 |
«грибы садятся у дороги…». «была душа моя светла…». В гостях у журавлей. «люблю наедине слагать свои молитвы…». «не зря, лукавая луна…»
|
|
|
|
«Грибы садятся у дороги…»
Грибы садятся у дороги,
По пояс зарываясь в мох,
Чтоб мог их и старик убогий
Собрать в плетеный кузовок!
И чем тропа лежит прямее,
Тем возле ягода крупней,
Но человек, не разумея,
Шагает в жадности по ней!
Да хуже он, чем зверь рыскучий:
Раскрывши рот, нахмуря бровь,
Не видит, как с его онучей
Стекает ягодная кровь…
Он рвется в глушь, все дальше в чащу,
Куда не проникает свет,
Как будто ягода там слаще…
А там и ягодника нет!
И всё ж, когда пышна опушка,
И близко стройка и вода,
Как звонко счетница‑ кукушка
Кукует сроки и года!
Как льется синь тогда на реку,
И за рекой – какой покой!
Ах, даже травка к человеку
Под окна тянется рукой!
И даже скучная ворона
Летит на пашню, как на пир,
Когда заря венчает мир,
Как новобрачная корона!
< 1927, 1930>
«Была душа моя светла…»
Была душа моя светла
Той теплотою человечьей,
С какою глупая ветла
Хватает путника за плечи!
С какой приземистая рожь
Отвешивает всем поклоны…
С чего же, милый друг, с чего ж
Под бровью огонек зеленый?..
Иль за плечами добрый дух
Сложил лазоревые крылья?..
Уж не с того ли, верный друг,
Порою зол, порой уныл я?
Ах, знаю я, что злоба – ложь,
И нету тяжелее муки
Познать, что чаще прячут нож,
Когда на сердце держат руки!
Что часто и друзья мои
В признанья, сказанные с дрожью,
Мешают тайный яд змеи,
Что на друзей и сам похож я?
О, эта золотая дрожь
И взгляд, с участьем обронённый,
С каким отвешивает рожь
И под серпом земле поклоны!
Тяжка людская коловерть!
И все ж, смирясь душою сирой,
|
|
|
В ней надо встретить даже смерть,
Как нежное лобзанье миру!
< 1927>
В ГОСТЯХ У ЖУРАВЛЕЙ
«Люблю наедине слагать свои молитвы…»
Люблю наедине слагать свои молитвы
И не хожу молиться в многолюдный монастырь…
Тут с боку у меня поля, покос и жнитво,
С другого – сроду позабытый, брошенный пустырь.
А прямо предо мной всегда на зоркой страже
Стоит чертухинский и ныне знаменитый лес…
Я сроду не видал и не увижу даже,
Что кто‑ нибудь из вас сюда в зыбель мою полез.
Есть, правда, на юру чудесная полянка.
Там я пишу, там редко кого можно повстречать.
И вот вдруг если б там устроили вы пьянку,
Я стал бы полоумничать, стал плакать и кричать,
Пусть даже бы мои справлялись именины,
Иль даже больше: мой сорокалетний юбилей.
Друзья! Шли мимо вы, идите с той же миной!
А я свой праздник справлю сам в гостях… у журавлей.
< 1929>
«Не зря, лукавая луна…»
Не зря, лукавая луна,
С фатой прозрачно‑ синей,
Тебя в иные времена
Считали за богиню…
Да и поныне человек
Глядит с нескромной думой
В излучины тяжелых век
И в росчерк лба угрюмый…
Кто, слушая невнятный смех,
Один в ночи не блудит,
Поверив, что счастливей всех,
И если нет, то будет?!
И кто ж не отдавал в тоске,
Метаяся по свету,
Рябой гадалке по руке
Последнюю монету?!
Смешав полынь и белену,
Я понял, что напрасно
Считали в древности луну
Богинею прекрасной…
Недавно я открыл обман,
Мечтая в полнолунье:
То просто с табора цыган
Сбежавшая колдунья!..
И с той поры я ни о чем
И ни о ком не грежу,
Да и она ко мне лучом
Заглядывает реже…
Но чтобы не попасть в беду
И веря в мудрость предков,
Я за окно всегда кладу
На легкий сон монетку…
Не зря в седую старину
Считали за богиню
Луну, лукавую луну,
|
|
|
С фатой прозрачно‑ синей.
< 1929>
«Любви откровенные речи…»
Любви откровенные речи
Для всех нас ехидну таят.
Мешая разлуку со встречей,
С отрадой отраву и яд…
Загадки ее без отгадки,
Невидимы пропасть и свих…
С того мы в конце так и гадки
В возвышенных чувствах своих…
Кому суждено без печали
И не искажая лица,
Занятную сказку в начале
С улыбкой дочесть до конца?
< 1928>
«Лежит заря, как опоясок…»
Лежит заря, как опоясок,
И эту реку, лес и тишь
С их расточительностью красок
Ни с чем на свете не сравнишь!
Нельзя сказать об них словами,
И нету человечьих слов
Про чащуру с тетеревами,
Про синеву со стаей сов…
Но вставши утром спозаранья,
Так хорошо склониться ниц
Пред ликом вечного сиянья,
Пред хором бессловесных птиц…
< 1928–1929>
«Я тешу и лелею грусть…»
Я тешу и лелею грусть,
Один брожу по дому
И не дивлюсь, и не дивлюсь
На ясном небе грому…
У всех у нас бывает гром
В безоблачной лазури,
И сердце ходит ходуном
От беспричинной дури.
От вздорных мимолетных слез
Никто, никто не слепнет.
И жизнь, как с дождика овес,
Корнями только крепнет.
И после нехороших слов,
С которых враг зачахнет,
За тыном луговой покров
И роща гуще пахнет.
Но вот когда без глупых бурь
Неведомо откуда
Вдруг с сердца опадет лазурь,
Как старая полуда,
Когда на миг застынет кровь,
С лица сойдет улыбка, –
Без слов поймешь, что не любовь,
А велика ошибка.
Что по ошибке роковой,
Все проворонив сроки,
Безумный год сороковой
Встречаешь одинокий.
Что за такую уйму лет,
Лишь вынутый из рамки,
И схожесть сохранил портрет,
И две счастливых ямки, –
И глаз поддельную эмаль
Из‑ под узорной шали…
Но мне не жаль теперь, не жаль
Ни счастья, ни печали.
Всему пора, всему свой час –
И доброму, и злому…
И пусть луны лукавый глаз
Кривится из‑ за дома!
< 1929>
«Словно друг, сверчок за печью…»
Словно друг, сверчок за печью
Тянет разговор,
И глядит по‑ человечьи
Маятник в упор.
От тревог и неудач уж
Желоба на лбу…
|
|
|
Что ты плачешь, что ты плачешь
На свою судьбу?
От окна ложится тенью
С неба синий свет,
След далекого виденья,
Память прежних лет.
От твоих слез сердце сжалось
И стучит в крови,
Значит, мне еще осталась
Жалость от любви…
< 1928>
|
|
|
