Социальное значение пророков. Апокалиптики

Социальное значение пророков

В чем заключается непрекращающееся, можно сказать, вечное социальное значение еврейских пророков, благодаря которому мы и теперь не можем и не должны их забывать в истории социальной мысли? Своеобразие социальной проповеди пророков есть то, что можно назвать социальным морализмом, их отношение к вопросам хозяйства как к вопросам нравственности, их оценка социальной жизни под углом нравственности. Благодаря их социальному морализму, притом религиозно углубленному, они видят в хозяйстве не только вопросы социальной техники, но и социальной правды. Если и изменяется конкретная постановка социальных вопросов, то их нравственное содержание остается одним и тем же, о них и теперь мы можем думать и говорить языком древних пророков, как это и делали некоторые современные писатели.

Вообще существуют два характерных типа, различие которых обнаруживается в развитии социальной мысли. Для одних вопросы хозяйственной жизни являются прежде всего практическими. Всякий вопрос хозяйственной жизни для них сводится к вопросу о практических средствах, которые должны быть применяемы в том или ином случае. Для других эти вопросы ощущаются прежде всего как вопросы coвecmu, социальной правды или неправды. XIX в. дал социальных мыслителей, которые (по типу, конечно, а не по силе) напоминают еврейских пророков, это английские писатели Томас Карлейль и Джон Рескин. В России мыслителем этого типа является Влад. Соловьев, Достоевский, в известном смысле Толстой. И как для того, чтобы понять копии, надо обратиться к первообразу, так и для того, чтобы лучше воспринять особенности крупных представителей социального морализма в наши дни, надо обратиться к великим и недосягаемым первообразам — пророкам Израиля. Их практические исторические задачи скрадываются историческим расстоянием и составляют предмет лишь исторической любознательности, но перед неугасимым огнем их вдохновения непосредственно преклонится и современный человек.

Апокалиптики

Наше время с особою напряженностью всматривается в будущее, стремясь разглядеть, что лежит за далями исторического горизонта; оно ничему, кажется, не предается с более страстным интересом, как разглядыванию своего будущего. Анархисты, социалисты, индивидуалисты, коммунисты, эготисты чертят на этом горизонте свои образы грядущего града. Наши современники при этом склонны думать, что они представляют собою нечто исключительное в истории, ибо лишь им принадлежит раскрытие этого будущего научным методом. Историческое изучение и в этом отношении, как и во многих других, научает скромности и осторожности. О лучшем будущем человечество мечтало, конечно, во все времени и во все периоды своего исторического существования. Во всей истории вы встречаете представления об этом будущем, причем они относятся то к прошлому, золотому веку человечества, однако имеющему некогда еще вернуться, то к какой–то отдаленной стране гипербореев, у которых осуществлено царство без скорби и слез, то, наконец, к какому–то отдаленному будущему. Особенный интерес при этом представляет эпоха, с которою мы должны хотя [бы] в общих чертах познакомиться и в истории экономических учений, именно эпоха развития так называемой еврейской апокалиптики.

В апокалиптике поставлена проблема этого будущего золотого века, или будущего рая на земле, с такой остротой и решительностью, с таким радикализмом, что позднейшему времени осталось мало к этому прибавить. Потому–то развитие апокалиптики, которая, собственно, принадлежит к религиозной истории еврейского народа, входит с полным основанием и в круг истории социально–экономических идей. Это, конечно, отнюдь не значит, чтобы сами апокалиптики мыслили в социально–экономических терминах и понятиях. Отнюдь нет. Их мышление было всецело религиозным. Но в этой форме рядом с чисто религиозными мотивами у них обнаруживаются весьма интересные идеи социального характера. Об апокалиптике имеется в настоящее время довольно обширная литература[56], изданы и сохранившиеся до нас литературные памятники. Они относятся к эпохе от половины Н–го в. до P. X. до половины II–го в. после P. X. Следовательно, все они возникли в среде еврейского народа в эпоху его порабощения и отчаянной борьбы за политическую самостоятельность, непрерывных национальных войн и социальных революций, в пламени которых, в конце концов, погибли иерусалимские здания вместе с надеждами на политическую самостоятельность иудейства. Собственно, название апокалиптики произошло от «Апокалипсиса», т. е. надписания последней канонической книги Нового Завета («Откровение св. Иоанна»). Это родовое обозначение применяется к целому ряду литературных источников, которые в оригинале не носят этого названия. Сюда относятся книги Сивилл (или сивиллины), откровения Еноха, псалмы Соломона, Апокал[ипсис] Варуха, Вознесение Моисея, книга Юбилеев, III книга Ездры. Мы не будем останавливаться на подробностях, а перейдем прямо к той теме, которая особенно интересна здесь для историка социальной мысли.