 |
В «Журнале» средней школы Клэйтона публикуются все письма. Тайна имени и адреса электронной почты корреспондента гарантируется.
|
|
|
|
Дорогая Энни!
Хотя на прошлой неделе мне исполнилось шестнадцать лет, мои родители не разрешают мне куда‑то пойти с мальчиками, даже в большой компании. Недавно один мальчик пригласил меня пойти в кино с ним и его родителями, но мои родители все равно сказали «нет».
Теперь мои подруги не хотят проводить со мной время, поскольку они знают, что мне не позволяют встречаться с мальчиками. Я умираю от одиночества. Что мне делать?
Изолированная в Индиане
Дорогая Изолированная!
Скажи своим родителям, что ты их любишь и понимаешь, их заботу, но что они зашли слишком далеко. Отстраняя тебя от нормальной общественной жизни, они не позволяют тебе учиться самой принимать решения и строить здоровые отношения. И это окажет негативное влияние не только на твою способность в будущем найти себе супруга, но и на твою карьеру и вообще жизнь в целом. Если родители все‑таки отказываются выслушать тебя, попроси своего пастора или учителя, которому ты доверяешь, или какого‑то взрослого друга вступиться за тебя. Удачи, и помни, что пока существует Энни, ты не одинока.
Энни
Тринадцатая глава
Я думала, что продет много дне, прежде чем я смогу, припомнив случившееся в хоре, посмеяться над этим. Может, даже несколько недель. То есть, я хочу сказать, что это все было весьма неприятно. Я открыто не повиновалась учителю, устроила забастовку перед целой группой людей, которые зависели от меня, и, вероятно, совсем испортила отношения со своей лучшей подругой.
Но оказалось, что хватило всего лишь трех часов, чтобы я осознала юмористическую сторону всей ситуации. Потому что именно столько времени понадобилось штату сотрудников «Журнала», чтобы я по‑другому посмотрела на это происшествие. То есть увидела его со смешной стороны.
|
|
|
А вот что сказал Скотт Беннетт:
– Неужели ты и правда его выбросила? – В этот момент я дошла до той части, где выбрасываю платье в урну.
– Да, я действительно выбросила, – ответила я. Должна признать, что реакция сотрудников
«Журнала» на всю эту историю придала мне уверенности в себе и в правильности моего решения. Я провела оставшиеся уроки в ожидании вызова от Джеммы‑Джем, которая, несомненно, должна позвонить моим родителям, а может, и выгнать меня с уроков.
Но никто меня не вызывал. И никто не пришел от доктора Люиса. И даже от мисс Келлог. Мистер Холл, по‑видимому, не доложил обо мне.
Или, скорее, он‑то доложил, но никому из администрации не было до этого дела. Потому что, в конце концов, это была – я. И что за неприятности могли случиться с ДЖЕН ГРИИНЛИ, которая бродила по холлу, вместо того чтобы прилипнуть к своей ступеньке, как хорошая девочка?
Скотт, Джери, Куанг и все остальные в «Журнале» заставили меня отнестись к этому спокойнее. Они, на самом деле, ничего не знали о «Трубадурах». Кроме того, что Куанг должен был присоединиться к хору в автобусе, чтобы сделать материал для газеты. С тех пор как спортивная команда клэйтонской средней стала проигрывать в соревнованиях, люди начали делать ставку на «Трубадуров».
– Так с кем же мне теперь сидеть? – тяжело вздохнув, спросил меня Куанг, поскольку в автобусе кроме меня ему не с кем было и поболтать.
– Там есть Трина, – напомнила я ему. – И Стив.
– Артисты, – с отвращением произнес Куанг.
– Не могу поверить, что ты просто его выбросила, – сказал Скотт, все еще думая о моем платье. У него никак не укладывалось в голове, что я могла выбросить свое платье.
А я считаю, что в этом было какое‑то предзнаменование. Будто это было своего рода плато
|
|
|
Но вот какая штука. Я заплатила за платье свои собственные деньги. Заработок приходящей няни. Деньги, которые я могла бы потратить на… не знаю. Но на что‑то, что мне действительно нравится.
– А что, по‑твоему, я должна была с ним делать? – Я покачала головой. – Я же не собиралась его носить,
– Эй, Скотт, – сказала Джери. При их новых, неромантических отношениях они все время друг друга поддразнивали. Я толком не знала, хороший это признак или плохой. Но я чувствовала облегчение, видя, что они больше не связаны друг с другом. Как оказалось позже, Джери пребывала в отличном настроении. – Ты думаешь, что есть много мест, куда девушка может надеть красное платье с блестящей застежкой до низу?
– Ага, – сказал Куанг. – Ты думаешь, она надела бы его на «Весенние танцы»?
Тут все громко расхохотались.
Затем Джери предложила сходить в дамскую комнату, выловить платье из мусорной урны и устроить церемонию его сожжения или похорон. У Скотта возникла идея получше: «Нам нужно посыпать его порошком из химической лаборатории, и поскольку ткань платья не натуральная, посмотреть, не взорвется ли оно».
Мне не очень‑то хотелось проходить рядом с комнатой хора сразу после того, что произошло, – я не желала столкнуться с мистером Холлом или с Три‑ной, или с кем‑нибудь еще. Поэтому я решила воспользоваться чьей‑нибудь помощью. В дамскую комнату пошла Джери с двумя девочками – новичками. Но оттуда они вышли с пустыми руками. Уборщица уже выбросила мусор из урны.
За этим последовало множество шуточек по поводу того, что если уборщица, нашедшая платье, решит оставить его себе, то каково же будет веселье, когда все увидят, что она надела его. Да еще под рабочий комбинезон.
Все ужасно смеялись, и я в том числе.
Вот почему, когда наше собрание закончилось, я не услышала, как Скотт произнес мое имя. Потому что я все еще смеялась.
– Я могу подвести тебя домой, Джен, если хочешь, – сказал Скотт.
Мне было странно, что он сказал это как бы между прочим, поэтому сначала я не осознала всей чудовищности ситуации. Знаете, он говорит эти слова каждый день. А я – помня, что Трина со мной не разговаривает и я не могу рассчитывать на то, что меня подвезет Стив, поскольку они разошлись, – ответила:
|
|
|
– О, здорово, спасибо.
Я собрала свои вещи и последовала за Скоттом через длинный, пустой вестибюль к стоянке ученических машин. Мы всю дорогу болтали. Скотт сказал, что он слышал, будто Эврил Лавинь не каталась на скейтборде, чтобы не рисковать жизнью, и разве это не жульничество, а я защищала ее, говоря, что она никогда не была профессиональным скейтбордистом и что она просто общалась со скейтбордистами.
Это, естественно, привело к спору о значимости скейтбординга, и мы начали решать вопрос о том, стоит ли, если бы мы воссоздавали цивилизацию, как в «Молоте Люцифера», вводить скейтбординг в наше новое, утопическое общество. (Скотт: «Совершенно лишнее. Мастерство владения скейтбордом абсолютно бесполезно». Я: «Может быть, стоит ввести. Потому что скейтбордисты часто воспринимают свое умение как совершенно естественное».)
Мне было так… ЛЕГКО. Легко идти по вестибюлю и разговаривать со Скоттом. Будто мы делали это всю нашу жизнь.
Мы вышли из школы. Стоял прекрасный весенний день. Небо было похоже на большую, голубую, перевернутую салатницу. Не верилось, что где‑то там крутятся планеты и звезды… В старые времена люди думали, что небо над Землей – это огромный дуршлаг, а звезды – это свет из рая, который проникает сквозь дырочки дуршлага, защищающего Землю. Люди всегда боялись, что небо расколется, и свет рая обрушится на Землю и погубит ее…
Я напомнила Скотту об этом, когда мы подошли к его машине, и он открыл мне дверцу. И тут меня будто ударило – передо мной было пустое пассажирское место, переднее сиденье. С нами не было Джери Линн. Джери Линн не было с нами, потому что Скотт и Джери Линн расстались. В машине были только я и Скотт.
Мы со Скоттом впервые в жизни оказались наедине,
Не знаю, почему у меня возникло такое… странное чувство, когда я это осознала. Мы ведь постоянно болтали со Скоттом – и за ланчем, и на собраниях в «Журнале». Но тогда вокруг были люди. Может, они и не участвовали в наших беседах, но они были РЯДОМ.
Быть наедине с ним, вот так…
|
|
|
Ну, это было просто СТРАННО. Например, это переднее сиденье, Я прежде никогда не сидела в машине Скотта на переднем сиденье. Никогда. Я всегда была сзади, позади Джери Линн, и видела только светлые волосы Джери.
Но, сидя на переднем сиденье, я могу увидеть очень многое. Например, СД‑коллекцию Скотта, в которой так много исполнителей, которые есть и в моей коллекции… Мисс Динамит и Бри Шарп, и Мусор, и Драгоценности.
И кубик, висящий на зеркальце. И руки Скотта на рычаге переключения передач, в одном дюйме от моего бедра. Большие, сильные руки Скотта, которые подняли меня, высоко‑высоко, над тем дурацким бревном…
Я думаю, со мной все было в порядке, и я должна была справиться с этой странностью – я наедине со Скоттом на переднем сиденье его автомобиля – пока меня не затопило воспоминание о том, как Трина множество раз говорила мне, что я должна куда‑то пригласить Скотта. ВЫ ИДЕАЛЬНО ПОДХОДИТЕ ДРУГ ДРУГУ, – все повторял и повторял голос Трины у меня в голове. – ПОЧЕМУ ТЫ ЕГО НЕ ПРИГЛАСИШЬ?
ЗАТКНИСЬ, ТРИНА, отвечала я ей. Но, вы же понимаете, отвечала у себя в голове. ЗАТКНИСЬ!
Поразительно, как моя бывшая лучшая подруга могла испортить такую невинную вещь, как езда в автомобиле… даже не присутствуя при этом.
Не знаю, заметил ли Скотт, что я внезапно замолчала. Вряд ли он мог этого не заметить, ведь обычно мы разговаривали со скоростью миля в минуту.
Но, клянусь, услышав голос Трины у себя в голове, я уже больше ни о чем не могла думать.
Кроме, быть может, сердечек в книжечке Джери Линн. Это, по некой причине, я не могла выкинуть из своей головы.
Скотт, казалось, не обращал внимания на мою неожиданную немоту. В сущности, он этим воспользовался, спросив, как только мы свернули на мою улицу:
– Джен, можно задать тебе вопрос?
Что могло быть обыденнее? Он хотел задать мне вопрос. И все. Просто вопрос.
Так почему у меня в груди заколотилось сердце? Почему у меня вспотели руки? Почему мне стало трудно дышать?
– Давай, – хрипло ответила я.
Только я никогда не узнаю, что хотел спросить Скотт, потому что, когда мы подъехали к моему дому…
…восемь или семь репортеров бросились к машине и расстреляли меня вопросами,
– Джен, Джен! – кричал один из них. – Какого цвета платье вы наденете на праздник? Только намекните!
– Мисс Гриинли, – кричал другой, – у вас волосы будут подняты? Или распущены? Подростки хотят это знать!
– Джен, – вопил третий, – вы поедете с Люком в Торонто, где он будет сниматься?
– Господи, – сказал Скотт. – Они все еще охотятся на тебя?
– Еще как, – ответила я. И глубоко вздохнула, стараясь унять все еще сильно бьющееся сердце. – Что ты хотел у меня спросить, Скотт?
|
|
|
– О, – ответил Скотт. – Ничего. – Он улыбнулся, делая вид, что подносит к моему лицу микрофон. – Мисс Гриинли, каково чувствовать, что вам завидуют миллионы девушек по всей стране?
– Без комментариев, – сказала я, улыбнувшись в ответ. Шутка. Он просто шутит со мной. Так что, все в порядке…
…как бы то ни было.
Затем я выпрыгнула из машины прямо в объятия репортеров.
– Увидимся завтра! – крикнула я Скотту.
– Увидимся, – ответил Скотт.
Но даже тогда – хотя мы уже попрощались и вокруг нас были люди – все равно все было очень странно. Потому что я заметила, что Скотт ждет, пока я пройду мимо репортеров – «Дженни, Дженни, каково вам понимать, что вы идете на весенний бал с Самой Сексуальной Новой Звездой, которую выбрал народ?» – и пока я открою дверь, и только тогда он двинулся прочь. Он хотел убедиться, что со мной все в порядке, хотя, понимаете, был еще ясный день.
Что все это значит? Серьезно, что?
И мне пришла в голову мысль, что теперь, когда Скотт и Джери расстались, я могла бы послать Трине письмо. Знаете, я бы написала: О ГОСПОДИ, ТОЛЬКО ЧТО, КОГДА СКОТТ ВЫСАДИЛ МЕНЯ. ОН НЕ УЕЗЖАЛ, ОН ЖДАЛ, ХОТЕЛ УБЕДИТЬСЯ, ЧТО СО МНОЙ ВСЕ В ПОРЯДКЕ. КАК ТЫ ДУМА‑ЕШЬ, ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ?
Только я не могла написать этого Трине. Потому что мы все еще не разговаривали.
И еще потому, что это было слишком странно. Потому что я в этом смысле не думала о Скотте.
А может, думала?
Могла бы подумать?
Только, на самом деле, у меня не оказалось времени на такие раздумья. Потому что как только я переступила через порог, зазвонил телефон.
Сначала я была почти уверена, что это она. Я имею в виду – Трина. Трина звонит, чтобы сказать, как она сожалеет о том, что случилось сегодня на хоре и просит меня ее простить.
Но это была вовсе не Трина, Оказалось, что это Карен Сью Уолтерс.
Я даже предположить не могла, что ей нужно – раньше она никогда не звонила мне домой.
Выяснилось, что Карен Уолтерс хотела узнать, все ли со мной в порядке. Она отпустила несколько шуточек по поводу характера мистера Холла и сказала:
– Мы – люди театра. Тут уж ничем не изменишь. – Затем она добавила, что надеется увидеть меня завтра на репетиции.
– Вряд ли, – медленно сказала я, удивляясь этому разговору. Хочу сказать, что в этом тоже есть нечто странное – чтобы Карен Сью интересовалась, в порядке ли я, час спустя после происшествия. Что‑то я не заметила, чтобы ее это очень интересовало, когда все происходило.
– Не думаю, что я гожусь для хора вообще, – ответила я ей. – Ты сама сказала… – люди театра. А я просто не той породы.
Голос Карен Сью тут же изменился. Она спросила меня, понимаю ли я, как всех подвожу. Не только ее и хор, но и всю школу. Вся школа рассчитывает на то, что «Трубадуры» победят на «Бишоп Люерсе».
И тогда я сообразила, зачем на самом деле звонила Карен Сью. Не потому, что она заботилась о моем состоянии. Она же не побежала за мной, когда я вышла из комнаты хора.
Все дело в том, что они не нашли никого, кто мог бы бросить шляпу Трине.
Вот я и сказала Карен Сью, что единственный способ увидеть меня на завтрашней репетиции – это заставить кого‑то втащить мой холодный, безжизненный труп на ступеньки и оставить его там.
И я повесила трубку, чтобы мне не захотелось извиниться за свои слова.
Карен Сью была не единственной из «Трубадуров», кто звонил мне в этот вечер. Я услышала целый букет наших сопрано. Разумеется, кроме Трины. Кроме того человека, который должен был мне позвонить, по чьей вине все и произошло. Но звонили другие.
И всем я говорила то же самое, что и Карен Сью:
– Нет, в хор я не вернусь.
Когда телефон зазвонил в одиннадцать часов ночи, мой папа, который как и мама, не знал, что произошло… и я предпочла, чтобы они так и оставались в неведении, – папа рявкнул:
– А мне еще раньше не нравилось, когда вы с Триной разговаривали…
Но когда я подняла трубку, оказалось, что это не «Трубадур», который умоляет меня вернуться. Это был Люк Страйкер.
– Джен, – сказал он. – Привет. Надеюсь, не разбудил. Здесь в Л.А. всего девять часов. Я забыл о разнице во времени. Родители злятся?
Они, конечно, злились, но не на Люка. Я заверила его, что все в порядке. А потом поинтересовалась, из‑за чего он звонит. Может, он, спросила я себя, позвонил, чтобы отменить свое приглашение на «Весенние танцы»?
Знаю, что это выглядит безумием. Знаю, что любую девушку Америки такой звонок должен был бы напугать. Знаете, Люк Страйкер отменил свидание.
А я? Я пыталась не обращать внимания на мой участившийся пульс. Потому что, если Люк отменил наше свидание, то я – свободна… свободна и могу пойти на вечеринку Куанга.
Я не спрашивала себя, почему у меня возникли такие мысли. Я не спрашивала себя, с кем я хотела бы пойти на эту вечеринку,
И я не спрашивала себя, а возможно ли, что это имеет отношение к вопросу, который некая персона хотела задать мне сегодня вечером…
О, ПОЖАЛУЙСТА, ОТМЕНИ СВИДАНИЕ НА ВЕСЕННИХ… ТАНЦАХ. ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА, ОТМЕНИ. ДАВАЙ, ЛЮК, ОТМЕНИ СВИДАНИЕ НА ВЕСЕННИХ ТАНЦАХ…
Но Люк звонил мне вовсе не из‑за этого. Совсем даже не из‑за этого.
– Я узнал, что произошло сегодня на хоре, – сказал он.
Я чуть не уронила телефон.
– Ты узнал? Как это ТЫ узнал? Кто тебе рассказал? Мисс Келлог? Господи, она же не знает. Или знает?
– Это не мисс Келлог, – с запинкой ответил Люк. – Давай скажем так: у меня есть свои источники.
Источники? Что за источники? О чем это он?
– О боже! – Я похолодела от страха. – Это было в новостях? О том, как я ушла с хора? Кто об этом рассказал? И что со мной будет, когда об этом узнают родители?
– Успокойся, – сказал Люк и расхохотался. – В новостях этого не было. Надеюсь, и не должно быть. Хотелось бы мне быть там, чтобы увидеть полет шляпы в тубу…
– И ничего смешного, – сказала я, хотя несколько часов назад хохотала над этим до колик. – Ну, сам факт, конечно, смешной. Но все на меня злятся. Люк, никогда раньше не бывало, чтобы столько людей злилось на меня.
– И хорошо, – сказал Люк. – Значит, это работает.
– Что работает?
– То, о чем мы с тобой говорили. Ты, Джен, не сможешь провести все эти перемены, не потеряв нескольких перышек.
– Ох, – сказала я. – Ну, я не могла бы назвать мой уход из хора существенной переменой.
– Но это так, – сказал Люк. – Может, это менее значительно, чем то, что ты сделала для Кэйры, но…
– Погоди, – сказала я. – Как ТЫ узнал о том, что произошло с Кэйрой?
– Я же тебе сказал, – смеясь, ответил Люк. – У меня есть свои источники.
Интересно, с кем это Люк мог разговаривать? Ведь он, уехав из Клэйтона, вернулся в свой дом на Голливудских Холмах, где, как говорили, он уединился и все еще отказывается разговаривать с прессой об уходе Анжелики и о своем последовавшим за тем решением – один репортер назвал это «фиглярством» – решением изучить всю подноготную учебы в средней школе в маленьком городке Среднего Запада. Все, казалось, желают знать, что происходит с Люком Страйкером и в чем суть его «чудаческого» поведения.
Но, на самом деле, я не думала, что Люк ищет одиночества и его идея изучить среднею школу – чудачество. Он же не залезает на деревья и не называет себя Питером Пэном, как делают НЕКОТОРЫЕ знаменитости.
– Слушай, Джен( – сказал Люк мягким, глубоким голосом, который сделал таким убедительным его Ланселота. И сразу было понятно, почему Джиневра ушла к нему от другого парня, который играл Короля Артура. – Я просто хотел позвонить тебе и сказать, как я тобой горжусь. Ты была великолепна. А как идут дела на фронте Бетти Энн?
Бетти Энн! О боже! Я совершенно забыла о Бетти Энн.
– Я над этим работаю, – соврала я.
– Прекрасно, – сказал Люк. – Значит, увидимся в субботу, хорошо? И, Джен…
– Да?
– Я знал, что ты сможешь это сделать.
Я поблагодарила его и повесила трубку. Но я не могла полностью разделить его восторг. Что именно я сделала? Я ушла из хора как раз перед большим, решающим выступлением. Завтра мне придется пропустить четвертый урок, то есть хор, и меня могут поймать и, впоследствии, не допустить к занятиям.
А теперь я собираюсь выступить против самого популярного в школе парня, чтобы вернуть на место куколку своей любимой учительницы.
О да, дела идут великолепно.
Спросите Энни
Задайте Энни самый сложный вопрос, который касается сугубо личных отношений. Вперед, дерзайте!
|
|
|
