 |
Семинар по работе со сновидениями 10 глава
|
|
|
|
— эгоистка? О'кей. Я признаю это, я эгоистка и я и дальше собираюсь быть эгоисткой.
Ну, я тебе показал. Я умер и ты пожалеешь. Когда- нибудь, ты пожалеешь.
Ф: Еще раз.
М: Когда-нибудь ты пожалеешь.
Ф: Когда?
М: Когда-нибудь ты пожалеешь, когда ты поймешь
— когда ты вырастешь и поймешь, как ты обращалась со мной — когда ты поймешь, что именно из-за тебя я умер, тогда-то ты и пожалеешь.
Ф: О'кей. Теперь скажи это кому-нибудь в аудитории. Скажи это Брайену. (жениху) Попробуй... «Однажды ты пожалеешь, что так плохо обращался со мной.» (смех) М: (нервно смеется) Пожалуйста, не смейтесь надо мной. (прочищает горло) Когда-нибудь ты об этом пожалеешь. Ты пожалеешь, потому что — потому что ты неправильно со мной обращался. Ты потеряешь меня.
Ф: Скажи ему, за что ты на него обижена... Что ты сейчас ощущаешь?
М: Я чувствую — а — я смущена — и — как будто я
— как будто у меня нет права говорить с тобой. (вздыхает)
Ф: Что ты чувствуешь? Что ты ощущаешь: что ты чувствуешь физически?
М: Безжизненность, пустоту. Смерть. Я чувствую себя так, словно мне не для чего жить...
Ф: Поэтому, вместо того, чтобы идти вперед, ты идешь назад, да? О'кей, вернись ко мне. Какие чувства я в тебе вызываю?
М: Я тебя боюсь.
Ф: Что ты хочешь со мной сделать?
М: Я хотела бы быть твоим другом.
Ф: Ну, если ты боишься, значит, ты проецируешь на меня агрессию.
М: Я боюсь, что ты подойдешь ко мне слишком
близко.
Ф: Ага. Насколько близко я могу подойти?
М: Я не знаю. (смеется) Поэтому я и боюсь.
Ф: О'кей, давай вернемся и скажем это папочке...
М: Папа, я боюсь, что ты подойдешь ко мне слишком близко. Я боюсь, что ты подцепишь меня на свой крючок. Я боюсь, что ты сделаешь из меня пустое место
— ничего от меня не останется...
|
|
|
Ф: Теперь сыграй папочку, «Я собираюсь подцепить тебя на крючок».
М: Я тебя достану.
Ф: Да. Вот где теперь твоя сила. Давай. Сыграй
ведьму.
М: (с силой) Я сильнее, чем ты. Я тебя поймаю и посажу тебя в клетку, на всю жизнь. (руки вытянуты и хватают)
Ф: Ну, больше похоже на удушение.
М: Я тебя задушу... (Ф: Да.) Я сделаю тебя точно такой же, как твоя мать. Я заставлю тебя — я опущу тебя до того уровня — я сделаю тебя точно такой, как я хочу. Ты будешь делать — ты будешь делать все, что мне нужно. Ты будешь моей рабыней. Я отберу у тебя все чувства, чтобы ты чувствовала только то, что я чувствую, ты будешь воспринимать только мои чувства, и — и — ты будешь заботиться о моих чувствах. Забудь о своих. Они не имеют значения. Они незрелые. Они детские.
Ф: Как ты себя чувствуешь в этой роли, в роли манипулятора?
М: Мне это не нравиться.
Ф: Ты чувствуешь силу?
М: Да.
Ф: Ты понимаешь, что ты — манипулятор? (она качает головой) Нет. Тогда это не имеет ценности... Что ты сейчас ощущаешь?..
М: Я злюсь на своего отца.
Ф: О'кей.
М: Ты со мной этого не сделаешь, папа. Я тебе этого не позволю.
Ф: Скажи это еще раз.
М: (громче) Ты со мной этого не сделаешь.
Ф: Я все еще не слышу никакой злости. Я все еще слышу жалобу. Мямямямя. Пока что вся сила все еще у него, а ты все еще защищаешься.
М: Папа, я не позволю тебе сделать этого со мной. Я не знаю — я не могу остановить тебя, когда ты рядом. А раз я не могу остановить тебя, когда ты рядом, я просто уеду от тебя подальше. Между нами будет большое расстояние — между нами будут многие мили — это будет такое большое расстояние, что ты не сможешь этого сделать со мной. Я тебе не позволю. Если мне придется сбежать от тебя, именно это я и сделаю.
Ф: Скажи это: «Я не позволю тебе -»
М: Я не позволю тебе. (Ф: Громче.)
Я не позволю тебе! (Ф: Громче.)
Черт побери! (кричит) Я не позволю тебе!
Ф: Громче. Скажи это всем своим телом.
М: Я НЕ ПОЗВОЛЮ ТЕБЕ!
|
|
|
Ф: И все же, я все еще тебе не верю. Это все еще литература — стоны, жалобы... Я все еще не чувствую никакой уверенности.
М: Я не могу громче.
Ф: Он все еще сильнее.
М: Тогда я от него убегу.
Ф: Да. Именно это тебе еще предстоит проработать — как на самом деле встретиться с ним лицом к лицу. Не в качестве плаксивого ребенка, а в качестве взрослой женщины.
М: Я знаю, что ты имеешь в виду. Спасибо.
Ф: Я хочу рассказать вам о своем последнем хобби. Джерри Гринвальд, мой бывший ученик, написал прекрасную статью. Как и всем психологам, ему необходимо было привести буквы, цифры и имена, поэтому у него там есть Т-люди и П-люди. Т-люди — это токсичные люди, а П- люди — это питающие люди, и я думаю стоит очень внимательно прислушиваться, когда вы с кем-то разговариваете, чтобы понять, токсичный это человек или питающий. Если он токсичен, тогда у вас исчезают силы и вы чувствуете раздражение; если он питающий, ты растете, вам хочется танцевать, обнять его. Так что любое предложение — все, что кто угодно говорит или делает может быть либо токсичным, либо питательным. Все, что черпает поддержку в я — питательно. Все, связанное с манипулированием и принуждением, в большинстве случаев,
— токсично. Это фальшь, это лицемерие, это ложь.
Те из вас, кто работают терапевтами — когда вам попадается токсичный пациент, выясните, как он хочет отравить вас. Сколько энергии вы тратите? Вы напрягаетесь, чтобы выслушать своих пациентов? Чувствуете ли вы ответственность за всю ту чушь, которую он несет и как он тратит первые сорок минут на бессмыслицу, чтобы в последние пять минут сказать что-нибудь, что вас очень заинтересует, чтобы вам было трудно отпустить его? Или вы слышите, что он вас усыпляет, а вы — хороший терапевт и засыпаете и спите до тех пор, пока он вас не разбудит?
Конечно, чаще всего попадается смешанный тип, но иногда встречаются действительно стопроцентно ядовитые люди. Если вы ядовиты, значит, в вас сидит диббук, демон, кто-то, кто вас отравляет и кого вы проглотили целиком. Фрейдовская идея, что мы интроецируем человека, которого любим — ошибочна. Вы всегда интроецируете людей, которые контролируют.
И прямо сейчас здесь присутствует и яд и питание. Можете быть уверены, если вы побывали в компании или в группе, после которой чувствуете себя совершенно опустошенным и изможденным, значит вам сказали множество токсичных предложений. Если вы свежи и бодры, значит вы получили питание. И очень часто яд покрыт шоколадом, вывален в сахаре. И заметьте насколько токсичен отец Максин. Он отравил ее всеми этими угрозами — так что она держится от него подаль
|
|
|
ше. Но она еще не выработала иммунитет. Ты знаешь, о чем я говорю?
М: Я знаю, о чем ты говоришь.
Ф: Я думаю, что для первого раза ты была очень смелой и хорошо сотрудничала, но мы еще не проработали это. Не всегда можно провести терапию за двадцать минут.
Вопрос: Ты сказал, что мы идем от взрыва к уровню подлинности. Разве взрыв радости, или секса, или гнева не может быть подлинным? (Ф: Да.) И почему ты отделяешь эти взрывы от уровня подлинности?
Ф: Потому что уровень подлинности проявляется в первую очередь в этих взрывах.
В: Но они связаны.
Ф: О, определенно. Именно это я сказал. Это связующее звено. Напряжение вырывается наружу, конфликтующие энергии уходят во взрыв. Вы заметили, что в этом случае все идет на сдерживание. Голос покрывает ее. Всегда идет внутренняя борьба. Когда она стягивается, сжимает себя — она чувствует себя очень неуютно. Когда она мягко взрывается, сжимая меня — она очень сильная — она чувствует себя намного лучше, больше становится собой.
Я считаю очень интересным то, что я узнал от Стэна Грофа этим летом об экспериментах с ЛСД-терапией в Чехословакии, которые полностью подтверждают мою теорию об уровне внутреннего взрыва, о центре смерти. Несмотря на все, у них хватило мужества добраться до центра смерти и войти в него и после этого произошло выздоровление, а не возвращение симптомов. Я считаю, что это прекрасное подтверждение моей теории — доказательство, подтверждающее мой собственный опыт.
Элейн
Фритц: Осознаешь ли ты, что происходит в твоем
теле?
Элейн: Да.
Ф: Что ты ощущаешь?
Э: Мой желудок сжимается, сердце быстро бьется, но на самом деле я не чувствую — сейчас я начинаю расслабляться... Мне приснился сон, о котором я хотела тебе рассказать. Я была...
|
|
|
Ф: Ты слышишь слезы в своем голосе, когда говоришь: «Я была»? Ты слышишь слезы? Вот к чему я хочу привлечь твое внимание — к голосу. Голос постоянно тебе все сообщает — каждую секунду.
Э: Ну, я лежала в постели и, а -
Ф: Пожалуйста рассказывай сон в настоящем времени.
Э: Да. Я лежу и... Я сплю и подходит священник, католический священник, он одет в черные одежды, он подходит к кровати и, а, он просит меня пойти с ним. И вначале я пугаюсь, потому что я не контролирую ситуацию. И он просит меня -
Ф: Могу я прервать тебя на секунду? Скажи группе: «Я должна контролировать ситуацию».
Э: Я должна контролировать ситуацию.
Ф: Скажи это нескольким из сидящих здесь.
Э: Я должна контролировать ситуацию. (сдавленно слачет) Я должна контролировать ситуацию. А — он подходит ко мне в своих одеждах и просит меня пойти с ним, я не контролировала — я не контролирую, что происходит.
Ф: Отметьте, какая спешка. Элейн действует так, словно у нее эмоциональная слепота. Она что-то ощущает
— плач или что-то такое — что-то происходит, но ей нужно скорее вернуться к сновидению, как будто ничего не должно ей мешать. Она явно ориентирована на цель. О'кей.
Э: И он просит меня пойти с ним, а я боюсь и говорю: «Я не могу пойти сейчас», но он очень суров и говорит: «Ты должна пойти сейчас». А я говорю: «Я не могу, я еще не готова». А потом — я — словно бы двигаюсь наружу — пока говорю с ним. Я не, я не чувствую, что я в своем теле. (Начинает плакать) Мое тело в постели, а я снаружи... — но я не могу уйти вместе с ним, потому что я не могу оставить свое тело в постели и поэтому я говорю ему, что я должна вернуться, я должна вернуться в свое тело, потому что я не готова. (Менее подавленно) И я — я возвращаюсь и он немедленно уходит. И, когда он уходит, я сижу в своем теле за столом и за этим столом — это длинный стол, деревянный и вся моя семья сидит здесь — моя мать, мой отец, я сама и мой брат. И, вначале, мой брат встает и уходит в другую комнату, чтобы умереть, (спокойно) и меня это не беспокоит. Эта смерть для меня ничего не значит, то, что он умрет. И я почти что чувствую вину, во сне, из-за того что мне все равно. И тогда мать и отец выходят из комнаты и мой отец — я пытаюсь удержать его. Я поднимаю его и (голос прерывается) у него нет костей, у него нет структуры, он просто как амеба и я не могу поднять его, и я поднимаю его, а он (начинает плакать) не может стоять. Невозможно его удержать — я пыталась. И (тихо) это с ним произошло... Он тоже умер — (очень торопливо) он идет к своей смерти и остались только моя мать и я, и я сижу за столом и жду своей смерти...
|
|
|
Ф: Итак, давай начнем со встречи со священником. Садись здесь, посади священника вон в то кресло и поговори с ним.
Э: Я ужасно напугана... все то, что ты сказал мне, про мою смерть, я хочу это понять, но ты ничего мне не даешь и (плачет) я не знаю, как это понять... и я спросила тебя... я же не понимаю, а ты все настаиваешь и входишь в мою жизнь...
Ф: Сыграй его. «Я — твой священник.»
Э: (спокойно) Я — твой священник.
Ф: Что ты сейчас делаешь? Ты репетируешь?
Э: Нет... Я... чувствую себя авторитетной фигурой, когда говорю с ней.
Ф: Скажи это ей. «Я — авторитет.»
Э: (слабо) Я — авторитет... Я — авторитет. Я — авторитет и ты должна слушать то, что я тебе говорю.
Ф: Скажи это еще раз.
Э: Я — авторитет и ты должна слушать то, что я тебе говорю.
Ф: Громче.
Э: Я — авторитет (плачет) и ты должна слушать то, что я тебе говорю.
Ф: Священник плачет?..
Э: Нет, но я осознавала себя, когда сказала -
Ф: Тогда снова стань собой...
Э: Я... Знаешь, что мне только что пришло в голову?
Ф: Скажи это ему.
Э: (слабо) Я — священник... Я — священник. Элейн — священник.
Ф: Ага, теперь скажи это аудитории.
Э: (спокойно) Я — священник. Элейн — священник.
Ф: На самом деле — и это решающий момент — каждый элемент сна — это вы сами. Фрагментация человеческой личности нигде не видна так ясно, как во сне. Если вы ищете свободные ассоциации к сновидению или ищете реальные факты, вы уничтожаете все, что можно извлечь из сна или фантазии. Вы уничтожаете реинтеграцию своей отчужденной личности. Я хочу подчеркнуть это снова и снова. У гештальт-терапии интеграционный подход. Мы интегрируем. Мы не ориентированы на анализ. Мы не разрезаем все на еще более мелкие части, чтобы найти причины и инсайты. Переживание Элейн очень типичное. Работа только началась, а она уже осознала, что она и есть священник. Каждый кусочек материала, если вы действительно полностью его играете, становиться частью вас, и вы теперь не беднеете, а становитесь все богаче и богаче. Так что стань нашим священником. Стань моим священником.
Э: Я буду направлять тебя.
Ф: Да. Ты контролируешь ситуацию, не так ли?
Э: Да. Теперь — да. И — я собираюсь помочь тебе направлять себя, а не меня. Вот когда я бываю священником — и я и есть священник.
Ф: Ты боишься своей власти, своего желания быть священником?
Э: Да.
Ф: Скажи это аудитории.
Э: Я боюсь своей власти (плачет) и желания быть священником... Я и есть священник.
Ф: Ну, я не понимаю этого твоего плача. Давай продвинемся еще на шаг вперед. Какая власть в твоем плаче?
Э: Я очень редко плачу, когда меня видят, когда что-то происходит, очень редко.
Ф: Чего ты добиваешься плачем? Какая власть в твоем плаче?
Э: А... власть в моем плаче. Я незначительная, такая незначительная, я хочу чтобы меня унижали, хочу быть незначительной.
Ф: Ты маскируешься под плаксивого ребенка.
Э: Я это сейчас делаю?
Ф: Давным-давно я придумал шутку, что слезы — второе по мощности оружие женщины. (смех) Знаете, какое у нее самое мощное оружие? Еда, которую она готовит. (смех) Так что же ты сейчас ощущаешь? (Э: Незначительность.) Незначительность. (Э: Да.) Можешь ли ты выразить незначительность — станцевать ее, отыграть?.. (Элейн поднимается и медленно движется, ссутулившись)... Какие у тебя ощущения?
Э: Я знаю, каких ощущений нет — а какие есть, не знаю. Обычно я стою прямо, я высокая. А тут я чувствую себя очень маленькой.
Ф: Давай продолжим разговор со священником. Снова посади его сюда. Скажи ему снова: «Я не готова для тебя».
Э: Я не готова для тебя. И я не знаю... как иметь с тобой дело....
Но я настаиваю, чтобы ты имела со мной дело и прямо сейчас, потому что ты не можешь ждать. У тебя действительно нет времени ждать.
Ф: Скажи это еще раз.
Э: У тебя нет времени ждать. Ты уже достаточно
ждала.
Ф: Пересядь.
Э: Мне о стольких вещах нужно позаботиться. Я — не буду иметь с тобой дело, потому что... мне нужно позаботиться о стольких практических вещах. У меня нет — у меня нет времени.
Ф: Да. Ты получила экзистенциальное послание?
Э: То есть, понимаю ли я? — понимаю ли я, что происходит?
Ф: Да. Из сновидения — ты получила послание из сновидения? О чем говорит тебе сон?
Э: Он говорит мне, что я живу на двух полюсах и не соединяюсь посередине. Похоже, что я живу в.. я не живу в сейчас, как ты говоришь.
Ф: Заметьте, во сне речь идет о будущем, а больше всего о конце будущего — о смерти. А страх смерти означает страх жизни. Это что-нибудь значит? Ты начинаешь понимать?
Э: Да. О, да. Я — у меня настолько увеличилось эмоциональное напряжение. (Ф: Да.) что я чувствую напряжение от всего, с чем имею дело, из-за того что я так занята, как мне кажется, смертью, что каждую секунду — а, я делаю столько вещей и в моем теле такая неразбериха...
Ф: О'кей, посади неразбериху в это кресло. Поговори с неразберихой...
Э: У тебя нет — нераз-... У тебя нет, нет — я не знаю, как иметь с тобой дело.
Ф: Угу. Скажи это еще раз.
Э: Я не знаю, как иметь с тобой дело... Тут... нет способа...чтобы контактировать. Ты контролируешь меня.
Ф: Да. Теперь стань неразберихой, которая тебя контролирует. «Элейн, я — неразбериха. Я контролирую тебя.»
Э: Я буду продолжать двигаться. (Ф: Скажи это
снова.)
Я заставлю тебя продолжать двигаться. (Ф: Еще
раз.)
А, двигаться. (Ф: Еще раз.)
Я заставлю тебя продолжать двигаться. (Ф: Скажи это аудитории.)
Я заставлю вас продолжать двигаться. (Ф: Скажи это кому-нибудь из сидящих здесь.)
Я заставлю тебя продолжать двигаться. Я заставлю тебя продолжать двигаться. Я заставлю тебя продолжать двигаться.
Ф: Как ты это делаешь? Как ты заставляешь людей двигаться?..
Э: Я вовлекаю их — в то, что я говорю. (Ф: Угу.) Но я контролирую ситуацию.
Ф: Угу. Теперь снова поговори с группой, прочти речь примерно на минуту. «Мне необходимо контролировать. Я должна контролировать мир, я должна контролировать себя...»
Э: Мне необходимо контролировать. Я должна контролировать людей. Я должна контролировать себя. Я должна контролировать мир. Если я контролирую мир, то я могу иметь с ним дело, но, когда я контролирую, у меня нет возможностей иметь с ним дело. И тогда я теряюсь, тогда я -
Ф: «И тогда я теряюсь.» Давай я ухвачусь за это. Закрой глаза и потеряйся... Что происходит, когда ты теряешься?
Э: (расслабленно) О, я... двигаюсь медленно, я в мире сама с собой.
Ф: Скажи это еще раз.
Э: Я... я двигаюсь медленно, в мире сама с собой. (Ф: Да.) Кружусь... мягко... Отсутствие напряжения.
Ф: Это приятно?
Э: По контрасту. Да.
Ф: Да... Так что же происходит, когда ты теряешься? Когда ты не контролируешь ситуацию?..
Э: Вот это. Я могу — я могу это описать — это движение моря, во время прилива, прибой медленно катится и — только — я часть этого движения, и в нем нет неистовства. И я медленно двигаюсь, по кругу. Я поворачи
ваюсь. Мое тело медленно поворачивается, как море — вот, что я чувствую.
Ф: Значит катастрофическое ожидание, что произойдет нечто ужасное, если ты не будешь контролировать ситуацию, не совсем соответствует действительности?
Э: Да. То есть то, чем я стала -
Ф: Да. Я почувствовал, что ты в большей степени стала собой, стала не такой разорванной. Значит безумное стремление к контролю не давало тебе быть собой.
Э: Да. Даже моему телу.
Ф: Да... О'кей.
Джин
Джин: Мне это приснилось давным-давно. Я не уверена, какое было начало. Я думаю все началось в — чем-то вроде нью-йоркской подземки, я вроде платила — опускаю жетончик, прохожу через турникет и иду вниз по коридорам, а потом сворачиваю за угол и понимаю, что каким-то образом тут, а... вместо подземки появляется что- то вроде склона, который уходит вглубь земли. И он кажется сворачивал и я поняла, что происходит и, каким-то образом, когда я обнаружила уклон, рядом со мной оказалась моя мать, а может быть и самого начала была — я не помню.
В любом случае, там был склон — какой-то глинистый, скользкий и я подумала: «О! Мы можем отправиться вниз!» И где-то в стороне я подцепила брошенную картонку или я ее вытащила. Как бы там ни было, я сказала: «Давай на нее сядем». Я села на край, чтобы поехать на этой картонке, как на санках и я сказала: «Мама, садись позади меня», и мы поехали вниз. И мы вроде бы ехали по кругу, снова и снова, (торопливо) и там были и другие люди, они словно бы стояли в очереди, но они исчезли и мы (радостно) просто ехали вниз и по кругу, мы просто ехали вниз, вниз, вниз, и я как бы поняла, что спускаюсь в недра земли.
И я периодически оборачивалась и говорила: «Разве не здорово?» — но я вроде бы и сама не считала, что это здорово. Но это должно было быть здорово. Однако, я думала о том, что будет там, внизу — и мы ехали вниз, поворачивали и поворачивали, а потом, в конце концов, почва выровнялась, мы встали и я была просто ошеломлена, потому что я подумала: «Бог мой, это недра земные!» Но там не было темно, откуда-то проникал солнечный свет и было красиво... как будто... я никогда не была во Флориде, но это было похоже на Флориду, с ее вечнозелеными растениями, лагунами, высокими тростниками и красивыми длинноногими птицами — цаплями — и всем таким прочим. И я не помню, чтобы я что-то особенное говорила, разве что: «Ну кто бы мог подумать!»
— или что-то в этом роде.
Фритц: Да. Если сновидец рассказывает сон таким образом, то мы можем рассматривать его как случайность, или как незаконченную ситуацию, или как исполнение желаний, но если мы рассказываем сон в настоящем времени, но сон отражает наше существование и мы сразу видим его под другим углом. Это не просто случайное событие. Видите ли, сон — это сжатое отражение нашего существования. Мы только не понимаем, что посвящаем свою жизнь сновидению: сновидению о славе, полезности, о творящем добро, о гангстере, о том, что мы видим во сне. И в жизни многих людей, из-за фрустрации сон превращается в кошмар. Задача любой глубокой религии — особенно дзен-буддизма — или действительно хорошей терапии — это сатори, великое пробуждение, возвращение к осознаванию, пробуждение от сна — особенно от кошмара. Начать это можно, осознав, что мы играем роли в театре жизни, поняв, что мы всегда пребываем в трансе. Мы решаем: «Это враг», «Это друг» и играем в эти игры, пока не очнемся.
Когда мы очнулись, мы начинаем видеть, чувствовать, воспринимать свои потребности и удовлетворения, а не играть роли для которых нужно столько декораций — дома, машины, десятки костюмов, хотя, когда доходит до
дела, женщине всегда нечего надеть, поэтому ей нужен еще один костюм. А мужчине нужен новый костюм, когда он идет на работу или, когда он идет на встречу со своей подругой — мы нагружаемся тоннами бесполезного балласта, не осознавая, что вся собственность дана нам лишь на время. Вы не сможете забрать ее с собой, а если у вас есть деньги, вам приходиться беспокоиться о том, что с ними делать. Вы не должны их потерять, или вы должны накопить их побольше и так далее, и так далее — все эти сны, все эти кошмары так типичны для нашей цивилизации. А проснуться и стать настоящим — означает, что мы должны существовать с тем, что у нас есть, с реальным полным потенциалом, жить богатой жизнью, испытывать глубокие переживания, радость, гнев — быть настоящими, а не зомби! Вот смысл настоящей терапии, настоящего взросления, настоящего пробуждения, а не этого постоянного самообмана и фантазий о недостижимых целях, не этого чувства жалости к себе от того, ролей, которые мы хотим играть и так далее.
Итак, давайте вернемся к Джин. Джин, попробуй поговорить снова, расскажи сон еще раз, проживи его так, словно это — твое существование, в котором ты живешь сейчас, посмотри, сможешь ли ты узнать побольше о своей жизни...
Дж: Я не — все было так смутно, пока я не обнаружила, что я — пока это место не превратилось в край обрыва. Я не помню, боялась ли я вначале или нет, возможно — о, я должна говорить в настоящем времени?
Ф: Сейчас ты на краю обрыва. Ты боишься спускаться?
Дж: (смеется) Думаю, да, немножко боюсь спускаться. Но тогда это казалось...
Ф: Значит, экзистенциальное послание гласит: «Ты должна спуститься вниз».
Дж: Думаю, я боюсь узнать, что там внизу.
Ф: Это указывает на ложные амбиции, на то, что ты слишком высоко забралась.
Дж: Это верно.
Ф: Итак, экзистенциальное послание гласит: «Спускайся вниз». А наше ментальность снова говорит: «Наверху лучше, чем внизу». Тебе всегда нужно забраться повыше.
Дж: Мне все же немного страшно спускаться вниз.
Ф: Поговори с обрывом.
Дж: Почему ты такой грязный? Ты скользкий и склизский, я могу упасть на тебя и поскользнуться.
Ф: Теперь сыграй обрыв. «Я скользкий и...»
Дж: Я скользкий и грязный, чтобы легче было скользить и быстрее можно было бы попасть вниз. (смеется)
Ф: Ага, ну в и чем же шутка?
Дж: (продолжает смеяться) Я просто смеюсь.
Ф: Можешь ли ты принять свою скользкость?
Дж: Хм. Думаю, да. Да. Я вроде бы никогда... Да, знаете, каждый раз, когда я уже готова, знаете, сказать: «Ага! Вот тут-то я тебя и поймала» она — ну, знаете, рационализация, ускользает. Я скользкая и склизская. Хм. Но я все равно собираюсь вниз, потому что это должно быть здорово, и я хочу узнать, куда ведет этот путь и что там будет в конце. И вроде бы только сейчас я поворачиваюсь и ищу что-нибудь, что защитит мою одежду (смеется) или поможет мне быстрее скользить. Я обнаруживаю картонку -
Ф: Можешь сыграть эту картонку? Если бы ты была картонкой... в чем состояла бы твоя функция?
Дж: Я просто — помогаю. Я вроде лежу тут брошенная и, ага, мне нашлось применение.
Ф: О — ты можешь быть полезной.
Дж: Я могу быть полезной. Я не просто брошена и валяюсь тут, со мной проще будет съехать вниз.
Ф: Для тебя важно быть полезной?
Дж: (тихо) Да. Я хочу помогать кому-нибудь... Достаточно ли этого для картонки?.. Может быть, я еще хочу, чтобы на мне сидели. (смех) (Ф: О!) Что там было в книжке, насчет того, кто кого хочет пнуть? Я хочу, чтобы меня жалели. Хочу быть забитой. (Ф: Скажи это еще раз.)
(смеясь) Я хочу, чтобы на мне сидели. Хочу быть
забитой.
Ф: Скажи это группе.
Дж: Ну, это трудно. (громко) Я хочу, чтобы на мне сидели, хочу быть забитой... Хм. (громко) Я хочу, чтобы на мне сидели, хочу быть забитой. (ударяет по бедру кулаком)
Ф: Кого ты бьешь? (Дж: Себя.) А кроме себя?
Дж: Я думаю, мою мать, которая поворачивается, которая позади меня, я оглядываюсь и вижу ее.
Ф: Хорошо. Теперь ударь ее.
Дж: (громко) Мама, ты меня забила — (ударяет по бедру) ох! — (смеется) и ты поедешь со мной (смех), не ты будешь говорить мне, куда идти и вести меня туда, куда хочешь ты, а я возьму тебя с собой.
Ф: Замечаешь ли ты что-нибудь в том, как ты ведешь себя с матерью?
Дж: Прямо сейчас? (смеется)
Ф: У меня сложилось впечатление, что это убедительно чересчур... Ты говорила с гневом, а не с твердостью.
Дж: Ммм. Думаю, я все еще ее боюсь.
Ф: Вот оно что. Скажи это ей.
Дж: Мама, я все еще тебя боюсь... но ты все равно со мной поедешь.
Ф: О'кей. Пусть мамаша сядет на картонку. (смех)
Дж: (смеется) Садись позади меня. На этот раз ты должна сесть сзади... Ты готова? О'кей.
Ф: Ты руководишь.
Дж: Я руковожу. Я контролирую ситуацию. (смеется)
Ф: Ты — водитель.
Дж: (печально) Я могу везти только, знаете — вниз. (вздыхает)
Ф: Ты каталась на санках?
Дж: Я никогда не каталась на санках... но я каталась на коньках. О'кей, мы едем. Я не знаю, куда мы едем
— в этот момент. Мы просто отъезжаем, потому что отсюда можно ехать, а мы здесь оказались.
Ф: Ну, ты говорила, что это путешествие в недра
земли.
Дж: Да. Но, думаю, что сейчас я не совсем в этом уверена. Я не — мне это не было ясно, пока я не поняла, как глубоко мы спускаемся.
Ф: Тогда продолжай.
Дж: Сейчас мы спускаемся. Мы скользим вниз, а потом подъезжаем к повороту и поворачиваем... еще раз поворачиваем... еще раз... и я оглядываюсь, чтобы посмотреть, сидит ли она еще тут. (смеется) Она еще тут.
Ф: Всегда разговаривай. Самое важное превращать все в разговор, вместо того, чтобы болтать об этом. Поговори с ней. Если ты говоришь с кем-то, то получаешь представление.
Дж: Ты все еще здесь?
Ф: Что она отвечает?
Дж: Да. Я все еще здесь, но это жутковато.
Не волнуйся. Я обо всем позаботилась. (решительно) Это забавно. Я не знаю, куда ведет этот путь, но мы это выясним.
Мне страшно!
Я думаю, я — не бойся. Путь идет вниз, вниз, ВНИЗ и ВНИЗ... (мягко) Интересно, что там внизу. Там будет только темнота... Я не знаю, что она говорит.
Ф: Что делает твоя левая рука?
Дж: Прямо сейчас?
Ф: Да. Всегда прямо сейчас.
Дж: Держится за голову. Я -
Ф: Как будто для того, чтобы?..
Дж: Не видеть?
Ф: Ага. Ты не хочешь смотреть, куда ты едешь, ты не хочешь видеть опасность.
Дж: Хм. (тихо) Я действительно боюсь — что там будет внизу... Там может быть что-то ужасное, или просто чернота, или просто забвение.
Ф: Я хотел бы, чтобы ты пошла в эту черноту. Это твое ничто, чернота, стерильная пустота. На что похоже пребывание в ничто?
Дж: Вдруг ничто — это я спускаюсь вниз, теперь... склон, а когда я оказываюсь внизу, я встаю. Я встаю и брожу там и это прекрасное место.
Ф: Можешь сказать своей матери: «Прощай, мама, покойся с миром»?
Дж: Я думаю, я сказала ей... Прощай, мама. (почти плачет) Прощай!..
Ф: (мягко) Поговори с ней. Пойди к ее могиле и поговорил с ней об этом.
Дж: (плачет) Прощай, мама. Ты не виновата в том, что ты делала. Ты не виновата в том, что сначала родила трех мальчиков и думала, что следующим будет тоже мальчик, и ты не хотела меня и тебе было так плохо, когда ты узнала, что я — девочка. (все еще плачет) Ты просто пыталась справиться со мной, вот и все. Ты не должна была подстраиваться под меня... Я прощаю тебя, мама... Ты очень упорно работала. Теперь я могу идти... Теперь я точно могу идти.
Ф: Ты все еще задерживаешь дыхание, Джин...
Дж: (себе) Ты действительно уверена, Джин?.. (мягко) Мама, отпусти меня.
Ф: Что бы она ответила?
Дж: Я не могу отпустить тебя.
|
|
|
