От манифеста 17 октября 1905 Г. К третьеиюньскому перевороту 1907 Г. 13 глава

Был, однако, вопрос, не терпевший отлагательства, — поль­ский. Еще в предвидении войны, которая неизбежно развернулась бы на польской земле, Сазонов призывал во имя «великодержав­ных задач России» пойти навстречу «разумным пожеланиям поль­ского общества в области самоуправления, языка, школы и церк­ви».⁶⁶ Вскоре после начала войны вел. кн. Николай Николаевич в

⁶¹ См. подробнее: Дякин В. С. Кризис верхов в России накануне Февральской революции // ВИ. 1982. № 3. С. 77—79.

⁶² Государственная Дума: Приложения к стенографическим отчетам. Четвер­тый созыв. Сессия IV. Пг., 1916. Вып. 2. № 64.

⁶³ В. Б. Фредерике— Б. В. Штюрмеру. 25 февраля 1916 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 3. Л. 1).

⁶⁴ А. Ф. Трепов— Б. В. Штюрмеру. 14 марта 1916 г. (Там же. Л. 39—40).

⁶⁵ С. Д. Сазонов—И. Н. Лодыженскому. 19 мая 1917 г. (Там же. Д. 60. Л. 48—49).

⁶⁶ Копия с всеподданнейшего доклада С. Д. Сазонова 7 января 1914 г. (Там же. Оп. 5. Д. 44. Л. 479—480).

специальном воззвании к полякам обещал им возрождение «под скипетром русского царя» «Польши, свободной в своей вере, в язы­ке, в самоуправлении».⁶⁷ Однако перевод общей декларации в кон­кретные меры сразу выявил резкие разногласия в правящих кру­гах. Не собираясь менять политическую систему в империи, пра­вое крыло кабинета отказывало Польше даже в тех правах, какие имели поляки в Австро-Венгрии. Это означало, что Галиция, ко­торую надеялись присоединить к России, лишалась своей автоно­мии. Боясь увеличения удельного веса Польши в империи, Щег-ловитов и Маклаков вообще призывали считать объединение Польши под властью России второстепенной задачей.⁶⁸ На протя­жении зимы 1915 г. Совет министров вырабатывал проект буду­щего устройства польского края. Самим названием проекта под­черкивалось, что речь идет не о политическом, а об администра­тивном его устройстве. Этим надеялись установить «предел для слишком далеко идущих вожделений» поляков.⁶⁹ Все же в момент, когда русская армия начала оставлять Польшу, Горемыкин вы­нужден был публично пообещать ей после войны «автономию под державным скипетром государей российских и при сохранении единой государственности».⁷⁰ Реально, очевидно, Горемыкин имел в виду подготовленный государственным секретарем С. Е. Крыжа-новским проект «Оснований местного устройства Царства Поль­ского», который предусматривал передачу высшего управления в Польше наместнику и создание Сейма с полномочиями губернско­го земского собрания.⁷¹

Оккупация Польши германской армией на время сделала вопрос не актуальным для российской бюрократии. Но летом 1916 г. на­ступление войск Юго-Западного фронта создало у властей иллю­зию перелома в войне. Сазонов снова заторопил с манифестом о бу­дущей судьбе Польши, считая его «по политическим соображениям неотложным».⁷² Судя по всему, Сазонов и его единомышленники старались определить выступление союзников, особенно Франции, за самоопределение Польши. Они же считали, что с точки зрения «великодержавного достоинства России» проблема может быть ре­шена «только великодушным почином русского царя».⁷³ Проект та­кого «великодушного почина» был опять-таки составлен Крыжа-новским. Хотя в проекте старались избежать слова «автономия», в нем декларировалось право Польши на особое законодательство в

⁶⁷ Правительственный вестник. 1914. 2 авг. С. 169.

⁶⁸ Черновая запись заседания Совета министров 5 ноября 1914г.; Особое мне­ние И. Г. Щегловитова, М. А. Таубе и Н. А. Маклакова. Ноябрь 1914 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 71. Л. 25, 42—43).

⁶⁹ Проект Особого журнала Совета министров 18 и 23 февраля 1915 г. (Там

же. Л. 72 и 145).

⁷⁰ Государственная дума: Стенографические отчеты: Четвертый созыв. Сес­сия IV. Ч. 1. Стб. 10.

⁷¹ Основания местного устройства Царства Польского. 19 июня 1915 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 71. Л. 384—393).

⁷² Всеподданнейшая записка А. А. Нератова 6 июля 1916 г. (Там же. Д. 72.

Л. 3).

⁷³ Особый журнал Совета министров 13, 16 и 18 июля 1916 г. (Там же.

Л. 216—218).

ее внутренних делах. Однако все сколько-нибудь существенно объявлялось общегосударственным делом, решаемым в обычном для империи порядке.⁷⁴ Но для большинства кабинета даже это оз­начало превращение Польши в «союзное государство», и такой щ_аг был, с его точки зрения, опасен, поскольку в России есть «и другие народности, издавна проникнутые мечтами о племенном самоопре­делении». Кроме того, большинство кабинета боялось, что в ответ на манифест об автономии Польши Германия объявит ее независи­мость.⁷⁵ В результате проект был положен под сукно.

Штюрмер и его союзники в очередной раз проявили неспособ­ность к большой политике. Хотя российские власти хранили все более раздражавшее поляков молчание, 23 октября (5 ноября по новому стилю) Германия и Австро-Венгрия провозгласили созда­ние независимого Королевства Польского. Как раз накануне созы­ва очередной сессии Думы у российских властей было выбито из рук важное средство воздействия на польское общественное мне­ние, а такой грубый просчет властей усилил озлобление против них и у русской оппозиции.

Дальнейший ход событий демонстрировал тупик, в который за­шла национальная политика империи. Сменивший Штюрмера А. Ф. Трепов наконец публично заявил в Думе о намерении «вос­создать свободную Польшу», но «в неразрывном единении с Рос­сией».⁷⁶ На совещании, обсуждавшем конкретные формы реализа­ции этого заявления, всплыла неразрешимая для царизма пробле­ма. Крыжановский, Щегловитов и заменявший Алексеева генерал В. И. Гурко говорили, что Россия не сможет переварить увеличен­ную за счет германских и австрийских владений Польшу. Польша, с одной стороны, получит нежелательное влияние на деятельность государственных учреждений империи, а с другой — пробудит «за­таенные вожделения» об автономии и у других народов. Они вы­сказывались поэтому за полное отделение Польши, которое будет компенсировано другими территориальными приобретениями. На­против, отвечало большинство совещания, как раз отделение Польши зародит у других народов империи «мысли о получении такой же самостоятельности». Если же бояться польского влияния на общеимперские дела, то надо защищаться государственной гра­ницей и от Прибалтики и Кавказа.⁷⁷ В этом не нашедшем в тот момент своего завершения споре обе стороны были правы. Война, подводившая черту под историей романовской монархии, подво­дила ее и под существованием Российской империи.

Подтверждением тому было и восстание в Средней Азии. По­степенно оголяя мобилизациями русскую деревню, военное мини­стерство уже в конце 1915 г. задумало призвать в армию освобож­денное от воинской службы коренное население Туркестана и

⁷⁴ Проект высочайшего манифеста. 6 июля 1916 г. (Там же. Л. 4—8).

⁷⁵ Особый журнал Совета министров 13, 16 и 18 июля 1916 г. (Там же. Л. 221—222).

⁷⁶ Государственная Дума: Четвертый созыв. Сессия V. Ч. 1. Стб. 258.

⁷⁷ Журнал Особого совещания для разработки основных начал будущего го­сударственного устройства Польши 8, 9 и 12 февраля 1917 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 73. Л. 49—62).

Степного края. Военные при этом знали, что нарушают обещания, данные при присоединении этих народов к России, и вызовут не­довольство. Но, заявляли они, введение воинской повинности при­общит среднеазиатские народы к русской государственности, а возможные проявления недовольства «должны быть без колебания подавлены».⁷⁸ В тот момент Министерство внутренних дел запро­тестовало. Один слух о мобилизации, предупреждало оно, вызовет в степях беспорядки.⁷⁹ Но в мае—июне 1916 г. Ставка затребовала 1 млн. человек на устройство оборонительных сооружений в при­фронтовой полосе. На этот раз Совет министров согласился при­влечь к таким работам «инородческое» население, причем Штюр­мер 27 июня предписал мобилизовать его «реквизиционным по­рядком» и «в кратчайший срок».⁸⁰

Массовая мобилизация не давала ни собрать урожай 1916 г., ни провести посев на будущее. Само государство несло огромные потери на недосборе хлопка. К тому же среди населения Семи­речья возник слух: киргизов собираются поставить между русски­ми и немецкими войсками и перебить их, а землю отдать русским поселенцам.⁸¹ С 7 июля в Ферганской долине начались вооружен­ные выступления, перекинувшиеся на Семиречье и казахские сте­пи. Вызванные неожиданной и грубой мобилизацией волнения бы­ли тесно связаны с переселенческой политикой прошлых лет. На-"значенный для подавления восстания генерал-губернатором Туркестана А. Н. Куропаткин признавал: «Чрезмерно усердною деятельностью по отчуждению лучших земель... вызвали недо­вольство киргиз».⁸² Связь восстания с «земельными изъятиями» отмечали затем и чины Переселенческого управления.⁸³ Немудре­но, что восставшие поднялись не только против проводивших мо­билизацию чиновников русского и местного происхождения, но и против русских переселенцев. В наиболее пострадавшем Прже­вальском уезде было убито до 2000 переселенцев-мужчин.⁸⁴

Восстание было потоплено в крови.⁸⁵ Куропаткин считал всю затею с мобилизацией местного населения непродуманной и по су­ществу ненужной.⁸⁶ Тем. не менее он не только беспощадно подав­лял восставших,-но и предлагал изгнать казахов и киргизов с тер­риторий, «где была пролита русская кровь». В октябре совещание

⁷⁸ Проект представления военного министра в Государственную Думу. Ноябрь 1915 г. (Там же. Оп. 11. Д. 89. Л. 6).

⁷⁹ Особый журнал Совета министров 27 ноября 1915 г. (Там же. Л. 23—27).

⁸⁰ Циркуляр Министерства внутренних дел 27 июня 1916 г.//Там же.

Л. 332—333.

⁸¹ А. Н. Куропаткин — Д. С. Шуваеву и Б. В. Штюрмеру. 19 августа 1916 г.

(Там же. Л. 70).

⁸² Там же. Л. 68—69.

⁸³ Сапаргаяиев Г. Карательная политика царизма в Казахстане (1905—

1917 гг.). Алма-Ата, 1966. С. 34.

⁸⁴ Телеграмма А. Н. Куропаткина 17 октября 1916 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 11.

Д. 89. Л. 282—283).

⁸⁵ Kappeler A. RuBand als Vielv61ker!and: Entstehung. Geschichte. Zerfall.

Munchen, 1993. S. 287.

⁸⁶ Копия доклада по главному штабу 26 июля 1916 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 11.

Д. 89. Л. 52).

при туркестанском генерал-губернаторе решило экспроприирова
более 27 тыс. хозяйств с 2,5 млн. десятин земли. Пржевальски"
уезд предлагалось превратить в чисто русский.^{87 и}

К октябрю восстание в Семиречье было в основном подавлено В казахских степях движение, обычно связываемое в историогра­фии с именем Амангельды Иманова, продолжалось и после фев­раля 1917 г. Это доказывает, что мобилизация на окопные работы была лишь непосредственным поводом для восстания. Его дейст­вительным содержанием была борьба против колониальной зави­симости, которую использовали в своих целях разные силы — _От феодально-байских элементов до большевиков.

Восстание в Средней Азии снова вызвало разлад в правящих верхах. Было ясно, что, собравшись 1 ноября, Дума предъявит правительству запрос о событиях. И ведомства заранее старались переложить ответственность на чужие плечи. Протопопов считал что отвечать на запрос Думы должно Военное министерство. Ведь это оно потребовало мобилизации, а Министерство внутренних дел было только исполнителем, причем раньше добилось отмены призыва в армию. Военное министерство возражало, что дело именно в том, как исполнялась мобилизация. Оно-де не просило «реквизировать» сразу 13 возрастов, которых и перевезти-то было невозможно.⁸⁸ В этом частном споре всплыли разом и разногласия военных и гражданских властей, и все отчетливее проявлявшееся стремление «честных» бюрократов как-то обозначить границу между собой и распутинцами.

Кризис народного хозяйства, яснее всего видимый в продоволь­ственной разрухе, ускорение развала и изоляции власти, вызван­ных все более открытым влиянием «темных сил», надвигающийся кризис империи, в разных формах давший о себе знать на запад­ной и южной границах, — такой была ситуация в стране, когда осенью 1916 г. все элементы цензовой России, от либеральной оп­позиции до царской родни, пришли к выводу: если они хотят из­бежать революции, то должны вырвать у режима хоть какой-то минимум уступок.

Речь при этом шла именно о минимуме уступок. Дело заклю­чалось не только в том, что оппозиционный фронт, расширяясь вправо, должен был и равняться на уровень требований, приемле­мых для правого фланга: оппозиции все больше приходилось ду­мать о том, как сказывается ее поведение на настроениях в низах. В октябре в Петрограде прошли массовые стачки под политиче­скими лозунгами. Во время столкновения с полицией забастовщи­ков поддержали солдаты 181 -го запасного полка. Это было тревож­ным сигналом и для власти, и для оппозиции. Оппозиция оказы­валась перед неразрешимой проблемой. Чтобы удержать массы от самостоятельных выступлений, надо было демонстрировать готов-

⁸⁷ Асфендиаров С. Д. Национально-освободительное восстание 1916 г. в Ка­захстане. Алма-Ата; Москва, 1936. С. 101.

^8S Д. С. Шуваев—Б. В. Штюрмеру. 26 октября 1916 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 11. Д. 89. Л. 322—326).

ность быть «столь же деятельными, как и левые партии».⁸⁹ Но при _этом нельзя было вызвать массы на улицу. «Дума, — говорил а в. Шульгин, — должна быть клапаном, выпускающим пары, а _нё создающим их».⁹⁰ Соответственно тактика, предложенная Ми­люковым к открывающейся сессии Думы, предполагала очень рез-_кую по форме критику правительства и отказ от позитивной про­граммы. Это было неизбежно при столь разношерстном блоке и должно было облегчить возможность сговориться с новым кабине­том. 1 ноября прогрессивный блок огласил в Думе свою деклара­цию, в которой требовал отставки лиц, чье пребывание у власти «грозит опасностью успешному ходу нашей национальной борь­бы». Вслед за тем Милюков выступил с резкой речью, сопровождая критику действий правительства риторическим вопросом: «Что это: глупость или измена?».⁹¹

Натиск Думы был, как отмечалось, поддержан давлением вели­ких князей и военных. 9 ноября Николай II отправил Штюрмера в отставку. В отличие от лета 1915 г. в жертву был принесен всего один министр, а вместо него был назначен его давний соперник из правого же лагеря — А. Ф. Трепов. Тем не менее это был первый в истории России случай, когда смена премьера произошла по прямо­му требованию Думы. Вслед за тем — и это тоже происходило впер­вые в истории России — 26 ноября Государственный совет, а 30 но­ября съезд объединенного дворянства присоединились к требова­нию устранить влияние «темных безответственных сил» и создать правительство, готовое опираться на большинство в обеих палатах. В тактике оппозиции в конце 1916—начале 1917 г. прослежи­вается надежда, что власть в последний момент образумится и ус­тупит. Оппозиция сумела приучить своих попутчиков из велико­светской среды к формуле «ответственное министерство». Эту формулу, может быть, не вполне понимая ее смысл, употребляли даже дамы в написанном и потерянном ими письме к Александре Федоровне.⁹² Надежды на Думу и боязнь, «как бы она не дрогнула и не довела своего дела до конца», высказывали «чиновники, вплоть до товарищей министров».⁹³ «От совершенно близких ге­нерал-адъютантов» их знакомым доводилось слышать «такие речи, которые и кадетам впору».⁹⁴ Но сами кадеты вместе со всем про­грессивным блоком теперь, в отличие от 1915 г., не требовали сме­ны всего кабинета и не прочили вместо них своих лидеров. Резкая смена кабинета могла стать именно тем толчком, который приве­дет в движение массы, а брать на себя ответственность за управ­ление страной в 1916 г. было еще страшнее, чем в 1915-м. Чем

⁸⁹ Сводка директора Департамента полиции... об общественном настроении. 30 октября 1916 г. // Буржуазия накануне Февральской революции. М.; Л., 1927.

С. 138.

⁹⁰ Прогрессивный блок в 1915—1917 гг. // КА. 1933. № 1. С. 114.

⁹¹ Государственная Дума: Четвертый созыв. Сессия V. Стб. 12, 35—48.

⁹² См.: Дякин В. С. Кризис верхов в России... С. 80—81.

⁹³ Г. Н. Трубецкой— Хрептович-Бутеневу. 17 ноября 1916 г. (ГАРФ. Ф. 102.

Оп. 265. Д. 1061. Л. 1122).

⁹⁴ Л. В. Яшвиль—О. В. Лопухиной-Демидовой. 3 декабря 1916 г. (Там же.

Д. 1064. Л. 1454).

неустойчивее становилось положение режима, тем больше сам оппозиция нуждалась в поддержании авторитета монархии, тем настойчивее должна она была соблюдать фикцию разделения «верховной власти» и правительства, подчеркивать, что ведет «борьбу с правительством во имя сохранения государственной идеи».⁹⁵ Отсюда вытекала нелепая, самими же кадетами не рая опровергавшаяся мысль, будто можно изменить систему управле­ния постепенно, по одному меняя людей, стоящих у власти. До­бившись отставки Штюрмера, прогрессивный блок сосредоточился на Протопопове.

Но если кадеты надеялись на постепенную замену министров, то Александра Федоровна почувствовала в такой перспективе угрозу. Дело не в Протопопове, писала она Николаю II 12 ноября. «Это вопрос о монархии и твоем престиже... они по одному удалят всех тех, кто тебе предан, а затем и нас самих».⁹⁶ Императрица ошиба­лась, ибо оппозиция не собиралась ни уничтожать монархию, ни низвергать Николая II. Но она была права в том, что речь шла о ре­альном ограничении самодержавия, психологически равнозначном для Николая II и Александры Федоровны потере власти. Кстати, в этом, очевидно, коренилась причина той легкости, с которой Нико­лай II 2 марта 1917 г. отрекся от престола: ограниченная власть, очевидно, не представляла для него ценности. Но в конце 1916г. напоминание жены положило конец той с трудом прослеживаемой склонности к уступкам, которая мелькала в позиции Николая II в ноябре. Оппозиция не столько видела, сколько хотела ее видеть. «Не понимаю, — замечал один из современников, — как такие большие и умные дяди ухитряются мечтать, как институтки, и ожи­дать, что манна небесная посыплется с неба».⁹⁷

С точки зрения лидеров блока, после того как само объединен­ное дворянство выступило против «темных сил», Николаю II уже не на кого было рассчитывать. Отсюда рождались слухи, будто 6 декабря, в день именин, царь объявит о согласии на ответствен­ное министерство. Но, видимо, специально уезжая из столицы до этого дня, Николай II обещал Александре Федоровне быть впредь «резким и ядовитым», окончательно разогнать Думу руками Тре-пова в январе 1917 г., а когда тот «сделает грязную работу», «вы­толкать» и его самого.⁹⁸ В этом плане удивляет не готовность со­противляться до конца, а высказанная Александрой Федоровной вслед за Николаем II уверенность, что «самое трудное позади» и «близятся великие и прекрасные дни твоего царствования».⁹⁹

Почувствовав сопротивление Николая II, либеральная оппози­ция ответила самым последним средством, которое имелось в ее распоряжении. Явочным порядком, без разрешения властей, 9 де-кабря были созваны земский и городской съезды в Москве. Тут же

⁹⁵ Государственная Дума: Четвертый созыв. Сессия V. Стб. 1203.

⁹⁶ Переписка Николая и Александры Романовых. Т. 5. С. 153.

⁹⁷ Л. Хитрово—Л. В. Рейнгардту. 13 ноября 1916 г. (ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1060. Л. 1061).

⁹⁸ Переписка Николая и Александры Романовых. Т. 5. С. 158, 186—187, 1"*.

⁹⁹ Там же. С. 154, 158.

разогнанные полицией, они приняли заранее заготовленные резо­люции с требованием ответственного министерства. Думу призы­вали не расходиться, пока это требование не будет выполнено. 14 декабря совещание областных ВПК в Петрограде призвало Ду-MV и армию добиваться скорейшего «изменения политического строя».¹⁰⁰ Внедумская оппозиция балансировала на грани легаль­ности. Это вызвало тревогу Милюкова. Отметив, что «обществен­ная борьба выступает из рамок строгой законности и возрождают­ся явочные формы 1905 г.», он предсказывал: «Масштабы и формы борьбы, наверное, будут теперь другие». Поэтому он снова обра­щался к власти с призывом прислушаться к голосу оппозиции, по­ка еще говорит не «улица», а те же социальные слои, к которым принадлежат и члены Думы, и правящая бюрократия. Милюков, скорее всего, сам не верил в действенность своих призывов. Ду­мой, признавал он, «все слова сказаны», и мы «не можем превзой­ти сами себя». Но если на страну эти слова произвели впечатле­ние, то власть осталась глуха. Скинув Штюрмера, Дума в итоге не добилась ничего. «Синдикат Распутин и К°, —заявил Милю­ков, — выступает с такой откровенностью и такой наглостью, как никогда не выступал прежде».¹⁰¹

Именно это ощущение двигало убийцами Распутина — вел. кн. Дмитрием Павловичем, Ф. Ф. Юсуповым и В. М. Пуришкевичем. Даже либералы, все больше откладывая политические программы до «после войны», постепенно начинали верить, что освобождение династии от «темных сил» может реально изменить ситуацию в стране. Для правых попутчиков оппозиции эта вера была главной движущей силой их действий. Статс-дама А. Н. Нарышкина уви­дела в убийстве Распутина в ночь на 17 декабря доказательство того, что ее «чудный царь... не будет оставлен Господом».¹⁰² Ми­нистр просвещения Игнатьев в глаза Николаю II назвал это убий­ство «проявлением милости Божией».¹⁰³

Но ни натиск либеральной оппозиции, запрашивавшей ответ­ственное министерство, чтобы удовлетвориться гораздо меньшим, ни попытки сторонников самодержавия спасти его методами XVIII в. не могли остановить дальнейшее сползание власти впра­во. Демонстрируя пренебрежение общественным мнением, Нико­лай II с 1 января 1917 г. ввел в Государственный совет сразу 16 крайне правых и назначил председателем его И. Г. Щегловитова. Новым премьером стал Н. Д. Голицын, помощник Александры Федоровны по комитету помощи военнопленным.¹⁰⁴ Самоизоли­ровавшись от страны, Николай II, Александра Федоровна и их окружение упорно видели врага в Думе и считали, «что в низших слоях... совершенно патриархальный взгляд на дело».¹⁰⁵

¹⁰⁰ Кризис самодержавия в России. С. 623—624.

¹⁰¹ Государственная Дума: Четвертый созыв. Сессия V. Стб. 1172, 1173, 1178.

¹⁰² А. Н. Нарышкина— Ю. А. Икскюль фон Гильденбандту. 23 декабря 1916 г. (ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1067. Л. 1755).

¹⁰³ П. Н. Игнатьев—А. В. Кривошеину. 1 января 1917 г. (РГИА. Ф. 1571. Оп. 1. П. 274. Л. 31).

¹⁰^ Кризис самодержавия в России. С. 627—628. ¹⁰⁵ Падение царского режима. Т. 3. С. 93.

В этом заблуждении их укрепляли и лидеры черной сотни н местах. У себя в провинции они несколько лучше представлял себе действительность. Киевский черносотенный депутат

"

М. В. Митроцкий в частном письме предрекал «внутренние беспо рядки».¹⁰⁶ К. Н. Пасхалов писал о приближении момента, «когда Верховной власти не на кого будет больше опереться, как на гру_п_ пы русских людей».¹⁰⁷ Н. Н. Тиханович-Савицкий, явно чуя опас­ность, спрашивал Маклакова, готов ли тот будет взяться за усми­рение «мятежа посильнее 1905 г. и с участием войск».¹⁰⁸ Но, во-первых, лидеры черной сотни и сами были все же далеки от реальности, постоянно заявляя о миллионах своих сторонников Во-вторых, они действовали в союзе с петроградскими сановника­ми. Общим местом записок, выражающих якобы голос народа, бы­ли роспуск Думы, укрощение оппозиционной прессы, призыв опереться на лояльные самодержавию элементы. Расхождения в записках зависели от того, кем они инспирировались, — Протопо­повым, Щегловитовым или Маклаковым. Наиболее далеко захо­дил в своих призывах Тиханович-Савицкий. С его точки зрения, спасение монархии заключалось в «изменении предательски со­ставленных Основных законов». Поддерживаемый Маклаковым, Тиханович с этой идеей пробился в январе 1917 г. к Александре Федоровне, получил ее полное одобрение и обещание аудиенции у царя.¹⁰⁹ В ходе разговора Александра Федоровна обронила лю­бопытное признание: она уже высказывала такое пожелание се­натору Ф. Ф. Гредингеру, но тот не хотел браться за дело в уве­ренности, что все равно через два месяца премьером будет Ми­люков.¹¹⁰ Не исключено, что именно результатом встречи Тихановича-Савицкого с императрицей было поручение Нико­лая II Н. Маклакову 9 февраля составить проект манифеста о рос­пуске Думы.¹¹¹ Дабы придать действиям правых больше веса, Ти­ханович предлагал собрать в феврале съезд монархистов и поза­ботиться, «чтобы Телеграфное агентство сделало бы из съезда... событие».¹¹² Митроцкий мечтал о съезде православных братств и тоже призывал своих союзников «спешить и шуметь».¹¹³

Формулируя свои предложения как программы спасения режи­ма, черносотенные лидеры преследовали и групповые интересы. В

¹⁰⁶ М. В. Митроцкий—Г. Прозорову. 13 декабря 1916 г. (ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1066. Л. 1659).

¹⁰⁷ К. Н. Пасхалов— Н. А. Маклакову. 2 октября 1916 г. Правые в 1915 г.— феврале 1917: По перлюстрированным Департаментом полиции письмам / Публи­кация Ю. И. Кирьянова // Минувшее: Исторический альманах. М.; СПб., 1993. 14. С. 199.

¹⁰⁸ Н. Н. Тиханович-Савицкий—Н. А. Маклакову. 31 января 1917 г. (Там же. С. 220).

1<и> Там же. С. 218—219.

¹¹⁰ Н. Н. Тиханович-Савицкий—Г. Г. Замысловскому. 18 января 1917 г. (Там же. С. 216).

¹¹¹ Падение царского режима. Т. 5. С. 208.

¹¹² Н. Н. Тиханович-Савицкий— Н. Е. Маркову. 8 февраля 1917 г. // Пра­вые в 1915—феврале 1917... С. 221.

¹¹³ М. В. Митроцкий—П. Я. Армашевскому. 14 января 1917 г. (ГАРФ-Ф. 102. Оп. 265).

числе предложений, переданных Митроцким царю через Щегло-_витова и оцененных царем как «записка, достойная внимания»,¹¹⁴ была рекомендация поддержать в противовес «кадетско-еврейским» «русские народные газеты». За этим стояло прозаическое стремле-_ние получить субсидию на обанкротившуюся газету «Киев», причем единомышленники Митроцкого, не стесняясь, называли вопрос о субсидии «наиболее теперь для нас, киевлян, интерес-ным».¹¹⁵ К). А. Икскюль фон Гильденбандт отмечал, что создан­ное новыми назначениями «зубровое большинство» в Государ­ственном совете озабочено на деле «только своими временными и преимущественно денежными пользами».¹¹⁶

Сутолока разноречивых действий власти и оппозиции прикры­вала их неспособность решиться на что-то определенное.

Страх, как бы царь не уступил давлению общества, толкал пра­вых к поискам выхода из войны. Устанавливая контакты с Герма­нией за его спиной, они пытались убедить и Николая II, что про­должение войны становится опасным для режима, но тот делал ставку на успех запланированного на весну наступления. Обещая Александре Федоровне разогнать Думу, он тянул в ожидании по­бед на фронте. Александра Федоровна металась между надеждами на черносотенцев и боязнью, не выйдет ли «больше вреда», если те «возьмут дело в свои руки».¹¹⁷ Протопопов с января 1917 г. на­чал усиливать полицию в Петрограде. Разрабатывался план со­вместных действий полиции и войск на случай «беспорядков, пе­реходящих в бунт».¹¹⁸ Была арестована рабочая группа при Цен­тральном ВПК —легальный штаб оборонцев. При этом Протопопов считал, что наносит удар главному врагу, инспиратору рабочих выступлений — Думе. А назначенный в премьеры «боевого каби­нета» Голицын в надежде умиротворить Думу продолжал доби­ваться отставки Протопопова.

Такой же разнобой царил и в другом лагере. Правое крыло про­грессивного блока все еще пыталось уговорить Николая II. Счи­тая, что Думу все же разгонят, Родзянко передавал эстафету уговаривания объединенному дворянству. В аргументах царской семьи зазвучала новая, очень симптоматичная нота: в согласован­ной с вел. кн. Михаилом записке Клопова старый корреспондент царя призывал его не надеяться на армию. Она, писал Клопов, «в критический момент пойдет со страной, а не с нынешним прави­тельством».¹¹⁹ Изверившись в келейном воздействии на Нико­лая II, прогрессисты из группы Рябушинского делали ставку на внедумское давление — съезд промышленников, рабочие демон-

¹¹⁴ КА. 1926. № 5. С. 207.

¹¹⁵ Н. Тальберг— М. А. Стельмашко. 19 января 1917 г. (ГАРФ. Ф. 102.

Оп. 265. Д. 1069. Л. 127).

¹¹⁶ Ю. А. Икскюль фон Гильденбандт— А. Н. Нарышкиной. 20 февраля

1917 г. (Там же. Д. 1070. Л. 93).

¹¹⁷ Переписка Николая и Александры Романовых. Т. 5. С. 190.

¹¹⁸ А. П. Балк—А. Д. Протопопову. 10 ноября 1916 г. (РГИА. Ф. 1276.

Оп. П. Д. 167. Л. 307).

¹¹⁹ Записка А. А. Клопова 29 января 1917 г. (Там же. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 15.

Л. 10).

страции, если только те пойдут под лозунгами либералов. То * неверие в возможность договориться с Николаем II двигало Гуц⁶ ковым, мечтавшим захватить царский поезд и вынудить царя о_т~ речься от престола. Планы Рябушинского и Гучкова (остававщн" еся больше словами, чем делами) повергали в ужас кадетское руководство, которое боялось неуместной активности своих союз­ников. С поразительной для опытного политика наивностью Ми­люков верил, что власть пойдет на выборы в V Думу летом 1917 г и вот тут-то оппозиция одержит победу.¹²⁰ Но до лета надо было сохранить прогрессивный блок. Между тем очередной министр земледелия А. А. Риттих при возобновлении заседаний Думы 14 февраля вбил в блок клин, разваливший его на глазах.

⇐ Предыдущая10111213141516171819Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: