Фрагменты оккультной истины и книга «киу-те» 13 страница

Подводя итог вышесказанному, можно констати­ровать, что эзотерическое учение, поистине, имеет полное право называться «Связующей доктриной», поскольку подобно «Сутратману», или Пранатману, оно пронизывает и связывает воедино все древ­ние философские и религиозные системы, и более того – объясняет и примиряет их; ибо какими бы разными они ни казались внешне, у них единая ос­нова, масштаб, глубина, ширина и природа которой известны тем, кто стал – подобно «мудрецам востока» – адептами оккультных наук.

 

РАСПОЗНАВАНИЕ ДУХОВ И СОВРЕМЕННЫЕ ТЕОРИИ

«М. А. (Оксон)» [359]

«Вопрос о распознавании духов очень трудно увязать с некоторыми недавними теориями о природе духа и человеческой индивидуальности, претендующими также на крайне почтенный возраст. Теософы обвиняют нас в небрежном, неточном и фактически неоправданном употреблении слова " дух". Они говорят, что так назы­ваемые духи, участвующие в спиритических сеансах, вовсе не являются таковыми, в любом смысле этого неправильно используемого слова, а только оболочка­ми, reliquiae тех, кто раньше был индивидуумами, – с остатками памяти, оживляемыми время от времени с помощью вечного хранилища информации обо всем, что происходило, – астрального света. Эти " фрагмен­ты" бывших людей ни в коем разе не являются духами, а скорее призраками (полагаю, так бы назвали их наши друзья), прозрачными и распадающимися. Они лишь бледное отражение духа, – внутреннего принципа, ис­тинного я, – которое в них больше не находится, а вознеслось или, возможно, упало на подобающее ему место.

Поэтому, когда я говорю, к примеру, что дух моего друга Эпе Саржана общается со мной, то я выражаю свою мысль не совсем точно. Я должен сказать, – при условии, что вся эта история не является результатом моих галлюцинаций или розыгрышем талантливого тщеславного привидения, – что определенные внешние принципы, принадлежавшие некогда этому чело­веку и входившие в состав сложного существа, сообщи­ли мне некоторые факты с помощью осколков земных воспоминаний. Эти сведения, – сказали бы они, – мо­гут оказаться несущественными и даже недостоверны­ми. Теософы не считают подобные общения доказа­тельством тех потрясающих предположений, которые выдвигаются спиритуалистами; и заявляют, что при тщательном анализе подобные факты серьезнейшим образом подрывают доверие к широко распространен­ному поверью о возвращении духов. Они сказали бы мне, что через короткое время мой друг исчезнет из моей жизни, если только, к несчастью, не окажется, что он привязался к земле и посему превратился в крайне нежелательного собеседника. Он будет становиться все более расплывчатым, бледным и прозрач­ным; его интерес ко мне и моей жизни будет умень­шаться, память о земле и всех ее заботах ослабевать, пока он не умрет окончательно – то есть его внешняя часть, общавшаяся со мной, – и я напрасно буду ждать дальнейших контактов.

Это в лучшем случае. Но вероятнее всего, скажут они, мой друг никогда не приближался ко мне. Его зем­ные привязанности и воспоминания поблекли, и он, судя по его характеру, сейчас уже отдыхает перед следу­ющим воплощением. На это их предположение не в си­лах повлиять никакие доказательства, ибо на возраже­ния рядового ученого: " Я не знаю, в чем заключается подвох, но он есть в ваших аргументах", – теософ от­ветит: " Вы говорите вздор. Совершенно невероятно, чтобы ваши высказывания были правильными. В дей­ствительности очень маловероятно, чтобы чистый дух сообщался с землей таким способом; не он спускается сюда, а медиум поднимается до уровня его чистого жи­лища". Было бы невежливо говорить, что факты свиде­тельствуют не в пользу таких теорий, а гипотезы, всту­пающие в противоречие с фактами, рано или поздно окажутся несостоятельными. Без сомнения, так скоро и произойдет в области точного человеческого знания или не совсем достоверных теорий. Но здесь мы имеем дело с чем-то выходящим за пределы земной науки и пока не располагаем безошибочными критериями и ориентирами. Когда кто-то уверяет нас, что то-то и то-то невозможно, мы вправе спросить – почему? Или даже предположить, что в этих проблемах мы все оди­наково некомпетентны. Далее, мы имеем право приме­нить в своих исследованиях обычные научные методи­ки, а это вовсе не теоретизирование и последующий подбор фактов для подкрепления мыльных пузырей, которых мы напустили, а кропотливый сбор информа­ции, которую затем можно будет обобщить с большей долей уверенности. Еще рано ограничивать нас теория­ми или, по меньшей мере, некой теорией, в которую все должны верить. Во всяком случае, я не знаю ни од­ной теории, которая не вступала бы в открытое проти­воречие с некоторыми установленными данными или не была бы развенчана при апробировании, а по своей ясности и применимости могла бы соперничать с тео­рией спиритуалистов или даже спиритистов. Но, воз­можно, это объясняется тем, что мои факты согласу­ются с нашей теорией и не находят объяснения в рам­ках любой другой доктрины, которую я до сих пор встречал. Однако, я готов и хочу выслушать чужие до­воды.

Недавно у меня была возможность заново рассмот­реть вопрос идентификации духов и пополнить свою коллекцию фактов. История, о которой я собираюсь рассказать, безусловно, содержит много непонятного, и я не думаю, что она внесет ясность в сложную про­блему. Но она по-своему интересна, поучительна и заслуживает особого внимания. Я изменил все имена, чтобы не создавать неприятностей своим друзьям, ко­торых не имею права беспокоить. Во всем остальном повествование абсолютно правдиво.

Начну издалека. Примерно лет 10 назад я регулярно в течение нескольких лет получал большое количество сообщений, предположительно, от духов умерших лю­дей. Сначала я относился к этим духам – я вынужден применить этот термин, так как жизнь слишком корот­ка, чтобы тратить ее на перифразы, – и их заботе обо мне очень скептически. Я устраивал им перекрестные допросы по полной программе и изо всех сил старался уличить их во лжи. Все их сообщения носили автобиог­рафический характер, содержали несущественные фак­ты и даты – своего рода общий контур их земной жиз­ни – и передавались различными способами: стуками, ударами, автоматическим письмом, разговорами в со­стоянии транса и т. д. Выбранные средства общения никогда не менялись, и мне не доводилось изобличать их в преднамеренной лжи или отдельных попытках вве­сти в заблуждение, как это случалось в практике менее удачливых исследователей. Применяя методику обыч­ного распознания личности, я не смог выявить никако­го обмана. В качестве отступления могу сказать, что исходя из этого вправе утверждать, что добился поло­жительных результатов. Если какое-то событие подтвер­ждается большим количеством свидетелей, каждого из которых тестируют теми способами, которые человек считает наиболее приемлемыми в своей повседневной жизни, и все они выдерживают проверку, в ходе кото­рой не выявлено никакого обмана или недобросовест­ности, – то такие свидетели заручаются нашим доверием. Они могут заблуждаться или быть отвергнутыми, как это произошло с бабушкой шотландца, призрак ко­торой ее внук прогнал со словами: «Это не моя бабуш­ка, это мерзкая старая лгунья». Я же не обнаружил ни­каких признаков фальсификации.

Среди моих невидимых собеседников был один, ко­торого я буду называть Джоном Лилли. Он общался, главным образом, с помощью стола и выбрал для себя исключительно отчетливый звук. Его нельзя было спу­тать ни с кем, и многие годы я легко узнавал его позыв­ные. Постепенно он приходил все реже и реже, пока от него не остались одни воспоминания. От этого духа, также как и от других, я получал различные автобиог­рафические сведения, – факты, даты и подробности, которые я мог легко проверить, ибо он был довольно известным человеком. Эти сведения были точны во всех деталях, насколько позволяла установить провер­ка. Некоторые сообщения носили личный характер и я, естественно, не мог найти им письменного подтвер­ждения, но бывало и так, когда мне это удавалось, я лишний раз убеждался в правдивости слов Лилли.

Прошло несколько лет с тех пор, как Лилли, по всей видимости, ушел из моей жизни. Он сделал то, что должен был сделать, и удалился. В этом году один из моих друзей, которого я не видел около 10 лет, пригла­сил меня погостить у него несколько дней. Он посе­лился в новом месте неподалеку от меня, поэтому я отправился пообедать и переночевать в его доме. Был званый вечер, и мне не удалось толком поговорить с моим другом до самого отхода ко сну. Вскоре я заснул, но мой отдых часто прерывался шумом и стуками, ко­торые я сразу же узнал, хотя прошло уже несколько лет. Когда я окончательно проснулся, то убедился, что это не сновидение. Стуки раздавались по всей комнате, но я не получил через них никакого связного сообще­ния. Я был в сонном состоянии и не расположен к ак­тивной работе, хотя и достаточно четко осознавал про­исходившее. Я нисколько не сомневался в реальности стуков, но самым примечательным в них был характер­ный звук, присущий только Лилли. Его ни с чем нельзя было спутать, и я слушал его, пока мной не овладела усталость и я снова не уснул, недоумевая, откуда этот звук, – столь долго отсутствовавший, – мог исходить в доме, в котором я никогда раньше не бывал, да еще в полночь. Всю ночь этот стук перемежался с моими сновидениями, но утром исчез, и я больше о нем не вспоминал.

После завтрака мой друг повел меня показать свой сад и обратил мое внимание на то, что дом, который он ныне занимает, очень старинный. «У него также есть своя история, – сказал он, – когда-то в течение нескольких лет здесь жил человек, чье имя тебе долж­но быть известно – Джон Лилли»!

Так вот в чем была разгадка. Своим появлением в этом доме я каким-то образом задел струны памяти, которые вызвали этот дух на общение со мной и заста­вили его нарушить многолетнее молчание. Я серьезно размышлял о случившемся и был склонен думать, что, возможно, я слышал о связи Лилли с этим местом либо из его собственных сообщений, либо из какой-ни­будь книги, к которой я обращался в ходе расследова­ний. Я старательно пересмотрел все подробные записи его слов и моих проверок, но не обнаружил в них хоть какого-либо упоминания о доме, в котором впослед­ствии поселился мой друг. Зафиксировано было многое, но только не то, что он когда-то жил здесь. Этот факт не был упомянут и в книге, из которой я черпал ин­формацию. Я совершенно уверен, что вошел в этот дом в полном неведении относительно прежнего про­живания в нем Лилли и того, что раньше каким-то об­разом мог быть поставлен об этом в известность.

Итак, имеется интересный материал для размышле­ний. Первое: является ли этот дух Джоном Лилли (как я условился его называть), проживавшим в этом доме? Что поддерживало связь между ним и домом? И почему мое присутствие в его бывшей спальне заставило его нарушить мой покой шумом, который я, естественно, связал с его именем? Предположим, что для его перво­го посещения меня был веский (как я полагаю) повод, тогда почему, замолчав, он прервал молчание после моего визита в его дом? Не присутствовал ли он все эти годы, но в последнее время не подавал знаков по тем же причинам, что и другие, – причинам веским и уважительным, – а теперь, наконец, был вынужден привлечь мое внимание еще раз? Тогда почему он не разговаривал и не установил никакой связи? Он был не в состоянии это сделать или ему не позволили?

Второе: если это была всего лишь внешняя оболоч­ка реального Джона Лилли, могу я сделать вывод, что его память – или память его внешних принципов – была вызвана к жизни моим визитом? Каким образом? Ведь она не была соединительным звеном между нами и никак не была связана с его приходом ко мне. Была ли это простая случайность? И не происходили бы та­кие же манифестации в любом другом месте, где я мог оказаться? Я не могу сказать, что это невозможно или даже совсем невероятно; но это представляется мало­вероятным с учетом многочисленных случаев зависи­мости между определенными местами и духами, кото­рую часто наблюдали я и другие. Эти общения действительно были знаменательными в моей практике. И по­скольку со дня ухода Джона Лилли с земного плана прошли многие десятилетия, и не одно столетие с момента кончины других моих «визитеров», то на каком основании я должен делать вывод о постепенном – весьма постепенном – распаде этих оболочек?

И наконец, если некий дух-персонификатор все эти годы выдавал себя за Джона Лилли, то какими замеча­тельными актерскими способностями и какой осведом­ленностью о нем он должен обладать! Загримирован­ный с ног до головы актер, бьющийся об заклад, что он изобразит Отелло, не выдерживает никакого сравне­ния с этими идущими напролом остатками некогда жившего человека! Что же он представлял из себя в бытность целостной личностью?!

На эти и многие другие возникающие по этому по­воду вопросы будут даны самые разные ответы людьми разного склада мышления, и вероятно, ни один ответ, полученный на нашей нынешней стадии неведения, не сможет удовлетворить всех. Но для тех, кто, подобно мне, имеет опыт столкновения с подобными случаями, объяснения спиритуалистов, я уверен, покажутся са­мыми убедительными и вызовут меньше всего возраже­ний. Более утонченный восточный философ воспользу­ется объяснением, которое он получил не из своего опыта (ибо он избегает практического общения с теми, кого считает блуждающими тенями, от которых надо держаться подальше), а из собственных глубокомыс­ленных рассуждений, либо из знаний, приобретенных им от своих духовных авторитетов. Я не беру на себя смелость говорить, здесь и сейчас, с позиций теории, которую не разделяю (возможно, из-за недостаточной осведомленности). Но я прошу разрешения указать на случаи типа тех, о котором я поведал, которые не встречаются на Востоке, но происходят здесь, на Запа­де. С моей точки зрения и, по мнению практических спиритуалистов, восточная философия интерпретирует их совершенно неудовлетворительно, когда снисходит до них. Каждая истинная философия должна принимать их во внимание; и я не берусь утверждать, что теосо­фия, которой занимаются такие талантливые люди, не имеет в своем арсенале готового объяснения. Ни одно чисто академическое исследование того, что философия считает теоретически возможным или даже доказуемым с позиций высшей метафизики, не может отмахнуться даже от одного установленного факта, какой бы непо­нятной ни была его причина.

Этим письмом я хочу внести свою лепту в дело изу­чения запутанной проблемы. Имея на сей счет собственное мнение, которое я не собираюсь никому на­вязывать, хочу беспристрастно ознакомиться с чужими точками зрения».

 

РЕДАКТОРСКИЙ КОММЕНТАРИЙ НА ЭТУ ЖЕ ТЕМУ [360]

Из всех спиритуалистов «М. А. (Оксон)» после­дний, чьим аргументам мы хотели бы сделать исключение и с чьими идеями сразиться, поскольку он является одним из наших давних и очень уважаемых друзей. Однако мы вынуждены вступить с ним в полемику, поскольку глубоко убеждены (чтобы не сказать знаем – из опасения прослыть догматиками), что по некоторым вопросам он так же сильно заблуждается, как и любой простой смертный, не наделенный его замечательным даром распознавания. Помимо нашего личного располо­жения к нему, он, – будучи автором «Психографии и идентификации духов» и прочих прекрасных ра­бот по психологии[361], – как никто другой заслужи­вает самого серьезного и пристального внимания. Наша задача осложняется еще и тем, что «М. А. (Оксон)» не принадлежит к числу авторов, которые защищают спиритуалистические гипотезы, основы­ваясь только на информации из вторых рук, или к разряду восторженных почитателей «духов-визитеров» и новомодных феноменов, а является очень серьезным исследователем своих личных многолет­них общений с так называемыми «духами».

Но нам придает смелость мысль о том, что не претендуя на такие же, как у него, ясность стиля и замечательную способность приводить доказатель­ства, которые для него являются прямыми, а для дру­гих сомнительными, мы тоже можем дискутировать, прибегая к собственному опыту. Кроме того, в от­личие от теории, с которой он повенчался, наша док­трина базируется на учениях всех древних филосо­фов и, более того, на коллективном опыте людей, посвятивших всю свою жизнь изучению оккультной стороны природы. Таким образом, наши показания тоже могут иметь определенный вес, во всяком слу­чае – для беспристрастных умов. И мы заявляем, что в глазах последних наша теория применительно к нашим фактам покажется – по крайней мере, от­носительно случая с Джоном Лилли – намного ра­зумнее и правдоподобнее, чем обычная спиритуалис­тическая гипотеза.

Начнем с того, что главный аргумент «М. А. (Оксона)» против теософии не только явно некорректен, но и совершенно несправедлив в одном аспекте. Он говорит, что «мы (спиритуалисты? ) имеем право использовать в своих исследованиях обычную науч­ную методику, что совсем не то же самое, как теоретизировать и затем подбирать факты для подкреп­ления мыльных пузырей, которых мы напустили, а кропотливо собирать информацию, которую затем можно будет обобщить с большой долей увереннос­ти». В ответ на это мы напоминаем ему, что спири­туалистическая теория о возвращении духов умерших имеет такой же возраст, что и первые стуки в Рочестере, то есть тридцать пять лет, и что если на кого-то и падает обвинение в пускании мыльных пузырей прежде, чем собрано достаточно фактов, способных выдержать одну-единственную соломинку, то не на теософов, а именно на спиритуалистов. Мы совер­шенно уверены в том, что «М. А. (Оксон)» не был первым, кто дал название посреднику, проявляюще­муся через определенные феномены, но как бы ни было велико его нежелание принять теорию apriori, являющуюся, по мнению всех без исключения спи­ритуалистов, «негибкой догмой, которую навязывают нам на веру», –тем не менее, похоже, он принял ее и теперь поддерживает и защищает от малейшего по­сягательства со стороны любой несходной с ней док­трины. Если нам говорят, что он сделал это на том основании, что не встретил ни одной (теософской оккультной) теории, которая не вступала бы в от­крытое противоречие с некоторыми установленными фактами или «не рассыпалась бы при проверке», – то мы отвечаем, что наш опыт и его диаметрально противоположны. Кроме того, довольно затрудни­тельно представить себе, как можно доказать само­очевидность теории, если привлекать только те фак­ты, которые отвечают лишь нашим целям.

«М. А. (Оксон)» никогда не был оккультистом и поэтому ничего не знает о способах проверки различных типов феноменов – в том числе самих «ду­хов». Хотя едва ли сейчас найдется бывший спири­туалист, – такой же ревностный и бескомпромисс­ный, как «М. А. (Оксон)», – ставший теософом, а затем превратившийся в оккультиста. За четверть ве­ка такая метаморфоза произошла только с одним че­ловеком – полковником Олькоттом. А автор этих строк, воспитанная, как и все члены ее семьи, в вере в возвращение «душ» (могущественная ортодоксаль­ная церковь, склонная относить их всех к категории злых или «проклятых» душ, не делает различия меж­ду теориями), еще тридцать с лишним лет назад отдавала большее предпочтение спиритуалистическим, чем оккультным взглядам – несмотря на знакомство с оккультными доктринами. Одно время мы были такими же пылкими спиритуалистами, как и многие другие. Никто упорнее нас, – нет, даже от­чаяннее нас, – не цеплялся за последнюю соломин­ку этой обнадеживающей и радостной иллюзии, обещавшей блаженство вечного личного воссоедине­ния с самыми близкими и дорогими, кого мы поте­ряли. Год, проведенный в Америке, и тяжкие личные испытания убили эту хрупкую надежду и оконча­тельно открыли нам глаза. Понадобилась смерть двух человек, – наиболее горячо любимых родст­венников, – чтобы навсегда похоронить столь сла­достную, но обманчивую мечту. Мы научились на собственном опыте, – прежде чем стали безогово­рочно верить своим Учителям, – делать различие между объективными оболочками бывших людей – и субъективными истинными духами, между элементариями (жертвами несчастных случаев или само­убийцами) и элементалами – будущими людьми. И мы полагаем, что знаем теперь отличие «Братьев Света» от – если применять образное восточное вы­ражение – «Братьев Тени» в над- и подземных сфе­рах, а также на земном плане. Есть духи и есть Духи; Высокие Планетарные Духи (Дхиан Коганы), кото­рые были человеческими существами миллионы ве­ков назад на другой (не нашей) планете, и их майя-вическая видимость, проецируемая на внутренний психический экран наших медиумистических, следо­вательно, искаженных органов восприятия.

Есть провидцы, а есть медиумы, так же, как ве­ликие мужи науки и усердные искренние, но невежественные новички. И нечестно со стороны «М. А. (Оксона)» выдавать теософов за людей, предписывающих «косные догмы» и слепую веру, особенно пос­ле того, как несколькими строчками выше он анну­лировал свое обвинение, вложив в уста своих оппо­нентов, обращавшихся к спиритуалистам, слова, которые правильно характеризуют первых: «Совершен­но маловероятно, чтобы вы были правы в своих предположениях. В действительности, это не невоз­можно, но очень маловероятно» и т. д., – нас заста­вили сделать заявление, не имеющее никакого отно­шения к догматизму.

А теперь проанализируем приведенный случай и посмотрим, мог ли «Джон Лилли» совершить все, что ему приписывают, в то время как его монада находилась в девакхане или другом состоянии, из которого нет возврата на землю, согласно нашему мнению, которое мы, на самом деле, не навязываем никому, кто предпочитает придерживаться своих собственных теорий. Почему бы его оболочке, кото­рая, несмотря на остроумное определение мистера Морзе (хотя, безусловно, остроумие не является доказательством), что это «нечто, что передвигается, не имея ничего внутри себя», – не обладать всем необходимым, что было у нее на земле, для воссоздания ложной личности, то есть иллюзорного эго, с созна­нием его физической личности и памятью, воскре­шающейся и обновляющейся при каждом контакте с частицами мозга живого медиума[362]? Мы спрашива­ем, почему бы этой «оболочке», – несмотря на то, что «прошло не одно десятилетие с момента ухода Джона Лилли с земного плана», – не сообщаться с «М. А. (Оксоном)» в течение многих лет, пусть даже посредством стола? Спиритуалисты, которые так торжественно апеллируют к Библии для подтверж­дения своих рассказов об ангелах и внезапном по­явлении якобы материализовавшихся духов, не должны, говоря о пустых оболочках, упускать из виду и с выгодой для себя забывать о «рефаимах»[363] евреев, – населяющих их Шеол[364], или Гадес[365]. Не означает ли слово «рефаим» буквально –«выхоло­щенная» или «пустая» тень и не соответствует ли их Шеол нашей кама-локе?

Описанный факт вовсе не противоречит нашей теории, в то время как он совершенно не согласуется со спиритуалистической. Если даже не брать во внимание, что реальный развоплощенный дух, ско­рее всего, избегал бы общения «посредством стола», имея в распоряжении утонченное ясновидение и ду­ховное сознание медиума, как могло случиться, что знакомый звук – свидетельство его присутствия – «исчезал» постепенно, а не внезапно, как бывает в случае с «духом», наделенным реальной миссией, ко­торый уходит честно и открыто после выполнения задания? Разве это постепенное уменьшение подразу­меваемого присутствия не совпадает идеально с на­шей теорией о медленном увядании оболочки? Зачем вечной, полуматериальной, совершенно сознательной сущности прибегать к таким эксцентричным при­емам?

И почему, если «Джон Лилли» был его старым другом и намеревался (при условии, что там вообще кто-либо имеет какие-нибудь намерения) напом­нить о себе «М. А. (Оксону)», почему он открыто не сказал или не «отстучал» то, что он хотел сообщить, вместо того, чтобы держать нашего друга в полусон­ном состоянии и многократно прерывать его сон сту­ками и шумом, рискуя вызвать у него головную боль? «Может, он не был в состоянии сделать боль­ше или ему это не позволили? » – спрашивает автор. «Не позволили! » – кто или что, хотели бы мы знать? С таким же успехом можно ожидать, что отравлен­ные частицы, которыми человек рискует заразиться в комнате, где находился больной, умерший от оспы, способны назвать имя того, в ком они произ­росли, или объяснить, чем они занимаются.

«Джон Лилли» многие годы насыщал комнату своими эманациями, а в любом случае, определенная часть личностного сознания развоплощенного и даже живущего существа остается и будет сохра­няться в том месте, с которым он себя отождест­влял; подтверждением тому служат многие зареги­стрированные феномены.

Например, появление на протяжении ряда лет астрального двойника сумасшедшего знатного происхождения в комнате, в которой его держали вза­перти 9 лет. Время от времени оттуда доносился дикий крик – слуги узнали его, а врач клятвенно подтвердил на следствии, проведенном полицией в одном из губернских городов южной России. Чье это было привидение и чей голос? Психически ненормального? Но этот человек вылечился и в то время уже снова жил со своей семьей в Пензе – благочестивые христиане и духовенство приписали случившееся, как всегда, козням дьявола. Более того, бывший пациент, услышав о такой ужасной новости, – появлении его тела в комнате, где он неистовствовал много лет, настоял на своем воз­вращении в это место и разоблачении обмана сво­их врагов – как он это называл. Он отправился туда, вопреки протесту членов своей семьи и вра­ча, и по прибытии решил провести ночь в своей прежней комнате в компании своего друга, выше­упомянутого доктора, которому стоило большого труда получить у него на это согласие. В резуль­тате он сам и врач видели его двойника и слыша­ли еще более громкие крики, а когда на рассвете в комнату вошли психиатр сумасшедшего дома и больные, то увидели М. С. снова в состоянии буй­ного помешательства, а его друга в глубоком об­мороке. Этот случай был официально подтвержден в свое время, и сообщение о нем можно найти в полицейских сводках 1840-1850 гг.

А теперь давайте представим, что вместо того, чтобы выздороветь и покинуть сумасшедший дом, этот человек там умер. Кто из спиритуалистов ког­да-либо усомнился бы в том, что здесь стонал его «дух» и появлялась «майяви-рупа» propria persona? Мы говорим с такой уверенностью именно на основании ряда подобных случаев и нашего личного опыта, приобретавшегося на протяжении свыше 40 лет – 10 из которых прошли в состоянии, очень похожем на медиумизм (если не таковом), пока, бла­годаря невероятному усилию воли и помощи посвя­щенных друзей, мы не избавились от него. Однако, наш опыт остается при нас, и мы никого не застав­ляем верить нам на слово и не навязываем своих жизненных убеждений другим людям. Не было ни­какого «духа, выдававшего себя за Джона Лилли». Но, вероятно, была сброшенная и распадавшаяся оболочка Джона Лилли; возможно, накануне полно­го распада, но все еще способная гальванизировать­ся до испускания звуков в результате присутствия того, чей организм поддерживал ее существование в течение нескольких лет. Когда этот организм снова вступил в контакт с reliquiae, то получился эффект, подобный оживлению трупа сильным электричес­ким разрядом.

Также неверно утверждать, что «более утончен­ный восточный философ воспользуется объяснением, которое он получил не из своего опыта (ибо он избегает непосредственного общения с теми, кого считает блуждающими тенями, от которых надо дер­жаться подальше), а из собственных глубокомыслен­ных рассуждений»; ибо «восточный философ» не де­лает ничего подобного.

Только для начинающего «философа» – еще не посвященного ученика, которому запрещено беспокоить блуждающие тени, – такие контакты пред­ставляют опасность. Настоящий философ изучает различную природу этих невидимых факторов при полном контроле над своими физическим сознани­ем и чувствами, а также (хотя не так хорошо) при еще более полном осознании своих духовных воспри­ятий во время прекращения активности плотного тела, мешающего своими заблуждениями чистоте ду­ховного зрения. «А случаи такого рода» (как с М. А. Оксоном)... действительно «происходят на Во­стоке» и, пожалуй, чаще, чем на Западе. Но если бы даже христианские каббалисты поверили в них, то прибегли бы к той же самой доктрине об оболочках, что и мы. Если наши друзья обратятся к «Трем кни­гам по оккультной философии» Корнелия Агриппы[366], то увидят, что он выдвигал те же теории. В главе «Что интересует человека после смерти: различные мнения» мы находим следующую информацию, изложенную полно и ясно у Агриппы, но очень повер­хностно в переводе Генри Морли. Опуская точки зрения на эту проблему Тритхемия[367], Генри Кунрата, Парацельса[368] и других великих оккультистов, процитируем несколько строк из упомянутого пере­вода, сделанного скептиком:

«Осознание наличия истины в учениях древних... все-таки заставляет каббалистов отказаться от доктри­ны Пифагора[369] о том, что озверевшие души принимают звериную форму; наоборот, они говорят, что они воз­вращаются на землю в человеческом обличий... Иногда души злых людей оживляют свои покинутые трупы... Но когда тело отдает земное земле, дух возвращается к Богу... и этот дух есть разум [монада, Буддхи] [370], чистая познавательная способность, которая оставалась безгреш­ной во время пребывания во плоти, какие бы прегреше­ния не совершали против нее душевные страсти и теле­сные заблуждения. Затем, если душа [личностное Эго, манас] прожила достойно, она отправляется вместе с разумом; и оба они совместно трудятся в мире, где пра­вит Божественная справедливая воля. Но души, совер­шившие зло, после смерти отделяются от разума и бес­сознательно блуждают [наши оболочки], подвергаясь всем нестерпимым страданиям необузданных страстей, и благодаря влечению, с помощью которого они созда­ли плотность физического тела, притягивают и конден­сируют на себе, как в тумане, материальные частицы [материализуются? ], делающие их чувствительными к физической боли и дискомфорту. После смерти души [отделившиеся от своего духовного Эго, если угодно] помнят прошлое и, в соответствии со своей природой, сохраняют большую или меньшую привязанность к те­лам, в которых они обитали, или другой плоти и крови [очевидно, к медиумам]. Чаще всего это происходит с душами, чьи тела не были захоронены, или с теми, кто подвергся насилию [самоубийцы и жертвы несчастного случая; см. «Фрагменты оккультной истины»]... Суще­ствуют два вида некромантии: несиомантия, оживление трупов, и скиомантия, когда вызываются только тени. Но для воссоединения души с телом требуются ок­культные знания»[371].

⇐ Предыдущая13141516171819202122Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: