Глава VIII. Парламент «Святых»

Глава VIII. Парламент «Святых»

В 1653 г., наскучив так называемым в истории «Долгим парламентом», получившим нелестное название Rumpfjparlament’a[376], Кромвель в конце концов разогнал его за бесполезностью и вместо этого, главным образом пресвитерианского парламента, составил новый парламент, представляющий собой собственно как бы революционное правительство. Этот парламент состоял из 140 с лишком членов, не избранных, но назначенных самим Кромвелем, по указанию его офицеров и некоторых представителей духовенства. Эти депутаты не были, конечно, выбраны законным путем, но трудно было вообще говорить о законных способах в стране, где король только что был казнен, парламент разогнан и новые выборы могли совершиться только путем фактического захвата, вне всяких законных путей. Так или иначе, этот парламент, получивший в истории название «Короткого парламента»[377], или иначе «парламента святых», состоявший преимущественно из индепендентов, соответствовал по своему составу и настроению тем кругам, которые составляли душу революции. Этот парламент во многих отношениях представлял из себя совершенно единичное явление в истории. Само собой разумеется, что эти индепенденты принесли сюда свое повышенное религиозное настроение и свои религиозные ожидания и надежды. Открылся этот парламент совершенно исключительным, беспримерным в истории способом. Первый день был посвящен проповеди и молитве, так что историки говорят, что чувствовали себя скорей в часовне, нежели в парламенте, и обычно всякое заседание этот парламент начинал проповедью и молитвой. Тем не менее он проявил чрезвычайную работоспособность в тот краткий срок, который он работал. При открытии парламента Кромвель сказал речь, которая также больше напоминала проповедь, чем политическую программу. Одной из основных мыслей этой речи было то, что плодом истинной набожности является подлинная гражданская свобода. «Разве это не легчайший путь дать людям свободу? По крайней мере, вы убедите их, как богобоязненные люди освободили их из рабства короля, так и теперь богобоязненные люди будут управлять ими в страхе Божием и все приведут в порядок».

И сам Кромвель, и члены Короткого парламента были проникнуты сознанием, что они стоят при повороте времен, что задача их всемирно–историческая, что они делают не национальное только дело, а дело мировое. Первое дело, которым занялся этот парламент, касался, конечно, вопросов религиозных и конфессиональных. Этот парламент установил прежде всего гражданский брак впервые в новой истории. Затем он установил право свободного выбора духовенства приходом, помимо всяких рекомендаций со стороны патронов. Это право имело чрезвычайно революционное значение, потому что эти патроны оказывали сильное влияние на выборы и отмена этого права, в сущности, равносильна была перевороту церковного строя. Третьей мерой, которую этот парламент наметил, была отмена десятины, взимавшейся в пользу церкви, духовенства и в пользу научных просветительных учреждений. Эта мера была тоже революционная, потому что ею подрывалось существование не только епископальной церкви, но и целого ряда благотворительных и просветительных учреждений, которые связаны с церковью. Таковы были первые шаги парламента святых. Можно было по ним предвидеть и дальнейшие шаги, но парламент столкнулся с вопросами внешней политики, и на них он прекратил свое существование. Англия в это время вела войну с Голландией, и продолжение этой войны представляло опасность для самого существования государства. Между тем парламент святых был против мира, потому что эту войну он рассматривал как войну религиозную. Таким образом, обнаружилось, что настроение религиозного утопизма представляет собой опасность не только внутреннюю, но и ближайшим образом внешнюю, и Кромвелю, душе движения, собравшему этот парламент, пришлось самому его разогнать. Через несколько месяцев после его созыва наступает эпоха протектората, когда Кромвель является, в сущности, некоронованным королем Англии.

Глава IX. Личность Кромвеля

Поучителен духовный облик этого человека, в котором отражается много черт английской реформации и революции. Он пользуется восторженным поклонением одних, каков Карлейль, написавший большую его биографию, с другой стороны, он подвергается жесточайшим нападкам как ханжа, тиран, как величайший хитрец, словом, всяким обвинениям, каким неизбежно подвергается всякий человек, властно движущий своею волею историю, а Кромвель был именно таким. Молодые годы Кромвеля скрываются в тиши английской деревни. Он родился в 1599 г., был сыном мелкого землевладельца и довольно рано женился. Кроме короткого перерыва войны, обучения и пребывания членом парламента, Кромвель живет в деревне мелким помещиком и занимается сельским хозяйством. Итак, больше 20 лет он провел в деревне за хозяйством, больше чем до 40–летнего возраста. Здесь он вел жизнь доброго пуританина, два раза в день собирал рабочих для чтения Библии и бесед и пользовался общим уважением в округе. Трудно было предположить, что этому человеку предстоять кончить жизнь некоронованным королем. В 1640 г. Кромвель выступал в парламенте как депутат из Кембриджа. Здесь его ненависть к королю достигла апогея и обозначилась его позиция. Когда образовалась парламентская армия, Кромвель стал во главе ее, и общеизвестный помещик обнаружил способности гениального полководца. Во время междоусобных войн он наносил поражения королевской армии, он провел ирландскую экспедицию, боролся на полях Шотландии, везде с неизменным успехом и отвагой. Затем после такой 10летней жизни полководца он снимает меч, чтобы обнаружить выдающиеся качества государственного человека. Такие внешние биографические факты сами по себе свидетельствуют, что мы не имеем здесь дела с человеком заурядным или заурядным честолюбцем. Во всяком случае, скромная жизнь до 40 лет в деревне не говорит о том, чтобы он был честолюбцем в такое время, когда приманки честолюбия оказываются наиболее сильны. Скорее можно согласиться с наиболее глубокомысленным биографом его Карлейлем, который видит в нем прежде всего человека идеи, чувствовавшего и думавшего соответственно своему времени и мировоззрению, человека религиозной идеи. Что касается его мировоззрения, в частности, религиозности, то они запечатлелись в большом количестве писем, в парламентских речах его и вообще документах, которые от него остались. Кромвель смотрел сам на себя, насколько можно судить по ним, как на орудие Божьей воли и считал, что он должен неуклонно идти тем путем, на который вступил. В письме, которое он писал одному своему родственнику с поля битвы, читаем: «Я нуждаюсь в сострадании. Я знаю, что чувствую. Высокое звание и положение в обществе не стоят того, чтобы думать о них; также и в самом себе я не хочу искать утешения. Вся моя надежда на помощь Господа, я не искал этого; воистину я призван к этому от Господа; поэтому и пребываю не без уверенности, что Он меня, своего бедного червя и немощного слугу, сделает способным исполнить Его волю и совершить то, на что я рожден, молитесь за меня». Это убеждение, эту веру в свое призвание он сумел внушить своим «железнобоким» (ironsides)[378] латникам. Эта вера именно создала непобедимую армию, главная сила которой состояла в ее духе. Религиозные и революционные победы, которые он одерживал, служили ему главным доказательством того, что он, действительно, призван, и в каждой победе над врагами он видел фактическое подтверждение этого своего призвания и осуждение своих врагов. Не иначе он рассматривал и свое отношение к королю. Насколько Карл I был полон высоких понятий о богоустановленности своей власти и о ее абсолютности и непогрешимости, настолько же Кромвель был проникнут общей идеей индепендентского народного верховенства, народного суверенитета, и эти идеи религии противопоставляются идее королевского абсолютизма. В письме к полковнику Рамхонду (из стражи короля на острове Уайт) Кромвель пишет: «Начальство и власти суть божественные установления, но их особая организация есть человеческое установление и имеет границы в их конституции. Неограниченного авторитета, которому следовало бы подчиниться, во всяком случае не существует. Есть случаи, когда сопротивление оправдано. Именно если идет речь о salus populi[379] или сопротивлении, которое оказывается ради совести перед Богом». Но решающим аргументом для него является то, что «Бог сам вложил решающую власть в руки армии». Это право сопротивления и религиозного отстаивания своих прав являлось одним из самых основных положений революционного индепендентского катехизиса, так что впоследствии, когда пришло время реставрации, первым требованием, которое было выставлено реставрацией, было устранение учения об этом праве, и в конце концов этот пункт вероучения был устранен. Этим убеждением руководился Кромвель, когда Карл I попал в плен к его армии, с наибольшей решительностью настаивая на его казни. В его смертном приговоре 29 января 1640 г. вслед за именами президента парламента и лорда Грея стоит имя Оливера Кромвеля. Он принял на себя ответственность за этот приговор, оправдывал и защищал его до последнего дня своей жизни. Ни один человек в Англии не был более ответственен за эту смерть. «Заявляю вам, — говорит он Альджернону Сиднею, — что мы отрежем ему голову вместе с короной на ней». Для него осуждение короля не было уже актом земного правосудия, оно было священной обязанностью, внушенной внутренним голосом и видимыми знамениями Самого Бога. Оказать милосердие этому Агаву значило бы открыто возмутиться против Божьей воли. В течение семи лет страна плавала в крови, охваченная разрушением и смятением, и Карл Стюарт был началом и виновником всех этих бедствий. И вот он пришел к убеждению, что не только известный человек Карл Стюарт был неисправимым изменником, но что вообще какое бы то ни было сочетание парламента со старой феодальной монархией было невозможно. Когда голова короля покатилась по эшафоту, старая феодальная монархия навеки испустила дух. Реставрация отплатила по–своему Кромвелю: его останки были извлечены из могилы и, согласно многим существующим преданиям, его голова была выставлена напоказ, а тело выброшено неизвестно куда, и в настоящее время Англия не знает, где покоится тело Оливера Кромвеля. Та решительность, прямолинейность и жестокость, которые неизбежно приходится проявлять человеку, поставленному у власти в такую трудную эпоху, Кромвелем проявлялась не только по отношению к королю, но и по отношению к революционной части армии, и по отношению к левеллерам он высказывал такую точку зрения: «У нас нет иного способа разделаться с этими людьми, как рубить их на куски, иначе они разобьют нас самих». И действительно, он проявил и решительность, и суровость, и исключительное мужество при подавлении левеллеров в Англии. После того как он сделался протектором, — принять корону помешало ему только то, что его сообщники мало настаивали на этом — после того как он сделался фактическим королем Англии, и тогда он был убежден, что он управляет не по своей воле, а по воле Божией. «Едва ли кто–либо из Стюартов, — говорит один его биограф, — мог ревнивее охранять свою богоизбранность, чем Кромвель свою». «Его теократическое сознание правоты своих действий, которые встречали растущее сопротивление, делало его, по–видимому, все властнее». За многое его можно упрекать. Одним из самых неизгладимых пятен на его исторической совести является ирландская экспедиция, которая залила возмутившуюся Ирландию потоками крови, во время которой истреблялись не только воины, но женщины и дети, и в особенности, ненавистное католическое духовенство. Как и все индепенденты, Кромвель не распространяет принцип свободы совести на католиков. Однажды в знаменитой декларации, обращенной к ирландским епископам, он высказался таким образом: «Вы ссылаетесь на мои собственные слова, сказанные в Россе о том, что отправление мессы не будет разрешено, насколько это во власти английского парламента, и вы говорите, что в этих словах выражено намерение искоренить католическую религию. Но я не могу искоренять то, что никогда и не укоренялось. Таковы мои намерения. Там, где это будет в моей власти, я не потерплю отправления мессы и не потерплю также некоторых папистов, если найду, что они соблазняют народ и открытыми действиями нарушают закон». И сколько раз ни провозглашалась в это время в Англии свобода совести, ни разу она не распространялась на католиков. Эта ирландская экспедиция остается наиболее тяжелым укором на исторической совестя Кромвеля. Можно обвинять его также в чрезмерной жестокости, которую он проявлял как полководец. Его обычная система была не только в том, чтобы разбить неприятеля, но и истребить его. Обыкновенно все большие бои, из которых Кромвель выходил победителем, сопровождались бегством неприятеля и погоней за ним, причем многие мили покрывались трупами, исчисляемыми тысячами. Кромвель считал, что нужно истреблять врагов, в этом он стоял на ветхозаветной точке зрения. Таков был вождь пуританского движения, который был в известном смысле одним из величайших вождей английской свободы. Он дал победу индепендентскому движению, правда, не удержавшуюся, сменившуюся реставрацией, но, во всяком случае, имевшую решающее значение для будущей истории Англии. Когда Кромвелю пришлось принять в свои руки бразды правления, обнаружилась двойственность его положения. Он так далеко зашел в революции, что идти дальше в этом направлении он уже не мог, его государственный разум требовал, чтобы он остановился, между тем как известная часть его сподвижников шла дальше и хотела продолжения революции. При таком положении Кромвелю пришлось, с одной стороны, бороться с революционными и антигосударственными элементами, с другой — отстаивать свободу от врагов, от реакции. Этим объясняется много жестокостей, шероховатостей, много печальных особенностей его жизни. Во всяком случае, общий итог его жизни может быть охарактеризован следующими его же словами, написанными в письме к Ферфаксу: «Я считаю только одно благом: любить Господа и Его бедный угнетаемый народ, для него работать и быть готовым страдать с ним, ибо это ведет к славному воскресению, которого мы все нетерпеливо ожидаем».