Последствия геополитических перемен

Распад Советского Союза и последовавшее за ним крутое изменение в политике Соединенных Штатов в значительной степени способствовали распространению исламского фундаментализма. Государства-сателлиты США после этого распада испытывают синдром сиротства. Примером этого явления может служить Пакистан.

Фундаменталистские группы, возникавшие на территории Пакистана с поощрения пакистанской Межвойсковой разведки в основном на американские деньги и служившие пополнением афганского Альянса семи, оказались без кормильца и попечителя. Они выполнили свою миссию, и США более не считали нужным снабжать их финансовыми средствами и оружием. Менталитет фанатиков не позволил моджахедам взглянуть на новое положение дел с позиции изменившихся геополитических реалий. Еще вчера считавшие Америку своей надеждой и опорой, они в одночасье стали ярыми антиамериканцами. Пакистанская политическая и военная элита, верой и правдой служившая США с 50-х годов, тоже испытала унижение в связи с безразличием Вашингтона к судьбам вчерашнего союзника и тоже стала проникаться несколько более мягкими, но все же антиамериканскими настроениями. Этим, в частности, объясняется их отношение к формирующимся на территории Пакистана террористическим группам и организациям как респектабельным освободительным силам, к вопросу выдачи США саудовского террориста Усамы бен Ладена и продолжающейся помощи режиму Талибан в Афганистане.

Уход в прошлое двухполярного мира вызвал к жизни в самой стране и нечто более опасное - распространение системы образования, рассчитанной на подготовку моджахедов (талибов), пушечного мяса для перемалывания в афганской мясорубке. Речь идет о медресе, сеющих в умах молодежи семена перманентной ненависти, настраивающих ее на войну с «неверными», обращающих особое внимание на идеологическую индоктринацию попавшей в их руки молодежи. Индоктринацию, естественно, исламско-фундаменталистскую. Таких «учебных заведений» насчитывается в Пакистане свыше 40 тысяч. Раньше на содержание медресе шла часть американских денег из сумм, передаваемых заокеанскими спецслужбами Межвойсковой разведке Пакистана. Времена изменились, американские деньги вместе с сотрудничеством разведок двух стран ушли в небытие, но связка с разведкой улемов из партий «Джамиатул улемае ислам» и «Джамаате ислами», в основном ответственных за подготовку моджахедов, осталась. Трудно сказать, какова зависимость медресе от средств, получаемых из рук разведки сегодня, но, похоже, они особенно не бедствуют. Наивные представления, что у разведки нет собственных средств и что она пользуется исключительно деньгами, выделяемыми ей по бюджету, были развеяны скандалом с подкупом кандидатов еще на выборах 1990 г.

Сейчас другие времена. Изменилась идеологическая ориентация будущих воинов ислама (к числу врагов ислама добавились США), но если быть до конца объективными, в основном все осталось по-старому. Именно поэтому передовая часть пакистанского общества предлагает правительству строго ограничивать и контролировать деятельность медресе, где главный контингент учителей - полуграмотные муллы, передающие своим подопечным свое, зашоренное сектантскими представлениями и примитивным восприятием мира видение Корана и долга мусульманина. До тех пор, пока медресе заменяют собой принятую во многих странах систему академического образования, Пакистан будет продолжать катиться в пропасть невежества, а процент неграмотных (сейчас он составляет три четверти населения) увеличиваться.

Как ни серьезна проблема безграмотности и невежества, но есть и нечто гораздо более опасное для судеб страны. Это наркомания. Если раньше (лет 15 назад) о численности населения, попавшего в эту беду, никто не говорил, поскольку она была ничтожно мала, то после афганской эпопеи подсчеты предлагают нам пугающие цифры. Сказать точно, сколько в сегодняшнем Пакистане лиц, регулярно употребляющих наркотики, невозможно. Приводятся разные данные, одни страшнее других. Известно только, что это миллионы. Причем многие из них «сидят на игле», употребляют героин, то есть обречены на довольно быструю деградацию и смерть. Лаборатории же, производящие «белую смерть» из опиума, выращиваемого в труднодоступных горных районах системы Гиндукуш, и расположенные главным образом в так называемой Зоне племен, управляемой непосредственно центром, а также в Афганистане, продолжают работать и приносить наркодельцам фантастические прибыли.

 

Исламская умма и Пакистан

Ошибочные представления о том, что ислам - это некий монолит, противостоящий современным идеям развития и гармоничной жизни, исходящим от других цивилизаций, других религий, часто препятствуют пониманию процессов, происходящих в исламской мировой общине, умме. Между тем внутри нее идет интенсивная дискуссия о будущем мира ислама, его взаимоотношениях с остальной частью человечества: должны ли мусульмане отвергнуть все западные представления о диалектике жизни и межнациональных, межконфессиональных отношений? Должны ли они замкнуться в коконе «исламской модели» или попытаться найти общий язык с вчерашними противниками, отказавшись от традиционной конфронтационной аргументации, пытаясь выработать общие подходы к проблемам гуманитарного свойства с тем, чтобы прийти, наконец, к необходимости объединения всех усилий в борьбе с общим для человечества злом – нищетой, социальным и экономическим неравенством, невежеством, безграмотностью и болезнями? Или все еще продолжать размахивать мечом нетерпимости и насилия в тщетных атаках на секуляризм и современность, технологический прогресс и гражданские свободы. С особенной остротой эти вопросы встают сегодня перед такими странами, как Афганистан, Алжир, Египет, Индонезия, Нигерия, Судан, Сомали, Пакистан, где склонность к насилию и религиозная нетерпимость часто определяют отношение к наиболее острым и актуальным проблемам.

Показательно, что число ответственных представителей мусульманской уммы, выступающих за конструктивный диалог с немусульманами, постоянно растет. Не так давно в Катаре начало работать независимое радио «Аль-Джазира», передающее беспристрастную информацию о событиях в арабских странах и вообще вокруг мусульманского мира. Похоже, что радио свободно от какого бы то ни было контроля со стороны официальных кругов и демонстрирует высокую ответственность при обсуждении проблем, касающихся отношений уммы с другими странами мира, в том числе Запада и Россией. Оно обращается к таким вопросам, как отсутствие демократии в арабских странах, недостаток прозрачности в их политике, бесконтрольность власти и коррупция.

К сожалению, в Пакистане такую же ответственность демонстрирует только узкая прослойка интеллигенции, видящая реальный вектор развития их страны в случае продолжения политики, корнями идущей из Эр-Рияда. Каков же наиболее вероятный вариант развития Пакистана, что будет с улемами, демократией и армией?

Исторический опыт говорит о том, что события вряд ли пойдут, в конечном счете, по сценарию «Талибан». Даже если апологеты исламской идеи наберут столько сил, что будут в состоянии кардинальным образом изменить государственное устройство Пакистана, сделать его чем-то вроде Ирана (на суннитской, разумеется, основе), то весь более чем 50-летний опыт государственного строительства здесь окажется ненужным и даже вредным, поскольку противоречит всем известным концепциям исламского государства. Надеждам землевладельческо-бюрократической олигархии и верхушки предпринимательской прослойки удержать ведущие позиции в стране будет положен конец. Армия как госструктура тоже окажется в подчиненном положении, но не в четких юридических рамках, определенных конституцией, а в качестве послушного орудия халифа, склонного, весьма вероятно, к эмоциональным, непродуманным шагам. Предположить, что такое может произойти в Пакистане, десятилетиями жившем в соответствии с конституцией, весьма и весьма трудно.

В равной степени трудно представить себе, что здесь утвердится западная (американская или одна из европейских) модель демократии. Она здесь не приживется именно в связи с тенденцией к исламизации. Попытки преодолеть ее сопряжены не просто с возможностью конфликтов, но с риском гражданской войны.

Скорее всего, в Пакистане будет господствовать номинальная демократия, при которой формально функционируют независимые ветви власти и институты демократии, но в которой ислам будет играть роль важного, а возможно, и определяющего элемента.

 

¹ Дурга Дас Басу. Основы конституционного права Индии. – М., 1986. – С. 57-58.

² Leonard Binder. Religion and Politics in Pakistan. – University of California Press. – С. 142-143.

³ Maryam Jameelah. Who is Maudoodi? – Lahore, 1973. – С. 11-13.

⁴ Другое распространенное название ахмадийцев. Кадиан - место рождения М.Г.Ахмада. На самом деле кадиани - одна из двух подсект ахмадийцев, другая - лахори (от г.Лахор).

⁵ Abul Ala Maududi. The Qadiani Problem, Jama'ate Islami. – Karachi, 1953. – С. 22-23.

⁶ Dawn, 17.12.2000.

⁷ Восток. – 2000. – № 4. – С. 91-104.

⁸ Herald. Karachi, 1997, Annual. – С. 80.

⁹ Memorandum for Commission on Human Rights, Persecution of Ahmadiyya Muslims in Pakistan. Ahmadiyya Muslim Association, UK. – London, March 2000. – С. 11-13.

¹⁰ Dawn, 25.10.2000.

¹¹ Memorandum… с. 14.

 

 

К.И.Поляков

 

 

ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ РЕЛИГИОЗНОМУ ЭКСТРЕМИЗМУ
И ТЕРРОРИЗМУ В АРАБСКИХ СТРАНАХ

 

В последней трети XX века на политическую обстановку в целом ряде арабских государств все сильнее стал воздействовать рост религиозного экстремизма. Связанные с ним террористические проявления поставили в число приоритетных задачу организации противодействия исламистам. В результате скоординированных действий арабов на национальном, региональном и международном уровнях исламские экстремисты частично утратили свои позиции на Ближнем Востоке. Наиболее активные элементы из числа «непримиримых» были вытеснены за пределы большинства стран этого региона. Некоторые из них стали перемещаться в государства Центральной Азии, а также в районы традиционного распространения ислама в Российской Федерации.

Опыт арабских стран представляет интерес для России не только в целях предупреждения и локализации внешних угроз со стороны зарубежных исламских организаций экстремистской направленности, но и для анализа внутренних социально-экономических условий зарождения религиозного экстремизма. В 90-е годы для России, значительная часть населения которой исповедует ислам (около 12,5%), во многом стали характерны проблемы социально-экономического порядка, которые ранее считались специфичными лишь для стран «третьего мира». Соответственно, острее проявлялись присущие некогда только «развивающимся странам» некоторые типичные черты своеобразной религиозно-политической ситуации: обострение межконфессиональных противоречий, проявление религиозной нетерпимости, усиление фундаменталистских тенденций и др.¹

Проблема религиозного экстремизма и терроризма затронула не только Арабский Восток, но и многие другие мусульманские страны. В настоящее время более чем в 70 странах мира насчитывается около тысячи групп и организаций, прибегающих в своей деятельности к методам террора. По экспертным оценкам, около 200 из них используют ислам в качестве идеологической основы своей деятельности. Существенно возрос уровень технической оснащенности террористов, и укрепилось финансирование. Согласно секретному докладу, ЦРУ около 120 «террористических исламских группировок» по всему миру получили в 1998 г. финансовую помощь на сумму 4,5 млрд. долларов². Заметно усилилась их связь с наемничеством и наркобизнесом. Отмечавшиеся до недавнего времени попытки политических кругов США связать понятия «исламский экстремизм» и «международный терроризм» претерпели изменения.

В 80-е годы проблема «терроризма ближневосточного происхождения», по существу, стояла в числе важнейших угроз в первую очередь для США и некоторых их союзников. Уже в наши дни, когда американцы переориентировались на поддержку албанских мусульман (события в Косово), ситуация стала меняться. В то же время в России 90-х годов (главным образом в электронных СМИ) стали проявляться рецидивы времен «холодной войны» западных подходов к исламу. Уже в нашей стране наметилась тенденция увязать «арабо-мусульманский фактор» с «исламским терроризмом» или «исламским экстремизмом». Такого рода попытки усилились в связи с проведением контртеррористической операции на Северном Кавказе, но они не получили широкой поддержки среди научных кругов и практических работников-арабистов. Как отмечал заместитель директора Департамента Ближнего Востока и Северной Африки МИД России А.Подцероб, «арабские государства не поддерживают терроризм в России. И у арабских правительств, и у нас один общий враг – это экстремизм, который на данном этапе прикрывается исламскими лозунгами»³.

В минувшее десятилетие в разных странах Арабского Востока проблеме борьбы с религиозным экстремизмом придавалось бóльшее или меньшее значение в зависимости от конкретных условий. Это можно выборочно проиллюстрировать на примере некоторых арабских стран. Так, в Арабской Республике Египет в 90-е годы в силу ряда причин социально-экономического и политического характера вопросы борьбы с исламским экстремизмом стали в разряд приоритетных. В этот период руководство АРЕ начало оценивать исламский экстремизм как одну из основных угроз национальной безопасности. Это связано с намерениями исламистов заменить существующий конституционный строй формой государственного устройства, основанного на предписаниях Корана и шариата.

Созданная в 90-е годы в АРЕ система борьбы с экстремизмом включала в себя большинство органов законодательной и исполнительной власти. Важное значение в Египте придавалось налаживанию взаимодействия в этой сфере всех государственных органов. Для этих целей при правительстве страны была образована Межведомственная рабочая группа по координации деятельности правоохранительных органов, учреждений пропаганды и просвещения, министерств и ведомств социального и экономического блоков правительства. Значительная роль в этой системе отводилась Высшему суду безопасности, членами которого назначались армейские офицеры. Приговоры суда обжалованию не подлежали. По характеру действий и полномочиям он был подобен чрезвычайному трибуналу. Основной мерой наказания за преступления террористического характера стали каторжные работы или смертная казнь.

После покушения в 1995 г. в Аддис-Абебе на президента АРЕ Хосни Мубарака в Египте была разработана комплексная программа борьбы с терроризмом. В рамках ее реализации в 1997 г. были приняты дополнительные меры по усилению противодействия исламскому экстремизму. В частности, увеличена численность и усовершенствована программа подготовки кадров, расширены полномочия Главного управления государственной безопасности МВД. Новый глава этого ведомства Х.Албери, который занял пост в 1998 г., сумел заметно активизировать в стране антитеррористическую деятельность. В частности, по его приказу было усилено патрулирование египетско-ливийской границы для ограничения возможностей передвижения подозрительных лиц. Кроме того, в морских портах и аэропортах АРЕ была установлена закупленная в США аппаратура для обнаружения взрывчатых веществ.

Одновременно был усилен государственный надзор за религиозными учреждениями страны. Для противодействия использованию исламистами мечетей в своих целях египетскими властями в 1996 г. был принят рассчитанный до 2000 г. план перевода под контроль Министерства вакуфов около 30 тыс. небольших мечетей. Тем самым устанавливался контроль над сбором пожертвований, которые служили одним из источников финансирования исламских группировок. Кроме того, были проведены аудиторские проверки финансовой деятельности Ассоциации «Братья-мусульмане», профсоюзов врачей, адвокатов, инженеров, фармацевтов, которые, по данным властей, поддерживали экстремистов. К августу 1996 г. благодаря соглашениям о сотрудничестве в области безопасности, подписанным Египтом с рядом стран, МВД АРЕ во многом удалось решить проблему перехвата поступлений из-за границы средств, предназначенных исламистам⁴. Из-за резкого сокращения в результате таких действий финансовой базы многие исламские организации Египта были вынуждены отказаться от участия в выборах в местные органы власти.

В последние годы власти Египта продолжали проводить жесткую линию в отношении исламских экстремистов. При этом игнорировались как их призывы к перемирию с властями, так и угрозы в их адрес. Руководство АРЕ считало, что заигрывание с экстремистами только спровоцирует активность их намерений по захвату власти. Такой курс египетского правительства позволил к 1998 г. добиться определенного снижения деятельности экстремистов внутри страны. Вместе с тем, признавая заметные тактические успехи египетских властей в борьбе с религиозным экстремизмом, нельзя не отметить, что в стратегическом плане силовые акции в отношении исламистов зачастую давали обратный эффект. Они способствовали росту их популярности в своей среде и авторитета среди тех слоев населения, которые можно отнести к социальной базе исламистов. Более того, военные и полицейские методы увеличивали напряженность в египетском обществе, вызывали критику со стороны правозащитных организаций.

В создавшихся условиях исламские фундаменталисты получали возможность не только критиковать режим за проводимую им прозападную политику, идущую, по их мнению, вразрез с местной культурой, традициями, образом жизни и т.п., но и приобретали имидж борцов за «подлинную независимость» страны. Показательно в этой связи высказывание верховного наставника «Братьев-мусульман» в Египте Мухаммеда Хамида Абу ан-Насера, который заявил, что члены этой организации не только «требуют введения шариата как гарантии свобод и защиты имущества граждан», но также «прилагают все свои душевные и физические силы в интересах независимости страны, освобождения ее от любых форм иностранного проникновения или вмешательства во внутренние дела»⁵. При этом исламисты использовали недовольство части египетского населения значительным американским присутствием в стране (включая большое количество американских советников и специалистов в министерствах и ведомствах АРЕ).

Не имея возможности на данном этапе кардинально решить весь комплекс проблем, ограничивающих влияние исламских экстремистов, египетские власти ищут наиболее оптимальные варианты действий. Так, в последние годы наряду с жесткими репрессивными мерами в отношении исламистов, осуждением к длительным срокам тюремного заключения и каторжным работам время от времени проводились амнистии, сопровождавшиеся выдачей денежных средств осужденным на обустройство после выхода из мест заключения. Например, только в 1998 г. из египетских тюрем было освобождено около 50 тыс. человек, осужденных по Закону «О чрезвычайном положении». В мае 1999 г. было освобождено около 1200 членов «Аль-Гамаа аль-исламия». Кроме того, осознавая, что проблема экстремизма имеет глубокие экономические и социальные корни, власти АРЕ, в том числе и для ослабления влияния исламских экстремистов среди населения провинций юга Египта, реализуют комплексную программу социально-экономического развития этой части страны.

На сегодня власти АРЕ считают, что основная угроза для национальной безопасности страны исходит от зарубежных руководящих структур исламских экстремистов, которые в своей деятельности опираются на многочисленные египетские общины за рубежом (в том числе, в странах Западной Европы и США). В этой связи египетские правоохранительные органы рассматривают взаимодействие со своими иностранными коллегами как один из факторов, способствующих успешному противодействию этим зарубежным структурам. Однако не всегда попытки египетских властей добиться арестов и депортации в страну находящихся за границей наиболее радикально настроенных руководителей основных исламских организаций находят поддержку у зарубежных партнеров. В этом плане у египетских властей иногда возникают серьезные проблемы, как например, с Великобританией.

В 90-е годы необходимость борьбы с религиозным экстремизмом особенно остро встала перед руководством Алжира. Его власти прибегли к самым крайним мерам подавления экстремизма и терроризма, вплоть до введения в законодательном порядке режима чрезвычайного положения. Как известно, в результате предпринятых правительством АНДР в 1992 г. радикальных мер по недопущению к приходу к власти исламистов в стране фактически началась гражданская война. На первом ее этапе (1992 г. – середина 1996 г.) между двумя сторонами развернулись боевые действия в обширных районах, подконтрольных исламистам. Масштаб противоборства свидетельствовал о том, что армия и силы безопасности ни в техническом, ни в тактическом плане оказались не готовы для ведения борьбы с исламским терроризмом. В дальнейшем постоянное и скоординированное давление со стороны армии и сил безопасности, использование сил самообороны, хорошо знающих местность в районах боев, позволили локализовать очаги сопротивления исламистов. На втором этапе войны (с середины 1996 г. до конца 90-х годов) действия исламских экстремистов стали носить более ограниченный характер. Закрепившись в труднодоступной гористой местности, они осуществляли отдельные террористические акции. В этих районах правительственные подразделения продолжают проводить военные операции, в том числе с применением авиации и тяжелой техники.

В рассматриваемый период главной силой в борьбе с терроризмом в Алжире выступала армия. Министерство обороны имеет специальное подразделение по борьбе с терроризмом, оснащенное самым современным вооружением, включающим вертолеты и бронетехнику, приспособленные для ведения боевых действий в пустыне. Для координации борьбы с исламскими экстремистами в Алжире был создан специальный Руководящий межведомственный комитет, который принимает решения, обязательные для исполнения всеми силовыми структурами. В зависимости от конкретных условий власти Алжира применяли различные силы. Так, в крупных городах борьба с экстремистами велась силами спецподразделений национальной полиции, в пригородных зонах и сельских местностях использовалась национальная жандармерия, а в лесных и горных массивах страны привлекались армейские подразделения. В непосредственном подчинении указанного комитета находится группа специального назначения, которая проводит операции по освобождению заложников, ликвидации террористов на их базах и т.д.

В свою очередь, правоохранительные органы АНДР осуществляли мероприятия по перекрытию каналов поступления экстремистам финансовой поддержки. Одновременно ими проводились операции по борьбе с наркобизнесом, которым занимаются исламисты для получения денежных средств. Власти Алжира стремились также использовать недовольство населения нападениями террористов и поощряли инициативы жителей ряда городов и населенных пунктов по созданию групп самообороны, обеспечивая в отдельных случаях ее участников оружием. За каждого выявленного боевика заявителю выплачивалось денежное вознаграждение в местной валюте, эквивалентное примерно 50 американским долларам. В целях дискредитации исламистов в глазах алжирской и мировой общественности активно используется в пропагандистских целях тот факт, что вопреки исламским нормам террористы усиливают свою активность в период священного для мусульман месяца Рамадан. Одновременно в этот период во всех населенных пунктах ожесточаются меры безопасности. Проводятся массовые превентивные аресты выявленных экстремистов, силами антитеррористических подразделений устраиваются облавы исламистов.

Кроме этого, власти АНДР проводили соответствующую профилактическую работу с руководителями религиозных учреждений и проповедниками. В частности, в сентябре 1997 г. имамам столичных учреждений культа властями было вынесено предупреждение о том, что они несут уголовную ответственность за порядок внутри вверенных им помещений. Кроме того, проповедников предостерегли от каких-либо попыток трансформации мечетей в оплоты подрывной деятельности. Одновременно в качестве одной из штрафных санкций, направленных на недопущение использования мечетей экстремистами, алжирские власти стали практиковать перевод частных учреждений культа в государственную собственность⁶.

При этом алжирские власти отдавали себе отчет, что невозможно стабилизировать обстановку и блокировать террористическую деятельность экстремистов в стране только репрессивными и административными мерами. В этой связи они прибегали к переговорам с лидерами исламистов, сомневающимися в возможности захвата власти вооруженным путем, пошли на объявление амнистий. Однако такие акции не давали ожидаемых результатов из-за отсутствия единства в правительстве по критериям возможного освобождения от судебной ответственности членов экстремистских организаций. В Алжире действует положение, согласно которому от такой ответственности освобождаются лица, не причастные к преступлениям против гражданского населения. Что касается активных боевиков, то они должны привлекаться к ответственности в соответствии с действующим законодательством.

Тем не менее, комплексное применение в Алжире мер по противодействию исламскому экстремизму принесло определенные результаты. Среди наиболее значимых из них – самороспуск Исламской армии спасения (вооруженное крыло Исламского фронта спасения – ИФС), завершившийся в январе 2000 г. Большинство ее боевиков и полевых командиров во главе с Мадани Мезрага сложили оружие и были амнистированы. Исламисты частично утратили имевшиеся у них внутри страны возможности для организации борьбы за захват власти, многие были вынуждены выехать за границу. Указанное обстоятельство побудило алжирское правительство активизировать многостороннее и двустороннее сотрудничество с другими странами по борьбе с терроризмом и экстремизмом.

В Саудовской Аравии проблема исламского экстремизма в 90-е годы также была весьма актуальной⁷. Для борьбы с ним власти королевства использовали весь арсенал имевшихся средств. Наряду с принятием соответствующих политических решений государство продолжало создавать законодательную базу для использования мер полицейского, административного и уголовно-процессуального характера. Они разрабатывались с учетом особенностей применявшихся исламскими экстремистами форм и методов распространения своих идей и проведения антиправительственных акций в предыдущий период (70-80-е годы). Вслед за подавлением экстремистских выступлений, связанных с вооруженной попыткой захвата мекканского храма в ноябре 1979 г., король произвел значительную реорганизацию руководства полиции и армии, сменил чиновников в Западной и Восточной провинциях, а также пригласил французских и западногерманских специалистов для укрепления службы безопасности. Власти потребовали от религиозных лидеров взять под контроль исламских радикалов, запретив последним чтение проповедей в мечетях.

Однако королевская семья отдавала себе отчет в недостаточности запретительных и репрессивных мер в борьбе с религиозным экстремизмом. Социально-экономические и политические трудности побудили правящую династию пойти на определенные уступки в вопросе о власти. Прежде всего Саудиды прибегли к консультациям со своими подданными. Это было необходимо для снижения социальной напряженности путем расширения участия рядовых саудовцев в управлении страной. Тем самым, с одной стороны, частично удовлетворялись требования части саудовского общества, вовлеченной в процесс модернизации, либерализации и реформирования жизни в стране, а с другой, как бы делалась уступка мусульманским традиционалистам, возглавляемым улемами, которые выступали за возврат к принципам демократизма уммы. Сторонники либерализации настаивали на учреждении парламента в рамках существующего монархического режима, а улемы добивались ужесточения борьбы за чистоту ислама и возврат к его первоосновам⁸.

В результате было принято компромиссное решение: в марте 1992 г. король Фахд внес ряд изменений в политическую систему страны, подписав три декрета. В соответствии с одним из них он учредил Консультативный совет (Маджлис аш-шура), который стал прообразом представительного органа. В его функции входило обсуждение деятельности правительства и выработка рекомендаций для короля. Учреждение такого органа означало некоторое отступление от абсолютизма. В состав Консультативного совета вошло 60 человек, которые представляли академические круги, предпринимателей и умеренных улемов. Все члены Консультативного совета были назначены королем Фахдом. При этом приоритет был отдан сторонникам прозападной ориентации. Так, 32 члена совета являлись выпускниками различных западных университетов. Представительство улемов-традиционалистов было весьма ограниченно⁹. Следует отметить также, что в общественно-политической системе большую, хотя и опосредованную роль играет Совет улемов, являющийся совещательным органом при короле.

В 90-е годы исламская оппозиция в Саудовской Аравии получила пополнение в лице так называемых неоваххабитов-проповедников. На защиту традиционных исламских ценностей и ваххабитского аскетизма встали представители интеллигенции – учителя школ, преподаватели и студенты теологических факультетов вузов. Занимая антизападную и антишиитскую позицию, неоваххабиты развернули активную деятельность под радикальными лозунгами. Все возрастающей симпатией это движение стало пользоваться среди молодежи. Зарождение неоваххабизма относится к 1991 г., когда некоторые преподаватели – сторонники традиционализма в своих университетских лекциях подвергли критике политику официального Эр-Рияда при проведении операции «Буря в пустыне», а также осудили определенную либерализацию, допущенную правящим режимом в отношении женского вопроса, в частности по поводу разрешения женщинам водить автомобили.

Кроме того, неоваххабиты резко раскритиковали действующую в стране банковскую систему, построенную, по их мнению, на ростовщическом проценте, что, как известно, противоречит предписаниям Корана. Радикалы выступили также против распространения западной видеопродукции в стране, считая, что через этот канал в стране насаждаются порочные социальные и иные стандарты Запада. Одновременно они призвали правоверных к бдительности в связи со «всемирным иудейско-христианским заговором против мусульманских народов». Наконец, в своих выступлениях неоваххабиты назвали проводимую домом Саудидов внешнюю политику неисламской. В 1992 г. власти Саудовской Аравии провели кампанию арестов наиболее активных сторонников новой ваххабитской оппозиции.

Меньшим влиянием в 90-е годы в саудовском обществе пользовались сторонники либерального крыла религиозной оппозиции. Они выступали за устранение наиболее одиозных пережитков прошлого, смягчение норм шариата в повседневной жизни. К исламской оппозиции их можно было отнести в значительной мере условно и только в той степени, в какой любое движение политического протеста может существовать в исламизированном саудовском обществе. Либералы были представлены Комитетом защиты законных прав (The Committe for the Defense of the Legitimate Rights), который возглавил саудовский диссидент Мухаммед аль-Масари, по специальности профессор-физик. Комитет был создан в 1993 г. в Эр-Рияде, однако затем запрещен властями, после чего его штаб-квартира была перенесена в Лондон. Оттуда поддерживалась постоянная связь со сторонниками Комитета в Саудовской Аравии. Эта группировка обвиняла королевский режим в коррупции, недемократических методах управления, игнорировании требований проведения реальных политических реформ. Комитет активно критиковал жесткие меры саудовского правительства против оппозиционно настроенных деятелей¹⁰.

Шиитская часть религиозной оппозиции в минувшее десятилетие также представляла предмет беспокойства для саудовских властей. Это было связано с тем, что шиитская община в Саудовской Аравии состоит главным образом из рабочих и служащих на нефтяных месторождениях в Восточной провинции. Вследствие этого их политическая лояльность к правящему режиму имеет огромное значение. Исламисты, выступающие от имени шиитского меньшинства, заявляли об ущемлении прав на свободное отправление священнослужения, а также на замещение шиитами руководящих постов в армии и государственном аппарате.

В 90-е годы правительство Саудовской Аравии продолжило меры по снятию социальной напряженности в Восточной провинции (реализация экономических проектов, увеличение расходов на здравоохранение, образование и пр.). Осенью 1993 г. король Фахд вступил в контакт с шиитскими диссидентами, которые вели активную антисаудовскую пропаганду за рубежом, призвав их вернуться домой и обещая разрешить строительство шиитских мечетей и создать новые рабочие места специально для шиитской общины. Эти шаги позволили Эр-Рияду значительно ослабить напряженность в Восточной провинции, но не сняли окончательно с повестки дня шиитский вопрос в Саудовской Аравии¹¹.

Присутствие многотысячного контингента западных войск в районе Персидского залива продолжало вызывать негативную реакцию исламских радикалов. В ноябре 1995 г. экстремистами на улице в Эр-Рияде была взорвана автомашина, груженная взрывчаткой. Теракт произошел возле Центра военных коммуникаций, используемого военными советниками США, в результате чего погибли семь американских военнослужащих. Второй, более мощный взрыв такого же рода произошел в июне 1996 г. на базе ВВС в Хубаре (Восточная провинция), также используемой американцами. Погибли 19 американских военнослужащих и 64 человека были серьезно ранены¹². В ответ на новый вызов исламских экстремистов власти Саудовской Аравии в конце 90-х годов активизировали действия сразу в нескольких направлениях.

Во-первых, были приняты меры по усилению служб безопасности и органов правопорядка, главным образом путем привлечения западных специалистов. Одновременно саудовцы интенсифицировали свое участие в межарабском переговорном процессе по выработке соглашений о борьбе с международным терроризмом. Во-вторых, были разработаны программы социально-экономического развития, реализация которых способна, по мнению правительства, сбить волну исламских оппозиционных настроений в обществе. В-третьих, значительное внимание саудовские власти стали уделять последовательному и целенаправленному формированию в общественном сознании через государственные средства массовой информации идеи саудовской нации¹³. В-четвертых, правящий режим начал демонстрировать свой отказ от практики поддержки различных исламских движений за рубежом.

В Республике Судан в 90-е годы исламский экстремизм не считался превалирующей угрозой среди других видов экстремизма и терроризма. Противодействие религиозному экстремизму здесь имело ряд специфических особенностей, связанных с общественно-политической ситуацией в этой стране и ее международным положением. В частности, это было вызвано обвинениями США в адрес Судана о якобы осуществляемой им поддержке международного терроризма, что как бы автоматически вытекало из сути господствующей в стране идеологии исламского фундаментализма. Руководство Судана категорически опровергало эти утверждения. Оно заявляло, что на государственном уровне поддерживает (наряду с другими вероисповеданиями) умеренный традиционный ислам маликитского толка, который, по его мнению, наилучшим образом сочетается с многонациональным составом суданского общества.

Лидеры исламского движения в стране отвергали обвинения в экспансионистской направленности своих взглядов. «Суданцы, – отмечал в 1999 г. генеральный секретарь Национального конгрес<

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: