12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: