На пути к наследственной власти

После смерти ал-Хасана условие договора о наследовании им халифата после Му‘авийи отпало само по себе. Для шиитов единственно законным преемником был ал-Хусайн. Он пока не высказывал претензий на власть, но это не меняло дела. Предусмотрительный Му‘авийа стал заранее готовить почву для объявления своим наследником своего сына Йазида. Отправляясь в хаджж в 50/конце 670 г., Му‘авийа взял с собой Йазида, чтобы познакомить с ним мекканцев и мединцев и заодно развеять слухи о его недостойном поведении.

Йазид был сыном дочери одного из калбитских вождей, Бахдала ибн Унайфа ибн Далджа, и воспитывался в среде сирийских арабов, недавних христиан, которые по образу жизни не соответствовали идеалу мединских благочестивцев. Возможно, слухи о Йазиде доходили и до него. Поэтому Му‘авийа советовал сыну отказаться от вина и вести себя более сдержанно.

Оставлять вопрос о преемнике на волю случая Му‘авийа не собирался, а для него единственным возможным преемником был Йазид. Закрепить его право на халифат можно было только с помощью предварительной присяги ему как наследнику. Сложность проведения в жизнь такой присяги заключалась, кроме несомненного сопротивления сторонников избрания халифа советом в том, что присяга наследнику при живом халифе противоречила традициям, сложившимся в исламе за предыдущие 40 лет. Поэтому Му‘авийа стал готовить почву заранее. Вероятно, впервые мыслью объявить Йазида наследником Му‘авийа поделился с Зийадом и Мугирой. Обеспечив себя поддержкой со стороны Ирака, он должен был проверить настроения мединцев и мекканцев, главных блюстителей мусульманских традиций. Участие Йазида в паломничестве 51/671 г. должно было стать своего рода смотринами будущего наследника. До хаджжа Му‘авийа послал сына в поход на Византию, что также должно было повысить его авторитет.

Лишь через четыре с половиной года Му‘авийа приступил к осуществлению задуманного, во время умры (малого паломничества) в раджабе 56/20 мая -18 июня 676 г. В 55/674–75 г. Му‘авийа созвал представителей всех провинций (наместников? ) и совещался с ними относительно присяги Йазиду. Мухаммад ибн Амр ибн Хазм ал-Ансари, один из наиболее уважаемых знатоков шариата в Медине и ярый враг Усмана, высказал сомнение, что Йазид достоин этого. Му‘авийа помолчал, успокаивая себя, и сказал: «не осталось из сыновей сподвижников никого, кроме моего сына и их сыновей, а я люблю моего сына больше, чем их сыновей». После этой отповеди никто не стал больше высказываться и все разошлись.

Наутро Му‘авийа вызвал верного ад-Даххака ибн Кайса, поручил ему выступить в поддержку Йазида и вновь созвал знать. Как только Му‘авийа кончил восхвалять достоинства Йазида, ад-Даххак встал и сказал, что более достойного преемника нет. За ним, наслаждаясь собственным красноречием, выступил умаййад Амр ибн Са‘ид ибн ал-Ас по прозвищу ал-Ашдак («Большеротый»), утверждая то же самое. Его поддержали еще несколько человек. Настроение собравшихся изменилось, и они все присягнули Йазиду как наследнику.

Заручившись поддержкой верхушки значительной части Халифата, Му‘авийа стал готовить почву в священных городах и написал о состоявшемся в Дамаске решении Марвану ибн ал-Хакаму. Марван собрал знать Медины и сказал им, что халиф уже в преклонных годах и ему нужен надежный наследник. Он выбрал такого, который подобен праведным халифам и избавит их от раздоров, и он выбрал своего сына Йазида. Услышав это, взорвался Абдаррахман ибн Абу Бакр, заявивший, что у Йазида немусульманские взгляды. Марван постарался нейтрализовать этот выпад цитатой из Корана, которая была не к месту. Это еще больше разозлило Абдаррахмана: он тут же припомнил Марвану его нечестие и происхождение, а в заключение стащил Марвана за ногу с минбара. За Марвана вступились умаййады. На шум вышла Аиша и поддержала брата, напомнив Марвану, что его отец был проклят пророком.

Узнав об этом, Му‘авийа решил сам взяться за дело и с эскортом в 1000 человек отправился в Хиджаз. На подъезде к Медине его согласно этикету встретили знатные мединцы, среди которых были и главные противники присяги: ал-Хусайн, Абдаррахман ибн Абу Бакр, Абдаллах ибн Умар и Абдаллах ибн аз-Зубайр. Му‘авийа грозно спросил их: «Что же это, мне сообщили о ваших мыслях и безрассудстве?! » – «Осторожнее, Му‘авийа, – одернул его ал-Хусайн, – мы не из тех людей, кому говорят такое». Му‘авийа не смутился: «Клянусь Аллахом, говорят! Еще жестче и грубее этих слов. То дело, которого вы хотите, Аллах отвергает! »

На прием, устроенный в Медине, он не допустил эту четверку, и они, обидевшись, уехали в Мекку. В речи, произнесенной затем в мечети, Му‘авийа восхвалял достоинства Йазида, а кончил ее угрозами четырем упрямцам. Ему пришлось услышать упреки Аиши в том, что, убив одного ее брата (Мухаммада), он угрожает и второму. Му‘авийа объяснил ей, что уже не может отменить присягу Иазиду как наследнику, поскольку ее принесли очень многие люди, и пообещал быть мягче к сыновьям праведных халифов.

Встретившись с Абдаллахом ибн Аббасом, Му‘авийа попенял ему за то, что хашимиты, будучи родственниками умаййадов и имея общие интересы, забывают о благодеяниях и почете, которые он им оказывает, и все время вспоминают Али и его войну с ним. Абдаллах признал его правоту, но просил учесть, что ал-Хусайн – единственный на земле внук пророка.

На подъезде к Мекке Му‘авийю также встречала знать города, в том числе сыновья халифов. На этот раз он встретил их приветливо, приказал каждому подать коня, ехал с ними отдельно, дружелюбно разговаривая на глазах толпы, так что сразу было ясно, что между ними нет разлада. До выступления с речью в мечети Му‘авийа решил переговорить с каждым из четырех с глазу на глаз. Первым был ал-Хусайн. Выслушав доводы Му‘авийи в пользу Йазида, ал-Хусайн сказал: «Полегче, Му‘авийа! Не говори таких слов. Ты оставил в стороне того, кто лучше его и по отцу и по матери, и сам по себе». – «Ты, никак, подразумеваешь самого себя? » – спросил халиф. «А хотя бы и себя, – последовал ответ, – что тогда? » Му‘авийа согласился, что по происхождению ал-Хусайн лучше, но Йазид лучше для общины. Ал-Хусайн возмутился: «Кто это лучше для общины Мухаммада? Йазид? Пьяница и развратник? » Выслушав это, Му‘авийа посоветовал воздержаться от таких высказываний при сирийцах: «Они враги твои и твоего отца».

Столь же безрезультатным был и разговор с Абдаррахманом ибн Абу Бакром, с той только разницей, что тот был сторонником избрания преемника советом мусульман. И ему халиф посоветовал помалкивать при сирийцах. Абдаллах ибн Умар сказал, что сыновья предыдущих халифов лучше Йазида, но он подчинится решению большинства. Абдаллах ибн аз-Зубайр тоже говорил о необходимости избрания преемника советом мусульман. И ему был дан совет опасаться сирийцев.

После этого Му‘авийа позволил себе лишь один жест, недружелюбный по отношению к ал-Хусайну: на приеме, где всем вручалось годичное жалованье, только хашимиты не получили ничего. Удивленному Ибн Аббасу он пояснил, что они лишились жалованья из-за отказа их главы, ал-Хусайна, принести присягу Йазиду, но тут же выдал жалованье, которое взяли все, кроме ал-Хусайна. Эта демонстрация должна была убедить окружающих, что теперь от присяги отказывается только ал-Хусайн.

Затем Му‘авийа снова собрал сыновей халифов и, не добившись их согласия, еще раз предостерег от гнева сирийцев, за которых не может поручиться.

Наутро Му‘авийа созвал мекканцев в мечеть (сыновьям халифов было предоставлено почетное место у минбара, так, чтобы все их видели) и обратился к ним с речью: «О люди! До нас дошли рассказы слепцов, утверждающих, что ал-Хусайн ибн Али, Адбдаррахман ибн Абу Бакр, Абдаллах ибн Умар и Абдаллах ибн аз-Зубайр не присягают Йазиду, а эти четверо для меня – саййиды мусульман и лучшие из них. Я призвал их к присяге, и они оказались послушными и повинующимися, согласились и присягнули, послушались, и отозвались, и подчинились». При этих словах заранее подготовленные сирийские воины извлекли мечи из ножен и закричали: «Амир верующих, что ты думаешь об этих четверых! Разреши нам отрубить им головы! Мы не хотим, чтобы они присягали тайно, пусть присягают явно, чтобы слышали все люди! » Му‘авийа лицемерно пожурил своих слишком ретивых заступников: «Ах, как скоры люди на зло и как ценят свою жизнь! Побойтесь Аллаха, сирийцы, и не спешите к усобице, ведь для убиения необходимо расследование и наказание по закону».

Упорствовавшие были застигнуты врасплох: сказать тут же «нет» – сирийцы могут зарубить, и Му‘авийа не будет виноват, а отказаться потом – быть обвиненными в вероломстве и развязывании междоусобицы. Они промолчали. Под их молчание Му‘авийа принял присягу остальных присутствующих, которые уверились, что их вожди принесли присягу во время частных встреч с халифом. Когда все разъяснилось и на них посыпались упреки – что-то изменить было поздно. Дипломатическое искусство Му‘авийи позволило ему нейтрализовать серьезных противников, не прибегая к репрессиям. Но эта победа оказалась миной замедленного действия: чтобы воспользоваться ее плодами, преемник должен был обладать таким же искусством использовать слабости людей, каким славился Му‘авийа; у импульсивного Йазида его не было.

Присяга Йазиду была воспринята мусульманским обществом без энтузиазма. Его образ жизни, увлечение охотой, пиры смущали не всех – сирийцы воспринимали такой образ жизни амира как что-то естественное, смущала необычность присяги наследнику при живом амире, получалось что-то вроде отступничества от первой присяги. Но как бы то ни было, основание образованию династии было положено.