 |
«Страданья много в жизни…». «В свой черед идет год за год…». «Ушла любовь с лицом пригожим…». «Уставши от дневных хлопот…»
|
|
|
|
«Страданья много в жизни…»
Страданья много в жизни,
Но больше лжи и чуши:
Узнай ее да вызнай
Чудную штуку – душу!
В ней, как в бездонной торбе,
За каждыми плечами
Набиты туго скорби,
Удачи и печали.
Душа – лихая штука,
А вызнать душу – жутко:
Живет в ней часто мука,
Похожая на шутку!
< 1929>
«В свой черед идет год за год…»
В свой черед идет год з а год,
И захочешь сам ты, нет ли:
В верный срок морщины лягут,
Словно после зайца петли.
И прикроют их седины,
Словно белою порошей,
И кому‑ то все едино,
Что плохой ты, что хороший!
< 1929>
«Ушла любовь с лицом пригожим…»
Ушла любовь с лицом пригожим,
С потупленной улыбкой глаз, –
Ты прожила, и я жизнь прожил,
И не для нас вверху луна зажглась.
Красуяся венцом в тумане,
На облаке луна лежит,
Но ни тебя она не манит,
Ни больше мне она не ворожит…
Прошли веселые отжинки,
На стражу встал к воротам сноп,
И тихо падают снежинки
Тебе в виски, а мне на хмурый лоб.
Теперь пойдут крепчать морозы,
И надо нам, тебе и мне,
Спешить, обмахивая слезы,
На ворох умолота на гумне.
И не понять нам вести черной,
Под вечер огребая ток,
Когда метла схоронит в зерна
С безжизненной головкою цветок.
< 1929>
«Уставши от дневных хлопот…»
Уставши от дневных хлопот,
Как хорошо полой рубашки
Смахнуть трудолюбивый пот,
Подвинуться поближе к чашке…
…Жевать с серьезностью кусок,
Тянуть большою ложкой тюрю,
Спокойно слушая басок
Сбирающейся за ночь бури…
Как хорошо, когда в семье,
Где сын жених, а дочь невеста,
|
|
|
Уж не хватает на скамье
Под старою божницей места…
…Тогда, избыв судьбу, как все,
Не в диво встретить смерть под вечер,
Как жницу в молодом овсе
С серпом, закинутым на плечи.
< 1928>
«Слова жестоки, мысли зыбки…»
Слова жестоки, мысли зыбки
И призрачны узоры снов…
Хочу и вот – не получается улыбки,
Раскрою рот – и нету нежных слов…
Верней всего – забыто слово,
Откуда льются все слова…
Но чуда прежнего все ожидаешь снова,
Не глядя, что седеет голова.
Безмолвна ночь и безответна…
Какой же это злой колдун
Провел меня и обморочил незаметно
И вместо кос подсунул мне колтун?!
Вот так бы лечь навеки лежнем,
Любуясь в прорезь полотна,
Где взглядом ласковым, таким твоим и прежним,
Глядит в окно лукавая луна…
< 1929>
«Доколе…»
Доколе
Любовь без лукавства
И в скрытости
Нашей
Без боли,
Мы словно у чаши,
Где яства
Без сытости,
Перца и соли…
Пока же для соли
И перца
Найдем мы и долю,
И меру,
И наша одежда
От моли
И в боли
Источится сердце,
Любовь же, попавши в неволю,
Утратит надежду
И веру…
< 1929>
«Всего непосильнее злоба…»
Всего непосильнее злоба
И глаз уголки в черноте…
Быть может, и так пронесло бы,
Да радость и годы не те…
Земной я, как все, и не спорю,
Что в сердце, как в курной избе…
Но нет для меня больше горя
Принесть это горе тебе…
Неплохо б узнать, хорошо бы
Размекать пораньше в тиши,
Что вот облака да сугробы,
Да дали одни хороши.
А тут все так грустно и грубо
И мне самому невдомек,
С чего я в пушистые губы
Целую в опушке пенек!..
И дрожь, и тепло на утробе,
Хоть губы твоим не чета…
И в облаке или сугробе
Земли пропадает черта.
И так хорошо мне в узоре
Дремотных прозрачных лесов
В недолгие зимние зори
|
|
|
Вглядеться без дум и без слов!..
И сердцем одним до озноба
Изведать предвечный покой,
К груди лебединой сугроба
Прильнув воспаленной щекой…
< 1928–1929>
«Какие хитроумные узоры…»
Какие хитроумные узоры
Поутру наведет мороз…
Проснувшись, разберешь не скоро:
Что это – в шутку иль всерьез?
Во сне еще иль это в самом деле
Деревья и цветы в саду?
И не захочется вставать с постели
В настывшем на ночь холоду.
Какая нехорошая насмешка
Над человеком в сорок лет:
Что за сады, когда за этой спешкой
Опомниться минуты нет!
И первым взглядом встретившись с сугробом,
Подумается вдруг невпопад:
Что если смерть, и нет ли там за гробом
Похожего на этот сад?!.
< 1929>
«Моя душа дошла до исступленья…»
Моя душа дошла до исступленья
У жизни в яростном плену,
И мне не до заливистого пенья
Про соловья и про луну!
Легла покойницей луна за тучу,
Давно умолкнул соловей,
И сам себя пугаю я и жучу
Остатком радости своей…
И сам не знаю я, горит ли это
Любви обугленный пенек
Иль бродит неприкаянный по свету
Зеленый волчий огонек!..
Ни выдумка веселая, ни шалость,
Ни смех не прозвенит в избе, –
Все отошло и все смешалось
В глухой и призрачной судьбе…
Так осенью в ночи над волчьим лазом
На ветке хохлится сова,
Пред зимней спячкою едва
Водя одним полуоткрытым глазом…
< 1929>
«Я устал от хулы и коварства…»
Я устал от хулы и коварства
Головой колотиться в бреду,
Скоро я в заплотинное царство,
Никому не сказавшись, уйду…
Мне уж снится в ночи безголосой,
В одинокой бессонной тиши,
Что спускаюсь я с берега плеса,
Раздвигаю рукой камыши…
Не беда, что без пролаза тина,
И Дубна обмелела теперь:
Знаю я, что у старой плотины,
У плотины есть тайная дверь!
Как под осень опушка сквозная
И взглянуть в нее всякий бы мог,
Но и то непреложно я знаю,
Что в пробоях тяжелый замок!
Что положены сроки судьбою,
Вдруг не хлынули б хляби и синь,
Где из синих глубин в голубое
Полумесяц плывет, словно линь…
Вот оно, что так долго в печали
Все бросало и в жар и озноб:
|
|
|
То ль рыбачий челнок на причале,
То ль камкой околоченный гроб!
Вот и звезды, как окуни в стае,
Вот и лилия, словно свеча…
Но добротны плотинные сваи,
И в песке не нашел я ключа…
Знать, до срока мне снова и снова
Звать и плакать, и ждать у реки:
Еще мной не промолвлено слово,
Что, как молот, сбивает оковы
И, как ключ, отпирает замки.
< 1928–1929>
|
|
|
