Освобождение Патриарха Тихона из-под ареста: источниковедческое изучение «покаянных» документов

Перед исследователями проблемы "покаянных" документов и, соответственно, "раскаяния" Патриарха Тихона перед советской властью, встают два основных вопроса: почему власть пошла на освобождение Патриарха и почему он согласился на "раскаяние"?

Первый из названных выше возникает даже при самом беглом знакомстве с событиями, предшествующими принятию властью решения об освобождении Патриарха из-под ареста. Готовящейся длительное время судебный процесс над предстоятелем Русской Церкви вступил весной 1923 г. в свою конечную стадию. Сфабрикованное в ГПУ многотомное следственное дело было передано в Верховный суд РСФСР. Патриарху и его подельникам вручили обвинительное заключение, специально отпечатанное в типографии, после чего поместили обвиняемых во внутреннюю тюрьму ГПУ. К этому времени властью уже были намечены и утверждены председательствующий на процессе, обвинители, защитники и необходимые свидетели. Оставалось только раздать отпечатанные пригласительные билеты с указанной в них датой открытия процесса в Колонном зале Дома союзов и начать само судебное разбирательство. Но этого не произошло: власть отменила свои решения о проведении процесса, выпустила Патриарха Тихона на свободу и разрешила ему церковную деятельность.

Второй вопрос столь же обоснован и имеет под собою не менее известные события и факты, связанные с отношением Патриарха Тихона, в целом, к богоборческой советской власти и, в чартности, к проведенной ею кампании по изъятию церковных ценностей. Исходя из этого, заподозрить предстоятеля Русской Церкви в желании каяться перед Советской властью в совершенных проступках или тем более преступлениях, нельзя.

В зависимости от использованных источников историография, отвечающая на эти вопросы, делится на два направления: первое базируется на обнародованных в 1923 г. и хорошо известных специалистам документах; второе, наряду с отмеченными выше, учитывает и ранее недоступные, открытые с 1991 г. материалы по данной теме¹.

Наиболее часто в литературе освобождение Патриарха из-под ареста объясняется колоссальным международным давлением на советскую власть. Это давление действительно сыграло свою положительную роль, т.к. именно в рассматриваемый период началась подготовка дипломатического признания крупнейшими зарубежными государствами советского режима и установление с ним торговых взаимоотношений. В исследованиях упоминается, в первую очередь, знаменитая ультимативная нота Керзона, врученная НКИД 8 мая 1923 г., и ее 21 пункт, а также: майский меморандум Константинопольской патриархии в защиту позиций духовенства при изъятии церковных ценностей и в защиту привлекаемого к суду Патриарха; майское 1923 г. постановление Синода Костантинопольской Церкви под председательством Патриарха Мелетия IV о признании Патриарха Тихона исповедником и об отказе прислать своего представителя на суд; неоднократные протесты главы Англиканской церкви архиепископа Кентерберийского Томаса (Дивизена), главы Епископальной церкви США епископа Чарльза (Бренда), кардиналов Католической церкви Энрико Гаспарри и Деспре Мерсье, и др.

Помимо негативной международной реакции на пребывание Патриарха под арестом в литературе приводится аргументация, связанная с учетом властью факторов нестабильного внутреннего положения. В частности, рядом историков говорится о боязни власти непредсказуемых последствий внутри страны, в которой православные составляют большинство населения; об ожидании массовых беспорядков в столице и брожения в деревне; об негативности отвлечения крестьян от начавшегося весеннего сева; об резком ухудшении здоровья В.И. Ленина.

В новейших трудах, наряду со всем выше перечисленным, причину освобождения Патриарха из-под ареста видят и в развернувшейся внутрипартийной борьбе в связи с отходом Ленина от реальных рычагов управления страной. Согласно этой точке зрения, перегруппировка сил в Политбюро ЦК РКП(б), начавшаяся во второй половине 1922 г., привела к тому, что взамен больного Ленина и Троцкого, определявшего церковную политику, доминирующую роль стал играть Сталин и примкнувшие к нему сторонники компромиссных отношений с Церковью Зиновьев и Каменев. Весной 1923 г. Троцкого на посту негласного руководителя по выработке церковной политики сменил Каменев. В подобного рода рассуждениях историками среди руководства страной выделяются две группы лиц, в одну из которых входят сторонники жесткой линии в отношении Церкви, а в другую - линии мягкой. Причем зачастую одни и те же руководители причисляются как к первой, так и ко второй группе.

Таким образом, исследователи, отвечая на вопрос об освобождении Патриарха из-под ареста, отмечают действие следующих факторов: международное давление, нестабильное внутреннее положение и внутригрупповую борьбу среди первых лиц партии и страны.

В отношении второго вопроса (почему Патриарх согласился на "раскаяние"?) в современной историографии также существует несколько версий, высказываемых исследователями. В работах можно встретить рассуждения об усталости Патриарха от нажима и давления чекистов, о страхе перед предстоящим процессом и по поводу приговора, об осознании бедственного положения Церкви, о желании нормализовать отношения Церкви с властью, и т.д. В целом, мнения у тех, кто писал до рубежного 1991 г. и после, практически сходятся. Наиболее удачно и ранее других ответ на вопрос о согласии Патриарха на "раскаяние" дали, на наш взгляд, Левитин-Краснов и Шавров: не ради самого себя и сохранения своей жизни, а ради сохранения Русской Церкви верной Православию. Правда, при этом указанные исследователи добавляют следующее: ради сохранения верной Православию и независимой от государства, на базе принципа мирного сосуществования, невмешательства в дела Церкви государства. На сегодня ясно, что данное добавление было лишь желанием, но не реальностью. Документы, открытые с 1991 г., это подтверждают, как и говорят о посильном сопротивлении Патриарха навязываемой ему модели взаимоотношений с властью при полностью зависимой от нее Церкви, управляемой и контролируемой государством.

Вместе с тем, документы зачастую не дают напрямую тех ответов, которые были сформулированы историками выше. На наш взгляд, объяснить, какими причинами были вызваны столь стремительные изменения в позиции власти в отношении Патриарха, исходя только из документов, довольно трудно, даже сейчас, когда в оборот введен колоссальный по своему объему и значению для церковной истории этого периода массив источников. Большая часть приведенных построений историков - это, скорее, гипотезы, предположения, и даже прозрения, умение видеть в известных исторических концепциях и схемах (в частности, в концепции внутрипартийной борьбы) события церковной жизни.

Источниковедческий анализ известных на сегодня документов дает несколько иную картину. Ни в одном, например, из рассматриваемых ниже документов нет никаких упоминаний о ноте Керзона, имевшей согласно мнению историков наибольшей вес в освобождении Патриарха. Проблема исторической интерпретации состоит в том, что может себе позволить историк своей профессиональной подготовкой, навыками, в частности, умением работать с источником, извлекать из него достоверную информацию, не пытаясь увидеть то, чего в нем нет.

Проблему освобождения Патриарха Тихона из-под ареста, по-видимому, необходимо рассматривать с апреля 1923 г„ беря за ориентир последний официально назначенный день открытия судебного процесса - 24 апреля 1923 г.

Накануне, 12 апреля 1923 г., Политбюро ЦК РКП(б) пыталось поставить последнюю точку в подготовке к процессу. Оно отклонило просьбу наркома иностранных дел Г.В. Чичерина вынести заранее постановление о неприменении к Патриарху высшей меры наказания. Более того, внепротокольным сверхсекретным решением Политбюро поручило Секретариату дать директиву Верховному суду "вести дело со всей строгостью, соответствующей объему колоссальной вины, совершенной Тихоном». Чтобы подготовить общественное мнение в стране и за рубежом к расстредьному приговору, высший партийный орган распорядился развернуть соответствующую пропагандистскую кампанию. Помимо этого, Политбюро дало согласие на предложение специальной Комиссии по делу Патриарха об изменении ему меры пресечения. Исполняя данное решение Политбюро от 12 апреля 1923 г., через неделю, 19 апреля, Патриарха поместили во внутреннюю тюрьму ГПУ на Лубянке.

Однако, 21 апреля 1923 г. Ф.Э. Дзержинский предложил не начинать процесс 24 апреля, а отложить его проведение в связи с развернувшейся агитацией за границей по делу расстрелянного католического прелата Буткевича и необходимостью подготовить судебное разбирательство более тщательно, т.е. бросить все силы на разворачивающуюся пропагандистскую кампанию. Политбюро оперативно откликнулось на предложения Дзержинского и прямо на проходящем партийном съезде проголосовало опросом, согласившись с председателем ГПУ 1 апреля 1923 г., в день намеченного и несостоявшегося открытия процесса, Ярославский, обсудив проблему с Антирелигиозной комиссией при ЦК РКЩб) (АРК), довел до сведения Политбюро, что комиссия также согласна на отсрочку и просит назначить открытие процесса на середину или на вторую половину мая 1923 г. При этом оставшееся до суда время АРК считала необходимым потратить на интенсивную пропаганду за границей, не занимаясь активной агитацией в деревне. АРК призывала не затягивать время, чтобы не дать "врагам советской власти" развернуть "бешенную ответную кампанию". Впрочем, эти предложения АРК Политбюро оставило без официального ответа.

4 мая 1923 г. АРК на основе ходатайств обновленческого Поместного собора в Президиум ВЦИК разрешила допустить делегацию обновленцев к подследственному Василию Беллавину для объявления ему решения о лишении его сана, священства и монашества. Ярославский, в свою очередь, от имени АРК обратился в Секретариат ЦК РКП(б) с просьбой подтвердить вынесенное комиссией постановление. 7 мая 1923 г. Оргбюро ЦК РКП(б) на своем заседании рассмотрело вопрос "О Тихоне" и пришло к выводу: "Не возражать против предложений тов. Ярославского", что означало удовлетворение ходатайств обновленческого Поместного собора в отношении Патриарха. 8 мая 1923 г., чтобы, очевидно, развести дела церковные (собор) и дела светские (уголовный процесс), Патриарха перевезли из внутренней тюрьмы ГПУ в Донской монастырь под домашний арест, где делегация собора объявила Патриарху о его низвержении обновленцами в мирское состояние.

Таким образом, согласно замыслов власти, перед Верховным судом на намеченном АРК к открытию в середине или во второй половине мая 1923 г. судебном процессе должен был предстать не глава Русской Церкви, а простой советский гражданин Василий Иванович Беллавин, бывший Патриарх.

8 мая 1923 г., в день объявления Патриарху решения обновленческого собора, как хорошо известно, НКИД вручается "ультиматум Керзона" с негативными оценками религиозной ситуации в советской России. 10 мая 1923 г. Ярославский пытается повторно поставить перед Политбюро проблему сроков открытия суда над Патриархом. Данное решение приходит к Ярославскому, по всей видимости, спонтанно, прямо на заседании Политбюро. Об этом говорит оформление и сам текст его небольшой записки. Для быстроты Ярославский пишет записку от руки на имеющемся маленьком простом листке бумаги, не указывая ни адреса, ни даты. Начинает он ее словами: "Надо сегодня решить о сроке открытия суда над Тихоном". Далее в кавычках Ярославский от имени АРК формулирует текст проекта постановления Политбюро, содержание которого уже известно высшему партийному руководству: "Процесс б[ывшего] патриарха Тихона назначить в начале второй половины мая. Точный срок определить т. Галкину совместно с т. Крыленко и Ярославским». Однако Политбюро и на этот раз не дает Ярославскому четкого, конкретного ответа на его предложения... 10 мая 1923 г. на своем заседании Политбюро выносит решение не рассматривать "заявление т. Ярославского", а "отложить" на неопределенный срок. Более того, к проблемам, связанным с процессом над Патриархом, высший партийный орган не обращается до середины июня 1923 г.

15 мая 1923 г. заместитель председателя Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РСФСР Н.М. Немцов пишет Троцкому записку, которая красноречиво свидетельствует о ситуации, сложившейся вокруг процесса. Судебный чиновник сообщает Льву Давидовичу, что наступило время отпусков, а коллегия находится в отношении суда над Патриархом "в неизвестности". Поэтому Немцов, "извиняясь за назойливость по справочному вопросу", хотел бы узнать у Троцкого, "предполагается ли в ближайшие два месяца поставить это дело?»... По всей видимости, Троцкому было крайне затруднительно дать четкий ответ на полученный запрос и он отправил эту записку Сталину в ЦК РКЩб) с пояснением: "Т. Немцову дан ответ в том смысле, что наводится в ЦК справка, по получении которой сообщим ее ему». Несомненно, эти документы свидетельствуют об отсутствии у высшего руководства какого-либо решения о процессе над Патриархом, о том, что оно выжидает дальнейшего развития событий.

Воспользовавшись тем, что Патриарх находится уже не в тюрьме на Лубянке, а в Донском монастыре, АРК того же 15 мая 1923 г. на своем заседании рассмотрела вопрос "О воззвании Тихона" и постановила: "В виду того, что Тихон лишен сана и подпись его под воззванием в качестве патриарха будет политически вредна, предложение о воззваниии отвергнуть». Как видим, текст этого постановления довольно трудно дешифровать и понять, воззвание какого содержания и кому адресованное хотели получить от Патриарха Тихона члены АРК. Возможно, имелось в виду составление воззвания от имени Патриарха по поводу ноты Керзона, адресованное Архиепископу Кентерберийскому. Именно такое обращение, датированное 12 мая 1923 г., было составлено от имени обновленческого Высшего церковного совета в адрес первоиерарха Англиканской церкви. Данное обращение как бы говорило мировому общественному мнению, что советская власть не преследует Церковь, тому подтверждение - только что закончившийся обновленческий Поместный собор, а преследует контрреволюционные преступления не имеющего никакого отношения к Церкви мирянина Беллавина, бывшего Патриарха.

Для успокоения общественного мнения за границей и в России, вместо воззвания, 22 мая 1923 г. решено было предложить членам АРК обсудить вопрос о "скинематографировании Тихона" в Донском монастыре. Однако в результате обсуждения на заседании АРК было принято постановление об отклонении подобного предложения. 23 мая 1923 г. Патриарха забрали из Донского монастыря и вновь поместили во внутреннюю тюрьму на Лубянке.

В результате этого перемещения, по всей видимости, стало возможным принятие членами АРК нового постановления в отношении Патриарха. 5 июня 1923 г. АРК рассмотрела вопрос "О Тихоне" и решила: "Не возражать против написания Тихоном ряда статей, относительно его отношения к Соввласти в настоящее время и об условиях в которых он содержится под стражей». Текст данного постановления позволяет сделать вывод, что Патриарх, по сведениям членов АРК, уже к 5 июня 1923 г. вполне подготовлен ГПУ для того, чтобы написать "ряд статей" по поводу "его отношения к Соввласти в настоящее время". Пожалуй, данное постановление АРК на сегодня самое первое по времени документальное свидетельство движения Патриарха в сторону согласия на "раскаяние". Хотя, если исходить из постановления АРК о воззвании Патриарха Тихона от 15 мая 1923 г., то можно предположить, что члены АРК были уверены в возможности получить от главы Русской Церкви необходимый власти текст или подпись под ним намного раньше, еще до его повторного помещения во внутреннюю тюрьму на Лубянке.

При всем этом заметим, что и в первом и во втором случаях постановления АРК были обусловлены, скорее, необходимостью пропагандистского воздействия на Запад и на Россию, носили односторонний характер, не предусматривая ничего взамен для самого Патриарха. Идея освободить Патриарха из-под ареста и разрешить ему церковную деятельность, потребовав взамен "раскаяния" перед советской властью, впервые была высказана Ярославским 11 июня 1923 г. Эта дата стоит на его письме, адресованном в "Политбюро ЦК тов. Сталину. Текст данного письма Ярославского повторен слово в слово и в протоколе заседания АРК как постановление Комиссии, но только с датой 12 июня 1923 г. По всей видимости, этот текст был задним числом утвержден членами АРК. Произошло подобное, очевидно, вновь из-за необходимости срочно представить эти предложения в Политбюро. Ярославский в начале письма так и указал: "Необходимо срочно провести следующее постановление по делу Тихона". Далее в двух пунктах председатель АРК изложил лаконичными формулами суть разработанных мер в отношении предстоятеля Русской Церкви, которые Политбюро должно было признать своим решением. В первом пункте Ярославский предлагал, не отвергая саму идею проведения суда, "следствие по делу Тихона вести без ограничения срока", т.е. до того времени, когда возникнут благоприятные условия для открытия "патриаршего" процесса. Самого же Патриарха вполне можно было, изменив ему меру пресечения, освободить из-под ареста. При этом глава Русской Церкви должен был сделать публичные заявления, содержанию которых Ярославский и посвятил второй пункт своего проекта. В этих заявлениях Патриарх Тихон, согласно председателю АРК, должен был отразить, как минимум, шесть положений: во-первых, раскаяться в совершенных им антисоветских преступлениях; во-вторых, "выразить свое теперешнее лояйяльное (! - С.П.) отношение к Советской Власти"; в-третьих, признать "справедливым состоявшееся привлечение его к суду"; в-четвертых, отмежеваться "открыто и в резкой форме от всех контрреволюционных организаций", включая участников эмигрантского Карловацкого (в документе: "карловицкого") церковного собора; в-пятых, отвергнуть "происки" ряда глав зарубежных церквей: Папы Римского, Архиепископа Кентерберийского и Патриарха Константинопольского; в-шестых, объявить о проведении церковных реформ (нового стиля). В конце документа отдельным абзацем Ярославский сообщал, что "в случае согласия" Патриарха с этими положениями его вполне можно было "перевести в Валаамское подворье", разрешив "церковную деятельность».

Таким образом, Ярославский в своих предложениях сформулировал оптимальный для власти в сложившейся ситуации вариант: следствия по делу Патриарха не прекращать, меру пресечения изменить и выпустить предстоятеля Русской Церкви на свободу, а как только появятся благоприятные условия вновь арестовать и начать процесс. Этот вариант вступал в силу при выполнении Патриархом всех предъявленных ему властью "покаянных" пунктов.

Помимо выше приведенного письма, Ярославский прислал в Политбюро еще один документ, озаглавленный им "Краткая мотивировка предложения о Тихоне". В первом пункте этого документа председатель АРК предлагал сделать хоть "какой-нибудь шаг, который оправдывал бы наше откладывание дела Тихона, иначе получается, что мы испугались угроз белогвардейщины". Из второго пункта следовало, что Патриарх подвергался всего лишь зондированию на предмет подготовки заявлений соответствующего содержания, причем своего однозначного согласия написать такие заявления он не дал и возможно вряд ли вообще собирался дать. Поэтому, с точки зрения Ярославского, достичь требуемого можно было лишь при "некотором нажиме и некоторых обещаниях". (Какие формы "нажима" и что за "обещания" имел в виду Ярославский из записки не совсем понятно, хотя из текста его же письма "обещания" прорисовываются более четко: изменение меры пресечения и разрешение "церковной деятельности".) Третий пункт своей записки партийный функционер посвятил перечислению политических "выгод", получаемых от согласия Патриарха написать заявления. Приобретаемые за рубежом преимущества виделись Ярославскому в ощутимом ударе по организациям "эмигрантщины", "которые ориентировались на Тихона". А "выступление Тихона" против первосвященников Римско-католической, Англиканской, Константинопольской церквей, а также против главы "карловчан" - Митрополита Антония (Храповицкого), было бы "пощечиной прежде всего английскому правительству", лишив "защиту Тихона" Великобританией "в глазах европейских кругов всякого значения". (Подобный акцент Ярославского на "английском правительстве" и в целом Англии, несомненно, еще раз подтверждает правильность выводов, сделанных исследователями о ключевой роли "ультиматума Керзона" в отсрочке проведения "патриаршего" процесса.) Не меньшую "пользу" заявления Патриарха Тихона, согласно председателю АРК, могли принести и внутри страны. Скомпрометировав себя "связью с ГПУ" и своими "признаниями", Патриарх Тихон, тем не менее, по Ярославскому, был объективно способен ослабить обновленческое ВЦУ, которое, несмотря на "уменьшение влияния", "сохранит прежнее положение". Став "гарантом против усиления влияния" обновленцев, предстоятель Русской Церкви непременно должен был превратиться в ""еретика"-новатора" для своих сторонников ("истинно-православных"), т.к., по сведениям председателя АРК,.Патриарх Тихон уже дал свое согласие на реформу стиля и введение в церкви "нов[ого] григор[ианского] календаря».

Согласно просьбе Ярославского о срочности рассмотрения присланных им документов, высшим партийным руководителям предложили высказать свои мнения об условиях освобождения из-под ареста главы Русской Церкви и его дальнейшей "церковной деятельности" опросом. При опросе Каменев сразу же согласился с Ярославским, а Зиновьев, Молотов, Сталин, Троцкий и Рудзутак, в свою очередь, настояли на обсуждении этого вопроса на ближайшем заседании Политбюро. 14 июня 1923 г. Зиновьев, Каменев, Сталин, Томский, Троцкий, Бухарин, Молотов, Рудзутак, прибывшие на заседание Политбюро, рассмотрели вопрос "О Тихоне" и утвердили все предложенное Ярославским в качестве официального постановления высшего партийного органа.

16 июня 1923 г. Патриарх Тихон написал первый из намеченных Ярославским и одобренных АРК 1И Политбюро документов -заявление в Верховный суд РСФСР. Из содержания заявления, сохранившегося в виде патриаршего автографа, следует, что в него были включены, по крайней мере, три из шести положений, предложенных 11 июня 1923 г. Ярославским на рассмотрение Политбюро и утвержденных этим высшим органом 14 июня 1923 г.