Социальная реформа. Пророки

Социальная реформа

Поэтому, когда появилось течение в пользу социальной реформы, духовно руководимое пророками, то были вызваны к жизни старые законоположения, связанные с теократическим идеалом, причем эти законоположения имеют целью защитить бедных от богатых и закрепить земельную собственность в руках тех, кто ею пользуется[46]. Уже в книге Исход (20, 22 до гл. 23) находим мы следующие требования: 1) никто не должен брать процентов, давая деньги взаймы своим единоплеменникам; 2) заимодавец, взявший в залог одежду своего должника, должен до захода солнца возвратить ему ее, чтобы бедняк мог воспользоваться ею ночью для защиты от холода; 3) если должник не может иначе уплатить свой долг, как путем продажи в рабство[47] себя самого, а в случае необходимости и своей семьи, — на седьмой год он должен быть безвозмездно отпущен на волю вместе со всеми членами своей семьи, и 4) пашни, виноградные и масличные плантации должны каждый седьмой год оставаться невозделанными, «чтобы бедные могли питаться непосредственными плодами полей и виноградников».

В книге Второзакония подтверждается воспрещение брать проценты на занятый капитал с единоплеменников. Далее, было ограничено залоговое право заимодавца, причем предметы первой необходимости были исключены из числа могущих быть удержанными в заклад. Затем, обращенный в рабство должник должен быть на седьмой год быть отпущен на волю, и не неимущим бедняком — что могло бы снова ввергнуть его в прежнее бедственное положение, — а получив предварительно крупную дань от овец, хлеба и вина своего заимодавца (Второзакон. 15, 14). Наконец, каждый седьмой год был провозглашен так называемым «годом прощения», в который все долги должны были прощаться без всякой уплаты. «Чтобы всякий заимодавец, — говорится в законе, — не взыскивал с ближнего и брата своего, потому что провозглашено прощение ради Господа. Что будет твое у брата твоего, прости. Берегись, чтобы не вошла в сердце твое беззаконная мысль: приближается седьмой год, год прощения, и глаз твой станет немилостив к нищему брату твоему, и ты не дашь ему, и он возопиет на тебя к Господу, и будет на тебе грех. Дай ему, и не должно скорбеть сердце твое, когда будешь давать ему» (Второзакон. 15, 2, 3, 9 и 10). По закону о «юбилейном» пятидесятом годе (Левит, 25), не только получал свободу должник, обращенный в рабство, но и семейные земельные владения, перешедшие в чужие руки, должны возвращаться в собственность семьи. Другие законы обязывают к ежедневной расплате с поденщиком, — «чтобы он не возопил на тебя к Господу, и не было бы на тебе греха» (Второзакон. 24, 15); далее — к милосердию относительно всех беспомощных и неимущих: каждый может есть виноград, сколько хочет, в винограднике ближнего своего, только не должен ничего класть в сосуд свой; разрешается также рвать руками колосья на поле ближнего своего, но не заносить серпа на его жатву: если же кто забудет сноп на (собственном) поле, он не должен возвращаться, чтобы взять его, так же как и не позволяется во время сбора маслин или винограда подбирать оставшиеся плоды, — остатки после жатвы и сбора плодов должны принадлежать бедным; наконец, израильтянин должен каждые три года отделять десятину от всех произведений своих за последний год и выставлять все это в своем жилище, чтобы приходящие к нему левиты, вдовы и сироты могли есть и насыщаться (Второзак. 22, 24, 14).

Надо еще присоединить ко всему этому существовавший с древнейших времен закон о субботнем отдыхе, который имел также безусловную силу для рабов, рабынь и домашнего скота и нарушение которого исполнением какой–либо работы наказывалось смертной казнью[48].

Провозглашение этого социального законодательства царем Иосией имело, бесспорно, первостепенное принципиальное значение, однако можно сомневаться, чтобы оно вошло целиком в жизнь, особенно в той части, которою установляется аграрная реформа. Однако, как справедливо замечает проф. Адлер (цит. соч., 52), семя социальной реформы, впервые посеянное в Израиле, не должно было совершенно заглохнуть, — ему предстояло принести в будущем плоды, пользование которыми и теперь еще украшает жизнь, так как во всем культурном мире «синайское законодательство обеспечило неустанно трудящемуся народу, по крайней мере, хоть один день отдыха в неделю» (Дизраэли).

Но прямо мировое историческое значение имело то, что в Израиле идейными представителями могущественного народного движения, имевшего одною из целей социальные преобразования, были пророки.

Пророки

Пророки (наби — вещун) суть люди, которые считают себя органами для возвещения божественной воли и правды. Надлежащее выяснение значения проповеди пророков израильских принадлежит истории израильской религии[49]; мы можем здесь остановиться только на одной, в сущности, второстепенной ее стороне, — социальноэкономической. Непосредственной миссией пророческой деятельности была религиозная борьба с идолопоклонством, а вместе [с тем] за очищение нравов, стремление поддержать веру, забота о духовной индивидуальности еврейского народа, проповедь нового, просветленного богосознания и мессианских надежд. Как известно, во всей мировой истории проповедь пророков с ее пламенными образами, с ее незабываемыми символами в своем роде не имеет себе подобной. Что касается социальных ее мотивов, то они являются лишь производными. Социальное обличение было у пророков только частным выводом из требований обще–религиозного характера. Поэтому большинство этих проповедей имеют не социально–политический, а религиозно–социальный характер; пророков интересуют не вопросы экономической техники и подробности экономической жизни, а вопросы о правде и неправде, добре и зле в экономических отношениях. Деятельность пророков имела место в такую эпоху, когда жизнь еврейского народа начинает потрясаться до основания. Начавшееся религиозное разложение и социальное неравенство вызвало и внешнюю слабость, которая в конце концов повлекла за собой пленение еврейского народа, его политическую смерть. В этом смысле, по остроумному выражению одного немецкого ученого (Корнилля), «пророки являются буревестниками мировой истории, выступление пророков знаменует новую эпоху в сознании, предвещая ряд трагических событий истории. Пророк действительно имеет способность распознавать Бога в истории. Он чувствует, если в воздухе носятся катастрофы. Но он вместе с тем есть и воплощение совести народа, который чувствует и выражает все, что в народе дурно и не угодно Богу». «Израильский пророк есть человек, который имеет способность временное рассматривать под углом вечности»[50]. В сознании пророков «религия Израиля есть моральная религия. Иегова есть Бог праведности, отношения которого с народом определяются этическим масштабом. Пророки никогда не были патриотами обыкновенного разбора, для которых национальные интересы стоят выше абсолютных велений религии и морали»[51]. «Это высшая мудрость, нежели патриотизм, для нее божественная истина и гражданская справедливость выше, чем все соображения государственные».

«Конечно, пророк не есть экономист. Его значение не в изобретении новых теорий и провидении новых организаций. Если бы это было так, то они исчезли бы вместе с условиями, из которых родились эти теории и к которым были бы приспособляемы эти организации. Значение их заключается в том проницательном взгляде, который не обманывается видимостью вещей и видит каждый предмет так, как он есть: существенное существенным, ничтожное ничтожным, благородное благородным… Не в технике социальных вопросов заключается его социальное значение. Оно заложено в той глубочайшей основе, где социальные явления простирают свои корни в этику и откуда получают силу жизни или приговор смерти»[52] При этом, содержание справедливости, которую проповедуют пророки, имеет не только индивидуальный, но и социальный характер. «Они имеют в виду менее отдельных лиц, нежели учреждения и общество, причем обнаруживают замечательную симпатию к низшим и бесправным сословиям». [53]

Время пророков продолжается с VIII по VI в., оно охватывает эпохи истории Израиля: предпленную, плена и послепленную. Для нас наибольший интерес представляет предпленная эпоха, когда Израиль жил еще самостоятельной политической и экономической жизнью, следовательно, был ответствен за ту неправду, которая в его среде развивалась.

Мотивы социального пророчествования двояки: с одной стороны, оно есть обличение зла, и в этом заключается чрезвычайно сильная сторона пророчества, а с другой — пророчества представляют нам картину справедливого строя будущего царства Божия, в котором это зло будет устранено. Для того чтобы несколько ближе познакомиться с социальной проповедью пророков, я приведу небольшие характерные отрывки из некоторых пророков.

Вот, например, Амос, суровый пастух из Фекои, выступивший в эпоху внешнего блеска Израильского царства. Он является в Самарию на торжественное жертвоприношение, где присутствует царь со своим двором, и изрекает пророчества о будущей гибели Израиля. Он есть первый пророк, оставивший после себя пророчества в письменной форме. В своих пророчествах он обличает не только отклонения от религиозной истины, но и от социальной справедливости. «Так говорит Господь: за три преступления Израиля и за четыре не пощажу его, потому что продают правого за золото и бедного за пару сандалий… Жаждут, чтобы прах земной был на голове бедных и путь кротких извращают… На одеждах, взятых в залог, восседают при всяком жертвеннике, и вино (взысканное) с обвиненных, пьют в доме богов своих (гл. 2). О вы, которые суд превращаете в отраву и правду повергаете на землю… Итак, за то, что вы попираете бедного и берете от него подарки хлебом, вы построите дома из тесовых камней, но жить в них не будете… разведете прекрасные виноградники, но сами от них пить не будете… Ибо я знаю, как многочисленны преступления ваши и как тяжки грехи ваши: вы — враги правого, берете взятки и извращаете в суде дела бедных… Возненавидьте зло, возлюбите добро и восстановите у ворот правосудие… Пусть, как вода, потечет суд и правда, как сильный поток… (гл. 5). Вы, которые день бедствия считаете далеким и приближаете торжество насилия, вы, которые лежите на ложах слоновой кости и нежитесь в постелях ваших, едите лучших овнов из стада и тельцов с тучного пастбища, поете под звуки гуслей, думаете, что владеете музыкальным орудием, как Давид, пьете из чаш вино, натираетесь наилучшими маслами и не болезнуете о бедствиях Иосифа. Зато пойдут они в плен во главе пленных, и кончится ликование изнеженных (гл. 6)… Тогда Господь сказал мне: пришел конец народу моему Израилю: не буду больше прощать ему… Выслушайте это, алчущие проглотить бедных и погубить нищих. Вы, которые говорите: когда–то придет новолуние, чтобы нам продать хлеб, и суббота, чтобы открыть житницы, уменьшить меру, увеличить цену сикля[54] и обманывать неверными весами, чтобы покупать неимущих за серебро и бедных за пару обуви и высевки из хлеба продавать. Клялся Господь славою Иакова: вовеки поистине не забуду ни одного из дел их» (Амос II, 6–8, V, 7, 11–12, 15, 24, VI, 3–7, VIII, 2, 4–7).

Следует несколько напрячь воображение и перенестись в ту обстановку, чтобы представить себе, как звучали эти пламенные речи среди тех, к кому они были направлены, насколько могучего выразителя нашла себе социальная правда в устах этого пророка.

Амос является грозным вестником правды и обличителем зла. Противоположность ему по темпераменту представляет собою следующий по времени израильский пророк, бывший в царстве Израиля последним, именно Осия, нежная и страдающая натура. Он высказал принцип: «милости хочу, а не жертвы» (Осия 6, 6). Он оплакивает измену своего народа и кротко увещевает его: «Обратись и ты к Богу, наблюдай милость и суд» (12, 6).

Наиболее яркою личностью среди пророков является Исаия. Исаия представляет собою тип пламенного религиозного гения и вместе с тем трезвого, реалистически настроенного политического деятеля, который своим словом, своим влиянием имел решающее значение на судьбу Иудеи и задержал лет на сто для нее пленение[55]. Мотивы пророчеств Исаии, с одной стороны, сходны с мотивами Амоса, т. е. содержат в себе беспощадное «бичевание лицемерия, ханжества и бессердечного отношения богатых к бедным, а с другой стороны, в них изображается картина будущего царства Мессии, в котором воцарится справедливость и не будет разделения на богатых и бедных». «К чему мне множество жертв ваших, говорит Господь. Я пресыщен всесожжением овнов и туков откормленного скота, и крови тельцов и агнцев и козлов не хочу. Когда вы приходите являться пред лице мое, кто потребует от вас, чтобы вы топтали двор мой? Не носите более даров тщетных: курение отвратительно для меня. Новомесячий, суббот, праздничных собраний не могу терпеть: беззаконие и празднования! Новомесячия ваши и праздники ваши ненавидит душа моя: они бремя для Меня, Мне тяжело нести их. И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои, и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу; ваши руки полны крови. Омойтесь, очиститесь, удалите злые деяния ваши с очей Моих, перестаньте делать зло. Научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сирот, вступайтесь за вдову. — Как сделалась блудницей верная столица, исполненная правосудия! Правда обитала в ней, а теперь убийцы. Серебро твое стало изгарью, вино твое испорчено водой: князья твои — законопреступники и сообщники воров; все они любят подарки и гоняются за мздою, не защищают сироты и дело вдовы не доходит до них» (Исаия II, 11–23).

Подобно Исайе, резкое социальное обличение дает его младший современник, пророк Михей, который по своей суровости напоминает Амоса. Он говорит: «Горе замышляющим беззаконие и на ложах своих придумывающих злодеяния, которые потом совершаются на рассвете, потому что есть в руках их сила. Пожелают полей и берут их силой, домов — и отнимают их; обирают человека и его дом, мужа и его наследие… и сказал я: слушайте главы Иакова и князья Израиля, не вам ли должно знать правду? А вы ненавидите доброе и любите злое; сдираете с них кожу их и плоть с костей их, едите плоть народа моего и сдираете с них кожу их и кости их ломаете и дробите, как бы в горшок или котел… Не стало милосердных на земле, нет праведных между людьми; все строят ковы, чтобы проливать кровь: каждый ставит брату своему сеть. Рука их обращается к тому, чтобы уметь делать зло; насильник требует подарков, судья судит за взятки, а вельможи высказывают злые хотения своей души и извращают дела. Лучший из них, как терн, а справедливый хуже колючей изгороди… О, человек, сказано тебе, что добро и что требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудро ходить перед Богом твоим» (Михей, II, 1–2, III, 1–3, III, 2–4, VI, 8).

Я привел несколько отрывков из писаний пророков, которые дают общее понятие об этих социальных обличениях и показывают, в какой степени сильны и воодушевлены эти пророчества. Но рядом с этими могучими обличениями все сильнее и сильнее, настойчивее и настойчивее выражается уверенность в то, что будущее все–таки принадлежит правде, тому «остатку Израиля», в котором воцарится не только благоденствие и социальный мир, но и социальная справедливость. Эта вторая половина пророчеств выступает на первый план во время плена и после плена, когда задачей пророков является главным образом охранение индивидуальности еврейского народа и предотвращение влияния на него уже окружающих его язычников. Социальные мотивы со стороны отходят на задний план, так как прекращается самостоятельное политическое и социальное существование Израиля, и проповедь пророков становится почти исключительно религиозною.