И аспекты текстового анализа

 

Особенности текстопорождения и целеполагания в отношении канонических письменных текстов достаточно хорошо изучены. Нас будут интересовать особенности целеполагания и их отражение в структурировании и развертывании разговорного диалога (далее — РД), как текста неканонического, cпонтанного, устного, обладающего коллективным авторством, имеющего ярко выраженный прагматический характер. В качестве материала анализа используются расшифровки записей живой речи из разговорной текстотеки кафедры риторики и стилистики русского языка Уральского государственного университета. Материалы текстотеки, опубликованные в сборнике “Живая речь уральского города. Тексты” [1995], снабжены в статье ссылками [ЖР] на это издание. Диалоги и полилоги даются в статье под общим названием “диалог”. Для облегчения ориентировки в иллюстративном материале фрагменты диалогов пронумерованы (Ф-1, Ф-2 и т.д.).

Знание о цели, предназначенности текста входит в пресуппозиции коммуникации. Один из аспектов этого знания определяется оппозицией “отчуждаемость / неотчуждаемость речевой продукции от текущей коммуникативной ситуации и автора”. Коммуникативные пресуппозиции автора канонического текста и создателей разговорного речевого произведения различны: первый имеет в виду отчуждение результата своей речевой деятельности от конкретной ситуации его создания, самостоятельное функционирование текста (художественного произведения, документа, конспекта лекции и т.п.). В РД мы сталкиваемся с иной ситуацией текстопорождения, влияющей на сам продукт речевой деятельности. Это различие тонко уловил К. Бюлер: “В принципе творец языкового произведения говорит иначе, чем практически действующий человек. Существуют ситуации, в которых с помощью речи решается актуальная в данный момент жизненная задача, то есть осуществляются речевые действия. Но есть и другие обстоятельства, когда мы в поисках адекватного языкового выражения творчески работаем над данным материалом и создаем языковое произведение. В понятии “речевое действие” подчеркнем важный момент, от которого нельзя абстрагироваться, заключающийся в том, что речь “исполняется” (осуществляется) в той мере, в какой ей удается реализовать практическое решение проблемы в данной ситуации <…> Иначе обстоит дело с языковым произведением. Языковое произведение как таковое стремится к независимости от положения в жизни индивида и переживаний автора. Результат, представляющий собой произведение человека, имеет тенденцию к обособлению от конкретной ситуации и полной самостоятельности. Во избежание недоразумений подчеркнем, что в любом типе речевой деятельности всегда возникает результат ” [Бюлер, 1993: 54]. Из этого следует, что акт отчуждения, в результате которого мы получаем РД (аудиозапись с последующей расшифровкой), с точки зрения функционирования этого речевого произведения есть акт насильственный, искусственный, вырывающий результат речевой деятельности из естественной среды его функционирования, из контекста жизни, где он предназначен только для непосредственных его участников. Думается, что именно такие продукты межличностного диалогического взаимодействия могут быть охарактеризованы, вслед за М.М. Бахтиным, как “слово, которое боится третьего <“нададресата”> и ищет только временного признания у ближайших адресатов” [Бахтин, 1979: 306].

В любой из концепций целеполагания категория цели соотносится с категорией результата. Рассмотрим характер их связи в коммуникативной ситуации, частным случаем которой является ситуация спонтанного непринужденного диалога.

Коммуникативная ситуация, единая модель которой описана Р.О. Якобсоном [Jacobson, 1964: 353] — это коммуникативная рамка речевого произведения, динамический комплекс факторов, регулирующих общение (коммуниканты, их социолингвистические и психологические характеристики, отношения, способ, цель общения и др.). Имея в виду элементы коммуникативной ситуации, Ю.М. Лотман отмечал, что текст “содержит в себе свернутую систему всех звеньев коммуникативной цепи” [Лотман, 1996: 88].

В психологическом плане выделяется динамический аспект коммуникативной ситуации: движение коммуникантов от “существующего положения дел” к “желаемому положению дел” [Thayer, 1968: 63]. Соотносительные понятия находим в психологических, лингвистических и нейрофизиологических концепциях: “образ результата” (Дж. Миллер), “воображаемая ситуация” (Д.Н. Узнадзе), “модель потребного будущего” (Н.А. Бернштейн) “экстраполят вероятного будущего” (Н.А. Бернштейн).

Воображаемая коммуникантом результирующая ситуация (коммуникативная или экстракоммуникативная), которая наступит после акта общения, определяет целеполагание, мотив и интенции общения. А.А. Леонтьев, считая результативность — меру совпадения достигнутого результата с наличной целью — одним из основных параметров общения как деятельности, пишет: “Мы всегда сталкиваемся с двумя ситуациями: реально существующей в момент общения и предвидимой нами как результат общения. Вся психологическая динамика общения <…> развертывается как бы между этими двумя глобальными моделями действительности; это динамика не только и не столько во времени (было — стало), сколько в соотнесении условий задачи и самой задачи (есть — должно быть)” [Леонтьев, 1997: 159]. В этом смысле коммуникативная ситуация всегда проблемна, т.е. предполагает решение какой-либо коммуникативной задачи. Это “движение” от реально существующей ситуации к воображаемой результирующей воплощается в способах речевого поведения общающихся — стратегиях создания текста (дискурсивных стратегиях коммуникантов).

Психологическое понятие “образ результата”, примененное в сфере текстопорождения, трансформируется в категорию авторского замысла. Отметим, что в большинстве телеологических концепций подчеркивается признак осознанности цели общения для достижения определенного эффекта. Так, Н.И. Формановская пишет: “В отличие от желания, которое представляет собой влечение, стремление к осуществлению чего-нибудь, замысел истолковывается как задуманный (Курсив мой. — И.Б.) план действий, поэтому представляется целесообразным связывать интенцию прежде всего с замыслом”; “речевая интенция — это намерение, замысел сделать нечто, выполнить действие с помощью такого инструмента, как язык — речь — высказывание, т.е. осуществить речевой акт” [Формановская, 1998: 166,167]. Осознанность целеполагания и наличие замысла, плана порождения речи несомненны для развернутых монологических высказываний. Для устной спонтанной речи в ее диалогической форме существование рационального замысла представляется проблематичным. (Ср.: [Матвеева, 1994: 128]).

Сознательное целеполагание — ментальный процесс, характеризующийся формированием идеального образа предстоящей деятельности на основе знания потребностей коммуникантов и свойств обстановки, с учетом прошлого опыта. Если сознательное целеполагание отсутствует, то деятельность считается бессознательной. Однако бывают случаи, когда различие между намеренным и ненамеренным поведением подвижно, между ними нельзя провести четкую грань. Это бывает тогда, когда, с одной стороны, нет четко выраженной цели, а с другой, она есть, но в подсознательной форме, т.е. когда сам человек не осознает, чего хочет.

Так, Т.В. Матвеева считает, что “разговорное речевое произведение характеризуется специфичностью цели сравнительно с каноническим письменным монологом” [Матвеева, 1994: 128] и, вслед за А.А. Леонтьевым, признает возможность существования подсознательного замысла с психологической доминантой в разговорных речевых произведениях.

Психологическая реальность подсознательного замысла может быть обоснована через понятие установки, разработанное тбилисской психологической школой Д.Н. Узнадзе. Установка является психологическим коррелятом подсознательного замысла говорящего как досознательная целостная направленность субъекта на определенную активность [Баранов, 1993: 29], как принципиально неосознаваемая ценностно-личностная модификация психики, в соответствии с которой происходит вероятностная организация и вероятностное регулирование индивидом его конкретной деятельности [Шерозия, 1978: 726], в данном случае — речевой. В общем смысле установка трактуется как готовность субъекта к определенному способу реагирования на действительность (коммуникативную ситуацию, партнера по общению, его речь). Говоря об установке, уместно вспомнить о соотносительном понятии “рефлекс цели” как неосознаваемой субъектом цели деятельности, открытом И.П. Павловым, который писал: “Анализ деятельности животных и людей (Курсив мой. — И.Б.) приводит меня к заключению, что между рефлексами должен быть установлен особый рефлекс, рефлекс цели — стремление к обладанию определенным раздражающим предметом, понимая и обладание и предмет в широком смысле слова” [Павлов, 1951: 242].

Для определения замысла целого речевого произведения существен масштаб интенции. Н.И. Формановская выделяет два типа интенций: текстообразующие и репликообразующие [Формановская, 1998]. Представляется, что текстообразующая интенция соотносится с целеполаганием стратегического типа, осуществляемым в масштабах целого текста, а репликообразующая интенция — с целеполаганием тактического типа как ближайшая задача, решаемая в рамках избранной стратегии. В замысле должны быть отражены текстообразующие интенции коммуникантов.

В каком виде существует в сознании человека образ результата, замысел спонтанного РД? Подчеркивая нерасчлененность, размытость замысла на начальном этапе, М.М. Бахтин характеризовал его как ощущение речевого целого, которое затем только дифференцируется в процессе речи [Бахтин, 1979: 258]. В современной когнитивной лингвистике и когнитивной психологии ментальные концепты и процессы описываются в терминах фреймов, гештальтов, сценариев [Категории искусственного интеллекта… 1987]. Мы предполагаем, что на этапе замысла РД в сознании говорящего существует минимально расчлененный образ результата, который может быть описан как целевая установка, как гештальт [Лакофф, 1981], целостное симультанное представление об образе предполагаемого результата будущего общения. Этот замысел содержит программы, которые детализируются в ходе своей линеаризации в стратегическом развертывании речи. Поскольку замысел РД полиинтенционален (может характеризоваться несколькими интенциями одного коммуниканта), на роль таких программ выдвигаются коммуникативные составляющие, регулярно реализуемые в общении: информативная, модальная, прагматическая (ср. трактовку информационных программ как крупных текстовых категорий в [Матвеева, 1990: 15-16].

В целях систематизации описания мы условно выделяем в замысле РД программные блоки: информационный (содержит представление о возможных в предстоящем акте коммуникации предметных темах, группирующихся вокруг значимых в жизни говорящего событий, фактов, явлений и т.п.); модальный (содержит установку на определенную тональность и оценочность общения с учетом социальных ролей коммуникантов, их личностных характеристик, отношений, памяти о предыдущих коммуникативных актах и др.); прагматический (его коммуникативная составляющая содержит установку на кооперативное / конфликтное общение, а практическая составляющая — установку на координацию практических действий в процессе совместной деятельности). Программные блоки в рамках замысла одного коммуникативного взаимодействия организованы иерархически. Для каждого речевого взаимодействия выявляется свой способ организации блоков. Специфика РД видится в том, что иерархия программных блоков динамична, подвижна: в течение одного коммуникативного события на первый план может выдвигаться тот или иной блок программы, что находит выражение в изменении темы, стратегии, преобладании того или иного типа реакций, выборе речевых тактик и языковых средств их реализации.

Такой замысел является редуцированным, менее детализированным по сравнению с замыслом монологического речевого произведения. По мере развертывания замысел воплощается в динамическом фрейме-сценарии. “Являясь разновидностью деятельностных фреймов, фреймы-сценарии текстовой деятельности формируются у социализированного индивида как стереотипы в виде стратегий коммуникации и должны включаться в описание этой деятельности” [Баранов, 1993: 33].

Коммуникативная стратегия есть способ организации речевого поведения в соответствии с замыслом, интенцией коммуниканта. В широком смысле коммуникативная стратегия понимается как сверхзадача речи, диктуемая практическими целями говорящего. Это “совокупность, единство коммуникативных и практических целей” [Городецкий, 1990: 49]. В такой трактовке понятие коммуникативной стратегии совпадает по объему и содержанию с понятием замысла. Коммуникативная стратегия речи есть способ реализации замысла, она предполагает отбор фактов и их подачу в определенном освещении с целью воздействия на интеллектуальную, волевую и эмоциональную сферу адресата. Понятие коммуникативной стратегии задается соотношением “действительность — автор — текст — адресат”. Стратегия общения — это “творческая реализация коммуникантом плана построения своего речевого поведения с целью достижения общей (глобальной) языковой (неязыковой) задачи общения в речевом событии” [Зернецкий, 1988: 40].

В ходе реализации модели потребного будущего (замысла) идет сличение ее с получаемым результатом и в случае их рассогласования осуществляется корректировка порождаемого текста, т.е. имеет место обратная связь, без которой невозможна реализация замысла. Творческий характер коммуникативной деятельности проявляется в способности менять решения в зависимости от обстоятельств, осуществлять коррекцию цели в процессе ее достижения в условиях конкретной ситуации общения. Идеальные представления о конечном результате и способах его получения выступают в качестве факторов, направляющих деятельность и объединяющих отдельные действия в единый процесс создания необходимого результата. Из психологической динамики целеполагания с необходимостью вытекают такие свойства стратегии, как ее эвристический характер и гибкость. Они определяются соотношением “цель — средство — результат”. Средством реализации коммуникативных стратегий являются речевые тактики, доступные непосредственному наблюдению при текстовом анализе речевых взаимодействий. Тактику общения понимаем как динамическое использование коммуникантами речевых умений построения диалога, конституирующих ту или иную стратегию диалоговедения. Тактика — речевое действие, характеризующееся своей задачей и функцией в рамках реализуемой коммуникантом стратегии; это “совокупность коммуникативных приемов, выбор и последовательность речевых актов на определенном этапе общения” [Формановская, 1998: 219]. Как речевое действие тактика имеет свой объект, на который направлено это действие, и способ речемыслительного оперирования этим объектом (тип речевой реакции). Выбор объектов речемыслительного фокусирования и типов реагирования определяется установкой коммуникантов и носит интуитивный, вероятностный характер. Типичные для разговорного диалога объекты речемыслительного фокусирования и способы речевого реагирования описаны в [Борисова, 1996]. На основании статистического анализа типов речевых реакций и объектов речемыслительного фокусирования возможно выявление доминирующей стратегии разговорного диалога с подсознательным замыслом.

Таким образом, представляется возможным говорить о двух типах коммуникативных стратегий в диалогах: осознанных, поддающихся рефлексивному выявлению, связанных преимущественно с достижением предметно-практической или социально-практической цели (ср. влияние на партнера в таких видах социальной коммуникации, как политика, психотерапия, ведение дипломатических и деловых переговоров, реклама, судебная и следственная практика, управленческая коммуникация[16] и др.), и подсознательных, не определяемых обдуманным планом, рациональным замыслом, а заданных общей установкой. Подтверждением для выделения подсознательных замыслов установочного характера служит для нас указание А.А. Леонтьева на то, что “цель общения может выступать в форме, менее определенно детерминирующей сам процесс общения” [Леонтьев, 1997: 179]. В развертывании спонтанных непринужденных диалогов превалируют стратегии, обусловленные подсознательным замыслом. Эти стратегии можно назвать дискурсивными. Они лишены конкретных семантических смыслов воздействия и трактуются как преобладающий способ речемыслительного реагирования в коммуникативной ситуации. Такие стратегии суть проявление в речи психологической, ценностно-личностной ориентации говорящих, их установки, причем эта ориентация реализуется в рамках национальных традиций общения. Таким образом, в непринужденном общении “выбор варианта речевого поведения можно считать выбором цели, а действие по этому алгоритму — достижением цели” [Человеческий фактор 1992: 57]. Каждый из программных блоков замысла имеет специфические средства своего языкового и речевого выражения, по которым можно судить о проявлении той или иной программы на текстовом уровне. Доминирование того или иного программного блока характеризуется особыми способами организации текстовой ткани. Переход от программы к ее речевому воплощению обеспечивается механизмом речемыслительного фокусирования, благодаря которому программная установка проявляется в выборе способов речемыслительного реагирования на текущую ситуацию и речь партнера по общению, т.е. в формировании доминирующей дискурсивной стратегии. Таким образом, на основании соотношения “доминирующий блок программы — дискурсивная стратегия — текст” возможно выявление однородных признаков, лежащих в основе способа организации речевой ткани текста.

Мы выделили три базовые модели развертывания текста РД, в основе которых лежит доминирующий программный блок замысла и тип реализующей его дискурсивной стратегии. Назовем эти модели прототипическими. Прототип понимается как “лучший образец категории” [Кубрякова и др., 1996: 140-145] и определяется на основе пересечения ряда признаков или свойств. Методика выявления прототипических моделей разговорных текстов основана на статистическом подходе, позволяющем на основании качества конституирующих реакций выявить доминирующую стратегию текстопорождения. При таком подходе возможно выявление стратегии речевого поведения коммуниканта даже в том случае, если она является подсознательной, учитывая, что последняя определяется вероятностной установкой в выборе речевых средств своей реализации.

Если в основе развертывания текста доминирует информативной блок программы, то это прототипический текст, характеризующийся базовой диктальной (информативной) стратегией речевого поведения (одного или обоих) коммуникантов [см.: Борисова, 1996], динамика развертывания такого диалога базируется на развитии предметной тематики. Вот фрагмент информативного диалога:

Ф-1. А. — Во время войны люди жили бедно/ но друг другу помогали//

Б. — Не только во время войны/ но и после//

А. — Да и после// я приехала в Свердловск в пятьдесят [пятьсят] седьмом году// люди были дружнее// пьянства не было. Мы жили четыре человека в комнате// у нас ругани не было. Бывало идём на Калиновку

Б. — У нас Маша Ремжина тоже жила/ в году пятьдесят четвёртом/ пятьдесят пятом//

А. — Не знаю [знай]// вот/ каждый вечер ходили на Калиновку// квас возьмём// молоко носили по общежитию//

Б. — Да/ молоко носили//

А. — Колбасу возьмём/ поедим и на танцы// в кино ходили// потом Люся приехала// год поработаем/ в отпуск [отпыск] едем// всё везёшь/ полные чемоданы// приедем/ сразу на речку//

Б. — А сейчас всё заражёно// [ЖР: 24].

Информативная интенция осознается говорящим, что видно из инициальных реплик: в таких РД тема задается в одной из фраз зачина: Давай о бабушке расскажу [ЖР: 12-16], Расскажите, как жили, как работали [ЖР: 36-40], Ну чего же тебе рассказывать/ еще люблю рыбачить ходить [ЖР: 17-18], а иногда оформляется как констатирующе-обобщающая мысль диалога: Во время войны люди жили бедно/ но друг другу помогали [ЖР: 24]. Индикатором информативной интенции в этом случае являются и коммуникативы — глаголы речи и восприятия в различных формах (расскажите, расскажу, поговорим, послушайте и под.). Поэтому и для разговорных речевых произведений оказывается справедливым наблюдение Ю.М. Лотмана о “моделирующем значении” начала и конца текста: “начало текста, его “зачин” <…>, играет роль семиотического индикатора”: по нему адресат определяет, в каком семиотическом ключе следует воспринимать последующее [Лотман, 1996: 339].

Если в развертывании текста доминирует модальный блок программы, то это текст, характеризующийся базовой модальной стратегией речевого поведения (одного из) коммуникантов. В основе его тематического развертывания лежат личностные параметры коммуникативной ситуации. Чаще всего на первый план выдвигается развитие эготемы и ксенотемы, их оценочная разработка в какой-либо тональности. В рамках модальной стратегии формируется гармонический или дисгармонический коммуникативный результат [Шалина, 1998]. К этому типу текстов относятся “разговоры по душам”, интимные беседы, ссоры, скандалы, выяснения отношений и под. Продемонстрируем на одном из фрагментов, как модально-оценочная и фатическая доминанта текста реализуются через акцентирование эготемы и ксенотемы (они повышаются в ранге до предметной темы) и в моделировании образа партнера по общению в дискурсе А. (школьницы, 17 лет) из разговора с Б. (мужем ее сестры, 30 лет):

Ф-2. А. 1.— Что [чё] тебе из Киева привезти? 2. — А жене что [чё] ничего [ ничё ] не желаешь? 3. — Ну как/ ты же должен джентльменские [ джентельменские ] чувства проявить/ привезти заказать// 4. — Как это/ мог бы поинтересоваться всё-таки// 5. — Так ты пока интересоваться будешь/ я уж уеду// 6. — А ты сам-то был в Киеве? 7. — А где [ ты ] был/ в каких городах вообще? 8. — И всё что ли? Я вон пол-России наколесила// [ЖР:65-80].

В дискурсе А. предметная тематика нанизывается на развитие ксенотемы (ты-темы), которая в данном фрагменте доминирует. Модальная интенция А. конституирует текст и определяет его развертывание. Содержательная сторона ответов Б. существенна для коммуниканта А. в основном как стимул для развертывания модальной стратегии с личностно-реактивным фокусированием с преобладанием реакций оценочного типа. Запрос информации (реплики 1,2,6,7,9,10) служит в контексте модальной стратегии А. для концентрации внимания на личности Б. и транслирования оценочного содержания.

Развертывание личностно ориентированной модальной стратегии, содержательно связанной с эготемой или ксенотемой, практически всегда приводит к появлению имиджевых тактик (назовем их тактиками самопрезентации и ксеномоделирования), сигналы которых выделены в дискурсе А. светлым курсивом.

Если в развертывании дискурса доминирует прагматический блок программы, то это текст, характеризующийся базовой регулятивной стратегией речевого поведения коммуникантов. В текстах подобного рода экстракоммуникативная ситуация и предметно-практическая деятельность коммуникантов часто являются стимулом для речевого взаимодействия. В диалоге двух подруг, занятых приготовлением пирога, показатели регулятивной стратегии выделены жирным шрифтом:

Ф-3. А. — Маргарин//

Б. — Маргарин где?

А. — Ну подай / боже мой/ ну никак не можешь мне помочь//

Б. — Плиту выключи <...>

А. — Уходи / я сама здесь все вымою// (ПАУЗА)

Б. — Подожди/ подожди/ не опускай // (БРЯКАНЬЕ ПОСУДЫ)

А. — Опускай (НРЗБ) Дай сюда/ ставь эту тарелку/ не растворяется//

Б. — Выключи воду //

А. — Я сама вымою/ уходи отсюда // (ШУМ ВОДЫ) [ЖР:19]

В таких диалогах динамика развертывания текста следует за логикой внешнеситуативного действия, а речевая составляющая “может быть компонентом, составной частью (и одновременно условием) другой, некоммуникативной деятельности” [Леонтьев, 1997: 27]. К. Бюлер называл речь, вмонтированную в другие наделенные смыслом отношения, “симпрактической речью” [Бюлер, 1993: 53]. Такие диалоги характеризуются, по словам Т.Г. Винокур, признаком “вторичности речевого действия” [Винокур, 1993: 17] по отношению к неречевому. Продемонстрируем это на начальном фрагменте диалога отца (П.) и дочери (Д.), дающем адекватное представление обо всем тексте:

Ф-4. П. — (ОТСЧИТЫВАЕТ ХОДЫ) Раз/ два/ три/ четыре/ пять (БЫСТРО ЧИТАЕТ ПРАВИЛА) <чтобы тебя не заметили спрячься под мостом и пропусти ход> // Ходи два хода подряд/ я под мостом прячусь// Ну так не честно / катай его давай / не бросайуже чтоб он катился //

Д. — Угу [уhу] (ОТСЧИТЫВАЕТ ХОДЫ) / раз/ раз два//

П. — Почему? Как? (ПОКАЗЫВАЕТ, КАК ПРАВИЛЬНО СТАВИТЬ ФИШКИ) Вот раз/ два// Кидай ещё / только кидай нормально! Нет/ ну ты что [ чё ] / кидать не умеешь?

Д. — (БРОСАЕТ КУБИК) Три// (ХОДИТ) раз/ два/ три//

П. — А что [чё] там сказано? Два хода точно (НРЗБ)/ то есть если мы попадаем на стрелку/ то мы идём в обратную сторону на два хода сразу же//

Д. — Угу [ уhу ] //

П. — (БРОСАЕТ КУБИК И БОРМОЧЕТ) Один// Один/ мы попадаем на стрелку она показывает вперёд/ значит я иду назад на два/ интересно / я иду назад на два/ раз два/ ага [аhа]/ и здесь опять на два хода назад да? (ПЕРЕДВИГАЕТ ФИШКУ) Раз два/ ужас// (НРЗБ) Кидай // Ну кидай нормально/ ну Даша/ ну перестань// Вот кидай/ четыре//

Д. — Четыре// раз…

П. — Не-ет/ раз (ПОКАЗЫВАЕТ, КАК НАДО ОТСЧИТЫВАТЬ)

Д. — два/ три/ четыре//

П. — Угу [ уhу ] / стой //

Д. — На два…

П. — Стой / а тут ничего [ничё] нет/ тут же нет стрелки//

Д. — Да/ нету//

П. — Ну и стой / что [чё]/ я тебя догонять пошёл/ на два/ на месте стою/ ну видишь [вишь]/ я раз два/ а тут стрелка на два хода назад/ раз два обратно// Кидай/ кидай чтобы он только [токо] чтобы он катился / /пять//

Д. — Пять/ Раз два три четыре пять/ раз два// (НРЗБ) Всё/ эта тр… стрелка уже у тебя не используется/ давай //

Отметим, что фатическая составляющая с необходимостью присутствует во всех прототипических текстах, что вытекает из определения коммуникации: “Общение есть процесс установления и поддержания целенаправленного, прямого или опосредованного теми или иными средствами контакта между людьми (Курсив мой. — И.Б.), так или иначе связанными друг с другом в психологическом отношении” [Леонтьев, 1997: 63].

Коммуникативные цели и стратегии авторов речевых произведений широко варьируются в зависимости от условий текстообразования (ср.: реферат, письмо, лекция, семейная беседа, деловые переговоры и под.) и могут служить основанием типологизации продуктов коммуникативного взаимодействия — текстов, — поскольку “человек, вступающий в общение и производящий предварительную ориентировку, в ходе этой ориентировки как бы проецирует на имеющуюся ситуацию стереотипы общения, приспособленные для той или иной цели, функционально специализированные” [Леонтьев, 1997: 179]. В этой точке проблематика целеполагания в разговорной речи смыкается с теорией речевых жанров.

Категория целеполагания, замысла и доминирующая дискурсивная стратегия лежат в основе определения жанра диалогического текста [ Бахтин, 1979; Дементьев, 1995; Жанры речи 1997; Капанадзе, 1988; Матвеева, 1995; Федосюк, 1996; Человеческий фактор… 1992; Шмелева, 1995 и др.].Н.Д. Арутюнова отмечает, что целеориентированность определяет “типы, или жанры, человеческого общения, в рамках которых формируются характерные для коммуникации ролевые структуры и виды модальностей” [Человеческий фактор… 1992: 52]. Т.В. Шмелева также считает, что “первый из жанрообразующих признаков — коммуникативная цель, и он составляет основу типологии жанров” [Шмелева, 1995: 61].Понимая под жанром типические композиционные формы построения речи [Бахтин, 1979], мы придерживаемся текстоцентрической концепции жанра как типической композиционно-содержательной структуры цельного речевого произведения в рамках стиля [Матвеева, 1995].Поэтому при определении жанра учитываем текстообразующие коммуникативные интенции. Учитывая, что жанр это канон, стереотип, образец, важно отметить, что в повседневной речевой практике жанры редко встречаются в чистом виде, для них характерны, по выражению Н.Д. Арутюновой, “вырожденные” и сублимированные реализации.

Диалогический текст состоит из двух субтекстов (дискурсов коммуникантов), информативно, модально и прагматически сопряженных друг с другом. В каждом из субтекстов реализована своя дискурсивная стратегия. Эти стратегии могут поддерживать друг друга, согласуясь в достижении общей коммуникативной цели, или рассогласовываться, препятствуя осуществлению целей коммуникантов. Обычно выявляется коммуникативный лидер, чья стратегия является определяющей для развертывания текста. Соотношение дискурсивных стратегий отражается на определении жанровой принадлежности целого текста речевого взаимодействия.

Для определения жанра разговорного диалога существенны: 1) тип коммуникативной ситуации (официальность / неофициальность общения, количество участников, их отношения, социальные роли и др. характеристики); 2) типы дискурсивных стратегий коммуникантов; 3) инициатива, лидерство в предложении и разработке тем; 4) речевой вклад партнеров в развитие коммуникации: соотношение стратегий в ведущей и поддерживающей речевых партиях коммуникантов. При этом выявляется закономерность: дискурсивная стратегия ведущей речевой партии диалога является жанрообразующей. Это подтверждается сплошной выборкой реплик коммуниканта Б. (поддерживающая партия) из диалога-рассказа с ведущей речевой партией А.:

Ф-5. Б. — 1. Угу// 2. Куда? 3. То есть это новое русло и есть Старица? 4. Хорошо/ что за случай? 5. Всё? 6. Я же серьёзно попросила рассказать// [ЖР: 17-18].

Как демонстрирует сплошная выборка, инициатива развертывания текста принадлежит А. (рассказ-воспоминание об отдыхе в деревне, рыбалке, свадьбе сестры, забавном случае из армейской жизни), дискурс Б. практически не участвует в развитии темы и формировании содержательной целостности фрагмента. Все реплики, кроме 1 (ответ на вопрос А.) и 6, представляют собой выясняющий запрос информации по содержанию сообщения А.

Не претендуя на типологическое описание системы жанров разговорной речи, рассмотрим лишь некоторые жанровые особенности РД, учитывая соотношение дискурсивных стратегий коммуникантов.

Ф-1 представляет собой семейную беседу А. и Б., для которой характерен выбор достаточно интимных тем для обсуждения, свобода оценок, избегание “острых углов” в развитии взаимоотношений, свободное чередование в доминировании информативных, модальных и прагматических блоков программы. В классификации Н.Д. Арутюновой [Человеческий фактор 1992] это диалог, имеющий целью установление или регулирование межличностных отношений (intrepersonal-relations discourse).

Ф-3 по жанру представляет собой регулятивный диалог или диалог-инструкцию; Ф-4 близок по жанру к комментарию: в нем показатели регулятивной стратегии проявляются на общем фоне констатирующих положение дел высказываний; в классификации Н.Д. Арутюновой это прескриптивные диалоги (make-do discourse).

Обратимся к рассмотрению близких по жанру разговорных диалогов — разговорных повествований, по Е.Н. Ширяеву [1982], информативных диалогов (make-know discourse), по Н.Д. Арутюновой. Общей чертой этих диалогов является то, что они могут быть преобразованы путем свертывания, сжатия, исключения показателей диалогичности в монологический текст. Попытаемся показать, что определение жанровой принадлежности текста диалога осложняется полиинтенциональностью. Отметим, что для некоторых типов разговоров не выработано устоявшихся жанровых ярлыков.

В Ф-2 информативная стратегия характерна для обоих коммуникантов. Реплики Б. имеют характер информационного дополнения к рассказу А.и демонстрируют интерес к развитию темы. Жанр диалога можно охарактеризовать как диалог-рассказ А. с информативными дополнениями Б, он может быть назван взаимноинформирующим диалогом.

В нашем материале есть и диалоги-расспросы, близкие к жанру интервью, когда информативный вопрос А. задает тематическое развертывание текста (информационную программу), а в ответах Б. в нарративном режиме реализуются модальный и информативный блоки программы. В качестве примера инициирующего дискурса приведем сплошную выборку реплик А. (студента, 23 лет) из разговора с Б. (пенсионеркой, неграмотной крестьянкой):

Ф-6. А.1. Расскажите как жили/ как работали… 2. А какие празднества были у вас в деревне? 3. А у вас в семье-то сколько детей было? 4.А почему? 5. А про то как вы в школу не попали// 6. А народу немного было? 7. Это где было/ в избе или на улице? Летом или зимой? 8. А вас в колхоз как записывали? 9. А раньше поди патефоны были? 10. Почему комка? [ЖР: 36-41].

Ф-5 и Ф-6 также могут быть охарактеризованы как разговорное повествование одного из коммуникантов, но они отличаются коммуникативным лидерством участников и ролью их дискурсов в развертывании текста: в Ф-5 тематическое развертывание задается и реализуется лидирующей партией А., в Ф-6 тема задается коммуникативным лидером А., а разворачивается в ответах на его вопросы Б.; поэтому Ф-5 — это диалог-рассказ, а Ф-6 — диалог-интервью.

В дискурсах разных коммуникантов в рамках одного диалога могут реализоваться стратегии, относящиеся к различным программным блокам, отражающие различные речевые интенции. Например, в диалоге двух приятельниц-пенсионерок информативная интенция реализуется в дискурсе К. (К. рассказывает содержание многосерийного фильма), а модальная — в дискурсе О., который состоит преимущественно из эмоционально-оценочных реакций, фатических поддержек, повторов и других показателей согласия и внимания. Приведем фрагмент поддерживающего дискурса О.:

Ф-7. О. 1.Да-а садись// 2.Ну// 3.Какая? 4.А-а “Хам” 5.А-а белорусский// интересные белорусские фильмы// <…> 11.Вот. Сижу/ 12.Угу [уhу]/ 13.Угу [уhу]/ <…> 19.Я слушаю/ я люблю белорусские фильмы// 20.У них хорошее содержание всегда// 21.Угу [уhу]// 22. Вот артисток надо ведь найти/ таких вертушек// 23. От ишь что [чё]! 24.Ага[аhа] 25.Фанка/ 26.Угу [уhу] 27.Ой-ой… 28.Хи/ 29.Не помогает [помогат] управляться? 30.Ой-ой-ой! 31.Надоело// 32.Эх-хе-хе… и т.д. [ЖР: 55-65].

Пропуски в последовательности реплик О. (<…>) относятся к ситуативным тематическим включениям, не связанным с рассказом К. В существующих терминах жанров Ф-7, как и Ф-5, — это разговорное повествование, диалог-рассказ К., но в Ф-5 поддерживающая партия развивается в рамках информативного блока, а в Ф-7 — в рамках модального. Думается, что эти различия должны найти отражение в названиях жанров. Кроме того, мы рассмотрели только такие диалоги, где достаточно ясно выявляется ведущая и поддерживающая речевая партия. В диалогах-беседах, обсуждениях, где речевой вклад участников относительно одинаков, выявление жанровой принадлежности целого текста еще более затруднено. В непринужденной разговорной речи нередки случаи, когда продукт речевого взаимодействия коммуникантов имеет комплексный в жанровом отношении характер.

В заключение отметим, что особенности целеполагания в ситуации спонтанного непринужденного РД отражаются в специфике продукта разговорного взаимодействия, представляющего собой неканонический в структурном, содержательном и прагматическом от

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: