Государство у Аристотеля. Вопрос о рабстве. Вопрос о труде

Государство у Аристотеля

Для Аристотеля государство есть высшая форма человеческого общежития, проистекающая из стремления к общему благу. Поэтому государство есть форма естественного состояния человека, ибо человек по природе своей есть существо политическое. Государству предшествует, по учению Аристотеля, тоже естественная, но менее сложная форма общежития: сначала семья, потом союз нескольких семей, составляющих селение, из нескольких же селений образуется государство. Как и Платон, Аристотель считает государством полис, город с округой. Это государство является средой, в которой человек находит условия не просто существования, но и доброго, счастливого существования. И как среда, осуществляющая полное развитие естественных сил человека, государство есть как бы естественная форма для человеческого общежития. Хотя оно исторически существует после семьи, после селения, но как цель, в телеологическом смысле, оно существует раньше личности. Подобно тому, как у Платона целое ставится выше частей, государство и общество поглощают индивида, и для Аристотеля «природа государства стоит впереди природы семьи и индивида: необходимо, чтобы целое предшествовало своей части, так как с уничтожением живого существа в его целом (человека, например) не будет ни ног, ни рук, разве только номинально, в таком, например, смысле, как каменную руку называют рукой. Поэтому каждый человек относится к государству точно так же, как вообще части относятся к своему целому. А кто не может жить в обществе, или кто не имеет нужды ни в чем, потому что сам доволен собой во всем, тот не составляет никакой части государства и есть зверь или бог»…[93]

Вопрос о рабстве

Из кого состоит государство, кто является его гражданами? Здесь мы наталкиваемся у Аристотеля, как и у Платона, на основной грех античного общества, на принципиальное оправдание рабства. Здесь отражается общее их пренебрежение к производительному труду. Рабы собственно соответствуют у Аристотеля наемным производительным рабочим нашего времени[94] [95] [96]. Но по тому отношению, которое существует в древнем античном обществе к продаже рабочей силы, рабы не только по юридическому положению, но и в общественном мнении суть люди, стоящие вне гражданского общества, не имеющие прав человека. Рабы в системе Аристотеля, как и всякие вообще слуги, суть только одушевленные существа[97] [98]. Аристотель различает орудия одушевленные и неодушевленные, и этими одушевленными орудиями являются рабы. Такова природа раба. — «Кто, будучи человеком, по природе своей принадлежит не себе, но другому, тот раб по своей природе. Хотя он и человек, но если он составляет предмет имущества другого, то он и человек другого, и имущество другого, а имущество вообще есть практическое средство жизни, отделимое от его владельца»[99]. Аристотель уподобляет отношения между гражданами и рабами отношению между душой и телом. «Всякое живое существо состоит из души и тела. Естественное отношение между ними таково, что душа властвует, а тело подчиняется»[100]. И вот, применяя это в отношении рабов и граждан, он заключает, что «если некоторые люди настолько разнятся от других, насколько тело разнится от души, животное от человека, то они рабы по самой природе своей, и лучшая их доля такова, чтобы быть в подчинении той же самой власти, какой подчиняется тело и животные. По природе раб тот, кто может принадлежать другому, тот, кто настолько лишь причастен разуму, чтобы понимать разумное, а не настолько, чтобы самому обладать разумом. Что же касается до других животных, то они не чувствуют над собой даже внушений разума, но руководятся лишь одними инстинктивными побуждениями. Но относительно пользы, которую приносят рабы и домашние животные, те и другие мало различаются между собой: своим телесным трудом они одинаково доставляют помощь во всех необходимых потребностях жизни. Природа, желая установить такое различие между свободными и рабами, делает различие между самими телами. Тела рабов сильны, так что они могут быть употребляемы на разные работы, необходимые в жизни, а тела свободных не согбенны и не способны на такие работы; зато свободные люди годны для политической жизни, которая является в двух видах: как деятельность воинская и как деятельность мирная»[101].

Вопрос о труде

Итак, некоторые люди по природе свободны, а другие по природе же рабы[102]. Но Аристотель не ограничивается только этим разграничением на рабов и свободных. Его отношение и к свободному труду, посвященному экономически производительным занятиям — промышленности и земледелию, — тоже отличается свойственным античному греку пренебрежением. Некоторые писатели (напр[имер] Мейер) находят, что и наше время не так уж сильно отличается от античности и также различает занятия благородные и неблагородные. Если это даже и так, то все же, поскольку в нем разлиты настроения социалистические, оно отличается скорее переоценкой производительного труда, и уж, во всяком случае, теперешняя демократия мыслит и чувствует совершенно иначе, чем античная. Аристотель, говоря о воспитании, замечает, что свободные граждане не должны заниматься ни ремеслом, ни промышленностью, так как такая жизнь не благородна и противна интересам добродетели. Граждане такого государства равным образом не должны быть и земледельцами. Для развития в себе начал добродетели и политической деятельности им необходим философский досуг. Из этого же самого воззрения он исходит и в вопросе о воспитании: «Дети должны быть допущены к занятию только полезными предметами, которые не сделают их лишь простыми ремесленниками: ремесленническими же занятиями следует назвать такие занятия и такие искусства и знания, которые или тело, или душу, или мышление людей делают неспособными к добродетельной деятельности. Поэтому все те искусства, которые ухудшают тело, равно как и все промысловые занятия мы называем ремесленными (банаусическими), так как они делают мысль неспособной к благородным занятиям, тупой»[103]. В этом отношении Аристотель не отличается от Платона, который это разграничение проводил таким же образом.