Проблемы политического участия индейских движений

Благодаря аграрным преобразованиям конца 60-х годов, а также внутренней политике националистических военных режимов стал возможен рост числа коалиций коренных этносов. Параллельно усилившееся наступление западных ценностей на традиционный уклад и жизненное пространство автохтонного населения Латинской Америки стимулировало формирование новых социальных движений и организаций. Рост национального самосознания индейского населения в таких странах, как Перу и Эквадор, сопровождался активизацией деятельности различных организаций и образованием новых политических партий, выражающих его интересы. По сути, их появление, характерное для последней трети ХХ столетия, стало логическим продолжением и организованной формой индейского противостояния центральным властям, стала возможной благодаря их активному участию в профсоюзах и различных ассоциациях.

С одной стороны, усиление этнической направленности было предопределено результатами аграрных преобразований, не отвечавших требованиям коренных народов. С другой – возникновение феномена индейских движений, расцветших на почве недовольства индейского населения своим низким социальным статусом и политикой властей, стало характерной чертой демократического транзита в странах андской зоны, в каждой из которых эти процессы обладали своей спецификой[A6].

Расширение политических и гражданских свобод, сопровождавшее процесс демократизации, создало новые возможности для деятельности индейских организаций и артикуляции их требований, касающихся, прежде всего, восстановления ущемленных прав коренного населения. Об этом все чаще стали заявлять лидеры автохтонных движений. За долгие годы постоянной конфронтации с представителями чиновничьего аппарата и армейских структур индейцы накопили внушительный опыт общения с властями. Неизбежное при модернизации наступление на традиционный общинный уклад, усиление ассимиляционных процессов вызвали закономерное стремление «воспрянувших народов» (термин бразильского социолога

Д. Рибейру) к самосохранению[A7].

Коренные народы издавна осознавали свою «отрезанность» от белого или смешанного населения в этих государствах. По мере развития организационных структур начал раскрываться их политический потенциал[A8]. Участниками движений стал делаться акцент на получение социальных и политических прав. Параллельно шла регионализация индейского движения. Они заключались во взаимодействии и обмене опытом с представителями коренных народов андских государств. В этом плане характерен созыв I Встречи индейско-крестьянских организаций Боливии, Перу, Эквадора и Колумбии, состоявшийся в 1987 году.

На ней обсуждались вопросы возвращения общинных земель и предоставления индейцам прав местного самоуправления.

На развитие индейских организаций особое влияние оказали негативные последствия экономических преобразований, усиливших социальное неравенство и приведших к ухудшению условий жизни индейских крестьян Мексики, сельскохозяйственных рабочих и горняков Перу, Боливии, Гватемалы и Эквадора. Выход из бедственного положения лидеры индейских организаций видели в прекращении практики дискриминации и акциях сопротивления политике властей. Об этом убедительно свидетельствовали вспышки индейских волнений в Эквадоре 1990,1992, 2000 и 2005 гг., восстание в мексиканском штате Чьяпас (1994) и создание там Сапатистской армии национального освобождения (Ejercito Zapatista de Liberacion Nacional – EZLN[A9]).

Качественно новым явлением в последнюю декаду прошлого века стала совместная деятельность организаций коренных народов, выступавших с четкими требованиями социально-политического, этнокультурного и политического характера. Подобные изменении явились следствием тех социокультурных сдвигов, которые произошли в латиноамериканском обществе в последней трети ХХ столетия в результате реализации образовательных программ в сельских районах, развития коммуникационных систем и миграционных процессов. Все вышеперечисленные факторы помогли покончить с традиционной, географической и культурной изоляцией индейских общностей.

Мощным толчком к развитию национального самосознания коренных жителей и развитию различных форм индейского движения послужили широкие общественные дебаты, сопровождавшие празднование 500-летия Америки. Именно тогда тема бедственного положения автохтонного населения получила развитие на международных форумах, привлекая внимание политических деятелей и НПО. День открытия Америки – 12 октября (День Колумба) индейские организации стран континента стали отмечать массовыми манифестациями, в ходе которых наряду с требованиями социального и политического характера звучали призывы покончить с исторической несправедливостью, принесенной конкистой. Следует отметить, что протесты автохтонного населения против празднования Дня открытия Америки с середины 90-х голов стали постоянным элементом политической панорамы континента.

К началу нового тысячелетия концепции американских антропологов, полагающихся на процессы ассимиляции, уже никем не воспринимались всерьез. Да и сама политика американских гуманитарных миссий была во многом дискредитирована. Теперь эту нишу пытаются занять представители экологических обществ и антиглобалистских организаций Европы. Они стремятся привлечь на свою сторону и материально поддержать коренное население, надеясь достичь компромисса между индейским миром и западной цивилизацией. Однако едва ли такие попытки будут успешнее американских. Прежде всего потому, что индейские общины при выработке проектов адаптации к внешним вызовам предпочитают опираться на собственные внутренние механизмы развития, воспринимая и отторгая при этом внешнюю помощь как нечто навязываемое.

Отличительной особенностью большинства современных этнопроектов является идеализация ими доколумбового прошлого Америки. Идеологи движений индейских народов нередко ставили под сомнение перспективу этнокультурного синтеза. Настаивая на своей культурной самобытности, они все чаще заявляли о возможности их автономного развития. Это, по мнению ряда исследователей, может быть чревато в будущем вспышками расовой нетерпимости[A10].

Нарастающая активность коренного населения сопровождается стремлением выработать идейно-философскую платформу паниндеанизма. Речь идет о таком альтернативном проекте общественного устройства, который предоставил бы коренным этносам больше возможностей и прав на достойную жизнь. Однако на этом пути участников этнического движения подстерегает опасность скатиться на позиции крайнего радикализма и национализма. Активисты индейских ассоциаций отвергают присущий европейскому мировидению антропоцентризм. Они ищут собственную модель развития, делая акцент на тесную связь с природой[A11].

Активизация организаций коренных этносов на рубеже XX-XXI вв. (с блокированием транспортных артерий, осадой городов) показала их возросший мобилизационный потенциал. Новыми характеристиками этих объединений стали возросшая организованность и массовый характер протестных акций. В последнее десятилетие голоса индейского электората становятся все весомее, они начинают непосредственно влиять на результаты электоральных процессов. Индейские движения конца ХХ в. приобрели новое качества, превратившись в один из важнейших социальных феноменов латиноамериканского общества. Эта тенденция демонстрирует смену акцентов в деятельности организаций коренных этносов, когда от спорадических вспышек недовольства они пришли к выработке собственной политической стратегии на национальном и субрегиональном уровнях.

Участие коренного населения в политическом процессе и его адаптация к меняющимся условиям внешней и внутренней среды стали непременными составляющими общественной жизни Перу и Эквадора. Признание за перуанским и эквадорскими государствами их многокультурного и полиэтнического статуса оказало огромное влияние на данные процессы. Однако ни позиция правительств, ни соответствующие нормативные акты национальных и международных законодательств не смогли предотвратить расовой и гендерной дискриминации в периферийных районах андской зоны и Амазонии[A12]. Во избежание дальнейшей маргинализации коренные жители стали активнее выступать с требованиями политического участия.

На рубеже столетий признаки нестабильности в государствах андского пояса сопровождались массовыми волнениями индейцев против экономических реформ, проводимых в рамках неолиберальной модели. Это существенно ограничивало возможности государства претворять намеченные преобразования в области национальной политики. Вопреки ожиданиям истеблишмента, происходившие в субрегионе реформы не стали панацеей в борьбе с бедностью. Более того, в результате происходящих в обществе процессов повысилась вероятность возникновения этнополитических конфликтов и рост общей напряженности.

По мере реализации экономических преобразований сбои в функционировании местной модели неолиберализма в государствах с высокой долей коренного населения становились все более очевидными. Реформы работали, прежде всего, крупному бизнесу. Вследствие монополизации власти в руках традиционной политической элиты этнические организации оставались в роли политических аутсайдеров[A13]. Этому способствовала и существующая социально-экономическая обстановка и политическая система, которая выталкивала коренных жителей на обочину общественного развития[A14].

Недовольство последствиями экономических реформ привело к усилению протестных акций и возрастанию роли индейских организаций. Основные акценты в их требованиях сводились к устранению неравенства в распределении доходов и реализации социально ориентированных программ. Акты расовой дискриминации, социальная исключенность, и низкий уровень правовой культуры в государствах андской зоны постоянно подпитывали деструктивный потенциал этих ассоциаций. Участие в политической жизни союзов коренного населения и новых общественных организаций часто сопровождалась протестными акциями. В результате этих процессов стиралась разница между этническими и политическими объединениями коренных жителей. Ведь, по сути дела, они отстаивали одно и то же. Примечательно и то, что на современные методы их деятельности и формы организации также наложили отпечаток давние традиции борьбы индейских народов.

Трудности формирования единой нации и поиска идентичности принимали различные очертания в зависимости от этнокультурной специфики государства[A15]. Политические элиты оказались неспособными преодолеть кризис управляемости и обеспечить стабильное развитие обществ, не могла найти адекватный ответ на постоянно возникающие социальные вызовы. Правящие круги подвергались жесткой критике за крайнюю бедность, на которую они обрекли индейские этносы. Все это не только привнесло в Андский субрегион серьезные проблемы экономического и политического характера, но и очень вылилось как в традиционные, так и качественно новые формы социального протеста.

В среде коренного населения широко распространились радикальные идеи сторонников антиглобализма. На политическом пространстве субрегиона подобные тенденции стали приобретать все более четкие очертания[A16]. В условиях гражданских и политических свобод, привнесенных процессом демократизации, различные организации гражданского общества получили возможность агрегировать и выражать свои интересы, не опасаясь жестких репрессий, характерных для эпохи военных режимов.

Наиболее наглядно модель активного участия на политической авансцене может быть прослежено на примере индейского движения Эквадора. Оно представлено Конфедерацией коренных народов страны (КОНАИЕ) и является одним из наиболее мобилизованных в регионе. Его современное состояние в корне отличается от начала 90-х годов прошлого века, когда оно располагало большим мобилизационным потенциалом и поддержкой широких слоев общества. В частности, об изменениях в среде этнических организаций упоминал бывший лидер КОНАИЕ Л. Макас[A17]. Рассуждая на тему политического представительства коренных жителей, он отмечал, что «индейское присутствие в рамках существующих государственных институтов не принесло никаких ощутимых результатов[A18]». Даже при наличии с 1996 г. парламентеров от Движения Пачакутик в Национальном конгрессе при принятии решений по ключевым вопросам национальной политики к их голосу просто не прислушивались.

Несмотря на возросшую организованность этнополитического движения в Эквадоре, его участники оказались ограничены в политических средствах. Это объяснялось низким уровнем социально-политической активности индейского населения[A19]. Автохтонные этносы, как правило, не считали возможным изменить существующий порядок к лучшему, в рамках деформированного и фрагментированного гражданского общества[A20]. Отсутствие соответствующего образования и политической культуры нередко подталкивало индейских активистов к протестным акциям. Их модель партисипации в условиях представительной демократии была отмечена, прежде всего, отсутствием каких-либо конструктивных предложений по общенациональной повестке. Кроме того, вероятность формирования альянсов с другими участниками политического процесса оставалось весьма низкой[A21].

Несмотря на то, что этнические общности ранее практиковали политический абсентеизм, все они стремились утвердиться в качестве полноправного члена политического пространства. В частности, о подобных интересах индейцев упоминал президент ЭКУАРУНАРИ (фракции КОНАИЕ) У. Чоланго. Он подчеркивал, что «на сегодняшний день коренное население – политический актор, стремящийся трансформировать существующее государство[A22]». Согласно мнению Л. Макаса, подобная активная позиция объяснялась тем, что «действительность, меняясь слишком быстро, не позволила коренному населению органично инкорпорироваться в общественный порядок[A23]». Поэтому в рамках имеющегося индейского движения в Эквадоре протестные акции сочетались с методами политического участия.

После установления в стране переходного правительства А. Паласио (2005 - 2006) его первые шаги были положительно восприняты руководством Конфедерации. Индейские лидеры высказались за открытый диалог с новым кабинетом и призвали к отмене всех декретов кабинета Л. Гутьерреса (2004 – 2005) по национальной политике. Речь шла о восстановлении государственных структур, отвечающих за национальную политику за время пребывания его у власти. В частности, это касалось Совета по развитию народов Эквадора – КОДЕНПЕ (Consejo de Desarollo de las Nacionaldades y Pueblos del Ecuador) и проекта развития индейских и негритянских народов – ПРОДЕПИНЕ (Proyecto de Desarollo de los Pueblos Indigenas y Negros del Ecuador), а также советов индейского здравоохранения и двуязычного образования, курируемых Федерацией индейцев-евангелистов (ФЕИНЕ). Важно и то, что в 2005 г. партии Движение Пачакутик удалось сохранить свое представительство в Конгрессе (10 депутатов) и в местных органах власти (27 алькальдов). По справедливому замечанию эквадорского обозревателя Ф. Бурбано, в сложившихся условиях «было трудно себе представить политическую систему государства без участия в ней индейского сегмента[A24]».

В ходе избирательной компании кампании 2006 г. индейские организации поддержали платформу левой коалиции «Альянс Страна». Однако в 2007 г. спустя несколько месяцев после прихода к власти Р. Корреа (вступил в должность 17 января 2007 г.) число индейских парламентариев сократилось почти вдвое. Фракция Пачакутик была представлена 6 депутатами от провинций Имбабура, Морона-Сантьяго, Самора-Чинчипе, Котопахи, Чимборасо и Каньяр[A25].

Партия Пачакутик столкнулась с серьезной проблемой установления конструктивных отношений с остальными секторами общества. Из-за акцента только на этнических требованиях индейские парламентарии рисковали потерять своих сторонников из среды белых и метисов. По мнению обозревателей, такая позиция была равнозначна уходу партии с авансцены эквадорской политики[A26]. Росло и недоверие индейцев к правительству Р. Корреа. Это подтолкнуло коренное население к поиску региональных союзников. О чем свидетельствует солидарность, высказанная индейскими лидерами страны с действиями президента Боливии Э. Моралеса[A27].

Администрация Р. Корреа утверждала, что эквадорцы – это «единая нация и необходимо уважать культуру и традиции коренного населения[A28]». Президент неоднократно заявлял, что в дальнейшем его правительство будет использовать все имеющиеся ресурсы для кодификации норм обычного права[A29]. Так, в рамках решения аграрного вопроса правительством Корреа 20 сентября 2007 г. было легализовано 7 тыс. га для трех общин народа шуар[A30]. На юго-востоке страны, в провинции Морона-Сантьяго права собственника земли общей площадью 150 тыс. га получили 400 индейских семей этой же группы. Кроме того, титулы на землю были выданы амазонским этносам ауа и кофан[A31]. Благодаря таким мерам был сокращен растянутый на годы процесс рассмотрения, легитимации, и внесения в национальный регистр собственности крестьянских и общинных земель.

Положительные тенденции в национальной политике государства не позволили правительству

Р. Корреа избежать роста оппозиционных настроений. Одним из поводов протестной кампании индейских общин стало решение эквадорского руководства о начале нефтеразработок в национальном парке Ясуни.

В его защиту были проведены протестные акции, привлекшие внимание не только местных правозащитников, но и европейских экологов[A32]. Другим поводом для протестов стал Закон о водных ресурсах, а также положение в горнодобывающей и нефтяной промышленности. В связи с этим следует учесть и недавние кадровые перестановки в руководстве влиятельной КОНАИЕ в начале 2008 года. За ними последовало изменение ее политики. На место сторонников умеренного курса бывшего президента Конфедерации Л. Макаса пришли молодые активисты во главе с новым руководителем М. Санти[A33]. Нынешний глава альянса активно выступал за охрану окружающей среды в родной амазонской общине Сараяку, благодаря чему стал популярен среди местных индейцев. Поддержка его кандидатуры руководителями традиционных организаций на III Конгрессе в Санто-Доминго-де-Тсачилас 12 января 2008 года не было случайностью. Об этом упоминал лидер Движения Пачакутик Х. Гуаман[A34]. Прежде всего такое назначение преследовало цель увеличить процент выходцев из амазонских районов (среди представителей ЭКУАРУНАРИ). После чего стал все больше заметен крен в сторону учащения протестных акций.

Целью индейцев явилось проведение широкой общественной кампании против эксплуатации нефтяных скважин в амазонской сельве и акцентирующей внимание на экологических проблемах. Следует подчеркнуть, что эта кампания все больше набирает свои обороты[A35]. Помимо вопросов экологического развития, индейские правозащитники высказались строительства автомагистрали по линии Манта – Манаус, которая должна пройти по территории сельвы, связав тихоокеанское побережье Эквадора с северными штатами Бразилии[A36].

С 2008 года индейские организации стали менять стратегию своего политического поведения и перешли в оппозицию к правительству Корреа. Недовольство грозило вылиться в очередное восстание, о котором предупреждал М. Санти. Примечательно, что отсутствие каких-либо конструктивных предложений по дальнейшему развитию других туземных групп у кабинета Корреа обусловило обострение протестных выступлений активистов индейского движения. Индейский марш на столицу страны Кито в марте 2008 г. стал тому свидетельством.

Все это осложнило и без того напряженные отношения между этнополитическими организациями и правительством. Действия же последнего были направлены на ослабление позиций и даже фрагментацию координационного центра коренных народов, а также сокращение их представительства в парламенте.

Об этом говорит тот факт, что в настоящее время за индейскими парламентариями закреплено всего три места в Конгрессе[A37]. Представительство Движения Пачакутик среди префектов и алькальдов все еще сохраняется в провинциях Чимборасо, Риобамба, Марона-Сантьяго, Орельяна, Тунгурауа и Амбато.

Камнем преткновения интересов аборигенов и правительства стала Конституционная ассамблея в Монтекристи. После восьми месяцев функционирования она закончила свою работу 24 июля 2008 г. принятием новой конституции. В поддержку Основного закона из 444 статей проголосовало 94 депутата, 32 – против. Было решено, что он будет вынесен на референдум 28 сентября. Однако уже после принятия законопроекта некоторые парламентарии высказали резкие замечания. Буквально перед самой публикацией проекта новой конституции была внесена поправка о признании наряду с испанским официальными языками кичуа[A38], шуар и других туземных языков в районах их распространения.

В качестве субъекта прав (ст. 71) отдельно были выделены природные богатства или, как их еще называют, Пача-мама (на языке кечуа – Мать-Земля[A39]). Это стало заслугой видных индейских лидеров во главе с У. Чоланго. Однако в нынешней конституции Эквадора права коренного населения в сравнении с прежней еще не были достаточно проработаны. Практически все положения о полиэтничности и культурном многообразии государства, бывшие предыдущим завоеванием индейских лидеров, не вошли в ее текст.

В силу этих причин недовольство эквадорских индейцев продолжает расти. В ноябре 2008 г. они уже устраивали манифестации в 50 км от Кито против принятия нового закона о добыче полезных ископаемых. В недавних заявлениях М. Санти промелькнула информация о том, что аборигенные организации готовы провести масштабное восстание в духе протестных акций 90-х годов. В сложившейся ситуации пути решения этих вопросов во многом зависят от позиции правительства: сможет ли оно удовлетворить требования туземных этносов.

Новая ситуация сложилась в индейском движении Перу. На пороге XXI в. столкнувшись с трудностями институционализации, оно практически не было представлено в политической жизни страны. Это обьяснялось не только определенными моментами перуанской истории, но и памятью индейцев о сендеристском терроре 80-х. Метаморфозы политического развития в период авторитарного правления

А. Фухимори (1990-2000) и трудности переходного периода наглядно показали нехватку в обществе действенных механизмов защиты коренного населения от преследований властей[A40]. Это не могло не повлиять на социально-политическое поведение участников индейских организаций. Все их требования, включая и политическое представительство, блокировались правительством. Позиция государственных институтов основывалась на мнении о недопустимости участия индейцев в политическом процессе сохранении

status-quo. На наш взгляд, объяснение этому лежит в опасениях правящей элиты, связанных с вероятностью возникновения сепаратистских тенденций в преимущественно «индейских департаментах страны.

Ситуацию «сверху» пытался выправить президент А. Толедо (2001-2006), использовавший в период избирательной компании индейскую карту. Его советники с 2002 г. стали принимать активное участие в работе форумов по вопросам мирового культурного наследия. Однако деятельность созданной Толедо Национальной комиссии народов Сьерры и Амазонии (CONAPAA) не принесла заметных результатов. В ее составе находились слишком разные по исторической памяти и архетипам этносы. Единство отсутствовало даже у самых крупных народов – кечуа и аймара. К примеру, только у кечуа насчитывалось 18 диалектов, что осложняет их внутриэтническую коммуникацию[A41]. Подобные факты поставили под сомнение возможность «индейского возрождения», о котором так любят порассуждать метисные интеллектуалы. Уже после истечения президентских полномочий А. Толедо вновь обратился к индейской теме. В своих публичных выступлениях он, как и ранее, стал ратовать против бедности, идентифицируя себя с коренными жителями Сьерры[A42].

Пришедший к власти в 2006 г. лидер апристской партии А. Гарсиа, чтобы завоевать симпатии индейского населения, также стал предпринимать