 |
«Счастлив я иль одинок…». «Как прежде всё в знакомом перелеске…». «Месяц да метелица…». «Любовь – неразумный ребенок…». «Ты проходишь такая лучистая…»
|
|
|
|
«Счастлив я иль одинок…»
Счастлив я иль одинок –
Все равно теперь уж…
Я тебе сказать бы мог,
Ты же не поверишь!
И не верь ты мне, не верь,
Коль нельзя поверить:
Запираю я теперь
На ночь крепко двери!
Время бережно кладу
В сердце по минуте
В те часы, когда в саду
Видно каждый прутик…
Видно капельки росы
С голубым отливом, –
В эти тихие часы
Я хожу счастливым!
Я не жду тебя, не жду
В глушь да по распутью…
А под месяцем в саду
Словно строки – прутья!
Словно строки из письма
В искосок с припиской,
Не поедешь ты сама,
Да и я не близко…
Я, должно быть, за чертой,
Где вся жизнь, как внове,
Со спокойной полнотой
Буйно бьющей крови!
Я не жду, не жду тебя,
А гляжу на двери…
Как же жить мне, не любя…
Не любя… не веря?!.
Я тебя и не зову…
Ты и не поедешь…
Я – во сне, ты – наяву
И ничем не бредишь!
Наяву или в бреду –
Я и сам не знаю,
Я не знаю, кто в саду
У меня гуляет.
И рука в моей руке…
И как тонкий локон,
Луч играет на щеке
Из узорных окон!
Словно прядь льняной косы
Льнет ко мне по ветру:
Есть со мной кто в те часы,
Никого ли нету –
Я и сам едва бы мог
Угадать теперь уж…
Я скажу, что одинок,
Ты же не поверишь!
< 1929>
«Как прежде всё в знакомом перелеске…»
Как прежде всё в знакомом перелеске,
Прозрачны синь и тишина…
Висят меж сучьев звезды, как подвески,
И как на ниточке луна.
И то ль во сне скрипят вдали обозы,
То ль в памяти родимых мест…
Но непохожи старые березы
На пышный хоровод невест!
В лесу не раз слиняли шкурки куньи,
Не раз сменилася листва, –
|
|
|
И эта ночь с колечком новолунья
Уж не напомнит сватовства!..
Да и причудных стариц в перелеске
С висков пробила седина,
И ждут они, рассыпавши подвески,
Не жениха, а колдуна…
< 1928>
«Месяц да метелица…»
Месяц да метелица,
Да пушистый снег…
Светит в темноте лицо,
Льется звонкий смех!
Кто же не побесится,
Любя… не любя!
Далеко до месяца,
Близко от тебя…
Катится, как яблочко,
Месяц в облака…
Ты – в середку, я – с бочка,
И с рукой рука!
Голова ли кружится,
Твоя иль моя…
Снежится да вьюжится…
Месяц, ты да я!
Месяц да метелица…
Со снежинкой бровь…
В мире всё безделица,
Только не любовь!
< 1929–1930? >
«Любовь – неразумный ребенок…»
Любовь – неразумный ребенок –
За нею ухаживать надо
И лет до восьми от пеленок
Оставить нельзя без пригляда…
От ссоры пасти и от брани
И няню брать с толком, без спешки…
А чтоб не украли цыгане,
Возить за собою в тележке!
Выкармливать грудью с рожденья,
А спать класть у самого сердца,
На стол без предупрежденья
Не ставить горчицы и перца!
А то может так получиться,
Что вымажет ручки и платье,
И жизнь вся пропахнет горчицей,
А с горечью что ж за объятья!
И вот за хорошим уходом
Поднимется дочь иль сынишка –
И брови крутые с разводом,
И щеки, как свежие пышки!
Но так, знать, положено нам уж,
Что счастью не вечно же длиться:
И дочь может выскочить замуж,
И может сынок отделиться!
Ребенок же слабый и хилый,
Во всем обойденный судьбою,
С тобой доживет до могилы
И ляжет в могилу с тобою!
С ним только вот, кроме пеленок,
Другой не увидишь отрады:
Любовь – неразумный ребенок,
Смотреть да смотреть за ней надо
< 1929>
«Ты проходишь такая лучистая…»
Ты проходишь такая лучистая,
А земля в обиходе простом.
|
|
|
Пред тобою и сила нечистая,
Как собака, виляет хвостом!
По князьку, под застрехой истлевшею
От лучей золотая резьба:
Недопившая, недоевшая
Смотрит сытой мужичья изба…
И мужик запотеет по вечеру,
Коль обронишь ты в чашку лучок.
И пойдут в чашке с тюрей на печеве,
Как от масла, кружки в пятачок!
И хозяйка с улыбкою строгою
Губы вытерет подолом…
На всю ночь напролет над дорогою
Ты повиснешь над каждым селом!
Над селом звезды бисером катятся,
А земля в обиходе простом,
И соломенный голубь под матицей
Вместо лапок – с лучинным крестом!
И недаром же новь у заказника
Полегла, тяжела и черна,
Затаив к сокровенному празднику
Дух и плоть золотого зерна!
< 1929>
«От поля с мягкою травою…»
От поля с мягкою травою
Я нежность получил в удел,
И долго в этот мир глядел
Упавшей с неба синевою.
В лучах и звездном изумруде
Мир так велик, а я так мал!
И долго я не понимал,
С чего же усмехались люди?!.
Запевши робко и несмело,
Я каждый лишний год и день
Следил со страхом, как тучнела
К ногам положенная тень…
Как полнилась по капле ядом
Душа, раскрытая до дна,
Когда, как тихая лампада,
Пред миром теплилась она…
Я видел, как в глухой измене
Редеет и косится бровь,
И сам бросался на колени
Не раз за ложь, как за любовь!
И сам я лживо понемногу
Стал чувствовать и понимать…
И вот с годами и тревогой
Мне даже почужела мать!
Теперь оброс я крепкой шкурой,
Я, слава богу, огрубел,
И часто в сутолоке дел
Судьба мне в спину смотрит дурой…
А мир все тот же, и на взгорбьи
Все так же льется синева…
И в душу просятся слова
В венце и нежности, и скорби.
< 1929, 1935? >
«Когда ручьи обронят с горки вздохи…»
Когда ручьи обронят с горки вздохи
И побегут, как бирючи,
Замечутся в любовной суматохе
На ветлах лосные грачи…
Кружком засядут воробьи на липу,
Чирикая друг другу без ума,
И на реке крякун зайдется в хлипе,
И верша помрачит сома…
И мрачный коршун, незнакомый с пеньем,
Заклёкает, усевшись на стожар, –
Тогда ударит по людским коленям
И по хвостам звериным жар!
И крови человечьего отродья,
|
|
|
Звериная и птичья кровь,
И рыбья кровь сольются в половодье,
Дабы отпраздновать любовь!
И мир как будто голову поднимет,
Столь лучезарен и высок,
И каждых уст с такой любовью примет
Самоничтожный голосок!..
Облезут у зверей хребты и холки,
И глаз расширенных в зрачки
Полезут им бесчисленные щелки
И обомлелые торчки…
Один глухарь, как выродок, пред тайной
Глухарки скучной и рябой,
Поет перед подругою случайной,
Ее не видя пред собой!..
Поет не слыша, ничего не видя,
И, не дослушав до конца,
Слетит она и в страхе и в обиде.
Учуяв запашок свинца…
Пред ним стократ прекрасней и чудесней
Возник преображенный лик,
И он поет, пока за этой песней
Его не свалит дробовик!..
Звук поцелуя в песне этой птицы
И губ ответных полубред.
И с песней той, и с птицей лишь сравнится
Любовью раненый поэт.
< 1929>
|
|
|
