13. Модернизм и постмодернизм

Постмодернизм — весьма противоречивое идейное образование, представители которого призывают переосмыслить все традиционные ценности, которые в XX веке якобы показали всю свою несостоятельность (гуманизм, рационализм, прогресс т. д. ), приведя к глубокому кризису, упадку и духа и практической общественной жизни.

Постмодернизм возник в начале XX века в сфере искусства (дадаизм, сюрреализм, акмеизм, футуризм и т. п. ), но в конце 80-х годов приобрел статус философской концепции. К представителям постмодернизма как философской концепции относятся такие видные французские философы, как Жиль Делёз, Жак Деррида, Жан Франсуа Лиотар, Мишель Фуко, Жан Бодрийяр, Ролан Барт, Цветан Тодоров, Юлия Кристева и другие.

Постмодернисты, несмотря на то, что между ними есть, конечно, различия, решительно отрицают универсалистское видение мира, глобальный линейный прогресс, абсолютные, последние истины, рациональное планирование жизни, позитивизм и конформизм модерна.

Они апеллируют к гетерогенности и различиям, к фрагментарности и неопределенности; им присущ интерес к малому, уважение к Другому.

Они призывают к децентрации культурных ценностей. Отрицают Центр как символ власти. Защищают идею плюрализма и равноправия культур. Их символ —- ризома, выступающая как противоположность всему упорядоченному и синхронному, имеющему начало и конец; то есть ее образ — нечто хаотичное и множественное. (Пример ризомы в природе -— ползучий сорняк).

В литературе (Р. Барт) постмодернисты отказываются от биполярности автора и героя, субъекта и объекта. Авторы — сами теоретики своего творче­ства; вместе с тем, когда текст создан, автор перестает быть его глав­ным и лучшим интерпретатором. Таковым вполне может быть читатель. По мнению постмодернистов, в тексте вообще стираются все границы между от­раслями гуманитарного знания: философией, историей и литературой, эсте­тикой и критикой.

Постмодернисты отвергают левоцентризм, рационализм, объективные законы. Они обвиняют Гегеля в том, что он абсолютизировал Логику; у Гегеля разум все подчиняет себе, он — насилие. Рационализм, прогресс и т. п. привели к Освенциму. От Гегеля (и Декарта) идет абсолютизация субъективности Я, превращение человека в Бога.

Не логический рационализм, а творческая интуиция, вот чему должно отдать приоритет, считают постмодернисты. Этика выше природы, утверждают они. С точки зрения природы выживает сильнейший. С точки зрения этики «Я» должен подчинить свое существование Другому. Моя Свобода вторична перед ответственностью перед Другим. Я отвечаю даже за ответственность других (Левинас). Общение, беседа людей лучше их единства как слияния.

Постмодернисты провозглашают конец эпохи универсальных интерпретаций истории (метанарраций). Не единство, а различие, даже расхождение — вот основной признак бытия. Все универсальные религии, государства, империи — это угроза террора, поэтому они должны быть отвергнуты. Метанаррациям они противопоставляют «языковые игры», в основе которых лежат прагматические интересы людей в той или иной конкретной ситуации. (Лиотар, Деррида).       

Идеология, с постмодернистской точки зрения, — это, безусловно, манипуляция сознанием. Это -— вторичный язык. Идеология извлекает из сферы бессознательного архетипы, связанные прежде всего с национальной символикой и использует их в целях идеологической и психологической «обработки» граждан. В любом случае письменный текст лучше, чем речь, которая тяготеет к господству, утверждает в частности, Р. Барт. Письменный текст исключает логоцентризм, поскольку любой отрывок письма может иметь несколько смыслов, во всяком случае, не терпит однозначного толкования. Логоцентризм, вера в разум перечеркивает прошлое, noдчиняет будущее. Мир нельзя расколдовывать (Ж. Бодрийяр).

Что касается общественных проблем, то постмодернисты остро критикуют современное капиталистическое обществ «сверхпотребления». Оно создало новые способы господства; репрессии дополнило и компенсировало всякого рода приманками, власть связало с рекламой, а нормы поведения с созданием всё новых и ненужных, искусственных потребностей. Для капитала важно «сменить скатерть, ничего не меняя в организации стола», – подчеркивает Ж. Бодрийяр.

Общий вывод постмодернизма: все европейское мировоззрение, вся европейская философия должны быть подвергнуты бескомпромиссной деконструкции, критике, что означает утверждение множественности, расхождения, структуры без центра, становления без истории, индивидуализации без субъекта. Никакой самотождественности, системности, тотализации, унификации.

Никакой универсальной истории. Прерывность. Необходимо отыскивать «кратные очередности», каждая из которых обладаег своим типом истории. Необходимо разрушать теологию разума господство и власть; причем, сначала на «периферии»: в школах больницах, тюрьмах, мастерских. Формы дисциплинарной власти в этих институтах по сути предшествуют власти, опирающейся на право и закон, подчеркивает, например, М. Фуко. Он считает, что конфликты в обществе, дискуссии, выступления «несогласных» — это «нормально», это признак свободы, это прогресс. Субьективность всегда развивается в общении с Другим,

В этой связи М. Фуко отвергает трактовку «безумия» как феномен психического расстройства. Невозможно концептуализировать здравый рассудок, одновременно не концептуализировав безумие. Вслед за 3. Фрейдом М. Фуко заявляет, что в каждой норме есть немного безумия и немного здравомыслия в каждом неврозе. Как очевидно, в суждениях постмодернистов, безусловно, есть момент истины.

Действительно, нужно отказаться от догматизма, от мышления по принципу «или-или». Конечно, плюрализм необходим, но надо учитывать, что он питает релятивизм, и, в конечном счете, может привести к эклектике. Разочарование в науке тоже можно понять, поскольку ее достижениями можно злоупотреблять в антигуманных целях, но отказ от неё, тем более приводит к антигуманизму и мракобесию.

Бесспорно, убежденность в том, что неживую и живую природу можно исчислить, предсказать и объяснить в духе каузальной законосообразности — это чрезмерная убежденность. Тем не менее, рациональность позволяет охватить природу, общество и человека как целостность. Рациональность — это строгая обоснованность правил деятельности, это необходимый расчет для определения адекватных целей, для адаптированности к обстоятельствам. Рациональное мышление — это путь познания, ведущий нас к объективной истине.

Панлогизм, конечно, превращает живого, конкретного человека в некую абстракцию; однако против этого философы выступали еще во времена Гегеля, призывая к антропологическому повороту, то есть повороту к реально живущему, страдающему человеку. Правда, многие из них так и не сумели преодолеть абстрактность в толковании человека (младогегельянцы, да и Л. Фейербах также). К. Маркс в этой связи весьма остро критиковал Л. Фейербаха; у него человек не рожден женщиной, а вылупился из Бога монотеистических религий, подобно бабочке из куколки. Но все дело в том, что постмодернисты по сути все-таки принижают духовное, сознательное начало в человеке, унижают человека, когда утверждают, что «человек умер».

Постмодернисты правы, когда считают, что сегодня социальная жизнь в большой степени — это симулякр (Ж. Бодрийяр) — подделка, поддельный знак, заменяющий реальность. Но подобного рода процессы примитивизации, дегуманизации общественной жизни имеют свои причины. Их надо понять, а для этого надо изучать историю и жизнь общества, а также и историю общественных идей. А поняв процессы дегуманизации общественной жизни, можно и должно им противостоять.  

Постмодернисты третируют абсолютные, универсальны ценности человечества. Тем не менее, в истории человечества всё великое совершалось исключительно под знаменем абсолютных идей. Сама буржуазия сокрушила феодализм, апеллируя к великим универсальным ценностям свободы, равенства и братства Теперь, когда эти лозунги противоречат ее эгоистическим классовым интересам, теперь, когда их берут на вооружение противники буржуазного господства, буржуазия отрицает абсолютные ценности, объективную истину, разум как руководящий принцип для ищущей мысли, релятивизирует все, кроме своего господства, подменяет все абсолютные ценности категориями «удачи» или «неудачи». В этой связи очевидно, что отрицание постмодернистами универсальных ценностей объективно на руку реакционным кругам буржуазии.

Постмодернизм, конечно, противоречив, конечно, в нем можно обнаружить тягу к нигилизму и иррационализму. И все-таки нельзя утверждать, что он — абсолютная антитеза разума. Многие постмодернисты стремятся расширить способы освоения действительности за счет эмоционального переживания и вживания, за счет мифа, разных форм эзотерики, игровых техник и т. п.

Постмодернисты призывают восстановить единство человека и природы. «Человек умер» как субъект, господствующий над природой; он должен «возродиться» как эмпатический субъект, чье познание мира базируется на внутреннем опыте слияния субъективного и объективного.

Постмодернисты корректируют концепцию гуманизма. Постмодернистский человек — это не только homo sapiens, это и homo ludens, человек играющий, принимающий и серьезное, и легкое, реальное и воображаемое. И самое главное гуманность, считают постмодернисты, должно воспринимать как признание Другого близким себе, а не посторонним. В свете всех этих обстоятельств, я думаю, что постулаты постмодерна многими исследователями оцениваются слишком жестко. Это якобы никакой не протест против капиталистической действительности, а ее часть. Идеи постмодерна на руку буржуазной власти, которая с их помощью отвлекает людей от размышлений по поводу несправедливости буржуазного общества и т. д. и т. п. Конечно, в известной мере это так.

В свое время Д. Лукач, видный марксистский специалист по вопросам эстетики, сказал о всякого рода модных модернистских течениях в искусстве буржуазного общества так: «Это анонимное и широкое воздействие крайне эзотерических направлений, которым с помощью рекламы, художественных салонов и журналистского информационного террора удалось овладеть так называемым общественным мнением интеллигенции, отчетливо показывает решающий компонент их социального задания: обеспечение возбуждающей комфортности существования капиталистического общества наших дней».

Очевидно, эту оценку приложить к современному постмодернизму в известной мере можно.

Гейдар Джамаль, выступающий как «исламский марксист», называет постмодернизм последним уровнем обороны всемирного либерального клуба, вступившего в полосу кризиса. Кризис либералов обусловлен тем, что сегодня у них нет никакого реального мобилизационного проекта. И именно постмодерн декларирует крах их способа мышления. Сегодня на смену либералам, по сути деклассированной богеме, пришли деклассированные, но корпоративно организованные люмпены. (В России это особенно очевидно. ) Но поскольку бюрократы — люмпены, лишенные креатива, постольку они вынуждены использовать либералов, тем более, что медийный ресурс по профессионально-финансовым причинам остается в руках либералов.

Постмодернизм — кризис культуры, спровоцированный либерально-бюрократической властью, подчеркивает Г. Джамаль. Власть боится макропроектов (метанарративов), ибо они могут оформиться в идеологию протеста. Постмодернистский ж интеллектуал — это существо, чей позвоночник перебит. Он парализован и сидит в кресле-качалке.

И все же, я убежден, постмодернизм — это протест, протес против современных форм капиталистической социализации, которая отнимает у человека все его жизненное время посредством фальсификации его смысла; превращает жизнь, деятельность человека, все его творческие порывы в отчужденный от него капитал.

Я также не хочу приписывать постмодернизму безоговорочно иррациональный характер, проповедь непознаваемости мира, абсурдность бытия, разрушение всех связей человека с обществом. Все эти черты в постмодернизме можно обнаружить но, тем не менее, оценивать постмодернистов как агрессивных нигилистов, враждебных человеку, разуму и прогрессу я не могу и не хочу.

Повседневная жизнь людей, любовь, политика — не силлогистика. Логика праксиса не может следовать логике тождества, или непротиворечивости. Жизнь создана из противоречий. Поэтому всегда есть противоречие между данными исследования, собраными историком, и самим текстом (нарративом), им написанным.

Предложения нарратива связываются вместе посредством тропов. Троп — это языковая конструкция, базирующаяся на не расчленяемом единстве логики, диалектики и поэтики. Тропология близка теории Р. Якобсона, который считал, что невозможно установить какого-либо различия между поэтическим и непоэтическим языками [Доманска Э. Философия истории после постмодернизма. – М.: Канон, 2010. – С. 35–36].  

В трактовке истории важное значение имеет также риторика, продолжает Уайт. Риторика — это теория импровизационного искурса. Риторика -— это теория конституирования знания, а не того, как знание обнаруживается.

Примечательно: если Платон отвергал риторику, считал ее несвойственной, то софисты Горгий и Протагор, утверждая, что нет никакого единственно правильного способа говорения о мире, признавали риторику как теорию дискурса. Риторика показывает, что дискурс вырабатывается в конфликте между людьми; поэтому в решающей степени он зависит от того, кто обладает властью определять, правильна или неправильна та или иная конструкция инобытия.

История, следовательно, имеет два лица: научное и художественное, заявляет X. Уайт. Когда историк проводит исследование, то он смотрит в ее научное лицо, когда же пишет историю нарротив), то он вглядывается в художественное лицо истории. Но оба эти лица связаны друг с другом в духе платоновской метафоры о двойственной природе человека; разделение мужчины и женщины — эго наказание [Доманска Э. Философия истории после постмодернизма. – М.: Канон, 2010. – С. 39].  

История, — отмечает далее X. Уайт, — поскольку она связана с нарративом — это идеология. В сущности, когда историк идет в архив, он, как правило, уже идет с определенной идеей, формой того, как он будет записывать результат своих исследований. От выбора формы, как таковой историк уже идеологичен. (Именно поэтому Бродель (школа «Анналов») нарративный подход к истории отвергает: Я не люблю нарратив. Писать нарративы — это идеологическое заблуждение).

Бесспорно, заявляет X. Уайт, вопрос об истине в истории очень важен. Истина — это одна из конвенций, которая создает саму возможность историописания. История определяет свою природу в контрасте с поэзией (фикцией) и философией. Поэтому X. Уайт большое значение придает метафоре. Со времен Декарта метафора считалась ошибкой. Но чтобы выражать свои чувства люди нуждаются в метафоре. Ницше даже утверждал, ч то все, нас окружающее, по сути, является метафорой.

Метафора, бесспорно, может ввести в заблуждение, однако она же и приводит к истине, так как отношение между истиной и ошибкой не есть отношение «или-или». Большинство истинных утверждений о мире, о важных жизненных вещах сформулированы в границах диалектического отношения между истиной и заблуждением, между добром и злом. Это подтверждает и психоанализ, полагает X. Уайт; при всей его спорности, психоанализ учит одной важной вещи: большинство взаимоотношений людей пронизаны амбивалентностью: с одной стороны, любовь, с другой - ненависть. Психоанализ помогает перевообразить, перефантазировать историю, отказаться от всех тех абстрактно-универсалистских категорий, которые она унаследовала от XIX века [Доманска Э. Философия истории после постмодернизма. – М.: Канон, 2010. – С. 56].     

И хотя на идеи X. Уайта ссылаются многие постмодернисты, сам он, признавая, что его взгляды в известной мере совпадают со взглядами пост-модернистов, подчеркивает, что он — модернист, формалист и структуралист. Я — модернист, поскольку нахожусь в русле культурного эксперимента Джеймса Джойса, Вирджинии Вульф, Дж. Элиот, Эзры Паунда, а также О. Шпенглера и Т. Лессинга. Я ориентируюсь на идею возвышенного, извлеченную из романтизма. В России эквивалентом моим идеям является футуризм или символизм.

Однако, подобно постмодернистам, я считаю историю плодом воображения людей. История постигается через воображаемый образ, в основе которого лежит переживание истории прошлых событий. Именно поэтому для меня, так же, как и для постмодернистов, столь важна метафора. И именно поэтому, с моей точки зрения, важнейшей задачей является сегодня исследование сознания, методов производства культуры, одним из которых является плюралистический дискурс, дискурс в котором слышится множество голосов.

⇐ Предыдущая6789101112131415Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: