Глава III. Лютеранство и реформация: их значение для общественной жизни

Собственно в протестантизме различается два широких русла, одно — в духе Лютера, т. е. лютеранство, другое — так называемое реформатство, в котором развивается целый ряд сект, церквей и учений. При большом сродстве между собой они имеют и различие. Что касается Лютера, то наибольшее здесь значение имеет то, что «гражданская профессия, скромная деятельность в доме и во дворе, на предприятии» рассматриваются не как отвлекающее от неба занятие, но действительно духовное занятие. Лютер «возвестил свободу и ответственность трудящегося. Он разъединил различные области труда и тем дал им надлежащее освещение. Он, далее, восстановил в надлежащем значении всякий профессиональный труд, в том числе и научный» (Гарнак)[366]. «Основная мысль Лютера, — говорит другой исследователь ренессанса и реформации, Готгейн, — есть строгое разделение светского и мирского». Лютер протестует против революционного истолкования учения о христианской свободе. «Эмансипация государства и народного хозяйства от влияния церкви составляет существенную часть жизненной работы Лютера. Он делал это в интересах церкви, а не государства. Ибо в господстве церкви в этих областях, чуждых ее существу, он видел препятствие для религии…» «Особого предпочтения к определенной государственной форме Лютер не имел, он редко входит в эти вопросы и хвалит различные [формы], только к демократиям, где правит “Herr omnes”[367], имеет он решительно отвращение»[368].

Из новейших исследователей реформации выдается в особенности проф. Макс Вебер, в котором удивительная ученость счастливо сочетается с блестящим остроумием и талантливостью мысли. Он особенно внимательно останавливается на значении, которое имела протестантская мысль для экономического развития и, в частности, для капитализма, вырабатывая новую личность, новый характер, новый психологический тип. Что касается, в частности, Лютера, то Вебер обращает внимание на то, что в немецком языке понятие «Beruf» в современном смысле появляется впервые в лютеровском переводе Библии и по своему смыслу однородно с английским словом «calling»[369]. Понятие «Beruf» заключает в себе идею об известном призвании в данной отрасли светской деятельности. И не только слово, но и мысль эта является — для западной истории, по крайней мере, — новой и составляет продукт реформации. Безусловно новым является здесь оценка гражданского долга как высшего содержания жизни и как религиозной обязанности. Благодаря этому вырабатывается новая нравственная квалификация мирской деятельности, хозяйственной и политической деятельности, которой не было в средневековом мировоззрении. Своим отделением религии и государства Лютер создает также эмансипацию государства, самостоятельное развитие государственных функций, которое стеснено было средневековой теократией. Однако сам Лютер является в значительной степени, многими своими сторонами, склонным к пассивности и традиционализму, известному хозяйственному консерватизму. В последнем его укрепили особенно крестьянские войны, коммунистические движения реформации, решительно оттолкнувшие его в сторону охранительных начал.

Из других реформаторов, его современников, прежде всего должен быть назван Кальвин, который занимает особое место, играет совершенно исключительную роль в истории реформации. Если Лютер стремился отделить религию и мирскую жизнь, их обособить, сделать их самостоятельными, то Кальвин, напротив, стремился в результате своей деятельности воссоздать средневековое государство на новых основаниях. Он являлся последователем той же идея, которую несколько десятилетий тому назад проводил во Флоренции Савонарола. Кальвин, как известно, центром своей деятельности избрал Женеву. Он считал свою миссию здесь непосредственно делом Бога и для ее выполнения применимыми законы Ветхого Завета об уничтожении врага. Когда Кальвин получил влияние в Женеве, он свои принципы провел в жизнь посредством ряда законодательных институтов. Женева в это время была местом, куда стекались эмигранты под влиянием религиозных гонений из разных стран. Ложно понятое лютеранское учение о свободе приводило к распущенности, известному нравственному упадку, который господствовал в то время, когда получил влияние Кальвин. Кальвин учредил консисторию, во главе которой стоял он сам и которая составляла так называемые ордонансы, предусматривавшие не только светские, но и духовные преступления, преступления против нравственности. При помощи консистории и ордонансов был учрежден в Женеве как бы всеобщий монастырь с самым строгим уставом. Эта законодательная коллегия — консистория — в некоторых случаях получала особые полномочия, дававшие ей право наказания, даже смертной казни, и действительно применяла самые суровые и жестокие меры по отношению к своим ослушникам.

Своим суровым управлением Кальвин добился того, что в санитарном и экономическом отношениях Женева стала на высокую степень развития. Вообще этика реформатская отличается от этики лютеранской тем, что в ней гораздо большее значение получают мотивы хозяйственной и политической жизни.

Это влияние реформатской этики сказывается в том, что именно кальвинизм создал такую духовную школу, из которой вышли затем деятели капитализма, деятели гражданских войн, наиболее крупные энергичные характеры XVI–XVIII вв. Выработка их стоит в связи с основным догматом кальвинизма, который известен как учение о предопределении. На основании текстов апостола Павла Кальвин учит, что человек своими силами не может иметь никакой надежды и никакой возможности спасения, и если он может спастись, то только благодаря тому, что так угодно было Творцу, неизменным актом Своей воли предызбравшим его заранее. Это учение способно, казалось бы, создавать самое мрачное и пессимистическое настроение, между тем оно в противоположность тому вырабатывало наиболее железные и стойкие характеры. Достаточно назвать имя пуритан для того, чтобы вызвать в воображении железные, непреклонные типы. Объяснение этого заключается в том, что догмат о предопределении получил своеобразное истолкование. Люди спасаются только предопределением, но никому не открыто, кто предызбран, и потому величайший грех не считать себя предызбранным. Но как убедиться в своей предызбранности? Убедиться в этом можно, только наблюдая себя в действии, т. е. наблюдая себя по своим поступкам. Таким образом, создается своеобразная этика, своеобразный идеал, по–своему не менее сильный, чем церковный средневековый.