Трагический поход ал-Хусаина

Полторы тысячи километров и две недели, требовавшиеся для передачи известий через гонцов, отделяли Мекку от Куфы, и когда ал-Хусайн получил от Муслима сообщение о том, что Куфа готова принять его с распростертыми объятиями, там все уже переменилось: вместо снисходительного ан-Ну‘мана ибн Башира появился непреклонный Убайдаллах, а Муслиму приходилось скрываться от него.

Ничего не зная о случившемся с Муслимом, ал-Хусайн выступил из Мекки 8 зу-л-хиджжа/9 сентября, совершив начальный обряд хаджжа, в сопровождении всех жен и детей, с двоюродными братьями и племянниками (всего с ним было 82 мужчины) и влился в общий поток паломников, двигавшийся к Арафату. Когда вдруг караван ал-Хусайна повернул влево на дорогу, которая одновременно выводила и на иракскую, и на мединскую дорогу, Амр ибн Са‘ид побоялся, что ал-Хусайн направляется в Медину, чтобы захватить ее в его отсутствие, и послал стражников остановить его. Произошла стычка, в которой обе стороны буквально схлестнулись плетями. Спутники ал-Хусайна оказались напористее, и стражники оставили их в покое.

В Тан‘име, в 10 км севернее Мекки, где расходились дороги на Медину и Ирак, ал-Хусайну повстречался караван, который вез халифу из Йемена благовония и ткани. Ал-Хусайн конфисковал груз, а сопровождавшим его предложил либо присоединиться к нему, и тогда он заплатит им то, что они должны были получить за доставку, либо возвращаться домой с оплатой проделанной части пути. Часть караванщиков согласилась присоединиться к нему.

На десятый день пути ал-Хусайн отправил гонца в Куфу с извещением о своем приближении. Только пройдя две трети пути, он узнал о судьбе Муслима. Наиболее достоверным представляется рассказ двух асадитов, которые по окончании хаджжа поехали вдогонку за ал-Хусайном, любопытствуя, чем кончится его поход. Они догнали его в Заруде и там заметили едущего из Куфы всадника, который, увидев ал-Хусайна, съехал с дороги и объехал его стороной. Асадиты обратили внимание, что ал-Хусайн хотел бы расспросить его о новостях, и погнались за проезжим. Он оказался также асадитом, охотно разговорился с соплеменниками и сообщил о гибели Муслима, добавив, что сам видел, как тела его и Хани волокли за ноги по базару. Асадиты присоединились к ал-Хусайну только на подъезде к ас-Са‘лабии, где и поведали печальную новость. Ал-Хусайн был потрясен – все рушилось, ехать в Куфу стало бессмысленно, и он уже решил было повернуть назад, но братья Муслима горели жаждой мести и потребовали идти на Куфу. Их поддержали другие, льстиво убеждая ал-Хусайна, что он не Муслим, и за ним-то куфийцы пойдут. С тяжелым сердцем ал-Хусайн продолжил путь.

Настояние братьев Муслима отомстить убийцам убедительно объясняет непонятное иначе упорство ал-Хусайна в достижении ставшей явно нереальной цели. Некоторые мусульманские исследователи объясняют это упорство решением пойти на мученическую смерть, чтобы совершить переворот в религиозном сознании мусульман, и именно это, а не достижение политической власти с самого начала было его целью.

Согласиться с этим никак нельзя. Человек, намерившийся пожертвовать собой ради идеи, не взял бы с собой жен и детей (если, конечно, психически здоров), к тому же борьба за политическую власть была в то же время и религиозной идеей восстановления справедливости, попранной врагами ислама. Ал-Хусайн потому и взял с собой всю большую семью, что опасался сделать ее заложницей в руках Умаййадов, когда он захватит Куфу и начнет открытую вооруженную борьбу против них. Действительно, ал-Хусайн начал поход, не располагая вооруженной силой, но он знал, что ему обещали помочь тысячи присягнувших куфийцев, а кроме того, он надеялся по примеру отца пополнить свой небольшой отряд за счет бедуинов. Но бедуины были более склонны присоединиться к большому войску, сулившему победу, чем к небольшой группе родственников. В пути к нему присоединились буквально единицы. При приближении к Куфе в его распоряжении было 45 конников и 100 пеших (которые, конечно, не плелись пешком позади каравана, а ехали на верблюдах). Рассчитывать на успех с такими силами было нельзя. Оставалось надеяться на чудо и уповать на Аллаха.

Вскоре после расправы с Муслимом Убайдаллах ибн Зийад выставил посты на южных подходах к Куфе для проверки выезжающих и особенно въезжающих. Одним из таких постов был задержан гонец ал-Хусайна, отправленный из вади ар-Рима к куфийцам. Его привезли к наместнику, и тот потребовал, чтобы он с крыши дворца объявил людям, что ал-Хусайн – лжец. Посланец, наоборот, ославил халифа и наместника, за что был сброшен с пятнадцатиметровой высоты. Страшные муки разбившегося оборвал какой-то куфиец ударом меча. Известие об этом привез через четыре дня посланец Мухаммада ибн ал-Аш‘аса, встретивший ал-Хусайна около Зубалы, в 320 км от Куфы.

Теперь отпала и последняя призрачная надежда, что призыв ал-Хусайна будет поддержан куфийцами. Не желая втягивать в безнадежную борьбу присоединившихся в пути, ал-Хусайн предложил всем, кто не готов идти на смерть, вернуться к семьям. И большинство покинуло его. Подступы к Куфе охраняли 4000 воинов, расставленных несколькими отрядами от Куткутаны до Кадисии и далее – до Евфрата у Хаффана, под командованием начальника полиции ал-Хусайна ибн Тамима. Зная о приближении ал-Хусайна, он выслал навстречу ему 1000 воинов под командованием ал-Хурра ибн Иазида ат-Тамими. Их встреча произошла в 100 км от Кадисии. Заметив на горизонте приближающийся отряд, ал-Хусайн хотел укрыться за горой обочь дороги, но не успел.

Ал-Хурр не проявил враждебности, а ал-Хусайн, со своей стороны, сделал жест, который должен был расположить к нему воинов ал-Хурра, проехавших по безводной пустынной дороге 75 км, – напоил их и их коней из своих запасов. Пришло время полуденной молитвы, ал-Хусайн переоделся для нее и обратился с речью к воинам ал-Хурра, объясняя, что прибыл сюда только потому, что жители Куфы призывали его, а если они против, то он вернется туда, откуда приехал. Воины не откликнулись на эту речь и предложили начать молитву. Ал-Хусайн спросил ал-Хурра, будут ли они молиться отдельно, тот ответил, что будут молиться вместе под его руководством. Затем отряды разделились, ал-Хурр ушел в палатку, а его воины уселись в тени своих животных, не выпуская поводьев из рук.

Когда спала жара, ал-Хусайн стал готовиться в путь, провел снова совместную молитву, а затем обратился к куфийцам с речью, в которой объяснил, что имеет больше прав на власть, чем нынешние притеснители, и что его призвали многочисленные письма из Куфы. Ал-Хурр ответил, что ни о каких письмах они не знают. Ал-Хусайн предъявил две переметные сумы писем. «Мы не из тех, кто писал тебе, – ответил ал-Хурр. – Нам приказано, если встретим тебя, не отпускать тебя и доставить Убайдаллаху ибн Зийаду». – «Смерть к тебе ближе, чем это», – бросил ему ал-Хусайн и стал поднимать свой караван в путь. Ал-Хурр дождался, когда проехали женщины с детьми, и предложил ал-Хусайну ехать с ним к Убайдаллаху. Ал-Хусайн только обругал его. Препирательство кончилось тем, что ал-Хурр сказал: «Мне не приказывали сражаться с тобой, а только не отпускать тебя, пока не доставлю в Куфу. Если ты отказываешься, то отправляйся своей дорогой, но не въезжай в Куфу и не возвращайся в Медину. Пусть будет среднее решение, пока я не напишу Ибн Зийаду, а ты, если хочешь, можешь написать Йазиду ибн Му‘авийи». Затем ал-Хусайну было предложено взять влево от дороги на Куфу. Так, следуя параллельно, оба отряда доехали до Узайба ал-Хиджанат, отсюда до Куфы оставалось каких-то 40 километров, но прорваться напрямую было невозможно, и ал-Хусайн решил обойти главный заслон и двинуться на север, а за ним неотступно следовал ал-Хурр.

Вечером 1 мухаррама/1 октября 680 г. ал-Хусайн достиг Каср ал-Мукатил (или Бану Мукатил), где-то за Куткутаной, и увидел там лагерь Убайдаллаха ибн ал-Хурра, бывшего соратника Му‘авийи, который из-за оскорбления, нанесенного ему Амром ибн ал-Асом, превратился во врага, а затем стал разбойничать в степи. Поддержка такого опытного бойца могла оказаться весьма полезной, и ал-Хусайн послал к нему человека пригласить к себе. Услышав о приглашении ал-Хусайна, Убайдаллах воскликнул: «Боже мой! Я из Куфы уехал только из-за того, чтобы не быть там, когда войдет ал-Хусайн. Не хочу его видеть и не хочу, чтобы он видел меня! » Узнав об отказе, ал-Хусайн обулся и сам пришел к нему с предложением соединиться, но Убайдаллах решительно отказался.

Посреди ночи, запасшись водой, ал-Хусайн поднял свой отряд и тихо двинулся на север, чтобы обогнать ал-Хурра и пройти к Куфе с другой стороны. Но утром ал-Хурр его догнал и несколько раз отражал попытки прорваться к Евфрату. К вечеру оба отряда подошли к селению Найнава у Кербелы. Здесь ал-Хурр получил приказ задержать ал-Хусайна там, где его застанет письмо, не подпускать к воде и не давать ему остановиться в укрепленном месте. Исполняя это распоряжение, ал-Хурр не позволил ал-Хусайну дойти ни до одного из трех ближайших селений, расположенных в культурной полосе. Один из соратников посоветовал ал-Хусайну напасть на ал-Хурра, пока еще не подошли подкрепления, но ал-Хусайн сказал, что первым нападать не будет, отверг он и предложение захватить ближайшее укрепленное селение на берегу Евфрата, сочтя его название дурным. Наутро это стало совсем невозможным – к Кербеле подошел с четырехтысячным войском Умар, сын Са‘да ибн Абу Ваккаса, поставленный возглавить арест и доставку ал-Хусайна к наместнику.

Для задержания семи-восьми десятков мужчин, обремененных обозом с женщинами и детьми, не требовалось такого количества воинов; совершенно очевидно, что для Ибн Зийада было важно привлечь к аресту ал-Хусайна как можно больше куфийцев, чтобы этим лишить их морального права поддерживать в дальнейшем Алидов. С этой же целью был выбран и командующий из курайшитской верхушки Куфы. Сына завоевателя Ирака совсем не привлекала позорная честь командовать арестом и, может быть, даже убийством внука пророка. Согласился он на это только потому, что Ибн Зийад пригрозил отменить его назначение наместником Реййа, если он откажется от задания. Ясно было, что Умар ибн Са‘д станет искать почетных условий сдачи для ал-Хусайна.

Умар начал с того, что послал к нему человека спросить, зачем он направляется в Куфу. Ответ был прежним: пришел по призыву куфийцев, которые писали ему. Хотя в этом не было ничего нового, Умар сообщил этот ответ Ибн Зийаду и спросил, что делать. Ибн Зийад ответил решительно и кратко: «Заставь ал-Хусайна присягнуть Йазиду ибн Му‘авийи, его и всех его спутников. Если сделает это – посмотрим, как быть». Затем, 6 или 7 мухаррама пришел приказ отрезать ал-Хусайна от воды, чтобы он так же страдал от жажды, как осажденный Усман. Прямое распоряжение Умар не мог не выполнить, и ему пришлось поставить заслон на дороге к Евфрату. Последствия этого в лагере ал-Хусайна ощутили очень скоро, и следующей же ночью ал-Хусайн поручил своему брату Аббасу с 30 конниками и 20 пешими при бурдюках прорваться к воде. Пока конники отвлекали на себя заслон, люди с бурдюками набрали воды. Обе стороны не проявили в бою большой горячности, поскольку после него оказался только один смертельно раненный.

На следующую ночь ал-Хусайн предложил Умару встретиться для переговоров. Они съехались между лагерями и, оставив свои эскорты по 20 человек на расстоянии, с которого их не могли слышать, долго беседовали друг с другом. После этой встречи Умар написал Ибн Зийаду, что ал-Хусайн согласен на три варианта: возвратиться в Мекку, уехать в какую-нибудь пограничную область и жить там рядовым мусульманином или лично встретиться с халифом для переговоров. Ибн Зийад будто бы был готов согласиться на эти условия, но Шамир Зу-Джаушан, давний соратник Му‘авийи, настоял на том, что следует требовать сдачи без всяких предварительных условий. Шамир и был послан к Умару ибн Са‘ду с приказом перейти к решительным действиям или сдать командование ему и распрощаться с наместничеством. Прибытие непримиримого Шамира расстроило Умара, еще надеявшегося на бескровное разрешение конфликта. Он упрекнул Шамира за то, что он расстроил дело, которое стало налаживаться. Шамир ответил: «А скажи-ка мне, что ты сделал? Ты исполнил приказ амира и убил его врага? А нет, так не стой между мной и этим войском». Уступать командование и наместничество Умар не пожелал и начал готовить войско к бою.

После предвечерней молитвы Умар ибн Са‘д предпринял последнюю попытку примирения и послал группу воинов с предложением сдаться. Ал-Хусайн ответил через своего брата Аббаса, что такое дело требует обдумывания, он просит отложить решение до утра.

Ночью на 10 мухаррама/10 октября люди ал-Хусайна стали готовиться к сражению: теснее составили шатры, крепко связав их веревками, чтобы защитить себя с тыла от нападения конницы, углубили находившуюся за ними ложбину или канаву, превратив в ров, и заполнили его сухим камышом и бурьяном, чтобы зажечь при нападении. У ал-Хусайна было около 80 бойцов (32 из них на конях) против 4 или 5 тысяч у Умара ибн Са‘да. При таком соотношении сил сопротивление соратников ал-Хусайна должно бы было быть подавлено за несколько минут, но для Убайдаллаха ибн Зийада желаннее была сдача ал-Хусайна, чем его смерть, к тому же в стане куфийцев было немало сочувствующих ему. Правда, среди них нашелся только один человек, который перешел на сторону ал-Хусайна после того, как войско было выстроено в боевой порядок.

Сражение началось с обычных поединков. Затем во главе кавалеристов подскакал Шамир. Ал-Хусайн приказал зажечь хворост. Шамир крикнул с издевкой: «Эй, ал-Хусайн, зачем ты поспешил разжечь огонь на этом свете, не дождавшись Судного дня? » В ответ раздалось: «Это ты, сын козятницы, больше заслуживаешь жариться в нем». Один из воинов ал-Хусайна приготовился выстрелить в Шамира, но ал-Хусайн остановил его: «Не стреляй, боюсь, как бы это не заставило их начать нападение». Видимо, он еще надеялся обойтись без большого кровопролития.

Сражение 10 мухаррама 61/10 октября 680 г., (йаум ал-‘ашура), и мученическая смерть в нем ал-Хусайна, сыгравшая важную роль в формировании шиитской идеологии, естественно, привлекала внимание к нему мусульманских (прежде всего куфийских) историков, которые собрали большое количество воспоминаний очевидцев, в которых на удивление мало фантастического элемента, вроде голосов с неба и помогающих герою ангелов. Однако этот обширный, но фрагментарный материал трудно расположить последовательно, а поэтому приходится ограничиться самым общим описанием этой странной битвы 80 человек с пятитысячной армией.

В первой половине дня на лагерь ал-Хусайна один за другим нападали небольшие конные отряды. Их каждый раз контратаковали, и куфийская кавалерия отступала, не ввязываясь в серьезные схватки. Командующий кавалерией, видя явное нежелание подчиненных сражаться, не щадя жизни, стал настаивать на введении в бой пехоты. Но командовавший ею Шабас ибн Риб‘и упорно отказывался повести ее в бой. Тогда Умар ибн Са‘д поручил ал-Хусайну ибн Тамиму возглавить отряд из 500 стрелков. Атака, по-видимому, не состоялась, но стрелки вывели из строя всех коней хусайновского отряда и убили несколько человек. Когда день переполовинился и куфийская кавалерия получила возможность беспрепятственно подъезжать к лагерю, Шамир прорвался до палатки ал-Хусайна, проткнул ее копьем и приказал поджечь. Перепуганные женщины выскочили из нее с воплями, ал-Хусайн стал позорить и проклинать его за это распоряжение. Шамир отказался от своего намерения, но не столько из-за проклятий ал-Хусайна, сколько из-за недовольства собственных воинов этим приказом. Ему было сказано, что его посылали не для войны с женщинами и детьми и что амир будет недоволен. Совершенно очевидно, что именно нежелание большинства куфийцев сражаться с внуком пророка позволило горстке бойцов ал-Хусайна продержаться полдня против подавляющих сил нападавших.

Тем не менее, во время одиночных схваток люди ал-Хусайна гибли, и приближалась неминуемая развязка. К сожалению, рассказы о финальном этапе боя разноречивы и в некоторых деталях вызывают сомнения. Он предстает в виде отдельных эпизодов, последовательность которых во времени трудно установить. Внешне наиболее связное повествование дает ад-Динавари. В его изложении ал-Хусайн после гибели своего брата Аббаса остался один перед лицом врагов. Его ударили мечом по голове, рана оказалась неопасной – ал-Хусайн лишь скинул разрубленный бурнус, ему принесли калансуву[21], он надел ее и поверх обвязался чалмой, взял на руки маленького сына и сел у шатра. Пущенной кем-то стрелой младенец был убит. Опечаленный ал-Хусайн продолжал сидеть, и никто не решался на него напасть. Затем он попросил напиться, ему подали чашу с водой, и в этот момент стрела ал-Хусайна ибн Нумайра влетела ему в рот. Ал-Хусайн выронил чашу и пошел по дамбе к Евфрату, ему преградили путь, и он вернулся к шатру. Здесь он был ранен стрелой в плечо, а Зур‘а ибн Шарик ударил его мечом. Ал-Хусайн инстинктивно прикрылся рукой, и удар пришелся по ней. Тут же Синан ибн Аус пронзил его копьем. Хаулий ибн Йазид пытался отрезать голову ал-Хусайна, но не смог, и дело довершил его брат.

По другой версии после рассказа о гибели младенца (названного Абдаллахом) говорится о схватках ал-Хусайна с врагами, гибели нескольких его близких, и только потом упоминается ранение в рот и попытка прорыва по дамбе на коне.

Тема жажды ал-Хусайна в этот день популярна в житийной литературе, и до наших дней в Ираке в «йаум ал-‘ашура» на бачках с водой, выставляемых для общего потребления на улицах, можно видеть надпись: «Пей и вспоминай жажду ал-Хусайна». Однако наиболее надежные источники эту тему не затрагивают. Жажда упоминается только раз, и то в связи с тем, что его ранили в момент, когда он открыл рот, чтобы напиться; не сообщается и о том, что кони были не поены перед боем. Но позже в том же материале так переставляются акценты и изменяется порядок изложения, что эта тема получает особое звучание. По-видимому, к моменту возвращения ал-Хусайна с дамбы относится рассказ о том, что ал-Хусайн оказался отделен от шатра, где помещались его жены и вся кладь, Шамиром с десятком пеших воинов. Он устыдил Шамира за попытку войти в шатер и потребовал: «Избавьте мою семью и кладь от вашего сброда и невеж! » Шамир внял его призыву и увел людей от шатра.

Это подтверждается рассказом о переодевании ал-Хусайна в ожидании гибели, когда у него осталось три или четыре человека: он надел штаны (саравил), предварительно продырявив их, чтобы никто не соблазнился снять с убитого, оставив позорно лежать с обнаженным срамом. Возникший при этом спор, что лучше надеть, показывает, что оставшиеся не участвовали в этот момент в бою.

Всем было ясно, что после гибели сыновей и братьев ал-Хусайн не сдастся и его придется убить, но все-таки убить этого израненного, фактически беспомощного человека никто не решался. Все надеялись, что это сделает кто-то другой. Наконец Шамир не выдержал и закричал: «Эй, вы! Что вы смотрите на этого человека, чтоб вас потеряли матери, убейте его! » Несколько воинов из его сопровождения бросились на ал-Хусайна. Один из них замахнулся мечом, ал-Хусайн закрылся рукой, и меч отсек ему кисть левой руки; тут же Синан ибн Анас (один из тех, кто с Шамиром намеревался войти в шатер ал-Хусайна и кого участник этой битвы, Хумайд ибн Муслим, характеризует как придурковатого поэта) пронзил его копьем и приказал Хаулию ибн Йазиду отрезать голову. У того так дрожали руки, что он ничего не смог сделать, тогда Синан сам отрезал ее.

Теперь убийц не останавливал ни страх, ни смущение. Тут же ал-Хусайн был раздет догола, стали добивать раненых и обезглавливать убитых, начался грабеж в шатрах, где укрывались женщины. С них срывали не только драгоценности, но и дорогие одежды. Подоспевший Умар ибн Са‘д остановил мародерство и потребовал вернуть личные вещи. Грабеж прекратился, но украденное никто и не подумал возвращать.

В одном из шатров лежал несовершеннолетний больной сын ал-Хусайна, Али Младший. Его спас Хумайд ибн Муслим, убедивший Шамира, что нельзя убивать несовершеннолетнего, да еще и больного. Кроме него пощадили, как несовершеннолетних, сыновей ал-Хасана – Умара и ал-Хасана. Спаслись также мавла дочери ал-Хусайна, выдавший себя за раба (а раб, как неполноправный человек, нес за все меньшую ответственность), и один из асадитов, взятый соплеменниками под покровительство на поле боя.

Голову ал-Хусайна, главный трофей, поручили доставить в Куфу Хаулию ибн Йазиду; остальные занялись погребением своих 88 павших товарищей, залечиванием ран и приведением себя в порядок, 72 убитых и обезглавленных соратника ал-Хусайна остались лежать на поле боя без погребения. Среди них было 26 ближайших родственников ал-Хусайна: три или четыре его сына, семь братьев, четыре брата Муслима ибн Акила и три его сына, три сына ал-Хасана и четыре сына Абдаллаха ибн Джа‘фара ибн Абу Талиба.

На следующий день победители отправились в обратный путь, везя с собой пленных вдов и сирот, перед которыми всю дорогу маячили вздетые на копья головы их мужей, братьев и отцов.

12 мухаррама/12 октября, в пятницу, войско возвратилось в Куфу. На приеме во дворце голову ал-Хусайна бросили к ногам Убайдаллаха, и он потыкал бамбуковой тростью в ее зубы. Старый Зайд ибн Аркам, ансар, сопровождавший пророка в 18 походах, не выдержал этого надругательства и сказал: «Убери свою палку от этих зубов! Я видел, как эти губы целовал посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует», – и залился слезами. Слова Зайда мало тронули Убайдаллаха – он был из другого поколения, которое считало, что раз уж власть дарована им Аллахом, то оправданны любые средства для ее защиты, – и он с презрением ответил: «Клянусь Аллахом, если бы это не был бред выжившего из ума старика, я отрубил бы тебе голову». Зайд покинул зал, сказав, что все они достойны презрения, если позволяют себя унижать человеку низкого происхождения. Здесь же присутствовали пленницы, из которых выделялась Зайнаб, дочь Али и Фатимы, демонстративно сидевшая в присутствии наместника. Тот не мог не заметить этого и с возмущением спросил: «Кто это такая уселась? » Зайнаб не удостоила его ответом, а потом вступила в спор, защищая правоту погибших родственников. Убайдаллах вышел из себя; приближенным пришлось напомнить ему, что женщины не отвечают за свои слова и не надо обращать внимание на ерунду, которую они говорят. Тогда он обратил внимание на Али, спросил, кто это, и приказал выяснить, достиг ли он зрелости. Страж заглянул ему под изар и сказал «да», и Убайдаллах приказал казнить его. Зайнаб вступилась: «Тогда убей и меня с ним», а Али с истинно аристократической выдержкой ответил: «Если у тебя есть родство с этими женщинами, то пошли с ними благочестивого человека сопровождать их, как полагается в исламе», – подразумевая, что он, Али, единственный здесь мужчина, правомочный по степени родства сопровождать и опекать своих родственниц.

Убайдаллах опешил, замолчал, посмотрел на пленников, потом – на приближенных и наконец изрек: «Поразительное родственное чувство! » – и распорядился отправить Али к халифу вместе с женщинами.

В мечети, где, видимо, в тот же день, в пятницу, Убайдаллах объявил о победе над «лжецом, сыном лжеца, ал-Хусайном, сыном Али» и о его гибели. В ответ один из присутствовавших, сподвижник Али, потерявший в боях оба глаза, крикнул ему, что он сам лжец и убийца сыновей пророка. Соплеменники отбили его от стражи и увели. Но все равно позже его все-таки забрали, отрубили голову и распяли на окраине Куфы.

Этим и ограничились открытые изъявления осуждения куфийцами убийства их имама, которого они сами же невольно завлекли в ловушку. Лишь по домам в кругу близких и единомышленников решались они выражать свои чувства.

Сразу же были посланы гонцы в Дамаск и Медину с извещением о победе. Медина огласилась воплями хашимиток, оплакивающих гибель многочисленных родственников, а Амр ибн Са‘ид с удовлетворением заметил: «Этот плач – за плач по Усману». Гонец, посланный к халифу, радостно доложил о поголовном истреблении врагов, но Йазид не выразил восторга, а только заметил: «Если бы я имел с ним дело, то простил бы его».

Когда пленных доставили в Дамаск (а везли их с нарочитым небрежением, на Али, например, был надет позорный железный ошейник), Йазид не знал, как с ними обращаться. Сначала он высказал Али недовольство его отцом и чуть было не отдал Фатиму, дочь Али, какому-то сирийцу без заключения брака, как рабыню (это курайшитку-то из знатного рода! ), но получив полный достоинства ответ Али и гневную отповедь той же Зайнаб за то, что Йазид хочет поставить себя вне мусульманской общины, сменил гнев на милость. Трудно полностью довериться рассказам источников, но, во всяком случае, в Дамаске курайшиткам было разрешено открыто оплакать погибших, Али и Умар, сын ал-Хасана, присутствовали на трапезах халифа, а затем пленных достойно отвезли в Медину.

Гибель ал-Хусайна завершила кристаллизацию идеологии шиизма, которому до сих пор не хватало мученика. Павший герой всегда величественнее, чем живой, – он безупречен и идеален. Мученическая кончина ал-Хусайна стала для его почитателей примером, как надо бороться с безбожными правителями, не щадя жизни, и поставила его выше отца. Хотя еще при жизни стали подчеркивать то, что он сын Фатимы, т. е. прямой потомок пророка, в отличие от отца, который был лишь его двоюродным братом.

 

⇐ Предыдущая70717273747576777879Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: