Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!

с супружескими парами и семьями 9 глава

Вместо того чтобы устанавливать прочные отношения, участники рикошетом парируют реплики друг друга. Не замечая дифлексии, система старается принимать незавершенное действие как должное. Семьи и супруги с дифлексией находят безопасную тему для разговора, чтобы достичь взаимного удовлетворения. Одно переживание растворяется в другом и исчезает. Это дает слабое движение и прочный результат. Границы между людьми размыты, плохо установлены, и таким образом членам такой системы удается избегать межличностного дискомфорта.

Дифлексия – это безумный и головокружительный способ общения, потому что члены семьи или муж с женой не имеют нормальных полноценных отношений друг с другом. Их голоса, путешествуя от одних ушей до других, прерываются на полуслове, постоянно перескакивая с темы на тему. В крайних проявлениях члены таких семей говорят все одновременно, и никто из присутствующих не чувствует интереса к себе или причастности к происходящему.

Конфлюенция, или слияние – совсем другой вид сопротивления. Это явление характерно для фаз осознавания, разрешения и выхода интерактивного цикла. Конфлюенция является основным способом непрятия различий между людьми. В фазе осознавания люди, не оглядываясь, приходят к соглашению, даже не обсуждая мнения друг друга. Похожая ситуация возникает и в фазе разрешения, где требуется различение и разделение каждого голоса.

Конфлюентные семьи также имеют тенденцию к ретрофлексии. Как и при ретрофлексии, они слабо руководствуются соображениями друг друга и не отличаются искренностью. В таких семья царит род интеллектуальной лени, когда люди не желают думать всерьез о том, что говорится вокруг. Они могут легко согласиться с едва “пропеченной” идеей, которая при близком рассмотрении может не иметь никакого смысла. Любовь к ближнему – такая работа, которая предполагает несогласие друг с другом, а в результате дает им возможность прийти к лучшим и свежим решениям. Конфлюенция всегда препятствует таким совместным усилиям и тем самым препятствует возникновению опыта совместной жизни и любви. Энергия в таких системах нейтрализуется.

Конфлюентные и дифлективные семьи не делают ничего, чтобы могло привести к настоящей близости, возникающей в результате взаимного противостояния, когда люди настаивают на том, чтобы быть услышанными, провоцируют друг друга на агрессию или симпатию, спорят, принимают или не принимают чью-то сторону в решении сложных проблем. Дифлексию и конфлюенцию характеризуют стереотипные выражения любви, в которой нет доверия, потому что оно никогда не подвергается испытаниям. Люди в таких семьях не могут полностью считаться друг с другом или чувствовать настоящую солидарность в своем маленьком сообществе.

В последней части цикла, фазе выхода, членам конфлюентной семьи или супругам трудно отпустить друг друга. Они “прилипают друг к другу”, “повисают на шее”, так как боятся малейшего разделения. Им страшно оказаться без опоры. Существуют служащие, например агенты по продаже или рекламе, которым платят за то, что они умеют манипулировать своей любезностью и услужливостью. Таких людей обычно называют соглашателями, они настолько сильны в своих дипломатических качествах, насколько боятся конфликтов. И естественно, что стремление к слиянию обычно возникает у людей, которые настолько незащищены или не осознают своей силы, что боятся любого воздействия извне.

Теперь, внимательно вглядевшись в различные проявления сопротивления, мы можем заметить, что сопротивление служит защитой от душевной боли, травмы, дискомфорта, тяжелых столкновений и отвержения. Вместе с тем мы видим, какую цену приходится за это платить: безразличие, интеллектуальная скудость, энергетическое истощение, депрессия, утрата чувства юмора и веселья, чувство неудовлетворенности – вот что характерно для различных форм сопротивления (см. табл. 6.1).

Таблица 6.1. Общие определения: сопротивление, сотрудничество, поддержка

А: Фаза/ модель/ сопротивление

Возбуждение/десенсибилизация

Осознавание/проекция

Энергия/интроекция

Действие/ретрофлексия

Контакт/дифлексия

Разрешение/конфлюенция

Выход/конфлюенция

Б: Сопротивление, возникающее в фазе цикла или перед ним

Блокирование чувств с помощью ослабления рецепторов, включая избирательный слух, тактильное бесчувствие, неспособность различать слабые или даже очевидные качества других. Результаты: скука и отсутствие интересов.

Приписывание другим своих собственных мыслей, чувств, убеждений и т.д. Результаты: внутренние переживания воспринимаются так, как будто они принадлежат другому.

Принятие идей, информации, ценностей, убеждений и т.д. без различения. Поведение, при котором человек считает, что он “должен” действовать, не задавая вопросов. Результаты: идентификация с окружающей средой и нивелирование собственного "я”.

Поворот энергии вовнутрь. Человек делает с собой то, что хотел бы сделать с другим или с окружающей средой. Избегание агрессии или проявлений недовольства. Сохранение самодостаточности, а по сути — насилие. Результаты: самодеструктивное поведение, болезни и чувство вины.

Уход в сторону от собственных или чужих чувств с помощью отклонения внимания от такого контакта. Снижение напряжения или внимания к контакту.

Размывание границ между собой и другими или окружающей средой. Отказ от различения и отъединения собственного "я”.

Трудности, возникающие в тот момент, когда нужно дать другому уйти - “зависание” на контакте без учета энергии, необходимой для переживания контакта.

В. “Сотрудничество”

Поддержание сниженных стимулов из окружающей среды; принятие скуки как должного.

(а) Человек, склонный к проекции; (б) реципиент, который может (1) предложить мало информации и ограничивает попытки получить ее; (2) принимает проекцию без протестов.

(а) Человек, склонный к интроекции; (б) донор, который насильно “скармливает” мнения, инструкции и т.п. своему реципиенту. Может сопротивляться усилиям по деструкции и ассимиляции, например, с помощью убеждения.

Принятие соматизации эмоций/возбуждения без различения (например, гнев, направленный вовнутрь, вызывает головную боль). Члены семейной системы ничего не предлагают. Никто ни о чем не просит.

Принятие уклонения; удовлетворение “незавершенным действием”. Желание начать новое дело, не завершив старое.

Отдельное существование непереносимо; “повисание” на другом; согласие находиться постоянно вместе.

Партнеры испытывают тревогу перед разъединением и не могут отпустить друг друга; они боятся отделения и различения; слишком долгое рукопожатие - “мертвые руки”.

Г. “Поддержка системы”

Отсутствие стимулирующих культурных характеристик системы; обесценивание/страх возбуждения.

Ограниченное общение и язык; обесценивание обсуждений; никакого обмена осознаванием.

Важность привычного поведения со слабыми требованиями к современной системе ценностей, отвечающей актуальной ситуации. Отсутствует энергия для отбора.

Переоценка самодостаточности и межличностных границ; поддержка системы и усиление физических симптомов как выражения чувств.

Подкрепление посторонних тем для контакта; болезненная охрана границ, что позволяет ограничить контакт внутри системы; обесценивание конфликта внутри системы; словарь системы не содержит конфликтных слов, таких, например, как спор, ссора, обида и т.п.

У системы отсутствует опыт разрешения; системные механизмы, или ритуалы, противостоят агрессии или несогласию. Ценность: “Не расшатывай лодку”.

Система, в которой пассивности и спокойствию противостоят ритуалы и процесс, который отрезает их, например, долгие обсуждения, пока не будет достигнуто единообразие мнений.

____________________________________________________________

Семейная терапия в основном сосредоточивается на неосознанных силах. Цель терапии заключается в том, чтобы подвести сопротивление к осознаванию таким образом, чтобы семья или супружеская пара могла выбрать для себя более приемлемые способы контакта. Задача терапевта – вызвать у своих пациентов любопытство к тому, как они справляются с этим явлением, чего они избегают и какую цену платят за такую безопасность. А поскольку мы оптимисты, мы всегда надеемся на то, что такое осознавание действительно вызовет изменения к лучшему. Часто так и происходит, и мы всегда очень рады подобным изменениям.

Семья Франклин: работа с сопротивлением

Этот рассказ поможет нам поговорить о сопротивлении в контексте данной ситуации. Давайте рассмотрим, как терапевт работает с сопротивлением и избегает мобилизации сопротивления у семьи Франклинов. У этой семьи сопротивление выражено не сильно. Контакт достигнут, и все члены семьи свободно задают друг другу разные вопросы. Однако похоже, что под видом контакта им позволено вторгаться за личные границы другого. Когда человеку задают слишком много вопросов и он начинает чувствовать, что ему навязывают контакт, вправе ли он отказаться говорить о чем-то слишком личном? Что можно считать допустимым в нормальной семье?

Отцу семейства сорок три года, он преподаватель, а матери сорок два, она врач. У них трое сыновей: Мэту семнадцать, он собирается поступать в колледж, Лэсу пятнадцать, он еще учится в школе, а Джерри двенадцать.

Мэт: Я не хочу никаких обидных выпадов.

Мать: Я тоже не хочу, правда, я никогда не знаю, что может тебя обидеть. Когда ты заговорил об этом, я стала представлять себе, что ты чувствуешь.

Отец: Все, что здесь происходит, важно для нас.

Мэт: А я и не говорю, что не хочу разговаривать о чем-нибудь важном. Просто мне кажется, вы могли бы заметить, что у нас есть определенный настрой...

Отец: Все это прекрасно, и я это приветствую, но я совершенно не понимаю, где здесь обидные выпады.

Мэт: Я думаю, вы оба знаете, что это такое. Это когда скажешь что-нибудь и думаешь: “Зачем я это сказал?” Вот вам пример: когда я уехал с Крисом на каникулы, вы дали мне понять, что недовольны.

Отец: Согласен. Ты прав, было бы разумнее обходиться без подобных вещей. Но мне кажется, для разговоров о том, что мы чувствуем, двери должны быть распахнуты. Ведь если мы говорим о своих чувствах, это не значит, что мы хотим обидеть друг друга.

Мэт: Хорошо.

Сопротивление членов семьи происходит на осознанном уровне. Так как членам семьи трудно определить или понять, что такое “обидные выпады”, у них возникает ощущение тайны. Тайна порождает проекции, потому что общий смысл не найден.

Интроекции возможны тогда, когда кому-то просто сообщают информацию, а он не задает вопросов, или кто-то обижен чем-то и принимает это, не высказывая претензий.

Решение проблемы может проходить еще несколькими способами: вы можете отрицать обиду или оправдывать ее. Вы также можете удивляться, что кто-то обиделся на вас, обесценивая сказанное другими, или, наоборот, сожалеет об этом.

Терапевт: Я хотел бы сказать вам, что просто поражен, как быстро вам удалось найти интересующую всех тему. Вы поговорили, проработали ее и пришли к согласию. Это здорово. Большинство семей не умеют так активно и быстро разрешать свои проблемы. Мне было приятно видеть, что вам это удается. А сами вы замечали, с такой легкостью вы расправляетесь с возникающими в вашей семье трудностями?

Фокусируя свое внимание на сильной стороне и состоятельности семьи, терапевт оказывает ей поддержку: “Посмотрите, какие вы хорошие! Посмотрите, как легко вам удается справляться со своими проблемами! Я поражен!” Ведь понятно, что не любая семья может позволить чужому человеку стать участником их жизни.

Но если этот человек говорит им: “Ребята, я знаю, какие вы хорошие, и все у вас получается. И если мы встретимся еще, вы должны знать: я на вашей стороне. Правда, если есть светлая сторона, значит, может быть и темная, которая вам может и не понравиться. Но я пойму и приму это”. У терапевта есть привилегия и одновременно тяжелая ноша – определять светлые и темные стороны семьи.

Первая интервенция приостанавливает процесс развития сопротивления. Она поддерживает хорошее самочувствие у участников и уводит их от противостояния. Тем самым терапевт как будто говорит: “Вы пришли сюда, чтобы посмотреть на свои недостатки, и, наверное, поэтому вы волнуетесь. Если я буду, уподобляясь вам, рассматривать оскорбления, которые вы наносите друг другу, вы почувствуете себя еще хуже. Тогда вам захочется объединиться против меня и сказать: “Мы не такие плохие, как вы думаете. Вообще-то мы хорошая семья”. Когда терапевт присоединяется к сильным сторонам семейной системы, он снижает сопротивление контакту между членами семьи, а также между ним самим и семьей. Он налаживает с ними хорошие “рабочие” отношения.

Эта интервенция также дает позитивное подкрепление семье в целом. Она призывает участников: “Продолжайте делать то, что вы делаете хорошо”. Позже, спрашивая их, о том, как легко они решают свои проблемы, терапевт побуждает семью проявить любопытство к своему интерактивному процессу.

Терапевт поддерживает сильные качества семьи, и первая интервенция проходит как простой комплимент. Она напоминает членам семьи об основных проявлениях их состоятельности – они способны называть свои проблемы и готовы их обсуждать.

Как ни странно, большинство семей не готовы принимать такие “комплименты”. Ведь они зафиксированы на своих недостатках, проблемах и неприятностях. Упоминания о сильных сторонах в поведении семьи не кажутся им уместными в подобной ситуации.

Отец: Лэс и Джерри, что вы думаете о том, что Мэт может покинуть нас, как в прошлом году?

Лэс: Мэт часто уезжает из дома, и мне кажется, что ничего особенного не случится.

Джерри: Когда Мэт отправился на каникулы, мы знали, что он скоро вернется. Это совсем другое. А тут я не знаю, когда его ждать.

Отец: Мне тоже так кажется. Мэт, как ты относишься к тому, что можешь покинуть гнездо?

Мэт: Я отношусь к этому хорошо... Нет, не потому, что я хочу уйти из дома. Я думаю, что мне захочется вернуться, что я буду скучать первые несколько недель, но я знаю: справлюсь с этим.

Мать: Я по-настоящему гордилась тобой, когда ты сам спланировал свою поездку, выяснил расписание рейсов и организовал ужин с друзьями.

Мэт: Мама, ты совсем не вспоминаешь своих братьев. Непохоже, что у вас с папой были братья и сестры. Мне это странно.

Отец: Мне это тоже странно, особенно когда я думаю, как вы, мои сыновья, покинете дом, и о том, как вы близки друг с другом и с нами.

Лэс: А как ты понимаешь, что ты с кем-то близок?

Отец: Я буду надеяться, что не потеряю связь с тем, кто мне близок.

Джерри: Да, правильно.

Отец: А как ты определишь, что такое близость? Мои сестры и я, например, не особенно играли друг с другом, когда росли вместе. Мама тоже, как мне кажется, не особенно дружила с дядей Джимом. А вот вы все время вместе.

Мать: Я тоже много думала о том, как и где вы станете жить.

Лэс: Я собираюсь продавать драгоценности в Аризоне. А ты приезжай ко мне в гости.

Отец: И все-таки как бы там ни было, близки мы или нет, о будущем говорить рано.

Такие вопросы – палка о двух концах. С одной стороны, они проясняют то, что происходит, позволяют преодолеть непонимание и углубляют контакт между членами семьи. Вопросы предотвращают проекции и интроекции – никто не додумывает и не предполагает за другого. Темная же сторона заключается в полной свободе задавать вопросы в любой момент, что может нарушать автономность и быть назойливым внедрением в личную жизнь. В таком случае контакт между членами семьи, наоборот, прерывается и становится неопределенным.

Терапевт внимательно ищет те “узкие места”, на которых семья начинает “буксовать”. Например, только ли взрослые задают вопросы? Как это выглядит – как допрос или как живой интерес? Если в семье кто-нибудь, кто не задает вопросов и не проявляет любопытства, потому что боится это делать? Есть ли в семье люди, которые могут задать вопрос, независимо от того, насколько другой готов на него ответить?

Терапевт: Сейчас мне бы хотелось на минутку прервать вас и сообщить о том, что я заметил. Как вы помните, я попросил у вас разрешения вступить в разговор, если увижу что-нибудь, что вас заинтересует. Когда я обращал ваше внимание на то, что кто-то мог задавать вопросы, а кто-то просто сообщал некоторую информацию о себе, всякий раз мне казалось, что я вижу определенную модель. Например, большинство вопросов исходило с одной стороны, затем вопросы стали поступать с другой стороны. Или, когда мне казалось, что в основном информация шла от одного источника, внезапно она начинала поступать из другого. Удивительно, но, похоже, вы все способны задавать вопросы друг другу. Я еще не до конца уверен в этом, потому что мы еще только начали работать, но, по-видимому, каждый из вас чувствует себя свободным спрашивать и отвечать друг другу. Может быть, это и не совсем так, но пока что мне так показалось.

Итак, я хотел бы попросить вас подумать о том, действительно ли каждый из вас настолько волен спрашивать любого обо всем, или это не так? Мне было бы интересно, если бы вы попробовали поразмышлять об этом, если вас это вдохновляет.

Что же делает терапевт для того, чтобы снизить сопротивление и усилить интерактивный процесс? Давайте посмотрим, что он сказал на самом деле. “Сейчас мне бы хотелось прервать...” – говорит терапевт. Это означает: “Я уважаю то, что вы делаете. Я знаю, это ваша семья и ваша борьба, и я уважаю и принимаю вашу борьбу друг с другом”. Выявляя то, что может быть интересным для членов семьи, терапевт напоминает им: “Это ваша работа, ваше любопытство, ваша энергия, но они очень важны и для меня. Я буду продолжать поддерживать вашу энергию, вызывающую ваше любопытство и способности к самонаблюдению, чтобы в будущем вы не нуждались во мне и сами смогли увидеть, что происходит и где причины ваших трудностей”.

Терапевт развивает тему обмена информацией между членами семьи. Насколько им легко говорить о себе? Как трудно им делиться друг с другом своими сокровенными переживаниями, ведь это связано с теми самыми “обидными выпадами”?

Далее терапевт говорит: “Удивительно, но, похоже, вы все способны задавать вопросы друг другу!” Следующий шаг – предложение провести эксперимент на уровне осознавания, чтобы убедиться в том, что они могут спрашивать каждого или говорить “что угодно”. Клиницист развивает тему, снимая ограничения, наблюдая, насколько свободна семья, и исследуя возможности появления болезненных точек, страхов и затруднений.

Мэт: Мне было легко задавать личные вопросы Лэсу и Джерри. А потом я уже стал задавать такие вопросы маме и папе.

Мать: Я пыталась понять, кому я могу задавать вопросы. Этим летом я задавала Лэсу очень много вопросов и сама много рассказывала ему о себе. С Мэтом я осторожнее, но не думаю, что это такая уж проблема. Как ты думаешь, Мэг?

Мэт: Конечно.

Отец: Я думаю, что долгое время мы не могли задавать друг другу вопросов. Я часто испытываю сомнения, когда мне хочется спросить вас о чем-то. Наверное, это как-то связано с вашими возрастными проблемами, но иногда это бывают и совершенно невинные вопросы.

Мать: Как думаете, ребята, вы задаете мне вопросы? Я что-то не припомню.

Мэт: Мне кажется, вопросы возникают, когда мы смотрим семейный альбом с фотографиями. Но я думаю, что ты имеешь в виду главный вопрос.

Отец: Довольно трудно говорить о себе: я слышу, что вы все время задаете вопросы маме, но не слышу, чтобы вы задавали их мне.

Мать: Иногда вы оба готовы пойти мне навстречу, а потом все начинается сначала. Иногда мне просто нужен ответ.

Настаивая на вопросах и обнаруживая чувства, человек отделяет себя от других. Однако спрашивая о чем-то глубоко интимном, можно оказаться назойливым и получить отпор. Здоровые семьи стараются найти баланс между любопытством и назойливостью. Мы можем сообщать просто информацию, а можем сообщать и нечто такое, что способно причинить боль. Семья и терапевт исследуют эти варианты.

Терапевт: Позвольте я продолжу свои рассуждения. Я не совсем ясно представляю себе, куда мы двигаемся, но я заметил, что все вы, похоже, легко и свободно говорите друг с другом, как сообщая о себе информацию, так и спрашивая о чем-то других. Я как будто слышу ваши реплики: “Да, мы свободно говорим, но... но... но...” И можно только предполагать, что это за “но”. Итак, позвольте мне предложить вам кое-что, а вы скажете, нужно вам это или нет.

Каждый из вас мысленно либо задает вопросы другому, которые не хотелось бы задавать, либо говорит что-то, о чем бы не хотел говорить. Просто подумайте о том, о чем вам не хотелось бы говорить, или о том, о чем не хотелось бы спрашивать. Я гарантирую: вам не придется произносить этого вслух, даже за пределами моего кабинета. Далее, подумайте о тех вопросах, которые вам хотелось бы задать кому-то, но вы не станете их задавать; или подумайте о том, что бы вам хотелось сказать о самом себе или о другом человеке, но вы не скажете этого. А затем посмотрите, сможете ли вы объяснить, почему вы этого не делаете. После вы просто скажете, почему вы можете или не можете так сделать. Не произносите ваши мысли вслух. Например, вы можете сказать: “У меня есть вопрос, который я не собираюсь тебе задавать, потому что...”

Может быть, это даст нам некоторые намеки на то, что мы упускаем. Мне кажется, в этом что-то есть. Хорошо? Как вы думаете? Понятно ли я выразился? Попробуйте подумать о том, как много вопросов или замечаний вы не могли бы произнести. Возможно, каждый из вас пятерых мог бы подумать о двух таких вопросах к двум разным людям. И если нам повезет, мы сможем послушать каждого из вас.

Эта третья интервенция после долгого выслушивания и восстановления происходящего укрепляет эксперимент. Заявляя: “Я не совсем ясно представляю себе, куда мы двигаемся” и “Вы скажете, нужно вам это или нет”, терапевт вызывает доверие прежде настороженных членов семьи. Таким образом, он дает им понять: “Я осторожно следую за вами, и это единственно возможный способ, который принесет вам пользу”. Все сомнения, сопротивление и вопросы допустимы. А затем эксперимент предлагает новую отчетливую, адресную форму, которая поддерживает личные границы участников. В то же время эксперимент исследует то, что может оказаться болезненным или трудным для членов семьи, и потому они не могут сказать или спросить об этом.

Идея эксперимента прозрачна: человек может иметь свои секреты, и если он хранит их при себе – это нормально. Быть может, очень важно в тех или иных случаях не говорить то, что может причинить другому боль, и не делать тех самых “обидных выпадов”, о которых говорит Мэт. В этом не ничего ужасного, это вполне естественно для членов семьи. Кроме того, эксперимент оставляет за участниками “безопасную возможность” все-таки сказать нечто вроде: “Да, я бы мог спросить об этом, и она (или он) с удовольствием ответили бы”. Эксперимент дает семье свободу обращения к трудным переживаниям.

Отец: Вы хотите, чтобы мы объяснили, почему нам трудно говорить о чем-то. И это может быть какой-то вопрос или что-то о нас самих.

Мать: Почему мы что-то утаиваем друг от друга? А потом гадаем, почему человек не может сказать это или: “О, Боже мой, я никогда не предполагала этого”.

Мэт: Если я признаюсь в том, что не могу сказать тебе что-то, потому-то и потому-то, кто-то другой скажет: “А почему он не может сообщить это мне?” Мне кажется, этот кто-то обидится.

Отец: Так можно неожиданно обнаружить, что кто-то недоволен тобой или может быть недовольным, при том что причина недовольства не открывается.

Если вы не делитесь с близкими, никто не будет расстроен или обозлен на вас за то, что вы испытываете такие непонятные или “безумные” чувства. Если вы не задаете “трудных” вопросов, вы никого не расстроите. При этом вы изолируете свою боль от других и почувствуете себя одиноким человеком, находящимся вне контакта с семьей. Итак, получается, что если вы не поворачиваете свои чувства вовнутрь (не подвергаете их ретрофлексии), то рискуете навлечь на себя недовольство окружающих и произвести “обидные выпады”. Ретрофлективные чувства, в свою очередь, дают человеку ощущение безопасности, внутреннего спокойствия, но за это он платит дорогую цену – изолирует себя от близких.

Терапевт: Я уверен, что в вашей семье действительно кто-то будет разочарован или травмирован. Это происходит не в каждой семье, но в вашей скорее всего произойдет. Поэтому давайте представим себе, что кто-то уже расстроен тем, что услышал, и посмотрим, что получится. По-моему, это интересный вариант? Хорошо?

Эта интервенция продолжает предыдущую. Терапевт предполагает: “В вашей семье человек не будет чувствовать себя в безопасности, если начнет задавать некоторые вопросы или высказывать определенные соображения. Этот эксперимент дает вам возможность, не задавая “опасных” вопросов, лишь поделиться трудными переживаниями, как если бы вопрос был задан или было высказано соображение: “Если бы я сказал тебе это, ты бы обиделся...”

Отец: Значит, вы не будете задавать вопросы, потому что боитесь, что можете получить ответ, который вам не понравится?

Мэт: А мне кажется, что вы будете смеяться. Некоторые вопросы, которые я хотел бы задать, могут показаться дурацкими. Я всегда приблизительно знаю, что вы можете мне ответить.

Отец: Когда ты говоришь, что вопросы дурацкие, и боишься, что над тобой посмеются, ты думаешь, что кто-то решит, что ты дурак? То есть вместо того чтобы задать мне эти вопросы, ты говоришь: “М-н-н, а что бы сказал папа?”

Мэт: Да, ты можешь подумать: “Я веду себя здесь не так глупо, как ты”.

Отец: Это был “обидный выпад”?

Мать: У меня тоже были похожие ощущения. Мне показалось, что если я что-то скажу, все начнут смеяться.

Лэс: Это правда.

Мать: Произойдет одно из двух. Или все начнут смеяться и приговаривать: “Ну, мама, ты даешь!” Или меня вовсе не будут слушать и начнут перебивать. Это очень хороший способ закрыть мне рот. Поэтому мне и приходится переводить все в шутку, только так мне не удается сказать то, что действительно хочется.

Отец: Я чувствую то же самое. Довольно трудно делиться своими чувствами. Я тоже боюсь, что вас это только позабавит. Вы, парни, легко отбиваетесь. Мне тяжело, когда я говорю вам что-то серьезное, а вы считаете, что это какая-то дребедень. Тогда я останавливаюсь и перевожу разговор на другую тему. И в отчаянии говорю: “Ну и черт с вами!” Поэтому я останавливаюсь, когда мне хочется поделиться с вами.

Сопротивление приобретает парадоксальную форму. Обмен информацией обычно обогащает контакт и, соответственно, снижает сопротивление, однако чрезмерная информация может быть болезненной для других, тогда люди начинают избегать контакта, отталкивая близких, что тоже травмирует их, или, пользуясь языком данной семьи, выливается в “обидные выпады”.

В описанной беседе буквально каждый член семьи чувствует себя как потенциальная жертва насмешек или каких-то других способов издевки, и не находится никого, кто бы хотел разубедить в этом другого. Как только отец близко подступается к болезненным переживаниям Мэта, мать перебивает его своими собственными жалобами. Единственное, в чем они все признаются друг другу – в своей уязвимости.

Терапевт: Можно я скажу вам, что вырисовывается из того, что я вижу и слышу, если это соответствует тому, что говорите и слышите вы. Я снова хочу сказать вам: вы производите на меня сильное впечатление. Сомневаюсь, чтобы существовало много семей, которые могут так свободно разговаривать друг с другом. Вы задаете вопросы. Один или два раза мне показалось, что вы делаете “обидные выпады” — вы называете это высмеиванием друг друга. А знаете, далеко не так просто назвать “обидные выпады” высмеиванием. Однако, похоже, у вас это получается удивительно легко. И я думаю, раз у вас это получается здесь, значит, и дома вы ведете себя так же. Поэтому в вашей семье все идет хорошо.

И все-таки я услышал и другое – ваш милый стиль общения задевает за живое каждого из вас. Вы можете говорить или не говорить об этом, но как же тогда другой узнает о том, что задел другого?

Вот что я узнал, слушая вас: вы действительно не препятствуете друг другу, когда задаете вопросы, которые задевают вас, и отвечаете на них. Удивительно, но факт. Но, возможно, вы хотели бы поговорить и о тех случаях, когда это не срабатывало?

Лэс: Мне кажется, мама, ты бы хотела, чтобы наша семья была идеальной. Я думаю, ты добиваешься цели, которой очень трудно достичь любой семье. Может быть, если ты не будешь так сильно настаивать на этом, будет лучше. А ты, наоборот, все время стараешься добиться лучшего, а когда не получается, взрываешься. Говоришь: “Я чужая в этой семье... Ах! Ах! Ах!” Ты знаешь, что в семье четверо парней и только одна девчонка, ведь ты - 20 процентов семьи.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 7 8910 11 12 Следующая ⇒

Воспользуйтесь поиском по сайту: