 |
Семинар по работе со сновидениями 6 глава
|
|
|
|
Я работаю с помощью шести приспособлений. Первое — это мое мастерство, второе — платок. Потом горячий стул. На него вы садитесь, если хотите работать со мной. А рядом стоит пустой стул, с помощью которого проводятся, скажем так, внутриличностные контакты. И у меня есть сигареты — сейчас очень хорошие, «Шаман» — и пепельница. И, наконец, мне нужен кто-то, кто хочет оставаться здесь и поработать со снами. Итак, я в вашем распоряжении. Кто действительно хочет поработать со мной, а не выставлять меня дураком?
Сэм
Сэм: (говорит быстро) Меня зовут Сэм...
Фритц: Я встречал Сэма раньше. Мы встречались
раньше.
С: А... За столом, когда ели.
Ф: Да. Но ты не работал со мной.
С: Нет.
Ф: Пожалуйста, не меняй свою позу. Что вы заметили в его позе?
X: Он несколько зажат.
Ф: Он — закрытая система. И, не только это — его правая часть идет к левой, а левая — к правой. Насколько можно сжаться? Он еще ничего не сказал, но вы видите, как много он выражает своей позой.
С: Да, я чувствую себя в безопасности, (смех)
Ф: Ты не сделаешь мне одолжение? Посмотри, как ты почувствуешь себя, когда откроешься. Да...
С: Я чувствую, как бьется сердце.
Ф: Теперь тебя охватил страх сцены. Теперь ты не очень-то в безопасности. И знаете, — я буду часто комментировать по ходу дела, — в психиатрии тревога считается очень сложной проблемой. В действительности — это просто страх сцены. Если вы в сейчас, вы в безопасности. Как только вы перепрыгиваете из сейчас, например, в будущее, интервал между сейчас и потом наполняется едва сдерживаемым возбуждением и это воспринимается, как тревога.
С: Я все еще чувствую, как бьется сердце.
Ф: Да. Закрой глаза и войди в настоящее, а именно
— в сердцебиение. Оставайся со своим телом. Что ты чувствуешь сейчас?
|
|
|
С: Очень... Все мое тело, я могу чувствовать, как бьется сердце... Я чувствую, что дышу...
Ф: Да? Что ты воспринимаешь?
С: Давайте продолжим.
Ф: Ты против того, чтобы остаться в сейчас? «Давайте продолжим» снова означает вперед, в будущее. Ты против того, чтобы сидеть здесь? Ты чувствуешь, что застрял, или ты чувствуешь бессилие, скуку или что-нибудь еще?
С: Я чувствую, что это мой единственный шанс поработать с тобой, и я лучше сделаю как можно больше, вместо того, чтобы тратить время на тревогу.
Ф: Ага. Посади Сэма на пустой стул и поговори с Сэмом. «Сэм, это твой единственный шанс. Сделай все наилучшим образом.» (смех)
С: Да. Ты сидишь здесь и выглядишь зажатым... Зачем ты сюда вышел?
Ф: Поменяйся местами. Я называю это «созданием сценария». Вы придумываете сценарий или диалог между двумя оппонентами. Это часть интеграции отдельных частей вашей личности, а это обычно противоположности — например, собака сверху и собака снизу. Итак, поговори с ними снова. Тот, кто здесь сидит, — это он или она?
С: (защищаясь) Это он.
Ф: Ты понятия не имеешь, как часто собака сверху
— женщина, «еврейская мамаша».
С: Ну, я уже не так уверен... (смех) Я не знаю, почему я поднялся сюда. Просто посмотреть, смогу ли... посмотреть, достанет ли он меня, думаю так...
Ну и отношение у тебя (смех). Ты думаешь, что ты здесь, чтобы сражаться с Фритцем?
Нет. Нет, я не хочу сражаться с Фритцем... Я не знаю, зачем я поднялся сюда. Кто ты, вообще? Что тебе до этого?.. Что тебе до этого?.. (вздох)
Ф: Вы заметили, я всегда позволяю «пациентам» делать свою работу. Что делает твоя правая рука?
С: Играет с левой.
Ф: О'кей. Можешь создать диалог между правой и левой руками? Пусть они поговорят друг с другом.
С: Я собираюсь пожать тебя, левая рука. От этого мне становится лучше.
Я тоже хочу пожать тебя.
О'кей.
Я просто... Эй, смотри, левая рука. Я просто вижу, что моя левая нога двигается, (смех) Интересно, что это значит.
|
|
|
Эй, правый большой палец, посмотри на левый большой палец. Я собираюсь дотронуться до тебя. И я люблю тебя.
Это очень успокаивает.
Ты знаешь, левая... левая рука, о, я собираюсь пожать тебя.
Это очень здорово.
Я больше не чувствую, что пожимаю тебя. Смотри, что ты делаешь. Ты давишь своим большим пальцем на остальные. Выглядит, как глаза. Так, левая рука?
Да. Ты больше похожа на глаз, чем я.
Да.
Ф: Можешь теперь сыграть глаза? Обратись к аудитории. У тебя есть глаза, или глаза есть только у аудитории? Ты чувствуешь, что на тебя смотрят, или у тебя есть
глаза и ты тоже можешь видеть? Про такой тип людей я говорю, что они таскают с собой зеркала. Они всегда таскают свои зеркала с собой и используют других людей, чтобы увидеть свое отражение. У них самих обычно нет глаз...
С: Хмм... Я не чувствую, а, что ваши глаза управляют мной.
Ф: Что ты видишь?
С: На самом деле, я на вас и не смотрю. Вроде... просто уютно — смотреть и видеть всех. Но я, на самом деле, не смотрю на вас. Сканирую. Здесь моя жена... Я думаю, что всем вам любопытно... Да, и еще вы внимательны. Но не очень.
Ф: Теперь сыграй их. Пересядь на этот стул. «Я любопытен, но не слишком внимателен к тебе».
С: Я любопытен, но не слишком внимателен к тебе. На самом деле я жду, когда сам сюда поднимусь. Ты занятный парень, но немного закрытый. Не похоже, что ты будешь раскрывать тут душу... Наверное тебе трудно работать, судя по всему, ты прилагаешь массу усилий. Но я думаю, что ты не знаешь, что можно как-то по-другому.
Ф: Снова пересядь.
С: Я не сказал бы, что ты внимателен.
Ф: А что бы ты сказал?
С: (тихо) Я не думаю, что ты на моей стороне, так мне кажется. Ты заботишься только о первом номере. Ты говорил очень эгоистично.
(нетерпеливо) Ну, ты тратишь время впустую. Ничего не происходит. Давай поладим... Очень скоро он дойдет до меня. Я номер 20 или около того. Как долго ты собираешься сидеть там?
Пр осто, просто отстань! /Ф: Скажи это снова./
Отстань! /Ф: Громче./
Отстань! /Ф: Громче./
Отстань! /Ф: Громче./
ОТСТАНЬ!...
Чего это ты так разволновался? (смех) Никто не пытается достать тебя. Расслабься...
Ф: Как ты себя чувствуешь теперь?..
С: (молчит) Хм... Я задерживаю дыхание.
Ф: Каким представляется тебе мир? Аудитория...
|
|
|
С: Любопытным, интересующимся, заботливым, внимательным.
Ф: Видишь что-нибудь?..
С: Улыбающиеся лица...
Ф: Что-нибудь еще? Видишь какие-нибудь цвета?
С: Теперь — да. /Ф: После того, как я.../ После того, как ты упомянул об этом.
Ф: Ага. А свет ты видишь?
С: Теперь — да.
Ф: Но не раньше.
С: Нет. Раньше я видел много интересных людей.
Ф: Я думаю, ты снова увидел свое отражение. Ты использовал их, как зеркало, чтобы увидеть свое отражение. Они существуют лишь постольку, поскольку они тебя интересуют.
С: Да. Может быть.
Ф: О'кей. Вы уже кое-что заметили в Сэме, кое- что очень интересное, — у него нет глаз. В процессе нашего развития мы строим игры, роли, вместо того, чтобы реализовать самих себя, и в ходе этого большинство людей создают дыры в своей личности. У большинства людей нет ушей. В лучшем случае они слушают абстракции, смысл предложений. Обычно они не слышат даже этого. У многих нет глаз. Они проецируют свои глаза. Они всегда чувствуют, что на них смотрят. У других людей нет сердца. У многих людей нет половых органов. И у очень многих людей нет центра, а без центра вы качаетесь в жизни. На самом деле, все это несколько сложнее, но я уверен, что мы пройдем через эти дыры в личности во время нашей работы.
Линда
Линда: Мне снилось, что я смотрю... как озеро... высыхает, а посередине озера — маленький островок, и там... дельфины — они как дельфины, но только они могут стоять, так что похожи и на людей, и на дельфинов, они стоят кругом, нечто вроде религиозного обряда, и это очень печально — мне очень грустно, потому что они могут дышать, они вроде бы танцуют, двигаясь по кругу, но вода, их элемент, уходит. Это похоже на умирание — как будто я смотрю на расу людей, на расу существ, которые умирают. По большей части это женщины, хотя у некоторых дельфинов есть мужской половой орган, так что есть и несколько мужчин, но они не проживут достаточно, чтобы воспроизвести себя, их элемент высыхает. Один из них сидит рядом со мной; я разговариваю с этим дельфином. У него на животике иголочки, что-то вроде валиков с иголочками, кажется, это не часть его самого. Я думаю, что в высыхании воды есть и что-то хорошее: по крайней мере на дне, когда вода высохнет, обнаружится какое-нибудь сокровище, потому что на дне озера могут быть вещи, которые упали туда: монетки или что-нибудь такое; я смотрю внимательно, но единственное, что я нахожу — это старый автомобильный номер... Вот и весь сон.
|
|
|
Фритц: Сыграй, пожалуйста, автомобильный номер.
Л: Я — старый автомобильный номер, брошенный на дно озера. Я бесполезен, во мне нет смысла; хотя я и не заржавел, просто я — старый номер, и меня нельзя использовать... Меня просто выбросили на свалку. Вот что я сделала с этим номером, я выбросила его на свалку.
Ф: Ну и что ты чувствуешь по этому поводу?
Л: Мне это не нравится. Мне не нравится быть автомобильным номером — бесполезным.
Ф: Поговори еще об этом. Весь этот длинный сон привел нас к автомобильному номеру, я полагаю, это должно быть что-то важное.
Л: (со вздохом) Бесполезный. Устаревший... Автомобильный номер должен разрешать — давать разрешение ехать... а я теперь не могу дать разрешение на что бы то ни было, потому что я устарел... В Калифорнии (слабая попытка пошутить) можно купить наклейку... и наклеить новый номер на старый. Может быть кто-нибудь сможет снова повесить меня на машину, если приклеит на меня новую наклейку, не знаю...
Ф: Ладно, теперь сыграй озеро.
Л: Я — озеро... Я высыхаю, я исчезаю, утекаю в землю... (с удивлением) умираю... Но ведь когда я утекаю в землю, я становлюсь частью земли — может быть, я орошаю все вокруг, так что... даже на самом дне, на моем ложе, могут расти цветы... (вздыхает)... может расти новая жизнь... из меня (плачет)...
Ф: Ты получила экзистенциальное послание?
Л: Да. (грустно, но убежденно). Я могу рисовать — я могу творить — я могу творить красоту. Я больше не могу воспроизводить, я как дельфин... но я... я... мне хочется сказать, что я — пища... я... как вода становится... я орошаю землю и становлюсь жизнью — растущим... им нужна земля, и вода, и... и воздух, и солнце; я — вода в озере, я могу участвовать в чем-то, и могу создавать — питать.
Ф: Видишь контраст: на поверхности ты находишь что-то искусственное — автомобильный номер, искусственное «я». Но когда ты идешь глубже, ты обнаруживаешь, что кажущаяся смерть озера в действительности — плодородие...
Л: И мне не нужно номера, не нужно разрешения...
Ф (мягко): Природа не нуждается в разрешении, чтобы расти. Ты можешь не быть бесполезной, если ты творишь органически, если ты вовлечена в это.
Линда: Мне не нужно разрешение на творчество... Спасибо.
Лиз
Лиз: Мне снилось, что по мне ползали тарантулы и пауки. И довольно последовательно.
|
|
|
Фритц: О'кей. Ты можешь представить, что я — это ты, а ты — паук? Можешь ты сейчас ползти по мне? Как ты это сделаешь?
Л: Вверх по твоей ноге и...
Ф: Сделай это, сделай это... (смех)
Л: Я не люблю пауков.
Ф: Теперь ты — паук. Это твой сон. Ты создала этот сон...
Л: (очень тихо) Все эти люди...
Ф: Да. Есть здесь кто-нибудь, кого бы ты хотела взять на роль паука?
X: Ты имеешь в виду — стать пауком и ползти по ней? (Ф: Да.)...
Л: Я не вижу никого, кто напоминал бы мне паука.
(смех)
Ф: В таком случае, давай удовлетворимся диалогом. Посади паука на этот стул и поговори с пауком...
Л: (молчит) Я не знаю, что сказать, кроме как, чтобы он убирался подальше.
Ф: Теперь стань пауком...
Л: Я хочу попасть кое-куда, а ты — на моем пути, поэтому я переползу через тебя... Это было очень символично... (хихикает)
Ф: Что ты сказала?..
Л: Я чувствую, как будто ты — неодушевленная и ничего страшнго, если я переползу через тебя. (Ф: Еще раз.) Я чувствую, как будто вы — неодушевленные, и ничего страшнго, если я переползу через вас всех.
Ф: Скажи это группе.
Л: Я не чувствую этого по отношению к группе.
Ф: Ты испытываешь эти чувства к Лиз?.. К кому ты испытываешь такие чувства?..
Л: Я так не чувствую. Я думаю, паук так чувствует.
Ф: О, ты не паук.
Л: Нет.
Ф: Можешь сказать это еще раз: «Я не паук»?
Л: Я не паук.
Ф: Продолжай: «Я не паук».
Л: Я не паук.
Ф: Что означает, что ты — не?
Л: Не агрессивна.
Ф: Продолжай.
Л: Я не агрессивна.
Ф: Дай нам все отрицание, все то, чем ты не являешься. «Я не паук, я не агрессивна...»
Л: Я не... безобразная, я не черная и не блестящая, у меня не больше двух ног...
Ф: Теперь скажи все это Лиз.
Л: Ты не черная и блестящая, у тебя только две ноги, ты не агрессивная, ты не безобразная.
Ф: Поменяйся местами. Ответь.
Л: Почему ты ползешь по мне?
Ф: Продолжай, вернись на свое место и создай
диалог.
Л: Потому что ты ничего не значишь.
Но это не правда — я значу.
Ф: Продолжай. Теперь что-то начинает развиваться.
Л: Кто сказал, что ты что-то значишь?
(тихо) Все говорят мне, что я что-то значу, и поэтому я должна... это нормально — что-то значить и чувствовать самоуважение. (Ф: Хм?) Это психически нормально быть... чувствовать собственную значимость и достоинство.
Ф: Звучит, как программа, а не как убеждение, (смех)
Л: (хихикая) Это и есть программа.
Ф: Снова поменяйся местами.
Л: Когда ты собираешься поверить, что ты — красивая, здоровая и все такое прочее?
Когда-нибудь кто-нибудь такой, как мистер Фритц, даст мне таблетку и я почувствую себя намного лучше.
Ф: Теперь позволь пауку сказать то же самое: «Я безобразен, а хочу быть красивым». Пусть паук скажет то же самое.
Л: Я безобразен, а хочу быть красивым. Для моей любовницы-паучихи я, наверное, и так красивый... Но большинство людей не любит пауков.
Ф: О'кей. Вернись и отнесись к пауку с уважением.
Л: Пауки необходимы, потому что они сдерживают насекомых... уменьшают популяцию насекомых (смех). Пауки плетут фантастическую паутину.
Ф: Говори прямо с пауком, говори ты. «Ты важен, потому что...»
Л: Ты важен, потому что ты ограничиваешь популяцию насекомых, и ты важен, потому что ты строишь прекрасные паутины... Ты важен, потому что ты — живой.
Ф: Теперь снова поменяйся местами... Я хотел бы, чтобы и паук попытался отнестись к тебе с уважением.
Л: Ты важна, потому что ты человек, и вас 15 биллионов, так чем же ты так важна? (смех)
Ф: Обратите внимание на дыру в ее личности — у нее нет самоуважения. У других людей есть чувство достоинства или что-то в этом роде. А у нее дыра...
Л: Но это ее дело, — заполнить дыру.
Ф: Нет. Это дело паука.
Л: Что паук может с этим поделать?
Ф: Ну, смотри. Пусть паук отнесется к ней с уважением.
Л: Пауки ничего не могут придумать.
Ф: Паук прикидывается дурачком, да?
Л: Нет. Нет. Кое-что она делает неплохо, но это не... она не думает, что она делает это так же хорошо, как все остальные.
Ф: Ты случайно не страдаешь от проклятия совершенства?
Л: О! Да. (хихикает)
Ф: Значит, чтобы ты ни делала, это никогда не будет достаточно хорошо.
Л: Правильно.
Ф: Скажи это ей.
Л: Ты все делаешь неплохо, но никогда ничего не делаешь правильно, совершенно!
Ф: Скажи ей, что она должна делать, какой она должна быть.
Л: Она должна...
Ф: «Ты должна» — никогда не сплетничай о присутствующих, особенно если это ты сама, (смех) Всегда создавай диалог. Говори с ней.
Л: Ты должна уметь все делать и делать это совершенно. Ты — очень способная личность, у тебя достаточно природного ума, чтобы сделать это, но ты слишком ленива!
Ф: О! Тебя впервые похвалили — ты способная. Хотя бы это признали.
Л: Ну, это у нее от рождения. Она не... (смех)
Ф: Как только ты сказала что-то хорошее о себе, как тут же выскочил паук и заставил тебя замолчать. Ты понимаешь это?
Л: Ну, думаю, это верно.
Ф: Да. Это типичные отношения собаки сверху и собаки снизу. Собака сверху всегда говорит правильно, — иногда она права, но не очень часто, — но она всегда говорит правильно. А собака снизу хочет верить собаке сверху. Собака сверху — судья, она запугивает. Собака снизу очень хитрая и контролирует собаку сверху другими способами, такими, как манана, или «Ты права», «Я делаю все», что могу», «Я так старалась», «Я забыла», — и все такое. Тебе это знакомо?
Л: О, да.
Ф: О'кей, теперь сыграй в игру собака сверху\ собака снизу. Собака сверху сидит здесь, а собака снизу — здесь.
Л: Почему ты никогда ничего не делаешь... совершенно?
Потому что я пытаюсь делать слишком многое, (смех) Мне не хватает времени на все это и я люблю читать...
Почему ты любишь читать? Чтобы убежать?
Ф: Какая злая собака сверху, (смех)
Л: Да, но еще и для того, чтобы совершенствовать свой ум. (смех) Я должна получать некоторое удовольствие от жизни, а не только быть совершенной.
Ф: Скажи это еще раз. Скажи это еще раз... Скажи это еще раз... Я тебя провоцирую...
Л: Я должна получать некоторое удовольствие от жизни, а не только быть совершенной.
Ф: Предлагаю сделать новый ход. Пусть собака сверху продолжает говорить с ней, и я хочу, чтобы она каждый раз отвечала «да пошла ты», и смотрела, что произойдет.
Л: Ты несешь ответственность за себя, за самореализацию, ты должна взять от жизни все, должна все перепробовать.
Да пошла ты... Но собака сверху права...
Ф: Скажи ей...
Л: Но ты права.
Ф: Кто прав? Папа или мама, или оба вместе?
Л: Бабушка.
Ф: Бабушка. Тогда посади бабушку на этот стул...
Л: Все, что ты говоришь — правильно, но я этого не хочу...
Ф: У меня появилась одна мысль, и, может быть, я не прав. Скажи: «Бабушка, ты — паук...»
Л: (убежденно) Бабушка, ты — паук...
Ф: Поменяйся местами.
Л: (бабушкиным тоном) Нет, дорогая, я просто хочу сделать как лучше для тебя, (смех)
Ф: Это — классическая фраза собаки сверху, как ты, наверное, знаешь... Снова поменяйся местами. Теперь я хотел бы, чтобы ты закрыла глаза и вошла в себя. Что ты чувствуешь? Начинаешь что-нибудь чувствовать?
Л: Чувствую себя, как паук.
Ф: Что ты чувствуешь? Что ты ощущаешь?
Л: Вы имеете в виду — физически?
Ф: Физически, эмоционально, — до сих пор у нас было только «думать-думать», «говорить-говорить»...
Л: Я чувствую, как будто я... как будто здесь, на мне, сидит паук и я хочу сделать что-нибудь.
Ф: Что ты чувствуешь, когда на тебе сидит паук?
Л: Я чувствую, как будто здесь что-то черное.
Ф: Никаких реакций по отношению к пауку?.. Если сейчас по тебе действительно поползет паук, что ты почувствуешь?
Л: Адреналин поднимется, я подпрыгну и закричу.
Ф: Как? (Лиз без особых эмоций смахивает паука) Еще раз. Паук все еще здесь...
Л: (монотонно) Я подпрыгну и закричу Вальтеру, чтобы он подошел и снял его с меня.
Ф: Слышишь, какой у тебя мертвый голос? Ты осознаешь, что говоришь неестественно? Скажи это еще раз и посмотрим, сможем ли мы поверить тебе...
Л: Я закричу и...
Ф: Как?.. Как ты закричишь?
Л: Я... Я не знаю, как я это сделаю. Я просто слышу. Крик просто вырывается.
Ф: Как?
Л: (молчит) Я слишком структурирована, чтобы закричать.
Ф: О'кей. По-видимому, нам надо будет проделать некоторую работу, чтобы пройти через этот твой блок, через эту броню. Но я хотел бы несколько минут поиграть в одну игру. Ты хочешь присоединиться? Я хочу, чтобы ты создала сценарий: хорошая девочка и плохая девочки разговаривают друг с другом. «Я — хорошая девочка, я делаю все, что от меня хочет моя бабушка» и так далее. Плохая девочка говорит: «А пошла ты...» или что там может сказать плохая девочка.
Л: Я — хорошая девочка и я использую все свои силы до предела: все мои, — как сказала бы моя бабушка,
— Богом данные творческие способности, мои Богом данные ум и внешний вид и прочее. Я — очень хороший человек и у меня со всеми хорошие отношения.
Это, конечно, здорово, но ты не сможешь ничего получить от жизни, потому что я прекрасно провожу время, и ты можешь катиться к черту. (Фритцу) Это все, что я могу придумать: плохие девочки любят повеселиться. Но я не...
Ф: Скажи это ей, — не мне.
Л: Что ты для меня сделала?.. Ты себе не нравишься и я себе не нравлюсь, и мы барахтаемся вокруг этого. Я не могу быть плохой, а ты не можешь быть хорошей.
Ф: Вот это мы и называем тупиком. Вот где она застряла. О'кей. Снова стань хорошей девочкой.
Л: Хорошо, если ты будешь слушать меня, ты хотя бы что-то получишь. У тебя нет самодисциплины и всего остального, а величайшие удовольствия в жизни — продуктивны.
Величайшее удовольствие в жизни должно переживаться... Жить немного здесь и сейчас...
Ф: Можно посовещаться лично с тобой? Твоя плохая девочка — она действительно такая уж плохая?
Л: Думаю, другие считают ее плохой.
Ф: Да? Спроси их...
Л: Вальтер, ты думаешь, что моя плохая девочка — действительно плохая?
В: Не спрашивай меня. Спроси их. (смех)
Л: Трус.
X: Я хочу спросить, в каком качестве ты чувствуешь себя лучше?
Л: Ни в каком.
Ф: Да. Это тупик. Ты застряла...
X: Твоя плохая девочка вовсе не такая уж плохая.
Л: Это потому, что она говорит общими словами,
(смех)
П: Я думаю, с ней все нормально.
К: Я тоже так думаю.
Р: Ее плохая девочка — очень классная.
Т: Я думаю, хорошая девочка нагоняет тоску. С плохой девочкой гораздо проще.
Ю: С плохой девочкой гораздо веселее.
В: Плохая девочка почти не способна быть плохой. Она слишком хорошая, чтобы называться плохой.
У: Я надеялась, что ты будешь чувствовать себя лучше в качестве плохой девочкой, когда ты сюда вышла.
Л: Ну, плохая девочка не очень в себе уверена, в отличии от хорошей девочки.
X: Что такое плохая?
И: И хорошая? Что ты в это вкладываешь?
Л: Быть непроизводительной и использовать свой величайший потенциал...
Ф: Аххх-ах. Плохое — это то, что бабушка не одобряет, а хорошее — то, что бабушка одобряет. Когда бабушка чувствует себя плохо, она называет тебя плохой, когда бабушка чувствует себя хорошо, она называет тебя хорошей. Она просто убила твою душу и весь потенциал твоей души был потерян. Это все ум.
Л: Моя душа?
Ф: Нет, это только ум. Поэтому потенциал используется совсем немного. Я не вижу, чтобы ты использовала свои эмоции, женственность, радость, joie de vivre. Там пока что пустыня. Ты — «хорошая девочка». А за хорошей девочкой всегда стоит злобное существо. Это самый плохой диагноз, потому что для того, чтобы быть «хорошей», ты должна быть лицемерной, — быть хорошим ребенком, послушным ребенком, — и вся оппозиция уходит на презрение к себе. Жизнь состоит из таких полярностей. На поверхности ты открыта и податлива, а в глубине ты саботируешь меня, злишься на меня. Хорошая девочка — это девочка, которая делает приятное папе, маме, обществу. Плохая девочка причиняет неприятности. Таким образом, ребенок находит выход в сопротивлении. Сопротивление, в этом случае, — это идентичность — это отождествление с кем-то, стремление быть кем-то. Вот здесь ты и застряла между уступчивостью и сопротивлением. О'кей.
Л: Спасибо, Фритц.
Ф: Вы заметили, что все происходит в настоящем. Все разговоры о чем-то выкинуты, любые интерпретации не поощряются. Что есть, то есть. Роза это роза это роза. Очень ясно, феноменологично. Контактирует ли она с собой, Контактирует ли она со своим окружением, Контактирует ли она со своей фантазией? Обратите внимание на еще одну вещь: на перемену мест. Я полагаю, что все мы фрагментированы. Мы разделены. Мы расколоты на много частей, и прелесть работы со снами в том, что во сне любой элемент — не только люди, но и любой предмет — это вы сами.
Карл
К: Это сон мне снился дважды.
Ф: Повторяющиеся сны — самые лучшие, самые важные сны. Я хотел бы сказать об этом несколько слов. Фрейд ввел термин «компульсивное повторение». И он думал, что эти компульсивные повторения приводят к инстинкту смерти. А я полагаю, что все как раз наоборот. Если что-нибудь снова и снова возвращается, это говорит о том, что гештальт не завершен. Это проблема, которая не была решена и закончена, и поэтому не может слиться с фоном. Так что это скорее попытка стать живым, ухватиться за реальность. Среди повторяющихся снов очень много кошмаров. Опять-таки, это противоречит Фрейду, который думал, что сны — это исполнение желаний. В кошмарах вы всегда обнаруживаете, каким образом вы фрустрируете себя. Вот так.
К: Ну, этот сон мне приснился, когда я был очень маленьким, — мне было около одиннадцати, — а сон был после того, как я подхватил тиф, из-за которого у меня поднялась высокая температура. А ночью мне приснился этот кошмар. А потом он приснился мне снова — не так давно, — через три или четыре дня после смерти собаки, к которой я был очень привязан, — тот же сон. И...
Ф: Расскажи сон в настоящем времени.
К: Это довольно тяжело, я думал об этом несколько раз, но я попробую. Сцена — горный хребет вдали, на земле белый песок, небо почти темно-синее — очень темное небо и луна освещает все очень бледным светом. И еще там есть железная дорога, пересекающая пустыню по
прямой. И идет поезд. И звук, который я слышу, — это не звук свистка поезда, а скорее нечто вроде очень высокого электрического звука сирены или звук вроде свистка, но очень ровный. В нем не было перепадов.
И я чувствую, что я в песке, не прямо перед поездом, но в песке. И чувствую, что моя голова находится на уровне песка. Я могу видеть. И это очень интересно и довольно страшно, в основном из-за звука, который вроде бесконечен. Он начинается и не кончается. Он просто существует. И он сдавливает меня со всех сторон. И поезд никак не кончается. И я отчасти уверен, что это в некотором роде смерть, ее символический образ. Однако, я не совсем уверен. Я не могу сказать ничего определенного. Но страх, — я не знаю, смогу ли выразить это, — это не компульсивный страх неминуемой катастрофы. Это не похоже на пауков или тарантулов, которых можно смахнуть. Это нечто большее, — очень глубокий, всепроникающий, устойчивый страх. И когда я думаю о своей жизни, я думаю, что эти два сна вызвали единственное настоящее чувство ужаса за всю мою жизнь. И я не знаю, смогу ли я работать с этим сном еще. Я не могу вспомнить ничего другого. Во сне нет других людей и...
Ф: Да. Ты можешь сыграть пустыню? «Я — пустыня.» Какую бы жизнь ты вел, если бы был пустыней?
К: Если бы я был пустыней, я был бы песком, у меня не было бы структуры. Я просто был бы потоком песка, который все время двигается сам по себе и уносится ветром. Я бы нагревался в течении дня и остывал бы ночью. О... Я бы струился и струился, без начала и без конца...
Ф: А если бы ты был этим горным хребтом?..
К: Если бы я был горным хребтом, я бы тоже нагревался в течении дня и остывал бы ночью. Я был бы более жестким и постоянным. Я был бы чем-то вроде позвоночника.
Ф: А если бы ты был этим поездом?
К: Единственное, что я действительно чувствую,
— это... если бы я был поездом, я бы ехал и ехал и ехал, с ужасной энергией и ужасной устремленностью, но никогда не добрался бы до цели... нет никакой цели... цели, которая важна. Я бы просто ехал и ехал и ехал, как...
Ф: Как на карусели. (К: Да.) Как я говорил раньше, я считаю, невроз состоит из пяти уровней. Этот сон — крайне типичный сон уровня смерти или имплозивного уровня (уровня внутреннего взрыва), где люди сжимаются и ничего не происходит. Пустыня, как он уже проинтерпретировал, — это смерть. Там нет видимой жизни. Но в конце концов мы видим нечто движущееся — силу поезда. Он никуда не едет, но в нем есть сила. После уровня сжатия, — пройдя через тупик, — вы обнаружите уровень взрыва. И, наконец, есть четыре типа взрыва, которые... условно говоря, способен ощутить здоровый человек. Это
— гнев, радость, горе и оргазм. Я специально сказал оргазм, а не секс, потому что часто бывает секс без оргазма. Но взрывы сами по себе еще не означают жизнь или существование. Это просто энергия, которая взрывает, скажем, плотину и соединяется с подлинной личностью. Поэтому появляется возможность чувствовать, возможность участвовать, проявлять эмоции. Как только вы проходите уровень взрыва, выходит подлинный человек, реальный человек. Вы видите, что он застрял на уровне сжатия. Здесь же возникает реальная опасность смерти. Ты можешь сыграть поезд? «Я — поезд...»
К: Я — поезд и я еду куда-то, но никуда. У него есть направление — (Ф: У меня есть направление). У меня невероятное направление, прямо по курсу. Нет дома, в конце пути меня не ждет место, где можно отдохнуть. Есть лишь прямой путь и направление силы, направление, по которому нужно направить силу... Я — поезд, а у поездов нет никаких отношений с людьми. (Ф: «У меня...») У меня нет взаимоотношений с людьми, когда я поезд. Я иду по рельсам...
X: Ты везешь людей?
К: Нет.
Ф: Ты заметил промелькнувшую усмешку? (смех) Это была почти ухмылка: «Нет, я не везу людей...» А теперь скажи, что это твоя левая нога делает с правой?..
|
|
|
