Нравственный долг Русского Зарубежья, ибо «Молчанием предается Бог»

Перейду ко второй группе причин разделения Зарубежья, связанных с Декларацией митрополита Сергия.

Откол евлогиан и американцев от зарубежного Синода произошел еще в 1926 г. в основном из-за описанных идейно-богословских причин и разного церковного самосознания; последние сдержки отпали после смерти Патриарха Тихона. Однако до появления Декларации митрополита Сергия все эти юрисдикции Зарубежья, отделившись друг от друга, все же считали себя связанными с церковной властью в России, и это их еще в какой-то мере объединяло. Лишь митрополит Сергий своими действиями и требованиями коренным образом изменил сложившееся положение.

И дело даже не в том, что в пресловутой Декларации «радости» богоборческой власти были им названы «нашими радостями». Стилистически это, возможно, мало отличалось от известных выражений в текстах за подписью Патриарха Тихона, когда он был вынужден отойти от той бескомпромиссной позиции, которую высказал в 1918 г. Но и Зарубежная, и Катакомбная Церковь, и Московская Патриархия, - все прославляют Патриарха как святого, потому что это было его личное пастырское самопожертвование и самоуничижение во Христе ради спасения паствы. Находясь под огромным давлением и шантажом со стороны власти, он возлагал бремя таких компромиссов только на себя самого и не требовал того же от других, не принуждал их прещениями. Он отдавал кесарю кесарево, но не Божие. Сергий же переступил эту границу в своих конкретных действиях.

Он, во-первых, потребовал от всего духовенства, в том числе зарубежного, письменного подтверждения лояльности советской власти. Духовенство в демократических ветвях зарубежного Православия дало такие подписки, об этом пишет и митрополит Евлогий в своих воспоминаниях, и историк из американской юрисдикции Д.В. Поспеловский. И это углубило раскол в эмиграции ибо Зарубежная Церковь отказалась не только дать такие подписки, но и признавать далее московскую церковную власть в лице митрополита Сергия «в виду порабощения ее безбожной властью, лишающей ее свободы в своих волеизъявлениях и свободы канонического управления Церковью» (постановление зарубежного Архиерейского Собора от 9..927). На это не пошла и значительная часть духовенства в России (катакомбная Церковь во всех ее разновидностях) - это была лучшая часть нашей Церкви, избравшая путь исповедничества и мученичества. С этой гонимой частью Русской Церкви и ощущала свою связь Русская Зарубежная Церковь, считавшая последним законным возглавителем Русской Церкви патриаршего местоблюстителя митрополита Петра (Полянского), расстрелянного в 1937 г.

И, во-вторых, в отличие от Патриарха Тихона, митрополит Сергий стал применять прещения против несогласных с ним клириков, чем пользовалась и богоборческая власть для их уничтожения. При этом из церковных структур митрополита Сергия звучали оправдания, что «никакого преследования нет» или что это «не преследования за веру», а наказания за «политическую деятельность».

Так митрополит Сергий положил начало отречению официальных структур Церкви в СССР от своих мучеников, что в эмиграции было воспринято как предательство их - и именно это стало неотъемлемой частью возникшего тогда понятия «сергианства»... Это было главной причиной непризнания церковной власти митрополита Сергия Русской Зарубежной Церковью - в отличие от демократических ветвей зарубежного Православия, которые даже в этом поддерживали политику митрополита Сергия.

Я сейчас не собираюсь анализировать эту его политику. Он, конечно, не был сознательным предателем и служителем зла, а просто надеялся ужиться с большевицкой системой для сохранения хотя бы каких-то церковных структур в надежде на лучшее будущее. Быть может, он надеялся на перерождение большевиков, как надеялись сменовеховцы и евразийцы.

Но уместно ли было русскому Зарубежью переходить на такую же лояльную позицию? Самосознание Зарубежной Церкви тут было не в том, что «мы лучше и чище», а в том, что «мы не согласны» с этой кощунственной неправдой, будто «в России нет мучеников, а есть лишь политические преступники». Не было ли русское Зарубежье обязано, находясь в условиях большей свободы, говорить всему миру правду, призывая его на защиту верующих в России? Говорить также и о сути богоборческой власти, о причинах падения православной России и о путях ее восстановления.

Часто приходится слышать утверждения советских церковных авторов, что именно бескомпромиссные оценки зарубежных архиереев, начиная с послания I Всезарубежного Собора, давали повод большевикам для усиления репрессий. Но в таких утверждениях явно происходит подмена причин и следствий. Ведь нельзя не сознавать, тем более сейчас, что политика «лояльности» была обречена на провал, поскольку богоборческая власть в соответствии со своей идеологией ставила себе конечной целью полное уничтожение Церкви, и лишь на первом этапе нуждалась в послушных союзниках в среде церковного руководства. Ни от каких заявлений зарубежных архиереев это не зависело, повод для репрессий мог быть любым (например, Ленин в известном письме в марте 1922 г. цинично предложил использовать как повод «борьбу с голодом»). Мы знаем, что накануне войны оставалось всего лишь четыре правящих архиерея - это был результат проводившейся тогда «безбожной пятилетки», по плану которой в России вообще не должно было остаться Церкви.

Так бы и произошло, если бы не война, когда первые советские поражения и массовые сдачи в плен вызвали у власти потребность в Церкви для мобилизации традиционного русского патриотизма Ради сохранения собственной власти Сталин и решил восстановить патриаршество в 1943 году. Даже в томе IX «Истории Русской Церкви», изданной недавно в Москве в одном патриархийном издательстве, откровенно описано, как это все происходило по звонку Сталина, как его боялись архиереи и т.п. - это, конечно, было неканоничным восстановлением церковных структур, что и дало Зарубежью новый повод для их непризнания... Тем самым в СССР наступил новый этап: это было уже не уничтожение Церкви антихристианским режимом, а его "симфония" с нею в целях самосохранения. Но это уже другая тема, выходящая за указанные хронологические рамки нашей конференции.

Замечу лишь, что даже после этого Зарубежная Церковь продолжала применять к Церкви на родине экклезиологию митрополита Кирилла (Смирнова). То есть продолжала считать таинства Московской Патриархии благодатными для тех простых верующих, которые принимают их с благочестием и верою, не подозревая чего-то неканоничного в устройстве своей Церкви, но в то же время эти таинства идут в осуждение тому духовенству, которое сознает неправильность устройства Церкви и ее политики, и тем не менее мирится с этим... То есть, по известному выражению, благодать - «меч обоюдоострый».

Официальные послания первоиерархов и Архиерейских Соборов Зарубежной Церкви, начиная с 1927 года и до 1990-х годов, вполне подтверждают такое отношение к официальным структурам Церкви на родине. Именно поэтому Зарубежная Церковь всегда надеялась на то, что в будущем возможно исцеление от «сергианства» и других болезней и отклонений, преодоление их покаянием и воссоединение в Истине. Благодаря здоровому ядру православного народа, на который тоже неоднократно обращалось внимание в зарубежных архиерейских посланиях.