 |
Стихотворение И. Н. Розанова, посвященное О. Мочаловой.
|
|
|
|
А. А. Петров-Дубровский. 1962.
Дарственная надпись О. А. Мочаловой: «Непризнанной, гениальной поэтессе и самому чуткому в мире человеку. Алексей Петров-Дубровский. 29.07.1962».
А. И. Ромм. 1941.
Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru
Оставить отзыв о книге
Все книги автора
[1]Дворец искусств (1919–1921) — московская культурно-просветительная организация (Поварская ул., 52), выполнявшая двоякую задачу: повышение образовательного и культурного уровня молодых писателей (лекции, вечера, диспуты, кружки и др.), а также оказание материальной поддержки членам организации (бесплатная столовая, предоставление жилья и т. п.). Московский Дворец искусств находился в ведении Народного комиссариата просвещения РСФСР (Наркомпроса). А. В. Луначарский, будучи наркомом просвещения, выступал в качестве покровителя и деятельного участника многих мероприятий, проходивших во Дворце искусств; был частым гостем своего друга, поэта И. С. Рукавишникова, возглавлявшего организацию. Членами Дворца искусств были известные писатели, поэты, критики, художники, журналисты, такие, как: А. Белый, Вяч. Иванов, В. А. Гиляровский, С. Т. Коненков, Б. Л. Пастернак, Б. Пильняк, А. М. Ремизов, А. С. Серафимович, Г. И. Чулков, В. Ф. Ходасевич, М. И. Цветаева, К. Ф. Юон.
В. Я. Брюсов был в числе лекторов-преподавателей Дворца искусств, после закрытия которого создал на его основе Высший литературно-художественный институт (ВЛХИ), существовавший с 1921 по 1925 год. Брюсов считал, что талантливых молодых людей следует обучать «технике словесного искусства». Диплом об окончании «консерватории слова», так Брюсов называл ВЛХИ, получили около 90 человек. В 1924 году ВЛХИ было присвоено имя его основателя, бессменного ректора и профессора — В. Я. Брюсова. Место ректора института после смерти Брюсова на непродолжительное время занял Вяч. Полонский.
|
|
|
[2]Начиная с 1918 года В. Я. Брюсов работал (сотрудничал либо возглавлял) в ряде структурных подразделений Наркомпроса, где решались вопросы, связанные с литературой и художественным образованием, таких, как: Московский библиотечный отдел, Литературный отдел (ЛИТО), Литературный подотдел Отдела художественного образования (Охобра), Отдел художественного образования Главного управления профессионального образования (Главпрофобра); был членом Государственного ученого совета (ГУСа).
Литературный отдел (ЛИТО) — один из функциональных отделов Наркомпроса, организованный для руководства работой в области литературы.
При ЛИТО с 24 мая 1920 года существовала Литературная студия, к работе в которой были привлечены видные литературные деятели. Отметим малоизвестный факт: положение о студии (устав) разработал Вячеслав Иванов, выступив в роли законодателя. Помимо просветительной задачи, Литературная студия ставила и специальную цель — «совершенствовать литературные дарования и подготовлять деятелей в области литературной критики, путем исторического, философского и технического изучения проблем и форм художественного слова». В студии преподавались следующие предметы: общее языкознание (М. Н. Петерсон), история русского языка (Д. Н. Ушаков), теория стихосложения (С. В. Шервинский), ритмика (А. Белый), вольная композиция (В. Я. Брюсов и М. О. Гершензон), эстетика слова (Г. Г. Шпет), музыка слова (Л. Л. Сабанеев), история литературных стилей (П. Н. Сакулин), художественные произведения русской литературы (И. Н. Розанов), художественное чтение (О. Э. Озаровская), латинский язык (В. Я. Брюсов), немецкий язык (Г. А. Рачинский), французский язык (И. А. Аксёнов) и др. (См.: Художественное слово. Временник ЛИТО НКП. М., 1921, кн. 2, с. 70)
|
|
|
Московский отдел народного образования (МОНО) имел двойное подчинение — Моссовету и Наркомпросу. При МОНО действовали Высшие государственные литературные курсы.
[3]Видимо, ошибка в тексте. Можно предположить, что речь идет о великом князе Сергее Александровиче Романове (1857–1905), сыне императора Александра II, назначенном в 1891 году московским генерал-губернатором и погибшем от взрыва бомбы, брошенной эсером И. П. Каляевым. Согласно своему должностному статусу, он состоял президентом, председателем или членом многочисленных научных обществ и благотворительных организаций, в частности: Комитета по устройству при Московском университете Музея изящных искусств имени императора Александра III, Московского архитектурного общества, Московского археологического общества, Московской духовной академии, Московского филармонического общества и др.
[4]Брюсов В. Я. Огненный ангел. — Впервые опубл.: Весы. 1907. № 1–3, 5—12; 1908. № 2–8; издательство «Скорпион» в 1908 году выпустило роман отдельным изданием в двух томах, а в 1909 году — «исправленный и дополненный примечаниями» однотомник.
В основу романа «Огненный ангел» положен любовно-психологический сюжет, развивающийся на фоне исторических событий в Германии эпохи Реформации. При этом отчетливо просматриваются реальные характеры и ситуации. Прототипами главных героев повествования, составивших любовный «треугольник» — Ренаты, Рупрехта, графа Генриха фон Оттергейма — явились Н. И. Петровская, В. Я. Брюсов и А. Белый, их личные взаимоотношения в 1904–1905 годах. (См.: ЛВ, гл. 2, примеч. № 5,6)
[5]Нина Ивановна Петровская (в замуж. Соколова; 1879–1928) — писательница, критик, переводчица; первая жена и помощница руководителя символистского издательства «Гриф» С. А. Соколова (Кречетова). Страдая нервным расстройством, в 1911 году она навсегда уехала из России, долгое время лечилась от алкоголизма и наркомании. Литературных заработков постоянно не хватало на жизнь вдвоем с умственно неполноценной младшей сестрой. Не выдержав тяжелых жизненных обстоятельств и постоянной крайней нужды, через месяц после смерти сестры писательница покончила с собой, отравившись газом.
|
|
|
Н. И. Петровская до такой степени отождествляла себя с героиней брюсовского романа, что в 1910 году перешла в католичество, приняв имя Ренаты. О своих отношениях с В. Я. Брюсовым и его работе над «Огненным ангелом» она писала в воспоминаниях.
«Что же отметил тогда во мне Валерий Брюсов, почему мы потом не расставались 7 лет, влача нашу трагедию не только по всей Москве и Петербургу, но и по странам? Отвечая на этот вопрос, я ничего не преувеличу и не искажу. Он угадал во мне органическую родственность моей души с одной половиной своей, с той — „тайной“, которой не знали окружающие, с той, которую он в себе любил и, чаще, люто ненавидел, с той, которую сам же предавал, не задумываясь, вместе со мной своим и моим врагам.
И еще одно: в то время как раз облекалась плотью схема „Огненного ангела“, груды исторических повествований и материалов перековывались в пластически-прекрасную пламенную фабулу. Из этих груд листов, где каждая крохотная заметка строго соответствовала исторической правде, вставали образы Генриха, Рупрехта и Ренаты.
Ему были нужны подлинные земные подобия этих образов, и во мне он нашел многое из того, что требовалось для романтического образа Ренаты: отчаяние, мертвую тоску по фантастически-прекрасному прошлому, готовность швырнуть свое обесцененное существование в какой угодно костер, вывернутые наизнанку, отравленные демоническими соблазнами религиозные идеи и чаяния (Элевзинские мистерии), оторванность от быта и людей, почти что ненависть к предметному миру, органическую душевную бездомность, жажду гибели и смерти, — словом, все свои любимые поэтические гиперболы и чувства, сконцентрированные в одном существе — в маленькой начинающей журналистке, жене С. Кречетова, благополучного редактора книгоиздательства „Гриф“. […]
И я нужна была Брюсову для создания не фальшивого, не вымышленного в кабинете, а нормального почти образа Ренаты из „Огненного ангела“. Потому любопытство его, вначале любопытство почти что научное, возрастало с каждым днем» (Жизнь и смерть Нины Петровской. Публ. Э. Гарэтто. — Минувшее. Исторический альманах. № 8. Париж, 1989, л. 56–57).
|
|
|
[6]Н. И. Петровская пережила сильное увлечение А. Белым, войдя в 1903 году в руководимый им кружок «аргонавтов», а с 1904 года завязался ее роман с В. Я. Брюсовым. Сложность характера и психическая неуравновешенность натуры Петровской способствовали тому, что она, не желая того, обострила конфликт между двумя поэтами, вплоть до вызова Брюсовым Белого на дуэль в феврале 1905 года.
Эпизод с выстрелом Петровской в Брюсова описан в воспоминаниях Лидии Рындиной, второй жены С. А. Соколова (Кречетова).
«Роман Нины Петровской с Брюсовым становился с каждым днем трагичнее. На сцене появился алкоголь, морфий. Нина грозила самоубийством, просила ей достать револьвер. И, как ни странно, Брюсов ей его подарил. Но она не застрелилась, а, поспорив о чем-то с Брюсовым в передней Литературного кружка, выхватила револьвер из муфты, направила его на Брюсова и нажала курок. В спешке она не отодвинула предохранитель, и выстрела не последовало. Стоявший рядом с ней Гриф [С. А. Соколов — публ.] выхватил из ее рук револьвер и спрятал в карман. К счастью, посторонних в передней не было. Потом этот маленький револьвер был долго у меня» (Рындина Л. Д. Ушедшее. — В кн.: Воспоминания о Серебряном веке. М., 1993, с. 418–419).
[7]Аделина Ефимовна Адалис (псевд., наст, фамилия Ефрон / Эфрон; 1899/1900—1969) — поэтесса, переводчица. В 1920 году приехала из Одессы в Москву, имея некоторый поэтический опыт, выступала на вечерах поэтов и в печати. Ученица и, вероятно, последнее увлечение В. Я. Брюсова, Адалис выступала вместе с ним на эстраде, вела литературную деятельность. Кроме того, в начале 1920-х годов она работала вместе с Брюсовым в ряде учреждений и организаций, например: в литературном подотделе Отдела художественного образования при Наркомпросе (Брюсов — заведующий подотделом, Адалис — заведовала секцией подотдела); во Всероссийском союзе поэтов (Брюсов — председатель президиума союза, Адалис — секретарь); во ВЛХИ (Брюсов — ректор и преподаватель, Адалис — преподаватель); в 1-й государственной профессионально-технической школе поэтики (Брюсов — преподаватель, Адалис — ректор и преподаватель).
[8]Кафе «Домино» (Тверская, 18) — московское литературное кафе. В период совместных выступлений Брюсова и Адалис «Домино» было уже закрыто, а его помещение занял клуб Всероссийского союза поэтов (ВСП или СОПО), продолживший традицию проведения литературных вечеров.
[9]Каролина Карловна Павлова (урожд. Яниш; 1807–1893) — поэтесса, переводчица, прозаик.
|
|
|
К 10-летию со дня смерти поэтессы В. Я. Брюсов написал о ней очерк (см. журнал «Ежемесячные сочинения». 1903. № 11/12), а несколько позже подготовил к изданию собрание ее сочинений (М., 1915), что способствовало возвращению несправедливо забытой К. К. Павловой в русскую литературу.
[10]Брюсов В. Я. К Большой Медведице (Волшебница северной ночи…) Стихотворение. — Впервые опубл.: Брюсов В. Я. Tertia Vigilia. Книга новых стихов. 1897–1900. М., 1900.
[11]Государственная академия художественных наук (ГАХН) существовала в Москве на Пречистенке в 1921–1930 годах. Бессменным председателем академии был П. С. Коган. (См.: ЛВ, гл. 2, примеч. № 13)
[12]Речь идет о Народном комиссариате просвещения РСФСР — Наркомпросе или НКП (такова общепринятая аббревиатура этого учреждения).
[13]Петр Семенович Коган (1882–1932) — историк литературы, критик, переводчик.
[14]В. Я. Брюсов похоронен на Новодевичьем кладбище, существовавшем с XVI века на территории Новодевичьего монастыря. Дорога из центра Москвы на это кладбище проходит по улицам Пречистенке и Большой Царицынской (с 1924 года Большой Пироговской).
[15]Георгий Иванович Чулков (1879–1939) — прозаик, поэт, критик, драматург.
[16]Следует уточнить выдержку из письма В. Я. Брюсова к Г. И. Чулкову, датированную ноябрем 1902 года: «Теперь обо мне. Летом уезжали мы в Италию. Страна, которая публично торгует своей красотой, но все же удивительно прекрасная. Вновь в Москве уже с июля. Очень томлюсь однообразием жизни, т. е. однообразием ее разнообразия. Те же волнения. То же блаженство, такое же отчаяние. Хочется взять тросточку и уйти, просто уйти вперед без цели, идти и не думать, не заботиться. А удерживает именно забота: написал я множество стихов, хочется их оформить, привести в порядок, издать» (Чулков Г. И. Годы странствий. Из книги воспоминаний. М., 1930, с. 318).
[17]Георгий Аркадьевич Шенгели (1894–1956) — поэт, переводчик, литературовед.
[18]Осенью 1919 года, по свидетельству Л. В. Ивановой, дочери поэта, Вяч. Иванов «завел большую дружбу с Дегтеревским, который ему организовал целый курс лекций по Достоевскому, а затем и по Пушкину» (Иванова Л. В. Воспоминания. Книга об отце. М., 1992, с. 83).
А. А. Дилевская преподавала в ГИДе и ГИСе. (См.: Л В, гл. 3, примеч. № 3)
Е. Н. Елеонская — автор книги «К изучению заговора и колдовства в России» (1917). О. А. Мочалова состояла с ней в переписке.
[19]В 1918–1920 годах Вяч. Иванов работал в Театральном (ТЕО) и Литературном (ЛИТО) отделах Наркомпроса (см.: Л В, гл. 2, примеч. № 2), читал лекции в секциях Пролеткульта, преподавал в ряде учебных заведений.
[20]Государственный институт декламации (ГИД) (осень 1919-го — осень 1920 года). Государственный институт слова (ГИС) (осень 1920-го — январь 1922 года) — высшее учебное заведение, подчиненное ТЕО Наркомпроса, которое готовило актеров-чтецов, помогало освоить технику ораторского искусства и речи преподавателям, юристам, лекторам и всем желающим. Институт был образован на основе частного учебного заведения — Первых московских курсов дикции и декламации под руководством В. К. Сережникова, открывшихся в Москве на Большой Никитской улице в помещении Коммерческого училища Мансфельда. (См.: Сережников В. К. 10 лет работы на культуру живого слова. М., 1923, с. 1—52)
Вяч. Иванов до своего отъезда в Баку в 1920 году преподавал в институте (совместно с С. В. Шервинским) «Стиховедение. (Метрика и ритмика, эвфония и строфика)», а также читал курсы лекций: «Хоровое начало в искусстве», «О формо-содержании в поэтическом творчестве».
При литературном отделении института работал кружок поэзии под руководством Вяч. Иванова. Состоялось 17 воскресных встреч кружковцев с 29 февраля по 1 августа 1920 года. Кроме О. А. Мочаловой занятия посещали известные в дальнейшем литературоведы А. И. Кондратьев и Т. М. Левит, переводчик И. А. Кашкин и др. Записи высказываний Вяч. Иванова во время заседаний, сделанные поэтессой и переводчицей Ф. И. Коган, частично опубликованные (см.: Литературное наследство. А. Блок. Новые материалы и исследования. Т. 92, кн. 3. М., 1982, с. 496–498, 502, 507), хранятся в РГАЛИ (ф. 2272, on. 1, ед. хр. 33).
Приведем несколько высказываний Вяч. Иванова о поэзии О. А. Мочаловой (по записям Ф. И. Коган):
«Сила Мочаловой не в ритме, не в чем-нибудь там еще, а именно в точности определения» (РГАЛИ, ф. 2272, on. 1, ед. хр. 33, л. 43).
«Меня даже волнуют Ваши стихи. Это самобытность, достигаемая вовсе не исканиями чего-то непременно нового, а просто ее самобытность» (Там же, с. 51).
«Я вообще не люблю хвалить. Я Вас скоро возненавижу за то, что мне все приходится Вас хвалить. […] Я Вас нарочно так сильно хвалю, чтобы придать Вам уверенность. Только смотрите не испортитесь. (…) Вы сейчас подвергаетесь опасностям самым разнородным, и со стороны людей, и со стороны отношения к самой себе, и я боюсь за Вас» (Там же, с. 65).
«Талант, у Вас он есть, каких размеров — сказать трудно. Думаю, что значительный. Вообще, берет на себя большую ответственность тот, кто определяет это, потому что талант от многого зависит. Вас подстерегают опасности: каждый захочет Вас на свой лад перестроить. Брюсов доймет Вас метрическими построениями своими, Бальмонт вообще всех бальмонтизирует. Если бы Вы показали свои стихи Блоку, то он их не оценит, потому что в них нет такой струны, на которую Блок отзывается. А вот мой милый Гумилев, он, конечно, мог бы Вас оценить, но он станет докучать своими ритмами и метрами, вообще техническим построением: акмеисты Вас вообще потянут в свой лагерь, и Вы на самом деле больше акмеистка, чем Гумилев. Самый беспристрастный — это Брюсов, он может очень чутко оценить самые различные дарования…» (Там же, с. 66).
[21]Дом ученых был открыт в Москве (Пречистенка, 16) в 1922 году, как центральный по отношению к аналогичным учреждениям культуры в других городах страны. До 1937 года организация находилась в ведении Центральной комиссии по улучшению быта ученых (ЦЕКУБУ). В Доме ученых проводились литературные и музыкальные вечера, концерты, выставки, читались лекции и т. п.
[22]«Поэтическое хозяйство Пушкина» — книга Владислава Ходасевича. Впервые опубликована в журнале «Беседа», 1923, № 2 и № 3; отдельным изданием вышла в Ленинграде в 1924 г.
[23]Строки из стихотворения А. С. Пушкина «Герой» (1830).
[24]«Das Hõchste kommt an leichten Füssen» — «Высокое приходит легкими шагами (тихо)» (нем.).
[25]Анастасия Ивановна Цветаева (в замуж. Трухачёва; 1894–1993) — писательница, переводчица, мемуаристка; младшая сестра М. И. Цветаевой.
Цветаева А. И. Дым, дым и дым. М., 1916. (Одна из первых книг писательницы.)
[26]Platen «Nãchtlich Lispeln am Busento» — «Ночные шепоты в Бузенто» Платена (нем.). Август фон Платен (1796–1835) — немецкий поэт.
[27]Бальмонт К. Д. Поэзия как волшебство. М., 1915.
[28]См.: ЛВ, гл. 2, примеч. № 15.
Надежда Григорьевна Чулкова (урожд. Степанова; 1874–1961) — переводчица; жена Г. И. Чулкова.
Чулковы жили в Москве на Смоленском бульваре.
Филемон и Бавкида известны в античной мифологии как благочестивая супружеская чета из Фригии. По легенде на месте их дома после потопа возник храм, в котором жрецами были прежние хозяева.
[29]Дмитрий Вячеславович Иванов (р. 1912) — журналист, писатель; сын Вяч. Иванова от третьего брака с В. К. Шварсалон.
[30]Мария Константиновна Башкирцева (1860–1884) — художница, автор «Дневника», первая запись в котором была сделана в 1873 году. Написанный по-французски «Дневник» был впервые полностью издан на русском языке в переводе Л. Я. Гуревич (Северный вестник. 1892. № 1 — 12). Издание вызвало противоречивые оценки. Например, Л. Н. Толстой отмечал искусственность автора как в творчестве, так и в манере держаться (см.: У Толстого. (1904–1910). «Яснополянские записки» Д. П. Маковицкого. Литературное наследство. Т. 90, кн. 1. М., 1979, с. 204); А. П. Чехов назвал написанное «чепухой» (см.: Чехов А. П. Полное собр. соч. и писем: В 30 т. М., 1974–1983. Письма. Т. 5, с. 127); В. Я. Брюсов записал в своих «Дневниках…» в 1892 году: «Это я сам, со всеми своими мыслями, убеждениями и мечтами» (Брюсов В. Я. Дневники… М., 1927, с. 5).
[31]Елизавета Александровна Дьяконова (1874–1902) — автор публицистических произведений и «Дневника», который она начала вести с 11 лет. Первая публикация осуществлена посмертно в приложении к журналу «Всемирный вестник» (СПб., 1904–1905). Критика единодушно отмечала глубокую искренность автора как отличительную черту по сравнению с «Дневником» М. К. Башкирцевой. В. В. Розанов считал «Дневник» Е. А. Дьяконовой «явлением глубоко национальным, русским», «одной из самых свежих русских книг конца XIX века». (См.: Розанов В. В. — Новое время. 1914. 18 нояб.).
[32]Жюль Бастьен-Лепаж (1848–1884) — французский художник-реалист, с которым М. К. Башкирцеву связывали романтические отношения.
[33]Анна Алексеевна Оленина (1808–1888) — петербургская знакомая А. С. Пушкина, дочь президента Академии художеств и директора Публичной библиотеки А. Н. Оленина.
[34]Пушкин А. С. Евгений Онегин. (1823–1831, полностью опубл. — 1833).
[35]Анна Владимировна Костенская — поэтесса, участвовала в работе кружка поэзии при ГИДе. Несколько ее стихотворений, а также записи их обсуждения при участии Вяч. Иванова хранятся в РГАЛИ (ф. 2272, on. 1, ед. хр. 33, л. 83–88).
[36]Лидия Дмитриевна Зиновьева-Аннибал (псевд., наст, фамилия Зиновьева, во втором браке Иванова; 1865–1907) — прозаик, драматург; вторая жена Вяч. Иванова.
[37]Дарья Михайловна Иванова (урожд. Дмитриевская; 1864–1933) — первая жена Вяч. Иванова.
[38]Л. Д. Зиновьева-Аннибал умерла от скарлатины.
[39]Вера Константиновна Иванова (урожд. Шварсалон; 1890–1920) — третья жена Вяч. Иванова, его падчерица — дочь Л. Д. Зиновьевой-Аннибал от первого брака.
[40]В. К. Иванова умерла 8 августа 1920 года в клинике Московского университета от туберкулеза, похоронена на кладбище Новодевичьего монастыря.
[41]Лидия Вячеславовна Иванова (1896–1985) — композитор, писательница, дочь Вяч. Иванова и Л. Д. Зиновьевой-Аннибал; автор воспоминаний «Книга об отце» (М., 1992).
[42]В 1912 году Ивановы уехали за границу, в Швейцарию, потом в Италию. Осенью 1913 года они вернулись с сыном Дмитрием, родившимся за границей, и поселились в Москве.
[43]О. А. Мочалова приводит строфы из стихотворения Вяч. Иванова «День вознесения», вошедшего в книгу стихотворений «Cor ardens» («Пламенеющее сердце» — лат.), ч. 1–2. СПб., 1911, 1912.
[44]Михаил Осипович Гершензон (наст, имя и отчество Мейлих Иосифович; 1869–1925) — историк русской литературы и общественной мысли, философ, публицист, переводчик.
[45]Строка из стихотворения А. С. Пушкина «Стихи, сочиненные во время бессонницы» (1830).
[46]Теодор Маркович Левит (1902–1942) — литературовед, критик, переводчик.
[47]Poison — яд, отрава (фр.).
[48]Михаил Александрович Зенкевич (1891–1973) — поэт, переводчик.
[49]Turris ěburnea — башня из слоновой кости (лат.).
[50]Алексей Дмитриевич Скалдин (1885–1943) — писатель, поэт.
[51]Вяч. Иванов был командирован Наркомпросом на шесть недель в Венецию по случаю открытия советского павильона на Biennale. Он уехал в сопровождении дочери и сына 28 августа 1924 года и больше в Россию не возвращался.
[52]«Любовь-мираж» (1923) — музыкальная трагикомедия, написанная Вяч. Ивановым в Баку. Л. В. Иванова дает написание названия оперетты со знаком вопроса — «Любовь — мираж?». В воспоминаниях она цитирует отрывок из либретто и предисловие, написанное Вяч. Ивановым в Италии, где изложена история создания этого произведения.
«На совести моего уважаемого приятеля, известного оперного режиссера Николая Николаевича Боголюбова, желавшего, по-видимому, испробовать на мне свой способ лечения ипохондрии, — на его совести, заявляю я, тот сомнительный факт моей литературной биографии, что во время совместного пребывания нашего в городе Баку я, поддаваясь его упрямой прихоти, написал эту полушутливую, полупечальную пьесу по канону оперетты-мелодрамы. Легкомысленные куплеты и чувствительные дуэты немедленно, вдохновенно и весело облекались в столь же „каноническую“ музыку другим моим добрым приятелем и явным сообщником первого, профессором Бакинской консерватории Михаилом Евгеньевичем Поповым. На совести Н. Н. Боголюбова и „авиапролог“, им — как картина — придуманный, и… — но эту последнюю вину мне всего труднее ему простить! — повелительное и роковое внушение: заимствовать основу сюжета непременно из драмы Косоротова „Мечта любви“. Скованный тягостными узами с нелюбимою „Мечтой“, напрасно объявлял я ей войну на взаимоистребление: все же ее завязка послужила мне отправным пунктом. Что из всего этого вышло, пусть судят те, коих может занять произведенный нами опыт химического превращения элементов.
Рим, 1 октября 1924 г.»
(Иванова Л. В. Воспоминания. Книга об отце. М., 1992, с. 115).
Вяч. Иванов читал либретто в Доме ученых для узкого круга слушателей. Публичное чтение не состоялось, поскольку, по свидетельству Л. В. Ивановой, «пьеса была объявлена „аморальной“». (См.: Иванова Л. В. Указ. соч., с. 124) Либретто читалось и обсуждалось у Чулковых. (См.: Мануйлов В. О Вячеславе Иванове. Воспоминания. — В кн.: Иванова Л. В. Указ. соч. [Приложение], с. 354–355)
Таким образом, с этим произведением Вяч. Иванова, не характерным для него по жанру, удалось познакомиться немногим, малоизвестным оно осталось и до сего дня. Поэтому безусловный интерес представляет отзыв о либретто «Любовь-мираж» современника автора, присутствовавшего на чтении. В РГАЛ И сохранился отрывок из письма философа А. К. Горностаева [октябрь 1924 года] к поэтессе М. М. Шкапской, переписанный ею в альбом. Приведем его полностью.
«Из литературных впечатлений самое сильное — чтение В. Ивановым трагикомедии „Любовь — мираж“: на фоне опереточных мотивов и приемов развернут итог целой жизни и всего творческого и религиозного опыта, и целая полоса эпохи. В заключительном сновидении американец, превращающийся в машину, и героиня, оказавшаяся скелетом, танцуют танго. В художественном смысле — пьеса вершина достижений Вяч. Иванова, в мистическом — крах эмпирического пути и едкое самобичевание ([два слова в тексте утрачены — публ.] невольное и тем более ценное). Отец — пустыня, сын — путник, а Мария — смерть — вот разоблаченная теперь троица (Изида трехвенечная), которой этот мистик всю жизнь поклонялся.
Еще не зная этой вещи, я разразился эпиграммой»:
«Так. Не смутил тебя событий гул,
И, внемля мировому краху,
Из своего Баку ты тоже не дал маху,
И новый мир столетьям изрыгнул.
Как бодро, как уверенно шагнул
Ты от Эсхила к Оффенбаху».
(РГАЛИ, ф. 2182, on. 1, ед. хр. 140, л. 1 и об.)
[53]Борис Исаакович Ярхо (1889–1942) — литературовед, переводчик, член ГАХН, профессор Московского университета.
[54]Юрий Никандрович Верховский (1878–1956) — поэт, переводчик, историк литературы.
[55]Стихотворение О. А. Мочаловой «Вячеславу Иванову» датировано ею 1940 годом.
[56]О. А. Мочалова впервые посетила К. Д. Бальмонта, видимо, в доме по Николо-Песковскому переулку. Е. А. Андреева-Бальмонт, вторая жена поэта, писала об этом периоде его жизни: «Осенью [1917 г. — публ.] Бальмонт уезжает в Петроград. И всю зиму наезжал к нам оттуда в Москву, где живал месяцами. У нас была квартира в Николо-Песковском, в доме Голицына, в первом этаже, где у него была большая комната в три окна, его старый письменный стол, немного уцелевших в Москве книг (большая часть нашей библиотеки осталась в Париже)» (Андреева-Бальмонт Е. А. Воспоминания. М., 1996, с. 401). В последующие годы до своего отъезда за границу К. Д. Бальмонт жил в Москве по разным адресам: в доме по Машкову переулку, в квартире Скрябина, а также в дачном домике в Новогирееве — «заколдованном доме», из которого он вынужден был спешно выехать и вернуться в квартиру в Николо-Песковском из-за присутствия там «нечистой силы», проявлявшегося, по его собственному описанию, в явлениях полтергейста. (См. там же, с. 417–420)
[57]В июне 1920 года, получив разрешение временно выехать в командировку за границу, К. Д. Бальмонт вместе с близкими покинул Россию навсегда.
[58]Елена Константиновна Цветковская (1880–1943) — спутница последних десятилетий жизни К. Д. Бальмонта.
[59]Анна Николаевна Иванова (1877–1939) — О. А. Мочалова ошибочно указала ее отчество — племянница Е. А. Андреевой-Бальмонт, второй жены поэта. А. Н. Иванова постоянно жила с семьей К. Д. Бальмонта.
[60]Мирра Константиновна Бальмонт (1907–1970) — дочь К. Д. Бальмонта и Е. К. Цветковской. Бальмонт назвал дочь в честь поэтессы М. А. Лохвицкой.
[61]Долголетние отношения В. Я. Брюсова с К. Д. Бальмонтом были сложными. Бальмонт впоследствии охарактеризовал их, как «нить дружбы-вражды».
[62]Юргис Казимирович Балтрушайтис (1873–1944) — поэт, писал на русском и литовском языках.
[63]К. Д. Бальмонт посетил Египет летом 1910 года. Многочисленные очерки о впечатлениях от этой поездки печатались в 1910–1911 годах в газетах «Утро России», «Речь», «Современное слово» и составили позже книгу «Край Озириса» (1914).
[64]Дмитрий А. Суражевский (? — 1940) — поэт, участвовал в работе кружка поэзии при ГИДе. (См.: ЛВ, гл. 3, примеч. № 3)
К рукописи воспоминаний «Литературные встречи» О. А. Мочаловой приложен краткий очерк творчества Д. Суражевского, из которого следует, что как поэт он не приобрел известности. Но вместе с тем Мочалова, отмечая отдельные удачные стихотворения Суражевского, очень сочувственно писала о его поэзии, закончив свой очерк такими словами: «Маленький как гном, никому не ведомый, забытый при жизни, мелкий московский служащий совершил лирический подвиг, которому можно только позавидовать. Поэт тонких касаний, светлых видений, утешенный счастливец в своей любви к миру — сам лучшими словами сказал о себе: „Смирного — мир величавый“» (РГАЛИ, ф. 273, оп. 2, ед. хр. 6, л. 100).
[65]Константин Константинович Случевский (1837–1904) — поэт, прозаик, критик, журналист, в конце жизни сблизившийся с начинавшими тогда символистами; в поздних стихах тяготел к теософским темам.
Бальмонт был частым посетителем «пятниц Случевского», собиравших самую разную литературную публику.
[66]Е. А. Андреева-Бальмонт насчитывала полтора десятка иностранных языков, которыми К. Д. Бальмонт владел в той или иной степени: «Бальмонт всю жизнь изучал какой-нибудь новый язык. Хорошо он знал французский, немецкий, греческий, латинский, итальянский, испанский, литовский, чешский, норвежский, датский, шведский. Похуже грузинский, немного японский, санскрит» (Андреева-Бальмонт Е. А. Воспоминания. М., 1996, с. 348).
[67]Мирра (Мария) Александровна Лохвицкая (в замуж. Жибер; 1869–1905) — поэтесса, познакомилась с К. Д. Бальмонтом весной 1898 года, в дальнейшем между ними установились близкие отношения. Первое издание сборника К. Д. Бальмонта «Будем как солнце» (1903) готовилось к выходу в свет с посвящением друзьям, и среди других лиц — М. А. Лохвицкой: «[…] Художнице вакхических видений, русской Сафо, М. А. Лохвицкой […]»; ей также посвящен ряд стихотворений Константина Дмитриевича. Известны и поэтические обращения Мирры Лохвицкой к К. Д. Бальмонту: «Лионель», «Если прихоти случайной…», «Эти рифмы твои — иль ничьи…» и др. О скандальной связи двух поэтов писал современник: «О романах Бальмонта, прошедших, настоящих и будущих, постоянно говорила вся символическая и не символическая Москва. Начало этим триумфам положил, по-видимому, широко нашумевший в литературных кругах роман его с Миррой Лохвицкой, воспетый ими обоими, в особенности же ею, в своих стихах. С тех пор Бальмонт как бы приобрел ореол непобедимости» (Перцов П. П. Литературные воспоминания. М.; Л., 1933, с. 259).
[68]Александр Тихонович Гречанинов (1864–1956) — композитор.
[69]Федор Арнольдович Жиц, (1892—?) — критик, поэт, член кружка «Литературный особняк», с 1925 года примкнул к группе «Кузница».
[70]Николай Константинович Бальмонт (1890–1924) — сын К. Д. Бальмонта и его первой жены Л. М. Гарелиной.
[71]Вера Дмитриевна Бальмонт (1905–1981) — племянница К. Д. Бальмонта, чтица.
[72]Варвара Александровна Бутягина (1901—?) — поэтесса, драматург, член Всероссийского союза поэтов, кружка «Литературный особняк».
[73]Агнесса Давыдовна Рубинчик (1895—?) — чтица, актриса Театра б. Корша.
[74]Есенин С. А. Русь уходящая (1924). — Впервые опубл.: Заря Востока. Тифлис, 1924. 6 ноября. № 722.
[75]См.: ЛВ, гл. 4, примеч. № 4.
[76]Бальмонт К. Д. Стрекозка. Стихотворение из сборника К. Д. Бальмонта «Дар земле». Париж, 1921. (Сборник был подготовлен в декабре 1919-го, должен был выйти в Москве к концу января 1920 года). Но в России все же оно было опубликовано раньше: в коллективном поэтическом сборнике «Мы» (М., 1920), вышедшем в книгоиздательстве при Союзе поэтов «Чихи-Пихи». В этой публикации посвящение «Мирре» было снято.
Стихотворение Бальмонта, обращенное к дочери, весьма интересно и малоизвестно, отрывок из него, процитированный О. А. Мочаловой, передан с искажениями, ввиду этого приведем стихотворение полностью:
Стрекозка Мирре
Девчонка бешеных страстей,
И ангелок, и демоненок,
Вся взрослая, хотя ребенок,
И вся дитя среди людей,
То злой, упрямый соколенок,
То добрый, золотой цыпленок,
Ты нежный крест души моей,
Девчонка бешеных страстей.
Ты крест, но очень нежный. Ибо
Все своеволия твои
Не тяжко-каменная глыба,
А острый угол, бег изгиба,
Стрекозка в лете, взмах змеи
И птичий щебет в забытьи,
И все весенние ручьи.
[77]Александр Борисович Кусиков (псевд., наст, фамилия Кусикян; 1896–1977) — поэт-футурист, позже примкнул к имажинистам. С начала 1920-х годов — в эмиграции.
[78]Бальмонт К. Д. Под новым серпом. Берлин, 1923. — Автобиографический роман.
[79]«C’est tout?» — «C’est quelque chose». — «Это все?» — «Это кое-что» (фр.).
[80]Смысл данного эпизода становится понятным, если вспомнить, как его описал Г. И. Чулков. В 1911 году в Париже К. Д. Бальмонт и Г. И. Чулков осматривали собрание картин Сезанна, принадлежавшее известному коллекционеру Пеллерэну, экскурсоводом при этом был домоуправитель последнего.
«Читатель легко себе представит, — писал Чулков, — как мне было забавно присутствовать при заключительном диалоге, который произошел после нашего осмотра коллекции между важным домоуправителем Пеллерэна и нашим милым и уже тогда маститым поэтом.
Выходя из последней залы, Бальмонт окинул рассеянным и равнодушным взглядом стены, увешанные Сезанном, и с неподражаемой по искренности интонацией сказал надменно: „Et c’est tout?“ — „Mais c’est deja quelque chose, monsieur!“[80][80]«Et c’est tout?» — «Mais c’est deja quelque chose, monsieur!» — «И это все?» — «Но это все-таки кое-что, сударь!» (фр.)
— воскликнул француз, в высшей степени обиженный небрежностью русского к сокровищам его патрона» (Чулков Г. И. Годы странствий. Из книги воспоминаний. М., 1930, с. 273–274).
[81]Неверно написана фамилия Теодора Моммзена (1817–1903) — немецкого историка, специалиста по истории Древнего Рима и римскому праву.
[82]Образ Ф. П. Морозовой вдохновил К. Д. Бальмонта на написание стихотворения «Превозмогшая» (1915).
[83]Рудольф Штейнер (1861–1925) — немецкий религиозный философ, основатель (1913) и руководитель Антропософского общества.
[84]«Летучая мышь» — первый русский театр-кабаре (1908–1918), который был организован эстрадным артистом и режиссером, театральным деятелем Н. Ф. Балиевым (1877–1936).
[85]Текст стихотворения выправлен по автографу К. Д. Бальмонта. (См.: ЛВ, гл. 4, примеч. № 30)
[86]Речь идет, по всей видимости, о стихотворных автографах К. Д. Бальмонта, которые О. А. Мочалова передала в РГАЛИ в составе своего архива:
«Юная колдунья» («Тебя волнует серый волк…»). 13 августа 1918 года. Имеется посвящение О. А. Мочаловой. Сведения о публикации стихотворения отсутствуют. РГАЛИ, ф. 273, on. 1, ед. хр. 21. Автограф.
«Цвет пшеницы» («Пшеничный цвет твоих волос…»). 25 мая 1919 года. Имеется посвящение О. А. Мочаловой. Впервые опубл. в сб.: Бальмонт К. Д. Перстень (1920). РГАЛИ, ф. 273, on. 1, ед. хр. 22. Автограф.
«Как яркий луч…» («Как яркий луч ко мне вошла…»). 13–26 мая 1919 года. Без посвящения. Впервые опубл. в сб.: Бальмонт К. Д. Перстень. (1920). РГАЛИ, ф. 273, on. 1, ед. хр. 23. Автограф.
Без названия («Когда мы тихими часами…»). 1919–1920 годы. Без посвящения. Опубл.: Мы. [Коллективный сборник стихов.) М., 1920, с. 8. РГАЛИ, ф. 273, on. 1, ед. хр. 23. Автограф.
«Ольге Мочаловой» («Я пред тобою виноват…»). 29 мая 1924 года. Текст приведен в воспоминаниях О. А. Мочаловой «Литературные встречи». Сведения о публикации стихотворения отсутствуют. РГАЛИ, ф. 273, on. 1, ед. хр. 24. Автограф.
[87]См.: ЛВ, гл. 4, примеч. № 4.
[88]Речь идет о Дагмар Шаховской (1893–1967), с которой К. Д. Бальмонт впервые встретился в Москве в марте 1919 года, знакомство было возобновлено в Париже. Д. Шаховская родилась в Эстонии. В одном из писем к эстонскому поэту Алексису Ранниту Бальмонт писал о ней: «Одна из близких мне дорогих, полушведка, полуполька, княгиня Дагмар Шаховская, урожденная баронесса Lilienfeld, обрусевшая, не однажды напевала мне эстонские песни» (см.: Письма Бальмонта к А. Ранниту. Публ. Ж. Шерона. Письмо от 21 июля 1937 г. — Н
|
|
|
