 |
Глава 17. Прелюдия второй гражданской войны
|
|
|
|
Глава 17. Прелюдия второй гражданской войны
Смерть Му‘авийи и начало политических конфликтов
Шел двадцатый год правления Му‘авийи. Годы брали свое: судя по некоторым сообщениям, восьмидесятилетний халиф, отличавшийся продуманностью решений, стал допускать промахи, которые можно объяснить скорее всего старческой неуверенностью в себе. Чувствуя это, он во время визита басрийской делегации во главе с Убайдаллахом ибн Зийадом в 679 г. пожелал, чтобы они подтвердили присягу Йазиду.
Весной 680 г. Му‘авийа занемог, стал терять силы и сильно похудел. Некоторые современники полагали, что он заразился лихорадкой от новой хорасанской невольницы, другие придумывали совершенно невероятные причины. Упоминание сильного отхаркивания скорее свидетельствует о воспалении легких. Под конец он настолько ослаб, что стал терять сознание и бредить. Готовясь к отходу в мир иной, он завещал половину своих денег казне (т. е., по идее, общинной кассе) и пожелал быть похороненным в рубахе, подаренной ему Мухаммадом, и с обрезками его ногтей, бережно подобранными полвека назад. В один из последних дней он попросил умастить его и подкрасить и через силу вышел к людям, чтобы опровергнуть слухи о безнадежном состоянии. Видимо, он боялся, что эти слухи могут вызвать политические осложнения до того, как Йазид успеет перенять бразды правления, но дождаться этого не успел и скончался в четверг 13 раджаба 60/19 апреля 680 г.
Его кончина возрождала старый спор о власти, временно погашенный договором с ал-Хасаном, молчаливо признанным затем ал-Хусайном. Взятое им обязательство не выступать против Му‘авийи и не претендовать на власть, пока тот жив, теперь становилось недействительным и ненужным, присяга Йазиду как наследнику (если ал-Хусайн ее формально принес) по сравнению с этим имела второстепенное значение, тем более что оно было обязательством перед Му‘авийей, а не перед Йазидом. Йазид не мог не понимать ответственность момента, но почему-то не был рядом с отцом в последние дни его жизни, уехав на охоту в свою любимую резиденцию в Хувварине.
|
|
|
Последнюю волю умирающего принял его начальник полиции ад-Даххак ибн Кайс, которому он передал власть до прибытия Йазида. На долю ад-Даххака выпало объявить о смерти халифа и организовать похороны. Впервые они проходили при большом стечении народа, честь нести погребальные носилки до Малых ворот разделили между собой курайшиты и сирийцы.
Йазид прибыл через три дня. Посетив могилу отца, он поехал во дворец и принял приближенных, принесших ему соболезнования и поздравления со вступлением во власть. Он принял присягу, щедро одарил присутствовавших, прибавил жалованье, а некоторых повысил в должности. Все наместники провинций были оставлены на своих местах и организовали присягу. Неприятностей можно было ожидать только из Медины, где находились три возможных претендента на халифство: ал-Хусайн, Абдаллах ибн аз-Зубайр и Абдаллах ибн Умар.
Йазид немедленно отправил гонца в Медину к ее наместнику ал-Валиду ибн Утбе с извещением о происшедших переменах, а к этому официальному тексту, который полагалось огласить в мечети, внизу очень мелким почерком, «как мышиное ухо», сделал приписку с распоряжением, во что бы то ни стало привести к присяге трех главных соперников.
Гонец, доставивший это послание 28 раджаба/4 мая, по его собственным словам, прибыл в Медину вечером, когда ал-Валид прекратил прием и удалился во внутренние покои. Узнав о смерти дяди, ал-Валид расплакался, не смог принять самостоятельного решения и послал за Марваном ибн ал-Хакамом. Марван сразу понял, что случилось, тотчас откликнулся на приглашение. Растерявшемуся наместнику он посоветовал немедленно вызвать Ибн аз-Зубайра и ал-Хусайна и заставить принести присягу, пока они не узнали о случившемся и не скрылись.
|
|
|
Чтобы не вызвать подозрений, ал-Валид послал за ними малолетнего внука Усмана, который нашел их в мечети. Отослав мальчишку сказать, что придут следом за ним, и, обменявшись мнениями, они решили, что умер халиф и от них потребуют присяги, иначе не вызвали бы в такой неурочный час. Ибн аз-Зубайр посоветовал немедленно уехать, ал-Хусайн же решил явиться в сопровождении вооруженных людей, которые в случае необходимости пришли бы ему на помощь.
Ал-Валид прочитал ал-Хусайну официальное послание и предложил присягнуть. Ал-Хусайн пожелал покойнику милости Аллаха и добавил: «Такие люди, как я, не присягают тайно, и не думаю, чтобы ты хотел получить от меня присягу тайно, в отсутствие предводителей людей». Ал-Валид подтвердил: «Конечно». – «Вот когда выйдешь к людям и призовешь их к присяге, призовешь и нас к присяге вместе со всеми». Успокоенный этим, ал-Валид отпустил его. Услышав это, Марван вскричал: «Если ты отпустишь его сейчас без присяги, то не добьешься этого никогда, пока не умножатся убитые между вами. Задержи этого человека, не дай ему выйти, пока не принесет присягу, или отруби ему голову! » ал-Хусайн вскочил и со словами: «Ты меня убьешь? Или он? Врешь, клянусь Аллахом, и грешишь! » – ушел домой. Марван обрушился на ал-Валида с упреками, а тот возражал, что отказ ал-Хусайна от присяги не заслуживает пролития его крови.
А Абдаллах ибн аз-Зубайр вовсе не удостоил наместника посещением; на все настояния и даже брань посланцев он отвечал: «Сейчас приду» – и не трогался с места. Кончилось тем, что Джа‘фар ибн аз-Зубайр пришел к ал-Валиду и сказал, чтобы брату перестали докучать и оставили в покое до утра. Тем временем Абдаллах послал сына в свое поместье в Зу-л-Хулайфе подготовить верблюдов, а глубокой ночью, когда весь город уснул, вместе с Джа‘фаром покинул дом, в Зу-л-Хулайфе они сели на верблюдов и направились в Мекку по горной дороге. Посланные утром в погоню за ними 70 всадников вернулись к вечеру ни с чем.
|
|
|
Весь этот день ал-Хусайн не покидал дома и отделывался обещаниями присягнуть позже, а вечером посулил («если захочет Аллах») появиться утром. Утра он дожидаться не стал, а по примеру Ибн аз-Зубайра тайно покинул Медину с сыновьями, женами, сестрами, братьями и племянниками. Это была ночь на воскресенье 30 раджаба/6 мая.
За ним не последовал только его брат, Мухаммад ибн ал-Ханафийа, сказав на прощание: «Если люди не поддержат его стремления к власти, то это не умалит его достоинства». Бегство ал-Хусайна нанесло тяжелый удар по самолюбию ал-Валида. Он арестовал сторонников Ибн аз-Зубайра, но сородичи освободили их. Йазид был разгневан попустительством ал-Валида и назначил вместо него умаййада Амра ибн Са‘ида ал-Ашдака прибывшего в Медину в рамадане (5 июня -4 июля). Он отставил прежнего начальника полиции и назначил Амра ибн аз-Зубайра, своего двоюродного брата по матери.
Хусайн и Ибн аз-Зубайр, отказываясь признать Йазида халифом, не предпринимали против него враждебных действий. Ибн аз-Зубайр ограничился тем, что отказался участвовать в общем молении, которое по должности проводил наместник халифа, и совершал отдельное моление во главе своих почитателей. О ал-Хусайне ничего подобного не известно, хотя число его сторонников в Мекке было больше, чем у Ибн аз-Зубайра.
Иначе обстояло дело в Куфе, где весть о смерти Му‘авии и отказе ал-Хусайна присягнуть его преемнику пробудила в сердцах почитателей его отца надежды на восстановление власти семьи пророка, а заодно и возвращение Куфе статуса столицы. Вскоре после этого в Куфе, в доме главы куфийских шиитов Сулаймана ибн Сурада, собрались вожди шиитов, обсудили новости и решили возобновить борьбу за халифа из рода пророка, а для этого позвать в Куфу ал-Хусайна. Тут же было составлено послание к нему, в котором звали его и обещали поддержку.
Это послание ал-Хусайн получил через месяц после появления в Мекке, 10 рамадана/14 июня 680 г. Через несколько дней прибыли новые посланцы из Куфы и привезли 53 индивидуальных и коллективных письма с выражениями преданности и призывами приехать и возглавить борьбу; поток писем на этом не прекратился, всего набралось будто бы две переметные сумы.
|
|
|
Хусайн не торопился с ответом, он хорошо помнил судьбу отца и брата, положившихся на обещания куфийцев. А Абдаллах ибн аз-Зубайр не мог дождаться, когда же ал-Хусайн покинет Мекку, – при сыне Али ему приходилось довольствоваться второстепенной ролью, – и убеждал его, что, имея столько сторонников, он бы непременно поехал к ним. Последней каплей, подточившей стойкость ал-Хусайна, вероятно, стало прибытие в Мекку представителя басрийских шиитов Йазида ибн Нубайта с двумя сыновьями. Обещание поддержки со стороны второй столицы Ирака укрепляло надежду на успех восстания. А тут еще пришел из Куфы отчаянный призыв поспешить: «Люди ждут тебя, и мнение их на твоей стороне. Поторопись! Поторопись, о сын дочери посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует. Зазеленели сады, и поспели плоды, покрылась земля травой, а деревья – листвой. Приезжай, если хочешь, ведь ты прибудешь к своему собравшемуся войску. И мир тебе и милость Аллаха и благословение, а до тебя – твоему отцу».
На этот раз ал-Хусайн решился ответить согласием, но послал с письмом своего двоюродного брата Муслима ибн Акила, чтобы он на месте убедился, соответствуют ли эти посулы истинному положению дел. В послании, врученном Муслиму для доставки и подтверждавшем его полномочия, сообщалось, что Муслим послан проверить истинность сообщений куфийцев и, если они в самом деле поддерживают ал-Хусайна, принять у них присягу.
В середине рамадана (около 20 июня) Муслим выехал из Мекки и, чтобы замаскировать истинную цель поездки, направился не прямо в Куфу, а через Медину, оттуда же – не по большой дороге, а окольными путями, на которых чуть не погиб от жажды, когда проводники сбились с дороги. 5 шаввала/9 июля он прибыл в Куфу и остановился у ал-Мухтара ибн Абу Убайда. Сюда стали приходить шииты: слушали чтение письма, плакали и клялись в верности. Сохранить многочисленные визиты в тайне от соседей было трудно, да и сами посетители, наверное, не раз проговаривались; по городу пошли слухи о посланце ал-Хусайна и дошли до наместника. Ан-Ну‘ман ибн Башир обратился к куфийцам с речью, в которой предупредил о тяжелых последствиях всяких смут, но не упомянул ни ал-Хусайна, ни Муслима и не предпринял мер для ареста Муслима. Двое приближенных упрекнули наместника за слабодушие, а затем написали Йазиду, что ан-Ну‘ман слишком слаб для своей должности.
Между тем ал-Хусайн послал письма и вождям басрийцев, в том числе ал-Ахнафу ибн Кайсу, Малику ибн Мисма‘ и некоторым другим, в которых напоминал о праве «семьи пророка» на замещение принадлежавшего пророку места в общине и обещал вести тех, кто последует за ним, праведным путем. Адресаты сохранили получение посланий в тайне даже друг от друга, лишь ал-Мунзир ибн ал-Джаруд, тесть Убайдаллаха ибн Зийада, доложил своему зятю о письме и указал на мавлу ал-Хусайна, доставившего это письмо. Мавла отказался отвечать на все вопросы и был казнен.
|
|
|
Это событие совпало с получением письма от халифа, в котором тот назначал Убайдаллаха ибн Зийада наместником Куфы с приказом найти и казнить Муслима, а голову прислать в Дамаск. Так Убайдаллах, подобно отцу, объединил в своих руках всю восточную половину Халифата.
Оставляя Басру на своего брата Усмана, Убайдаллах пригрозил басрийцам, что не потерпит смуты и будет казнить не только самих смутьянов, но и их родственников и старост подразделений (арифов). В Куфу он взял с собой Муслима ибн Амра ал-Бахили, привезшего приказ о назначении, нескольких знатных басрийцев, в том числе уже известного нам Шарика ибн ал-А‘вара, старого соратника Али, и вооруженный конвой. Тем временем стараниями Муслима ибн Акила несколько тысяч куфийцев (источники говорят о 12, 18 и даже 80 тысячах) присягнули ал-Хусайну, обещая положить за него жизнь. Окрыленный этим, Муслим отправил в Мекку гонца с извещением об успехе и возможности приехать в Куфу.
В эти дни, скорее всего в середине зу-л-ка‘да (16–18 августа) к Куфе подъехал Убайдаллах. В Кадисии он отделился от основного отряда и, пересев на мулицу, с закутанным лицом в сопровождении нескольких человек въехал в город под вечер со стороны, откуда ожидалось прибытие ал-Хусайна. Встречные принимали его за долгожданного имама и радостно приветствовали. Убайдаллах ехал молча, не отвечая на приветствия и с трудом сдерживая гнев. Наконец, ехавший рядом с ним Муслим ибн Амр не выдержал и на очередные благопожелания ответил: «Перестаньте! Это – ваш амир Убайдаллах ибн Зийад! »
Познакомившись таким необычным способом с настроениями куфийцев, Убайдаллах наутро обратился к ним в мечети с краткой, недвусмысленной речью:
После этого Убайдаллах перешел к решительным действиям: арифам было приказано составить списки всех приезжих, разыскиваемых, хариджитов и подозрительных; тот, у которого никто не будет записан, должен поручиться, что подозрительных действительно нет. «А тот ариф, в ирафе которого будет найден хоть один преступник против амира верующих, о котором он не дал нам знать, будет распят на воротах собственного дома, а эта ирафа будет лишена жалованья и сослана в дикие места Омана». Такой крутой поворот дел сразу охладил большинство горячих голов, еще вчера клявшихся жизнь отдать за внука пророка. Муслим побоялся навлечь беду на хозяев дома, где прожил больше месяца, и покинул его. Случайно или не случайно он оказался около дома Хани ибн Урвы ал-Муради, одного из вождей мазхиджитов, получил разрешение войти в дом и попросил у Хани покровительства (дживар). Просьба не обрадовала хозяина, но бедуинская этика не позволяла знатному человеку отказать в покровительстве вошедшему в его дом, о чем он прямо и сказал.
На некоторое время Муслим исчез из поля зрения Убайдаллаха, но настойчивые поиски в конце концов привели к дому Хани. Убайдаллах потребовал к себе Хани. Тот сначала все отрицал, но, когда ему представили неоспоримое доказательство ответил, что не может выдать гостя, попросившего убежища. Хани избили и заперли в одном из помещений резиденции. Слух об этом дошел до мазхиджитов, решивших, что Хани убит. Они стали рваться в ворота резиденции. Тогда Убайдаллах поручил кади Шурайху, пользовавшемуся в городе большим авторитетом, выйти и заверить что Хани не убит, а только задержан для выяснения наместником некоторых обстоятельств. Мазхиджиты успокоились и разошлись.
Арест Хани побудил Муслима к открытым действиям. Сразу после вызова Хани к наместнику Муслим послал Абдаллаха ибн Хазима узнать, чем кончится дело. Узнав, что Хани избили и арестовали, он поскакал к Муслиму и сообщил о случившемся. Рассказ о дальнейшем предоставим самому Ибн Хазиму. «Я первым въехал к Муслиму и увидел: во дворе собрались женщины-мурадитки и вопят: " О несчастье! О утрата! " Я вошел к Муслиму ибн Акилу с этим известием, и он приказал мне созвать его сторонников, а ими были полны окружающие дома. Ему присягнули восемнадцать тысяч, а в этих домах было четыре тысячи. Он сказал мне: " Возгласи: Помогающий, укрепи! " – и я воззвал: " Помогающий, укрепи! " И стали куфийцы созывать друг друга и собираться к нему». Муслим вручил знамена предводителям всех четырех племенных объединений Куфы. Ибн Зийад в это время произносил речь в мечети. Он услышал крики «Ибн Акил пришел! » и тотчас ушел во дворец, расположенный за южной стеной мечети. В его распоряжении оказалось тридцать своих охранников и десятка два знатных куфийцев. На площади у дворца бушевала толпа, понося самого Убайдаллаха и его отца. Убайдаллах поручил Мухаммаду ибн ал-Аш‘асу и некоторым другим выйти в город и убеждать соплеменников прекратить бунт. Посланные вскоре вернулись, приведя с собой подкрепление из верных людей. Гарнизон осажденного дворца вырос настолько, что Мухаммад ибн ал-Аш‘ас предложил сделать вылазку, Убайдаллах отверг это предложение, надеясь на действие своей агитации и угроз.
Бездействие Муслима, рассчитывавшего, что все произойдет само собой, погубило восстание – страх ссылки и лишения жалованья оказались сильнее желания потусторонней награды. К вечерней молитве с ним осталось около трехсот человек, а силы наместника значительно выросли. Увидев это, Муслим увел их от дворца, но по мере движения через город и эта горстка сторонников неудержимо таяла, и никто не предложил ему убежища.
Убайдаллах, удивленный тишиной вокруг дворца, послал людей подняться на крышу и посмотреть, в чем дело. Ему доложили, что на площади никого нет. Решили проверить, нет ли засады в мечети, оказалось – и там пусто. Тогда Убайдаллах распорядился созывать людей на ночную молитву. Когда мечеть наполнилась, он обратился к присутствующим с краткой речью: «Воистину, сын Акила – трус и дурак[19]. Вы видели, какие произошли неповиновения и раздор. Не будет покровительства Аллаха человеку, в доме которого его найдут. А кто приведет его, тому будет выплачена цена кровной мести[20]. Повинуйтесь Аллаху, рабы Аллаха! » Затем начальник полиции получил приказ поставить охрану в начале каждой улицы для проверки прохожих.
В это время Муслим шел на юг от Куфы и дошел до Хиры. Там он остановился около одного из домов и попросил напиться у хозяйки. Напившись, он не ушел. Женщина спросила, чего еще ему нужно, если уже напился. Муслим сказал, что его преследуют и ему нужно убежище на ночь. Женщина потребовала назвать себя; услышав, кто перед ней, она в отличие от мужчин, присягавших и заверявших в верности до гроба, не испугалась и дала ему приют. Пришедшего позже сына она просила сохранить в секрете имя человека, которому оказала гостеприимство. Однако сын наутро заявил о местонахождении Муслима, и Убайдаллах послал Мухаммада ибн ал-Аш‘аса с отрядом в несколько десятков человек арестовать его. Муслим встретил приехавших во дворе с мечом в руке и после жаркой схватки вытеснил их за ворота. Отбивая повторную атаку, Муслим получил удар по лицу, рассекший верхнюю губу, и все-таки сумел выбить всех со двора. Желавших еще раз встретиться с ним лицом к лицу не нашлось; нападавшие поднялись на крышу, стали кидать в него камни и бросили во двор связки горящего камыша. Муслим вышел на улицу и, прислонившись к стене, приготовился принять последний бой. Кажется, и здесь он еще сражался некоторое время. Рассказы о последнем бое Муслима явно страдают преувеличениями в его пользу, и трудно представить истинную картину. Длительное сопротивление может объясняться не только его мужеством и превосходным владением оружием, но и тем, что нападавшие на него не намеревались его убивать и не желали рисковать своей жизнью.
Увидев, что арест может стоить много крови, Мухаммад ибн ал-Аш‘ас стал уговаривать Муслима сдаться, гарантируя от себя сохранение жизни (аман). Обессиленный Муслим сдался. Его беспокоило только то, что ал-Хусайн, обманутый его оптимистическим письмом, может появиться в предательской Куфе, и он попросил Ибн ал-Аш‘аса сообщить ал-Хусайну, что нужно возвратиться в Мекку. Муслима доставили к Убайдаллаху. Услышав от Ибн ал-Аш‘аса, что тот гарантировал Муслиму пощаду, Убайдаллах разгневался: «Какое тебе дело до помилования?! Как будто мы посылали тебя давать ему помилование. Мы посылали тебя, чтобы ты доставил его нам! » Услышав приказ о казни, Муслим упрекнул Мухаммада ибн ал-Аш‘аса: «Если бы ты не гарантировал мне безопасность, я не сдался бы». Казнь была поручена тому человеку, который, ранив Муслима, сам получил от него удар и теперь мог отомстить. Ибн ал-Аш‘ас, искупая свою невольную вину в позорной смерти Муслима, выполнил предсмертную просьбу казненного и послал навстречу ал-Хусайну человека предупредить об опасности появления в Куфе.
Провал восстания Муслима и его гибель решили также судьбу Хани ибн Урвы. При его аресте Ибн ал-Аш‘ас выпросил у Убайдаллаха ибн Зийада помилование для него, предупреждая, что за него могут вступиться его соплеменники мазхиджигы. Но когда исчезла угроза со стороны Муслима и стало ясно, что куфийцы запуганы репрессиями, Убайдаллах приказал его казнить. Расчет наместника оказался верным: когда Хани вывели со связанными за спиной руками для казни на овечий рынок, никто из соплеменников не откликнулся на его отчаянные призывы о помощи. Лишь через некоторое время нашелся человек, который заколол копьем палача Хани. Тела Хани и Муслима были распяты на базаре, а головы отосланы халифу.
Ал-Мухтар оказался удачливее. О восстании он узнал, находясь в своем имении в ал-Хутарнии (около 30 км севернее Куфы), и поспешил принять в нем участие, но добрался до соборной мечети, когда в его провале не было никакого сомнения. Амр ибн Хурайс, командовавший отрядом, посланным защищать дворец от мятежников, предложил присоединиться к его отряду. На утро ал-Мухтар вместе со всеми явился на прием. Ибн Зийад обвинил его в участии в восстании, но Амр ибн Хурайс заверил, что он все время находился в его отряде. Отвергнуть это свидетельство Ибн Зийад не решился (Амр был главой мединцев в Куфе) и сорвал свою злобу, ударив ал-Мухтара палкой по лицу (и повредил глаз), а затем бросил в темницу. О судьбах других участников восстания и близких к Муслиму людей ничего не известно. Возможно, что публичных казней двух видных людей было достаточно, чтобы убедить всех, что Убайдаллах не остановится ни перед чем. Восстание датируется вторником или средой, 8 или 9 зу-л-хиджжа/9–10 сентября, но вероятнее всего, дата 7 зу-л-хиджжа, которое является средой.
|
|
|
