 |
Это свойство достойно изучения, но недостойно какого-либо изменения?
|
|
|
|
Тут нельзя перебарщивать со скепсисом. Надо быть скептичными по отношению к скепсису тоже. Дауншифтинг - вещь вполне забавная, ее можно попробовать, только не стоит ждать волшебного преображения. Дауншифтеры часто рассуждают о своём подлинном «Я», к которому они намеревались вернуться. Как будто это Я их где-то преспокойненько поджидает, в каком-то заповедном местечке. Всё это отдаёт ригидностью и отсутствием воображения. Такое впечатление, что люди не просто обзавелись досрочной пенсией, но снабдили себя старообразным мировосприятием, очень осторожным и опасливым. Любые попытки такого рода только подчёркивают, что «инсайд» невозможен, а глубины, куда собираются погрузиться дауншифтеры, давно всплыли к поверхности. Это, впрочем, нисколько не исключает возможность и в самом деле мистических вещей. Они касаются всех, но не могут войти в моду. Чтобы понять, каким безымянным богам мы поклоняемся, нужно уметь вслушиваться в молчание. Нечто по-настоящему священное всегда скрывается в том, что мы принимаем по молчаливому согласию.
А между тем, сам Восток ведь тоже как-то себя манифестирует, и часто бывает так, что генерируемые им стратегии и стили жизни на каком-то структурном уровне оказываются весьма близкими нашим «даун»-опциям. Это я наблюдала на себе. Например, на фестивале японского кино, где показывались отнюдь не шедевры, а просто можно было посмотреть, как играют японцы, я поймала себя на мысли о сходстве последних актерских усилий Билла Мюррея (скажем, в «Сломанных Цветах» Джармуша или в «Трудностях перевода» Копполы) c игрой простых статистов: то, чего с таким трудом добивался голливудский артист, было у них «в крови». То же самое сказал мне художник-видеоартист Риоче Курокава: «На западе слишком много говорят о восточном мышлении или практиках, а у нас об этом молчат, это воспитывается с детства. Мое искусство в Японии никому не нужно и незаметно, вот я в Бельгии и живу, и выставляюсь». Для японцев с рождения нет разницы между видео и фото, и они могут мыть посуду как Курокава, асимметрия у них в спинном мозге. Восток есть Восток или мы тоже - плод его воображения?
|
|
|
Я бы сказал, что Восток - всецело изобретение Запада, воплощение западного воображаемого. Это концентрат экзотики, концентрат несбыточного, концентрат альтернативного, концентрат иллюзий, концентрат сказки, если угодно. И в этой системе воображаемого мира Япония занимает абсолютно уникальное положение. Она является, может быть, даже символом альтернативного мира. Я абсолютно согласен с Роланом Бартом в том, что Япония - это такой мир знаков, который не соотносится ни с какой реальностью, что бы мы на Западе под этой реальностью ни понимали. Все в этой культуре существует заведомо как знак. Это мы сегодня с распространением массмедиа, пришли к тому, то все воспринимаем, как знак, и то, может быть, это наш самообман. А в Японии все функционирует как знак и это оборачивается заметной издержкой, когда представления о Востоке становятся слишком литературными, кукольными, ходульными. В плохом смысле слова! Восток превращается в набор штампов, причем эти штампы, как нам кажется, укоренены в самих людях, что не так, и есть замечательное исследование Эдварда Саида «Ориентализм» о колонизаторских корнях нашего восприятия востока как собственной иллюзии. Именно в качестве волшебной страны Запад и подчиняет себе Восток, и поглощает его. И Востоку, в частности, и более всего Японии удается ускользнуть от этого поглощения, от реальности.
Но, с другой стороны, это всегда двойная игра. Восток всегда отвечает на запросы Запада какими-то фейками. Он тиражирует собственную культуру, совершенно осознанно манипулируя западным восприятием. «Если человек хочет сконцентрировать все предрассудки своего воображения на Востоке и обратить это в свою пользу, давайте мы сыграем с этими предрассудками!». Отсюда же начинается тиражирование разнообразной этники. Феномен этники связан с тем, что Восток в порядке ответа - хитрого, асимметричного, начинает гнать псевдовосточные штучки - начиная от изделий народных промыслов до современного кинематографа. Универсальный объект в этом смысле - японские суши, которые в Японии никто не ест, и которые родились как массовый фастфуд, и стали своеобразным ответом Мадональдсу.
|
|
|
На Востоке человек может являть любое лицо, относясь к нему как к маске, которую можно поменять. Он обладает пустой идентичностью или идентичностью джокера. И это принимается за коварство, отмечаемое по поводу самых различных явлений восточной культуры. Мне рассказывали про тайцев: они на тебя смотрят, улыбаются, но у них совершенно стальные глаза. Или арабы, которые создают иллюзию гостеприимства, а на самом деле ненавидят западных туристов.
Да, ходят анекдоты о том, как японцы срывают договора: сначала противятся подписи, настаивая на том, что улыбки достаточно, а затем меняют решение, мотивируя это тем, что их уволят за неадекватность изменившейся ситуации.
Это распространено, кстати, и в рамках нашего местного «востока»: гостеприимство как хитрый уход от формальных обязательств, «удушение в объятиях», которое является очень эффективным рычагом власти. Мы на Западе лишь сейчас приходим к технологиям мягкого, символического насилия, которые сегодня являются лучшими способами ударить по конкуренту. Трансформация масок, которую мы же и инспирировали, ведет к развитию таких технологий. Но конечно, не надо думать, что это - субстанциальная характеристика людей Востока. Это не двуличие, а проекция нашего собственного восприятия, реакция на то, к чему мы сами и подталкиваем.
Другими словами, вы утверждаете, что сама оппозиция «Запад-Восток» (возвращаясь к теме опциональной культуры, ярко выраженной сегодня в Интернет-юзабилити) - это единоборство юзера с опцией? Но ведь Восток существовал и до колониального завоевания, и есть - помимо современных востоковедческих исследований, скажем, Владимира Малявина, еще и «живые свидетели»- канонизированные источники вроде Упанишад или Книги Перемен. В последней приведена знаменитая диаграмма из 64 гексаграмм, являющаяся подлинным шедевром восточной диалектики, которые преподаются на уровне понятных, бытовых даже притч. Трудно все это называть маской или недоступной вещью в себе, все понятно и доступно, и, главное, написано не в ожидании колонизаторов. С другой стороны, пустая идентичность джокера, как вы говорите, и принципиальная обезличенность черт - не является ли это не всегда приятным выражением некоей диалектической сути, идущей изнутри человека Востока? Ведь философия этого региона буквально проповедует реактивность, воюет против ироники за торжество совершенно другой эмоции, которую у нас называют юмором.
|
|
|
Дело не во внутренней диалектике Востока, а в том, что он в рамках самых разных своих философий готовит предпосылки для того, чтобы согласиться с ролью формы форм, которая столь эластична, что может вместить любое содержание. Есть и другой момент. Приписывать Востоку черты собственного воображаемого означает одновременно и лишать его на права иметь собственную рациональность. Мы привыкли думать, что рациональность изобретена на Западе, что мы являемся ее полноправными владельцами, и что она не имеет альтернатив. А между тем, если искать на Востоке альтернативы, то, безусловно, это альтернативные виды рациональности. И она сконцентрирована не только в книжной мудрости. Да и сама книжная мудрость носит характер притч, максим... Это не рациональность трактата, знания, основанного на логическом выводе, это рациональность наставления, воплощающего некий концентрированный опыт. Мы забыли об этой рациональности, хотя в притчевой форме рассказана и Библия. Но признать, что существуют рациональные культуры, более древние, чем западная, более основательные в этой рациональности и более успешные даже в технологической области для Запада - испытание. И если Запад готов отказаться от первенства в области рациональности, то он не готов отказаться от этого в области технологии! Но Китай, который изобрел порох, фарфор и шелк в этом смысле Запад опередил. Ответом западной культуры на это стал тезис о том, что, хотя что-то изобретено и не на Западе, именно на Западе это эффективнее используется. Вы в своём вопросе фактически повторяете этот тезис. А фокус лишь в том, что производственным технологиям Запад противопоставляет социальные технологии, и, в частности, технологии комфорта.
|
|
|
Еще мне кажется, дело в том, что сама цель технологии так же альтернативна, как и характер рациональности. Вспомним, что порох был изобретен для ритуальных фейерверков, а вовсе не для завоеваний, бумага - для сожжения написанных и прочитанных ритуальных текстов, а вовсе не для хранения или тиражирования книг, а компас - для нахождения надлежащего места погребения, а не для расширения пространства обитания. Сейчас люди нередко обращаются к восточным знаниям и практикам, когда им не хватает диалектики, майевтики (по Платону), знаний и навыков по управлению не пространством, а процессами.
«Книга перемен» - замечательный памятник, сообщающий конкретным жизненным историям космологический смысл и содержащий альтернативную форму рационализации, которая позволяет прогнозировать будущее. И вот Запад, вынужденный признать, в конечном счете, альтернативные формы рациональности, должен согласиться с тем, что он сам - цивилизация губчатая, поскольку все, чем он обладает, возникло в рамках некоего присвоения. Не потому что Запад такой уж хищник и колонизатор, хотя западная культура - это еще и пиратская культура, а потому что сама Западная система - мобильная, активная, гиперэкономическая, она основана на превращении чего угодно в товар. В этом смысле для Запада капитализм не некая формация, а важный элемент культуры, культурный код Запада, который существовал и до Нового времени, просто был иначе организован и по-другому себя проявлял. Деньги - это способ релятивизировать чего бы то ни было, способ лишать чего бы то ни было субстанции и качества. И на этой основе находить эквивалент всем.
|
|
|
