Обсуждение доклада протоиерея Виктора Потапова

 

А. Кашеваров: По поводу первой части доклада о. Виктора. Антицерковная политика советского государства на протяжении 20-х гг. не была одноплановой, она постоянно корректировалась, имела меняющиеся этапы и задачи. До конца 20-х гг. власть ставила перед собой цель вытеснения Православной Церкви из всех сфер жизни общества.

Только с конца 20х гг. будет ставится задача о ликвидации Церкви как таковой, хотя понятно, что в перспективе это имелось ввиду, но все мероприятия которые были на протяжении 20-х гг. сводились к первой части, т.е. вытеснению Православной Церкви. Начиная с 1917-го г. ставилась задача ослабить церковь в материальном, финансовом отношении, лишить ее собственности, недвижимости, ограничить, лишить всех прав, затем параллельно с этими мерами - борьба с церковной иерархией, с хорошо налаженным церковно-административным аппаратом. Эти задачи решались сразу с приходом советской власти и затем в ходе первых антицерковных кампаний. Кампания по вскрытию святых мощей - первое вмешательство в сакральную жизнь Церкви, и в ходе этой кампании устраиваются первые судебные процессы над духовенством, когда судили за почитание мощей. Но обнаруживалось то, что власть эти задачи выполнить не смогла: не удалось добиться того, чтобы верующие отказались от почитания святых мощей, и сам 8-й отдел Наркомюста это признает. Затем следует кампания 1922 г., когда складывается система органов, которые начинают вырабатывать церковную политику и проводить ее в жизнь. Потому что до этого еще не ясно было - кто будет этим заниматься, 8-й отдел или ВЧК. Шла даже дискуссия между Лацисом, Дзержинским, с одной стороны, и Красиковым, Галкиным и др. К концу 22-го - в 1923 г. органы признавали, что удалось расколоть белое духовенство, лишить Церковь канонического возглавления, разгромить тихоновский епископат и ставилась следующая задача - разгромить церковную жизнь на уровне приходов, но этого сделать не удалось - здесь сыграли роль новые ньюансы антицерковной политики (например НЭП). Но к этой задаче приступают в конце 20-х гг., а современники, жившие в 20-х гг. отмечают, что на уровне приходов церковная жизнь продолжалась.

Итак, до конца 20-х гг. непосредственная задача - вытеснить церковь, ослабить ее, расколоть. Реализм антицерковной политики лишь постепенно выкристаллизовывался. Можно проследить, например, как тот же Красиков все больше и больше становится прагматиком.

Прот. Александр: В первые годы советской власти они не были экспертами, ник го из них не имел опыта. Они сами в то время еле справлялись с созданием нового государства. Задача уничтожения церкви у них всегда была на виду, но они просто поначалу не умели, а потом научились.

О. Васильева: Несколько уточнений. Действительно была директива вербовки, которая отмечала, что священников вербовать очень трудно, и предлагалось вербовать людей из их ближайшего окружения. На Григория VII как вселенского патриарха обновленчества есть документ, он пошел на это против своей пастырской совести, будучи очень известным канонистом, но как он потом говорил, делал это, спасая то небольшое число христиан, которое находилось в море ислама - тоже вопрос для обсуждения. Теперь, что касается тех болевых вопросов, которые мы собрались здесь решать живительнее и мягче. Все документы, о которых говорилось в докладе, опубликованы. Обычно делается источниковедческий анализ документов и анализ проблемный. О "Завещании" Патриарха Тихона как выражении лояльности советской власти: По-прежнему существует мнение, что "Завещание" подложное. Но у меня впечатление, что большинство исследователей уже не считает его подложным и эта тема уже снята. Далее при сравнении первого Соловецкого послания (Меморандум соловецких епископов, май 26-го г.), с проектом Декларации митр. Сергия (июня 1926 г.) и, наконец, окончательным вариантом Декларации (июль 1927 г.), возникает вопрос, что же с митр. Сергием случилось за три с половиной месяца, пока он был в тюрьме. Я провожу анализ всех этих четырех документов по следующим направлениям: мировоззренческий компромис, лояльное отношение к власти, отношение к зарубежнам епископам и полная политическая лояльность -была она обозначена в последнем четвертом документе или нет.

Прот. Николай: Здесь вопрос об исчезновении пункта, что "мы не можем доказывать свою лояльность, принимая на себя функцию политического надзора" (Проект митр. Сергия 1926 г., и почти в тех же выражениях в Меморандуме соловецких епископов). Декларация 1927 г. об этом просто, но громогласно умалчивает. А с другой стороны есть намек: "не на словах, а на деле показать". В тогдашних документах происходило оформление "новояза".

О. Васильева: По поводу надзора. Вот в Завещании святейшего патриарха Тихона сказано в отношении власти, что «Вознося молитвы наши о ниспослании благословения Божьего на труд народов (...) Мы призываем всех возлюбленных чад Богохранимой Церкви Российской в сие ответственное время строительства всеобщего благосостояния народа слиться с Нами в горячей молитве ко Всевышнему о ниспослании помощи Рабоче-Крестьянской власти в ее трудах для общенародного блага. Призываем и церковно-приходские общины и особенно их церковно-исполнительные органы не допускать никаких поползновений неблагонамеренных людей в сторону антиправительственной деятельности, не питать надежд на возвращение монархического строя и убедиться в том, что Советская власть действительно Народная Рабоче-Крестьянская власть, а потому прочная и непоколебимая. Мы призываем выбирать в церковно-приходские советы людей достойных (...), не политиканствующих, искренне расположенных к Советской власти». О лояльности здесь заявлено. Должна быть более осторожная оценка и характеристика всех документов, всего процесса, о котором мы говорим. Что касается зарубежных епископов. То святейший Патриарх говорил так: «Пользуясь Нашим именем (...) они создают там вредную и контрреволюционную деятельность. Мы решительно заявляем: у Нас нет с ними связи, как это утверждают враги наши, они чужды Нам, Мы осуждаем их вредную деятельность. Они вольны в своих убеждениях, но они в самочинном порядке и вопреки канонам Нашей Церкви действуют от Нашего имени и от имени Святой Церкви, прикрываясь заботами о Ее благе. Не благо принес Церкви и народу так называемый Карловицкий Собор, осуждение коего Сы снова подтверждаем, и считаем нужным твердо и определенно заявить, что всякие в этом роде попытки впредь вызовут с Нашей стороны крайние меры вплоть до запрещения священнослужения и предания суду Собора». Помните, далее Патриарх Тихон говорит о церковном суде, предлагая создать особую комиссию по расследованию деяний митрополитов Антония и Платона?

Смотрим Соловецкое послание, здесь очень глубокое рассуждение о несоответствии идеологических и мировоззренческих взглядов между богоборческой властью и Православной Церковью. Соловчане отмечают, что все свои отношения к государственной власти Церковь основывает на полном и последовательном проведении в жизнь принципа раздельности Церкви и государства. Она не стремится к ниспровержению существующего порядка не принимает участия в деяниях направленных к этой цели, никогда не призывает к оружию и политической борьбе. Она повинуется всем законам и распоряжениям гражданского характера, но желает сохранить в полной мере свою духовную свободу. О епископах ушедших в эмиграцию там сказано, что они не могут быть призваны к церковному суду, потому что как только переступят границу будут судиться гражданскими законами как враги.

О проекте декларации 26-го г.: Митр. Сергий в достаточно завуалированной форме говорит о различиях мировоззренческих. Он говорит что у власти "материалистическое понимание истории, а мы верим в Промысел Божий, чудо и т.д. Отнюдь не обещая примирить непримиримое и подкрасить нашу веру под коммунизм и религиозно оставаясь такими, какие есть, староцерковниками, или как нас называют, тихоновцами". О своем отношении к епископам зарубежья он отвечает, что он просит их перейти в юрисдикцию иных поместных церквей. О лояльности там сказано следующее: «обещая полную лояльность, обязательную для всех граждан Союза, мы, представители церковной иерархии не можем взять на себя каких-либо особых обязательств или доказательств нашей лояльности. Не можем взять на себя, например, наблюдение за политическим настроением наших единоверцев, хотя это наблюдение и ограничивалось бы тем, что за благонадежность одних мы ручаемся, а других будем лишать такого ручательства.» Проходит совсем короткое время и возникает то что разделило церковь. М. Одинцов и я склонны к тому, что митр. Иоанн (Снычев) преувеличил количество в процентном отношении непринявших Декларацию 1927 года. Потому что работа в архивах не подтверждает такого процентного отношения - 90% там не было.

Прот. Виктор: В моем тексте сказано "в одной епархии", может быть я оговорился?

О. Васильева: Об окончательном варианте Декларации 1927 года: Е. А. Тучков - высокий профессионал своего дела. Работал он с митр. Сергием хорошо - это бесспорно. Мы приглашали юристов для работы с этим текстом: «Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской Власти, могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого как истина, и жизнь, со всеми его догматами и преданиями и со всем его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой - наши радости и успехи, а неудачи - наши неудачи. Всякий удар направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное Варшавскому, сознается нами как удар направленный в нас.» Если мы начнем просто даже лингвистически сравнивать куски, то авторство здесь двоякое: куски, принадлежащие отделу Е. А. Тучкова (он сам был графоман - писал хорошо), и отрывки, принадлежащие митрополиту Сергию. Это очевидно. Здесь полностью снят мировозренческий вопрос по сравнению с теми или другими документами, и то, что по существу раскололо епископов в России и епископов в эмиграции, это то, что требуется подписка о политической лояльности. Ее дал в зарубежье митрополит Евлогий (Георгиевский).

Возникает вопрос, столь ли разительно отличаются эти четыре документа? Оставим, что митрополит Сергий пошел на сговор с властью - дело в том, что патриарх Тихон выполнял тоже определенные требования из шести предложенных. Ценой своего мученичества он взял на себя ответственность за то, что лежало на плечах Церкви в нарастающем обновленческом расколе, проводимом руками государства и всего, что было с этим связано. Митр. Сергий взял на себя роль не такую как Патриарх. Вопрос, насколько отличались эти документы при их составлении. Вопрос стоит об условиях легализации, которые предъявляли как Святейшему Патриарху, так и митр. Петру, который отказался от легализации. Кстати, очень долго в русской эмиграции давался портрет митр. Петру не такой, каким он реально был. Благодаря изысканиям отца Дамаскина (Орловского) облик митр. Петра предстал таким, каким он должен предстать в отечественной истории.

Прот. Виктор: При сравнении этих документов, по моему мнению, все-таки очень существенно отличаются друг от друга эти тексты "Завещание" патриарха Тихона, послание Соловецких епископов и проект декларации митр. Сергия, с одной стороны, от Декларации! 927-го года именно тем, что в первых говорится, что нельзя совместить несовместимое. В каждом из этих документов! Категорично, даже говорится, что мы готовы молиться за гражданские власти, но мы не можем совместить несовместимое. В Декларации 1927-го года этот момент отсутствует. Но думается, что вопрос даже не столько в Декларации как тексте, сколько в последствиях той политики, которая проводилась далее после нее, вплоть до начала 90-х гг.

Прот. Николай: К подобному пониманию мы пришли и на собеседованиях в Германии, которые происходили 1993-1997 между представителями клира двух Германских епархий под председательством архиепископов Марка и Феофана. В нескольких собеседованиях участвовал прот. Владислав Цыпин. Там, кроме того, выработалось восприятие, что раскол усугубился тем, что митр. Сергий был не сравним с Патриархом Тихоном - к нему не было того доверия и его не чувствовали так, как чувствовали Святейшего Тихона. Это было ощущение церковно-духовное. Это одна сторона. С другой стороны, архим. Константин (Зайцев) приходит к такому заключению: Патриарх Тихон уступал, но уступал он до той грани, где выявлялся, обличался занесенный над невинной жертвой меч палача, или лучше нож убийцы -Тучкова и всего большевицкого аппарата. Шаг за шагом уступая в этом духе, он последнего слова все же не сказал, и когда жертва стала нужна - он ушел из этой жизни. Можно ли включать "Завещание" в этот ряд или же оно выпадает, или же включается косвенно? Что касается Декларации 1927 года, я полностью согласен - одно пишет митрополит Сергий, другое Тучков. "Завещание" патриарха Тихона я склонен считать не полностью подложным, но все же подложным в целом. Вероятнее всего Тучков вставил туда какие-то свои пассажи и выбросил документ в прессу, а то что митрополит Петр не заявлял никаких протестов - легко понять из тогдашней ситуации. Невозможно ожидать, чтобы он в том положении еще протестовал против подлинности "Завещания", которое он якобы проносил в своем кармане целую неделю, совсем было забыв о нем. Хотелось бы в дальнейшем обсудить детали этого. Но касательно Декларации 1927 г. повторяю вопрос: У меня от упомянутого молчания звенит в ушах! Меня интересует не сколько текст Декларации, как то, о чем там не сказано, о чем однако говорится достаточно ясно как в меморандуме Соловецких епископов, так и в проекте, т. е. памятной записке митр. Сергия 1926-го года. Это политический надзор над верующими - "наблюдение за политическим настроением" и "благонадежностью". Такой отказ в особых делах лояльности высказывается в 1926-м г. в отношении сотрудничества с ГПУ, ведь митр. Сергий прямо писал дальше: "Для этой цели у Советской власти есть орган более подходящий и средства более действенные. Тем паче не можем мы взять на себя функции экзекуторские и применять церковные кары для отмщения (...) Обрушиться на заграничное духовенство за его неверность Советскому Союзу какими-нибудь церковными наказаниями было бы ни с чем несообразно и давало бы только лишний повод говорить о принуждении к тому Советской властью". А потом в Декларации 1927 г.: "Нам нужно не на словах, а на деле показать", что мы-де не отступая от канонов, догматов и преданий... - все это красивейшие церковные облачения, но для чего? Что стояло за формулировкой: "не на словах, а на деле"? Именно то, что могут же быть достойными гражданами Советского государства и самые правильные православные. Иначе говоря, в данном ГПУ-шном государстве могут быть сексотами и православные люди, и им даруется право считать себя не только чистыми православными, но и патриотами. Так же, как говорили западные апологеты Московской Патриархии долгие десятилетия, какой-то месяц тому назад сказал Патриарх Алексий: в Декларации лишь речь о Родине, а в период интернационализма это понятие было опальным, и поэтому это было для того времени очень дерзновенным шагом митр. Сергия употребить это понятие. Однако в Декларации слово «родина» (в оригинале с маленькой буквы!) употребляется только один раз, и тут же определяется ведь как "гражданская родина", кроме того оно в контексте отождествляется не только с Советским Союзом, как "нашей гражданской родиной", но и "нашим Советским Государством", и более того - "с нашим правительством". Контекст определяется простым подсчетом, сколько раз там говорится в этом смысле о нашем Советском Государстве, о нашем Советском Правительстве: "мы... не с врагами нашего Советского Государства... а с нашим народом и с нашим правительством". Партия и народ - едины! В Декларации, правда, нет слов "наша партия", но единственное упоминание таковой "гражданской родины" явно подходит в этот понятийный ряд. Пусть слово -"родина" было на тот момент не совсем обычным, но ведь никак не более рядом стоящих слов: "предания", "догматы", "канонический уклад". Данная "родина" в ее гражданской перспективе вполне определяема именно данным "нашим правительством", в котором заправляют никто иной как Дзержинский, Троцкий и ГПУ. Вот в каком контексте мне слышится то, что в Декларации не сказано, и то, что сказано.

Думаю, вполне законно поставить Декларацию в исторический контекст формирующегося тоталитаризма. Дело даже не в том, что патриарх Алексий прочитывает слово "родина" так, а я - иначе. Тоталитарный феномен заключается в той двойственности, в том зародившемся двоемыслии, в который вписывается Декларация, допускающая как будто и ту и иную трактовку. Но за этой двойственностью стоит однозначный и смертоубийственный - телесно и духовно - феномен, о котором, предполагаю, тогда уже достаточно знали все, хотя слово "тоталитаризм" еще не употреблялось.

Не знаю, как тогда, но вербовка 1937-39 гг. шла именно под знаком "родины": Вы же любите свою гражданскую родину, Вы патриот нашего советского государства и вот если Вы узнаете, что кто-то планирует некий удар из-за угла (как сказано в Декларации) - Вы же сообщите нам об этом? Как выкрутиться, глядя в кристально чистые, стальные глаза сотрудника Лубянки. Итак, пусть здесь речь о "родине", но всем понятно, что это родина, реально определяемая органами безопасности, и любой удар, направленный в Союз направлен в нас - особенно если это варшавский удар Бориса Каверды, направленный в цареубийцу Войковского, не тот "патриотизм"! Вот какая у меня с этим проблема. Или вкратце противопоставление: «обещая полную лояльность, обязательную для всех граждан - мы представители церковной иерархии не можем взять на себя каких либо особых обязательств для доказательства такой лояльности» и якобы тот же автор годом позже берется доказать уже «не на словах, а на деле...». Стоит обратить внимание на то, какое зловещее звучание эта формула приобретает в переписке с представителями власти из тюрьмы мучимого там митр. Петра (см. "Акты Святейшего Патриарха Тихона", стр. 885).

Прот. Виктор: В духовном смысле высокозначимо отношение патриарха Тихона к раскаявшемуся в обновленчестве митрополиту Сергию. Патриарх Тихон принимал епископов обратно в православие келейно, а возвращение митр. Сергия обставил торжественностью - в соборе. А преп. старец Нектарий Оптинский, когда узнал, что митр. Сергий покаялся в обновленчестве, сказал: «покаялся, но яд обновленчества в нем остался».

О. Васильева: Я не отрицаю ужас того КГБистского государства, в котором прошла юность наших родителей, но тот народ, который жил в этой стране, не просто общее понятие, а конкретные люди - они жили в условиях этого государства Митр. Сергий много на себя взял, лукавствуя. Он много хотел отыграть - не вышло! При этом он был одним из крупных администраторов.

Прот. Виктор: Не думаете ли Вы, что митр. Сергий, если бы он ограничился теми определениями, которые были в проекте 26-го г., и твердо стоял на этом отыграл бы больше?

О. Ю. Васильева: А кто бы дал? Надо внимательно посмотреть на политическую ситуацию, как менялась ситуация...

С. Фирсов: 1927 г. - это действительно веха. Вскоре заканчивается политическая карьера Троцкого, причем навсегда. Его высылают. Через полтора года заканчивается НЭП и, самое главное, с 1929-го года начинается уничтожение русской деревни, т. е. голгофа приходов. С центра, с ликвидации церковной головки - перешли на региональный уровень и эта катастрофа посильней катастрофы 1917-22 гг. потому что эта катастрофа уничтожала народную веру. Когда окончилось двоеверие (русский крестьянин был отчасти язычник и, вместе с тем, православный). Этнографы утверждают, что произошло это именно под конец 20-х гг. Русский мат приходит в деревню именно в начале 30-х гг. Целый ряд понятий слов - снимается именно тогда. Кто мог представить себе, что будет такая кардинальная, тотальная ломка жизни большинства населения страны - не мог никто!

Прот. Александр: Когда мы говорим о мотивировке митр. Сергия -то это мало перспективно при отсутствии личного дневника, или личных писем, которые могли бы раскрыть его внутреннее духовное состояние того времени. Что касается мыслей митр. Сергия, то в "Актах патриарха Тихона" приводится стенографическая запись встречи петербургских священников, приехавших к митр. Сергию. Они вели с ним беседу уже после Декларации. Отметим две вещи: первая, когда его спросили, почему он это делает, он сказал: «я спасаю Церковь» Ему правильно возразили тогда - что не мы спасаем Церковь, а она нас спасает. Второе, на вопрос - почему он не принимает путь испо-ведничества — он ответил — что есть исповедники и есть дипломаты. Этим различением он определил и свой собственный свой путь - путь дипломатии.

Прот. Виктор: А как относиться к "сергианству"? Это всего лишь личный грех, или это лжеучение, ересь?

Прот. Николай: О. Евфимий в нашей частной беседе уже упомянул сюжет из церковной истории - это всегда очень ценно. Я же приведу (по памяти) свой пример: Петр Александрийский, когда толпа защищала его от уведения на мученичество, указал солдатам как можно, разобрав стену, увести его, минуя народ, поскольку если бы его выводили через дверь, народ бы набросился и разорвал солдат. И народу же было бы хуже. Петр Александрийский сказал своим верующим: Бог вам даст возглавление. Потом по собственному указанию был выведен тайно из этого помещения и казнен. Интересно заключение Церкви в Житиях об этом, когда за повествованием следует фраза: и с этой казнью прекратились гонения. Такое, естественно, не входит в рамки исторического анализа, но подобные вещи отмечаются также и в других случаях, и для подлинно церковного восприятия это следует нам включить в рассуждения, поскольку действенность жертвы для Церкви не чуждая категория.

О. Евфимий: Когда митр. Кирилл после ссылки должен был встречаться с Тучковым в Москве, он сперва зашел к Патриарху Тихону, который как раз стоял перед нравственной дилеммой - от него требовали включить в новообразуемое Высшее церковное управление известного обновленческого протоиерея, явно сотрудничавшего с ГПУ В. Красницкого. Патриарх спросил митр. Кирилла, что делать, поскольку Тучков предлагал освободить архиереев, находящихся в тюрьмах, при этом условии. Митр. Кирилл решительно отсоветовал соглашаться на такой торг. Ответ исповедника, который уже бывал в узах и готов был опять сидеть, что и случилось, звучит так: «Ваше Святейшество, о нас, архиереях, не думайте. Мы теперь только и годны на тюрьмы» (Л. Регельсон, стр. 360).

Другой пример: Когда священномученику Симеону, епископу Персидскому, царь Сапор (в 344 г.) предлагал поклониться солнцу, а в противном случае угрожал совершенно уничтожить христианство в своем царстве, то стояла подобная проблема выбора. Епископ Симеон не согласился на идольское поклонение и возглавил лик персидских мучеников (17 апреля). Достаточно в церковной истории подобных случаев, где можно четко видеть эту нравственную грань и реакцию на нее.

С. Петров: Занимаясь историей Русской Церкви периода патриарха Тихона, я крайне осторожно подхожу к вопросу о подлинности или подложности его «Завещания». Основная проблема здесь: какие критерии вкладываются в понятия подложности или подлинности? Прежде чем делать окончательные выводы, необходимо глубоко изучить механизм выработки документов предстоятеля Русской Церкви, в частности документов Патриарха Тихона в период после его освобождения из-под ареста в 1923 г. Если рассматривать «покаянные» документы, как это было сделано в прозвучавшем докладе, то по содержанию они явно продиктованы властью. Например, сегодня можно абсолютно точно сказать, что «Заявление» в Верховный суд РСФСР от 16 июня 1923 г., написанное рукой Патриарха, текстуально совпадает с документами Ярославского от 11 июня 1923 г., направленными в Политбюро. Два последующих документа - «Обращение» от 28 июня 1923 г. и «Воззвание» от 1 июля 1923 г. тоже в значительной степени продиктованы властью, но остается вопрос: кто является автором этих документов непосредственно? Работал ли сам Патриарх с текстом или текст обрабатывал какой-то другой человек? Левитин-Краснов и Шавров в своей знаменитой книге о русской церковной смуте сообщают, что над «Воззванием» от 1 июля 1923 г. работал епископ Иларион (Троицкий). Таков их вариант. Но по другим данным владыки Илариона в это время не было в Москве, значит, сведения Левитина-Краснова и Шаврова являются заведомым вымыслом. Так кто же писал эти документы? Этот вопрос остается до сих пор без ответа. Мы знаем, что многие документы Патриарха до его домашнего ареста и до того времени, когда он оказался непосредственно на Лубянке во внутренней тюрьме, писал протоиерей Николай Цветков, например, воззвание о помощи голодающим от 6 февраля 1922 г. Патриарх Тихон только редактировал эти документы. После освобождения несомненно значительную часть тех документов, которые выходили за подписью Патриарха, сам он не писал. Опять же, часть из них написана рукой священника Петра Шипкова, однако это вовсе не означает, что о. Петр составлял данные патриаршие документы. Возможно, какие-то текстовые куски были сформулированы и написаны для Патриарха самим Тучковым - мы не можем этого отрицать. Более того, мы признаем эти документы за документы патриарха Тихона и, говоря о них, не ставим проблемы их подложности, либо подлинности. С "Завещанием" ситуация намного сложнее. Опубликованные в последнее время Свято-Тихоновским институтом документы из следственного дела патриарха Тихона показывают, что по содержанию, по своей сути - это не завещание. Так случилось, что Патриарх скончался, и это событие отложило свой отпечаток на восприятие данного документа, получившего название «Завещание». Сегодня историки уже имеют в своем распоряжении несколько текстов этого документа, отражающих процесс его выработки. К сожалению, исследователи пока еще не ставили перед собой задачи детального изучения существующих черновых и беловых вариантов данного документа. Они не анализировали имеющиеся разночтения, не пытались увидеть как видоизменялся текст и т. д. Возможно, исследуя подобным образом «Завещание», можно будет и приоткрыть завесу тайны с механизма выработки патриарших документов после освобождения главы Русской Церкви из-под ареста. Когда мы узнаем этот механизм, только тогда и сможем определить критерии либо подлинности, либо подложности, а значит, в конечном итоге, сумеем сказать, является документ патриаршим или нет. У С.Л. Фирсова прозвучала точка зрения, что в значительной степени мы можем исходить из следующих критериев: имеется ли под документом подпись, признавал ли митрополит Сергий тот или иной документ. Получается, что наличие подписи, согласия, есть критерий подлинности. Мне кажется, что это не совсем тот подход, который должен использоваться при определении подлинности или подложности тех или иных «программных» документов, выходивших от патриарха Тихона. На самом деле здесь колоссальнейшая проблема, проблема источниковедения истории Русской Церкви. К сожалению, в отношении XX в. источниковедческие вопросы абсолютно не разработаны: специалистов-источниковедов нет ни за рубежом, ни в России. Пока эти проблемы не будут решены, мы будем постоянно делиться на какие-то группы: одни будут говорить, в силу политических, зачастую сиюминутных воззрений, что документ подложный, другие же, что он подлинный. К сожалению, эту проблему на данном этапе решить нельзя.

Прот. Александр: Знаменательно то, что митрополит Сергий об этом документе, так называемом "Завещание", не упомянул в своей Декларации, хотя, казалось бы, самым естественным было для него указать, не только голословно, что он-де продолжает дело патриарха Тихона, но что делает это в соответствии с его посмертным завещанием.

Прот. Виктор: И он обязательно сослался бы, потому что патриарх Тихон пользовался огромным авторитетом. Он должен был на него сослаться.

С. Фирсов: Но для тех, кто читал Декларацию, было совершенно ясно и существование "Завещания", ссылаться было необязательно только для того, чтобы какую-то общую ниточку, могли протянуть. Наоборот, это могло сыграть роль противную ожидаемого: психологически воспринималось как норма, что исходило от Патриарха, и совершенно по-иному воспринималось исходящее от митр. Сергия. И лишний раз напоминать, что я наследник, было не совсем корректно.

Митрополит Сергий знал и среду в которой ему приходилось тогда работать и психологию отношения к себе - эти вопросы наверняка играли какую-то роль. Нам трудно сейчас восстанавливать межличностные отношения, психологию времени - это самое сложное. Но документ существует не только как документ, но и как феномен восприятия, а это во многом ушло. Эмоции трудно восстановить, трудно подшить к делу, трудно дать характеристику. Конечно, всегда можно сослаться на те лили иные воспоминания, но они субъективны и к тому же, когда они написаны - через сколько лет?.. А если их нет, если не сохранились какие-то дневники, тотем более сложно. В результате мы можем только догадываться по каким-то косвенным данным - каково было отношение к человеку в тот момент и мог ли он ссылаться, или с какой целью он именно не ссылался на какой-то, с нашей точки зрения явно необходимый документ.

О. Васильева: Мы постоянно сталкиваемся с этой проблемой, работая по истории XX в. У нас есть школа источниковедения XVIII, XIX вв., источниковедческая медиевистика, но школы правильной оценки документов XX в. у нас пока не существует. Академик Н. Н. Покровский пытается ее создать. Если с 20-ми годами под его руководством такая работа идет, то следственные дела 30-х гг. это совсем другое дело - достаточно известно, какие там подлоги, не говоря уже о принципах выбивания подписей. Чаще всего само это дело писалось полуграмотным следователем и источниковедческий анализ каждого дела без его духовно-психологической обработки - это новая проблема, поэтому не зная этих принципов, нам чрезвычайно сложно всерьез говорить о реальности документов, на которых стоит подпись Сергия, так же как и патриарха Тихона В этом году архив ФСБ дал призрачный намек, что дело Сергия дадут мне через институт посмотреть. Оно есть, но пока что они его держат.

Прот. Николай: У меня вопрос: апокриф это или нет, что патриарх Тихон после освобождения из тюрьмы предупреждал: «Не верьте всему, что выходит за моей подписью, что под моей подписью будет сейчас много чего выходить. Вы должны сами разбираться.»

С. Г. Петров: Данное предложение - это только воспоминания, в документах оно не зафиксировано. Если бы это предупреждение Патриарх написал, то тогда возникает вопрос: кому, где и при каких обстоятельствах, а проверить, говорил ли действительно это Патриарх, невозможно.

Иером. Евфимий: Я не согласен с Сергеем Львовичем (Фирсовым) в том, что не нужно было митр. Сергию ссылаться на послание патриарха Тихона. Слишком легко забывают о том, что между смертью Патриарха Тихона и митр. Сергием находится митр. Петр, который обходил "Завещание" невниманием, и значение того, что он сидел, было ясным для всех. Иначе говоря, если так называемое Завещание Патриарха Тихона современниками считалось подлинным и по духу было подобным тому, что потом было принято Сергием как "Декларация", то почему же тогда митр. Петр не пошел на легализацию на тех условиях, которые были предъявлены властью? То что первоиерарх тогдашний отказался - это было очень важно и поэтому митр. Сергию в этом отношении важно было сослаться на почившего Патриарха, чей авторитет был гораздо выше на фоне Петра. Это он и сделал в преамбуле Декларации, но ссылаясь на какие-то неясные устные намеки Патриарха Тихона, и там же он именно выставил себя как наследника его, которому жребий выпал: "долг продолжать дело Почившего".

Безусловно и другое - если цифра 90% возврата Декларации из приходов и завышена (это лишь одна епархия, как было сказано), то важно, тем не менее, учитывать общую реакцию клира, епископата на Декларацию митр. Сергия в отличие от реакции на так называемое "Завещание" Патриарха Последнее не вызывало сомнений в его подложности, т. е. просто большинство людей не поверило, что это написал Патриарх, а если он и написал нечто подобное, то написал под пистолетом, и фактически верующий народ не принял это за норму жизни. Многие думали, что это такой дипломатический ход, что патриарх Тихон писал одно, а делал другое. Но после Декларации митр. Сергия, ввиду перехода от слов к делам, когда началась практика лояльности, написанной на бумаге, тогда начались протесты против выполнения требуемого. В этом принципиальная разница. Если митр. Сергий встал на свою политику и не хотел с нее сходить, то конечно ему нужна была поддержка, авторитет патриарха Тихона. Он на него и сослался, но "Завещание" по крайней мере в тогдашнем сознании верующих людей было не авторитетно как документ.

С. Фирсов: Действительно митр. Петр всей своей деятельностью до декабрьского 25-го г. ареста никак, формально говоря, "не сумел выполнить волю" своего предшественника Мы также не знаем ни одного аналогичного этому "Завещанию" документа, вышедшего из под пера владыки Петра Более того - проект декларации в совет народных комиссаров СССР, который митр. Петр собирался передать непосредственно главе правительства поражает своей несхожестью с апрельским посланием Патриарха Тихона ("Завещанием"). Характерно, что прот. Владислав Цыпин в "Истории Русской Церкви", т. 9, приводя значительный отрывок декларации митр. Петра не преминул отметить, что хотя "этот документ попал в руки властей только после изъятия его при обыске у Местоблюстителя, но умонастроение митрополита Петра было хорошо известно властям", и далее: "Они вполне понимали, что им не удастся из него сделать орудие исполнения своих разрушительных для Церкви замыслов" (стр. 136). Получается, что митр. Петра арестовали потому, что из него никак не могли сделать "орудие", а из митр. Сергия, получается, они сделать такое "орудие" могли. По крайней мере это по логике следует из текста. Это, конечно, требует комментария самого о. Владислава, но факт остается фактом - о. Владислав совершенно искренне, логично разводит позицию митр. Петра и будущую позицию митр. Сергия. Я в данном случае не хочу характеризовать ни так называемое "Завещание", ни документ, подготовленный митрополитом Петром, а хочу лишь обратить внимание на противоречие, которое возникает при объяснении официальным историком РПЦ этого периода. Это позволяет нам не столько строить гипотезы, их трудно строить, пока мы не проведем источниковедческую экспертизу, но задать некоторые недоуменные вопросы, а как же все было? Верно сформулированный вопрос, это уже - 50% ответа.

А. Журавский: Почему "Завещание" не было упомянуто в Декларации? Можно исходить из того, что Декларация составлена в сущности Тучковым, а митр. Сергий только подписал ее. Тогда это не добровольный акт митр. Сергия, а вынужденный результат его договоренности. Далее надо вспомнить атмосферу, в которой это все происходило - патриарх Тихон так и скончался "врагом Советской власти", как бы он ни декларировал, что он ей "не враг". Вспомним, что было в печати. «Тихоновщина» - это был ругательный термин советской печати того времени, не только обновленческой - а вообще всей советской печати. Ссылаться на Завещание сам Тучков, если это он писал, не мог по той причине, что здесь нужно было показать альтернативу "тихоновщине". "Завещание", к тому же, несомненно было мало авторитетно в среде церковной. Итак ссылаться на него было бессмысленным: Зачем была бы нужна альтернатива, если и так уже все нормально, и зачем создавать еще другую, лояльную церковь, если она в гражданском отношении уже лояльна? Иначе говоря, здесь был свой психологический а<

⇐ Предыдущая35363738394041424344Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: