Стих восемьдесят четвертый 11 глава

«Ведение (свое благоразумие) сопровождает­ся страхом, вера — надеждою. В какой мере че­ловек водится способами ведения (то есть сам устрояет свое благосостояние по указанию благо­разумия), в такой же мере связуется он страхом, и не может освободиться от него. А кто после­дует вере (уповающей), тот вскоре делается сво­боден и самовластен и, как сын Божий, всем пользуется с свободою, самовластно. Возлюбивший веру (уповающую), как Бог, распоряжается вся­ким тварным естеством. А ведение (свое благо­разумие) всюду встречает преграды. И как быть иначе? Текучее естество воды на хребет свой не приемлет телесных стоп, и приближающийся к огню сожигает себя. Вера же (уповающая) вла­стно преступает эти пределы, воодушевляясь обетованием: «аще сквозь огнь прейдеши, не сожжешися, и реки не покрыют тебе» (Ис.43,2). Многие по вере вхо­дили в пламень, обуздывали сожигающую силу огня и невредимо проходили посреди его, и по хребту моря шествовали, как по суше» (Исаак Сирин, сл.49).

Вот как объясняет он то, что такое упование возможно только при верном служении Богу в исполнении Его заповедей. «Человек, который вовсе не имеет заботы о скоропреходящем, но всецело, днем и ночью, вверяет себя Господу, не заботится ни о чем мирском по великой своей рачительности о добродетелях, а все свое время употребляет на занятия Божественные и потому нерадит о приуготовлении себе яств и одежд, об устроении жилища телу и о всем прочем,— та­кой человек прекрасно и разумно надеется на Господа. И это подлинно истинная и самая муд­рая надежда. Да и справедливо такому надеяться на Бога, потому что он сделался рабом Ему и рачителен к делу Его. Такой достоин, чтобы на нем особенным образом показал Бог попечительность Свою. Но человек, у которого сердце совершенно погребено в земном, который всегда ест с змием персть, никогда не печется о благоугодном Богу, не имеет попечения ни об одной добродетели, — такой человек не может иметь светлого упования. Будучи стесняем скудостию или подавляем плодами беззаконий своих, может быть, и он скажет: возложу упование на Бога, и Он сделает меня беспечальным, и даст мне по­слабление. Безрассудный! до сего часа не вспо­минал ты о Боге, но оскорблял Его непотреб­ством дел своих, и имя Божие ради тебя, как написано, хулимо было язычниками, а теперь осмеливаешься открывать уста свои и говорить: на Него возложу упование. Он поможет мне и попечется обо мне! В посрамление таковых хо­рошо сказал Бог чрез пророка: «Мене денъ от дне ищут и разумети пути Моя желают, яко людие, правду сотворивший и оправданий Бога своего не оставивший» (Ис.58,2). К числу таких-то принадлежит и тот безрассуд­ный, который и мыслию своею не приближался к Богу, а коль скоро окружили его скорби, он воз­девает к Нему руки свои с упованием: возложу, говорит, упование на Бога; Он избавит меня. Не обольщайся; надежду на Бога предваряет труд для Бога в делании заповедей Его. Веруешь ли, что Бог промышляет о тварях Своих? Да сопро­вождает же веру твою и приличное делание, и тогда услышит тебя Бог» (Исаак Сирин. Сл.67).

 

 

Стих сорок шестой

 

«И глаголах о свидениях Твоих пред цари, и не стыдяхся.

Это второй круг дел, в которых обнаружива­ется крепкое, созревшее в сердце упование — небоязненное свидетельство истины Божией. Когда слово и дело идут наперекор желаниям и пристрастиям слышащих и видящих, оно везде сопровождается неприятностями, а тем более слово истины, когда оно изрекается пред сильны­ми земли. Можно у пророка видеть здесь речь вообще о свидетельстве истины и правды пред кем бы то ни было, — свидетельстве нестыдящемся, небоязненном, несмотря на последствия; а что он сказал: «пред цари», то можно доразумевать «даже», то есть даже пред цари, а о других-прочих и го­ворить нечего.

Свидетельство истины и правды есть прямое следствие верности закону и хождения в запове­дях, которыми образуется в сердце искренняя до­бросовестность, которая не может допустить, что­бы язык скрыл истину или сказал противное ис­тине. Но такая добродетель обнаруживается тихо и когда к тому случай откроется в житейском или гражданском порядке жизни. Тут, когда не касаются ее и не спрашивают,— она молчит. Но у пророка разумеется особая добродетель муже­ственного свидетельства истины, когда она не сидит на месте и не ждет, когда ее затронут, а сама исходит на поприще народов и действует среди их небоязненно. Вызывает же ее пламень любви к Богу и славе его, и особенное мановение свыше, а то и прямое послание от Бога, как это было у пророков, апостолов, мучеников и испо­ведников.

Что движет и воодушевляет человека, верного Богу и заповедям его, на дело свидетельства истины? — Убеждение, что он исправляет чрез то дело Божие, которому Помощник и Покрови­тель Сам Бог; потому-то он и уверен, что Бог поддержит его и не даст ему пасть пред напором противляющихся и грозящих ему сил. Неприят­ности, потери, муки и самая смерть не ставятся в числе неудач; мученик, например, замученный считается победителем, потому что, несмотря на множество орудий к отклонению его от истины, он устоял в ней непоколебимо. Что на душе у таких свидетелей в час свидетельства? Они не на земле в эту пору, а на небе, в созерцании обе­тованных благ. Очевиднее всего это было в му­чениках, которые и воодушевлялись тем, что вот-вот оставят бедную землю и вселятся в светлые обители Божий, и нередко умоляли мучителей не отлагать мучений, а скорее посредством их пре­проводить их ко Христу, да будут с Ним прича­стниками славы его.

Наши толковники все стоят вниманием при этом стихе на картине мучеников. Святой Афанасий пишет: «Таков был Павел, таков Петр, таков лик апостолов и мучеников». Святой Амвросий говорит: «Прилично исходить такому слову из уст всякого мученика, который, быв позван пред судилище, не стыдился, когда князи и судьи поносили его за веру в Распятого, а, напротив, вменял себе в славу крест Христов и небесными свидетельствами доказывал, что в кресте спасе­ние миру». Блаженный Феодорит перечисляет и ветхозаветных свидетелей истины: «С великим удобством, говорит пророк, совершал я путь и, живя по заповедям Твоим, не боялся царского могущества, а с великим дерзновением обращал речь и к царям, потому что жизнь, согласная с законом, делает человека дерзновенным. Свиде­тель сему и великий Давид, потому что прежде грехопадения с великим дерзновением говорил пред Саулом; а после греха спасался бегством от сына-отцеубийцы, шел, поникнув в землю и по­крыв главу. И великий Илия, твердо полагаясь на правду, обличал злочестие Ахавово (3Цар.16), и Даниил сказал Навуходоносору: и теперь, «царю, совет мой да будет угоден тебе, и грехи твоя милостынями искупи и неправды твоя щедротами убогих» (Дан.4,24). Так и Павел вещал Агриппе, Фесту и Феликсу; так добропобедные мученики ни во что ставили уг­розы царей злочестивых» (см. Деян.24, 26).

Но некоторые толкователи наводят на мысль, что здесь можно разуметь и проповедников слова Божия во всякое время. Проповедь немолчна в Церкви, и хотя обращается к христианам, одна­ко ж не всегда встречает среди их христианский прием. В этом стихе внушается примером проро­ка не кривить проповеди истины, не прикрывать ее какими-либо изворотами из угождения силь­ным земли, но излагать без уклончивости, смело. Убеждение в истине, при доброй жизни, дает дерзновение. Святой Афанасий пишет еще: «Как приличествует слово сие (стих этот) мученику, который за Христа ведется «пред владыки и цари» (Мф.10,18); так приличествует оно и отверзающим уста свои пред царственными святыми душами. Посрамле­ния достоин тот, кто, прияв слово от Бога, не благовествует силою многою!» Святой Иларий восходит к источнику такого слова: «Долг рас­ширенного сердца — обильно изливать из себя словеса Божественного учения. Проповедникам истины должно при этом руководствоваться не примером только пророка, но и словом Господа, Который знающим ее заповедал проповедать ее всюду, воодушевляя их: «не бойтеся». Дидим, у Зигабена, располагает таковых возыметь ум мучеников: «Произносящему устами своими слове­са Божий надобно иметь ум мучеников и всегда быть готовым на страдания за слово истины. Посему-то свидетельство Божие и названо сло­вом, означающим вместе и мученичество». И всякий всюду, в своих обстоятельствах жизни может непрестанно встречать поводы к свидетельству истины и может даже пострадать за то. Чем же ему воодушевляться на такое сви­детельство, как не упованием на Бога, не остав­ляющего правды и правых?

 

 

Стих сорок седьмой

 

«И поучахся в заповедех Твоих, яже возлюбил зело».

Третий плод упования — искание единого на потребу. Читая этот стих, невольно переносишь­ся мыслью к Марии, сидящей у ног Спасителя и внимающей словесам, исходившим из Божествен­ных уст его. Тут же приходит на мысль и урок Господа в лице Марфы, изреченный всем: «Марфо, Марфо, печешися и молвиши о мнозе; едино же есть на потребу. Мария же благую часть избра, яже не отымется от нея» (Лк.10,41), а далее и общий закон, возложен­ный на всех: «ищите прежде царствия Божия и прав­ды Его, и сия вся приложатся вам» (Мф.6,33). Что же выхо­дит? — То, что пророк, возгревши в себе упова­ние, отрешился сердцем от всего житейского, земного, суетного и занят был одними заповедя­ми Божиими, то есть как лучше уразуметь их и как лучше исполнить; ибо «поучахся» — значит учился не понимать только, но и уметь делать. Все это потому, что возлюблены заповеди, а возлюблены потому, что в них одних кроются вечные элементы жизни, к созерцанию которых перенесло его упование, возгретое, как указано выше, в предыдущих стихах.

Как только придется услышать нам слово о «едином на потребу», тотчас приходят на ум потреб­ности, необходимые для поддержания тела, и рождается вопрос: да как же это? Но когда го­ворится, что надо избрать «единое на потребу», то это не значит, что внушается ничего не делать, а только соразмерять труды с достоинством дел: главному делу посвящать главную заботу и пре­имущественный труд, а делам побочным, прида­точным — заботу второстепенную и даже десятистепенную и таковой же труд. Положи на первом месте богоугождение и спасение чрез исполнение заповедей, а на втором, третьем и четвертом — все прочее, относящееся к поддержанию жизни; и к первому прилежи всем сердцем своим, а к по­следним относись внешне, касаясь их как бы только концами пальцев, и будешь верным ис­полнителем того, что сказал Господь о «едином на потребу» и об избрании части благой. То будет у тебя главное дело, а это все— приделки или поделия, как выражались древние великие подвиж­ники. Нельзя не трудиться и не делать в житей­ском и гражданском быту, но надо вести эти дела в подчинении главному, в его духе, а не противно ему.

Припоминаю при этом беседу одного старца с учеником, в которой, когда старец, объяснив раз­личие дела и приделков, жаловался, что ныне (в то время то есть, когда это говорилось) по­рядок извратился и приделки стали главным делом, а главное дело — приделком, ученик просил его объяснить ему это примером. «Вот ви­дишь ли, сказал старец, сидишь ты за рукодельем, а тут ударили в било к церковной молитве; сле­дует тотчас бросить работу и спешить в церковь, положив несколько поклонов в келлии своей. Ты так и сделаешь, если у тебя на сердце главным делом имеется дело Божие. Но если ты скажешь: докончу, немного осталось, и просидишь сколько-нибудь за работою, отняв это время у службы Божией, то покажешь, что для тебя работа и при­обретение работою дороже дела Божия, и строй твой душевный перевернулся головою вниз, а ногами кверху. Так разумей и о прочем».

Прилагая это сказание к себе и обобщая его, мы получим вот что: коль скоро у кого только и заботы, что о временных потребностях, дело же спасения и богоугождения всегда из-за них ото­двигается на задний план и относящееся к нему исполняется лишь на столько, на сколько допус­кают те заботы, и притом кое-как, наскоро и наполовину: то у него главное стоит не там, где ему следует быть, и приделье занимает не свое место. Там, где число таких лиц размножается до того, что непохожих на них уже не видно, все общество находится не в настоящем строе; с духовной точки зрения это будет общество ходящих вверх ногами. А так как это не в порядке вещей, то естественно, что за этою непорядочностию развивается в нем и всякая другая непоря­дочность: отсюда смятение, разложение и пагуба. Сколько хлопот, шума, толкотни! Выходит же из всего этого одна грязь. Часто слышим, что оста­вившие мир и уединившиеся в обители толкут воду; — нет, вот эти толкут, да добро бы воду, а то грязь; те избрали благую часть, которая не отнимется от них. Они питают благое упование, которое не посрамит их; безуповательным же ни­чего другого и не остается, как хвататься за щеп­ки, которые вместе с ними погрязают в бездну.

 

 

Стих сорок восьмой

 

«И воздвигох руце мои к заповедям Твоим, яже возлюбих, и глумляхся во оправданиях Твоих».

Четвертый и последний плод созревшего в ду­ше упования — неуклонное пребывание на доб­ром пути, или терпение в доброделании. Воздви­гающий руки к заповедям то же, что возложив­ший руку свою на рало, по слову Спасителя. Как этот последний только тогда успешно обрабаты­вает землю, когда не озирается вспять и не гла­зеет по сторонам, а проводит борозду за бороз­дою, несмотря на то, что трудновато и пот льет, — так и делатель, воздвигший руки свои к запове­дям, только тогда может преуспеть в исполнении их, когда вооружится терпением и ни труда не будет жалеть, ни препятствий устрашаться, а все дело за делом вести сообразно с заповедями. Что именно об этом речь у пророка, на это, кроме однообразности выражения с приточного речью (речь притчами) Господа, наводит еще и слово «глумляхся», то есть приседел оправданиям и за­поведям Божиим, терпеливо пребывал в доброделании.

Чем производится такое постоянство и твер­дость? — Любовию, которая «николиже отпадает» (1Кор.13,8). Но прежде чем придет любовь, чем воодушев­лять себя и чем действительно воодушевляются делатели? — Ничем другим, как упованием.

В уповании приступают к делу спасения и богоугождения, в уповании и продолжают его. Какого ни возьмите предпринимателя, душа пред­приимчивости его есть надежда на успех; так и здесь. Надеются успеть — и трудятся. Это упо­вание сначала бывает голое, одно, без всякой под­держки со стороны других духовных движений, кроме непоколебимой веры, которая все живит; но потом, когда посредством терпеливого приседения заповедям и оправданиям покажутся хоть слабые плоды успеха и сердце начнет входить во вкус этого рода жизни,— тогда упование имеет это вкушение сладости доброделания, как одежду от холода и прикрытие от зноя, и окрыляется еще более, как окрыляется идущий домой, когда увидит издали кров свой: и ног своих удержать не может они бегут сами собою. Такое самоохот­ное хождение в заповедях есть плод терпеливого пребывания в исполнении их.

Святой Афанасий пишет: «Пророк называет здесь руками деятельные силы, потому что дело есть конец поучения в заповедях. По приятии слова о заповедях, всего лучше воздвигать руки к исполнению на деле того, что требуется в за­поведях, — не с печалию или по принуждению, но с добрым расположением». Блаженный Феодорит прилагает: «Царство Божие не «в словеси», но «в силе» (1Кор.4,20). Посему и пророк к научению присовокупил и деятельность. Чему научился, то и делом исполнил. «Не слышателие бо закона праведны пред Богом, но творцы закона оправдятся» (Рим.2,13), потому-то он и сказал: «глумляхся во оправданиих Твоих», так как непрестанно был занят ими».

«Прекрасный порядок! — взывает святой Ам­вросий. Прежде размышлять и поучаться в запо­ведях Божиих, чтобы тем расположить себя к усердному действованию по ним, а потом и дей­ствовать по ним. Как конец изучения, например, истории есть памятование о событиях ее, так конец поучения в Божественных словесах есть действование по ним,— труды, направленные к исполнению их. Надо руки поднять на дело по заповедям и делать их с любовию и радостию, чтобы не вынужденно было добро наше, не со скорбию и тяготою делалось, а доброхотно. Не с охотою делающий — раб. Кто друг, тот делает дело доброхотно. Постараемся же, заключает святой Амвросий, чтобы доброхотным исполнени­ем заповедей и нам заслужить слова: «вас же рекох други». (Ин.15,15)

Святой Иларий идет далее: «И размышление с любовию недостаточно: надо приложить дея­тельность воли — воздвигнуть руки к заповедям, не на разорение их, а для смиренного исполне­ния, чтобы вере и упованию соответствовали де­ла. «Глумление» показывает непрерывность дела­ния. Он себя представляет постоянным блюсти­телем оправданий, постановленных свыше, не столько взирая на настоящее их, сколько прозре­вая и услаждаясь будущим».

Это прозревание в будущее, подаваемое упо­ванием, есть главная подпора терпению в дела­нии должных дел и производитель их. Апостол заповедует, например: «в молитве терпите, бодрствующе в ней» (Кол.4,2). Для чего же? — Для того, что «просяй приемлет, ищай обретает и толкущему отверзает­ся» (Мф.7,8). Святой Петр учит: «подадите... в воздержании терпение». Это для чего? — «Сия бо сущая в вас и множащаяся, не праздных ниже безплодных сотворят вы в Господа нашею Иисуса Христа познание» (2Петр.1,5-8). Далее: «и всяко, еже аще творите, от души делайте, яко Господу, а не человеком». Для чего? — «Ведяще, яко от Господа приимете воздаяние достояния» (Кол.3,23-24). Так без тер­пения в доброделании — ни в чем не успеешь, а терпения этого негде почерпать, как в уповании. Это упование и должно посему возгревать всеусердно, вооружась верою.

 

Стихи 49 - 56

 

Седьмое восьмистишие идет под буквою «заин» — «маслина».

Маслина — дерево, из плодов которого выделывается елей — символ милости Божией и все­го утешительного и целительного. Ни один, мо­жет быть, предмет из мира вещественного не прилагается в слове Божием так часто и разно­образно к предметам духовным, как елей: то он елей радости (Пс.44,8), то помазания (Исх.25,6), то целительности (Ис.1,6), то светения (Исх.27,20), то елей жертвенный (Лев.6,15), то хлебный (в хлебе) (Лев.8,26), то благочестия (Екк.7,2), то мира (в песни: «милость мира»).

В настоящем восьмистишии святой Давид собирает изречения, выражающие то, о чем скор­бела душа его и откуда брал он утешение для нее. То беспокоит его медленность исполнения обетовании Божиих (стих 49), то смиряющие об­стоятельства жизни (стих 50), то гордые враги и насмешники (стихи 51—52), то, вообще, размно­жение греха и нечестия (стих 53), то пребывание на земле — месте странничества нашего (стих 54). Во всех этих прискорбиях он ищет и находит утешение себе только в Боге и святом законе Его, всячески стараясь сохранять должное к ним от­ношение. Это последнее выражается разнообраз­но по фразе, но почти одинаково по мысли, как это мы увидим (стихи 55 — 56).

 

 

Стих сорок девятый

«Помяни словеса Твоя рабу Твоему, ихже упование дал ми ecи».

«Словеса с упованием»,на которые пророк питал утешительные надежды, были данные ему обето­вания. Он просит вспомнить о них, конечно, потому, что в текущих обстоятельствах было что-нибудь не соответствовавшее ожиданиям, воз­бужденным словами Господа, или потому, что впереди видел он нечто такое, что могло разру­шить его надежды, или потому, что чувствовал в ту пору нужду в утешении и милости Божией; обетования же обещали всякую милость, потому он и говорит: «Помяни, что сказал, и даруй хоть малую часть из обещанного, потому что, в особен­ности теперь, я чувствую в том нужду». В основе такого прошения лежит непоколебимая уверен­ность в непреложности слова Божия.

«Помяни..». Но неужели и у Бога бывает забве­ние, как у человека? — Не может быть. Так по­чему же говорится — «помяни»? Слово это часто употребляется в Писании и в прямом, и в обрат­ном смысле, как, например: «почто мя забыл ecu?» (Пс.41,10), или: «вскую... забываеши нищету нашу?» (Пс.43,25). И Сам Бог говорит чрез пророка, что забудет все согреше­ния грешника, если он, обратившись, покается (Иез.18,21-22). Забвение в Боге следует понимать не так, как понимается оно у нас, людей. Когда Бог, сверх ожидания человеческого, изменяет порядок ве­щей, не изменяя Совета Своего, «пребывающего во век» (Пс.32,11), то говорится, что Он «раскаяся». Так говорится о Нем — «забы», когда, по-видимому, Он замедляет Своею помощию или исполнением обетования Своего, или должным воздаянием грешникам, или другим чем-либо, как будто выпало из памяти у Него то, чего надеются или чего боятся, но что не сбывается, хотя Бог делает это по особенному промышлению Своему, не по оскудению памяти и не по изменению воли. Таким образом, когда говорится Ему: «помяни»,то этим выражается лишь желание молящегося получить обещанное, а не то, чтобы что-либо предлагалось Богу, как будто выпавшее у Него из мысли. «Помяни»,говорит, «словеса Твоя рабу Твоему»; это значит: исполни то, что Ты обещал рабу Твоему; «ихже упование дал ми ecи»— значит: «положившись на слова Твои, вы­ражавшие обетование, я, толкует блаженный Ав­густин, стал питать надежду».

Святой Иларий видит в этом слове еще ту мысль, что как обетования Божий суть условные, даны то есть под условием верности того, кому они даны, то пророк, не надеясь исполнить этих условий сам, просит Бога помочь ему в этом, чтобы потом исполнить и обетование, ограничен­ное такими условиями. «Пророк молится, гово­рит он, да явится достойным того, чтобы Бог удостоил его помянуть о слове Своем, которым обнадежил его.»

Что это за словеса Божий к Давиду — опре­деленно указывается в слове Божием. Так Бог говорил ему чрез пророка Нафана: «поях тя от пажити овчия на властелинство людем моим Израи­лю, и бех с тобою во всех, аможе ходил ecu, и искорених вся враги твоя от лица твоего». И далее: «и упокою тя от всех враг твоих», и проч. Услышав такой ответ Божий, святой Давид воззвал: «Кто есмь аз, Господи мой, Господи, и что дом мой, яко возлюбил мя ecи даже до сих? И мала сия пред Тобою суть, Господи мой, Господи, и глаголал ecu о доме раба Твоего вдалеко». И ниже: «И ныне, Господи мой, Господи! Ты ecu Бог, и словеса Твоя будут истинна, и глаголал ecи о рабе Твоем благая сия. И ныне начни и благослови дом раба Твоего, еже быти ему во век пред Тобою, яко Ты, Господи мой, Господи, глаголал ecи, и от благословения Твоего да благословится дом раба Твоего, еже быти в век пред Тобою» (2Цар.7,8-29)Обнадеженный этими словами, святой Давид не переставал ожидать сбытия их и, опираясь на неизменяемость слова, изреченного чрез пророка, приступает к Богу с молитвою, да помянет обетования, о которых необычно Ему за­бывать. «Не по горделивому какому-либо притя­занию, толкует святой Амвросий, говорит он так, но в уверенности, что Бог истинный не может быть ложен в словах Своих. Он говорит как бы так: не по восхищению уповал я; напротив, Ты сам сделал то, что я стал питать надежды. Раб я — жду напитания от господина; воин я — жду оброка от царя».

Таков смысл этих слов в устах святого Дави­да. Но в каком смысле можем и мы обращать их к Богу? И нам всем даны в Господе Иисусе обетования, не о будущем только, но и о настоя­щем. Приводя посему на мысль эти обетования и не видя их исполнения на себе, молись, да по­мянет их Бог и исполнит в тебе, и если препона к исполнению их находится в тебе, то проси вместе с тем разрушить эту препону и сделать тебя достойным принятия того, что обетовано. Так, обещано всепрощение кающимся; но всепро­щение приносит радость, а у тебя все та же туга и как будто нечаяние,— молись же, чтобы Гос­подь изрек в сердце твоем обетованное всепро­щение и ты ощутил радость от того, потому что «Блажени, ихже оставишася беззакония и ихже прикрышася греси» (Пс.31,1).Обещано, что крещеный водою и Ду­хом или омытый слезами покаяния обновляется духовно и начинает жить новою жизнию: это же должно совершиться и в тебе; а между тем ты сознаешь, что деяния ветхого человека все продолжают прорываться с такою же будто бы си­лою, как и прежде,— и молись, чтоб избавил тебя Господь благодатию Своею от «тела смерти сея» (Рим.7,24) и чтобы не грех, а уже Сам Бог жил в тебе. Обе­щано, что все будут научены Богом, не внешне, чрез письмена, а внутренне, чрез написание невидимым перстом глаголов Божиих на скрижалях сердца: следует и в тебе этому быть; а ты видишь все неясно, и в сердце твоем никогда не изрека­ется всепросвещающее и животворящее сло­во, — и молись, чтобы Господь стал наконец для тебя светом, просвещающим всякого человека, гря­дущего в мир. Обещано, что истинные поклонни­ки будут поклоняться Богу духом,— следует и тебе так поклоняться; а ты между тем видишь, что и телесное-то поклонение твое неисправно, а духовного и начатков нет,— вот и молись, чтобы «Дающий молитву молящемуся» (1Цар,2,9) и тебя научил приступать к Нему в молитве достодолжно. Так поступай и в отношении ко всему другому. Но при этом, чтобы молитва твоя не была пустым словом, не забывай исполнять или обещаться исполнять то, что требуется от тебя самого, дабы смысл слов твоих всегда был таков: «вот я делаю, или буду делать по силе, что от меня за­висит,— вспомни же, Господи, и Ты, что обетова­но Тобою работающим Тебе, и исполни благ Твоих бедную душу мою». Когда потрудишься так в жизни, то и в конце ее можешь сказать с апостолом: «подвигом добрым подвизался, течение скончах, веру соблюдох. Прочее убо соблюдается мне венец правды, егоже воздаст ми Господь в день он, праведный Судия» (2Тим.4,7-8). Это верх обетовании и надежд, опирающихся на слове Господа: «идеже есмъ Аз, ту и слуга мой будет» (Ин.12,26).

 

Стих пятидесятый

 

«То мя утеши во смирении моем, яко слово Твое живи мя».

Прежде сего, пророк выражал мысль, что в жизни его есть что-то не соответствующее обетованиям Божиим, потому и просил воспомянуть о них; теперь определенно сказывает, что имен­но смущало его. Это — какие-то смиряющие, уничижающие, убивающие дух обстоятельства, и что среди их он оживляет убитую горем душу свою словом Господним.

Что же такое это «смиряющее?» — Могло быть и сознание нравственных своих недостат­ков, с которыми не справишься; «оживляющее» же в этом случае будет слово Господа о том, что тот, кто смиренно думает о себе, возвысится, а более всего то обетование, что восскорбевший об этом и взывающий к Богу всегда получит благо­датное оживление: пошлет Господь Духа Своего и созиждется разорившийся нравственный строй его. Так учит блаженный Августин: «Можно здесь разуметь, говорит он, то смирение, которым смиряются, исповедуя грехи свои и горделиво не приписывая себе правды. Смиряющим себя та­ким образом дано такое утешительное слово: «Бог гордым противится, смиренным же дает благодать» (Иак.4,6). И Сам Господь сказал:»возносяйся смирится, смиряяй же себе вознесется» (Лк.14,11). Но, прибавляет блажен­ный Августин, хорошо разуметь здесь и то сми­рение, когда кто смиряется скорбию, посылаемою к сокрушению гордости и испытанию терпения. Живительное для таковых слово такое: в «терпе­нии вашем стяжите души ваша, и — влас главы вашея не погибнет» (Лк.21,18,19); и еще: «верен Бог, иже не оставит вас искуситися паче, еже можете, но сотворит со искуше­нием и избытие, яко возмощи вам понести» (1Кор.10,13). Такое же упование дал Господь и в молитве, которой научил нас, повелев говорить в ней: «и не введи нас во искушение». Если Он хотел, чтобы молящиеся так говорили в молитве, то, конечно, этим дал и обе­тование, что исполнит просимое».

То же разумеет и святой Афанасий о словах пророка: «то мя утеши во смирении моем». «Это са­мое упование (о коем сказано в предыдущем стихе), порожденное во мне словом Твоим, уте­шало и успокоивало меня столько, что если постигало меня какое-либо бедствие или опас­ность, чаяние смерти, тяжкая болезнь, или потеря имущества, или гонение, или что-либо другое, по мнению людей тяжкое, — то утешением для меня было упование».

Святой Амвросий говорит также: «Упование, осенившее меня, воздействием слова Твоего уте­шало меня и воодушевляло к терпению неприят­ностей, встречаемых мною в жизни. А уповал он так потому, что верен был Господу: без этого не возымел бы он упования. Это видно на святом апостоле Павле. Когда Павел шел против имени Господа, то не имел утешения упования, а когда начал терпеть за имя его, то почерпал утешение из источника упования. Смотри же, как, сделав­шись верным, и всех воодушевлял он к терпению и благодушию. «Кто ны разлучит от любве Божия: скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч? Якоже есть писано: яко Тебе ради умерщвляемы есмы весь день; вменихомся, яко овцы закаления». Затем прибавляет и то, как можно все это перенесть:» но во всех сих препобеждаем за Возлюблшаго ны» (Рим.8,35-37). Итак, кто хочет препобедить противности, когда случится гонение, или беда, или смерть, или тяжкая болезнь, или набег разбойников, или отобрание имений, или другое какое бедствие, — удобно препобедит все это тот, кто преисполнен утешительною надеждою. Пусть встретится что-либо подобное — оно не может действовать подавляющим образом на того, кто в сердце носит убеждение, что «недостойны страсти нынешняго времене к хотящей яеитися в нас славе» (Рим.8,18). Кто чает лучшего, тот не может быть сокрушен чем-либо маловажным».

Еще и другое разумеет святой Амвросий под «смиряющим», именно, внутренние искушения от греха и диавола, с которыми надо вступать в борьбу в надежде победы силою благодати Гос­подней. «Во время смирения нашего, говорит он, утешительница наша — надежда. Временем же смирения души нашей я полагаю время искуше­ния. Душа наша смиряется, когда бывает преда­ваема искусителю на испытание тягостными притрудностями, которые неизбежны, чтоб устоять в борьбе и препобедить, когда чувствуешь приступ противной силы. В этих-то искушениях и живит­ся душа словом Божиим. Оно есть жизненная эссенция души нашей, которою она питается, возращается и управляется. И нет ничего, что могло бы так живить душу разумную, как слово Божие. Насколько вкореняется оно в душе нашей, когда, разумеется, оно приемлется и вкушается, настоль­ко раскрывается и жизнь души. Напротив, по мере того, как оскудевает слово Божие в душе,— и жизнь души терпит ущерб и оскудение. Как союз между душою и телом поддерживается и живится жизненным духом, так словом Божиим и благодатию Духа животворится душа наша (поддерживается союз ее с Богом, источником жизни). Потому-то мы всячески должны стараться, чтобы, оставя все прочее позади, собирать словеса Божий и вносить их во владычественное наше (ум), в чувства (сердце), в начинания (во­лю), и во все дела наши, чтобы вся деятельность наша согласна была с изречениями Писания, и деяния наши нисколько не разнились с строем небесных заповедей. Тогда и ты можешь гово­рить: «слово Твое живи мя».

Предыдущая45678910111213141516171819Следующая

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: