Христианская социология. О Царствии Божием

О Царствии Божием

О Царствии Божием

Социология христианская должна исходить из этого центра: Царствие Божие есть единое благо, которое нам надо искать. Но следует раскрыть всю полноту этой мысли: в чем заключается искание Царствия Божия и служение ему, к которому все мы призваны.

Новая протестантская литература, стремящаяся разгадать тайну Евангелия без Христа (не признающая Христа истинным Сыном Божиим), придает большое значение Царствию Божию. Она его воспринимает двояко: 1) чисто духовно, как радость о Духе Святом (заслуга Иисуса Христа рассматривается в том, что Он в Себе явил Царствие Божие и других сему научил); 2) как преходящее—на основании евангельской эсхатологии — особенно у синоптиков [804]. — Эти две стороны протестанты противопоставляют: с одной стороны, Царствие Божие внутри нас, с другой — Царствие Божие эсхатологическое, преходящее. И перед этим противопоставлением протестантизм изнемогает. Православие же не видит противоречия, ибо оно рассматривает Царствие Божие и в личном подвиге, и в общественном и историческом делании для него, Царствие Божие интегрально, в полноте своей все заключающее.

Первый и основной смысл — «Царствие Божие внутри вас есть» (Лук. XVII, 21). Это — благодатное богообщение и вечная жизнь. «Сия есть жизнь вечная, да знают Тебя Единого, истинного Бога и посланного Тобою Иисуса Христа» (Ио. XVII, 3). Это — постоянная благодатная полнота Церкви — в таинствах, в тайнодействиях, во всей церковности. Для того, кто не приобщен к сему, нет Царствия Божия «внутри» него.

Царствие Божие освобождает нас от временности, ибо являет вечное содержание нашей временности. Оно дает нам непосредственную убедительность и полноту истины, — и связь с Боговоплощением, — присутствие среди нас Господа в человеческом естестве. Ибо «Царствие Божие внутри вас есть» нужно понять и в том смысле, что в истинном христианском сердце обитает мир и божественная благодать, и в том, что это Царствие Божие есть Сам Христос, Который был тогда среди (внутрь) апостолов и Который всегда среди нас. Полное соприкосновение человеческого и божьего среди нас. Полное соприкосновение человеческого и божьего естества… совершено во Христе и совершается для каждого в Церкви — Теле Христовом.

Но это внутреннее истолкование не исчерпывающее. Ибо Царствие Божие есть и эсхатологическое, преходящее, раскрывающееся для мира и в мире как космическое и онтологическое событие. Надо различать Царство благодати и Царство славы. Ныне — Царство благодати. Господь не царствует по–настоящему в мире, пока князь мира сего в нем господствует. Ныне Царствие Божие — не от мира сего. Но это изменится, и тогда Бог будет «все во всем» (1 Кор. XV, 28): тогда будет Царство Славы. К этому грядущему Царству мы обращаемся сверх времени; оно горит над землей. Его жаждали первые христиане, основная молитва которых была «Ей, гряди, господи Иисусе» (Апок. XXII, 20). — Ибо они верили в ближайшее пришествие Господа.

Патологическое уклонение сего мы видим в сектах с неправильным аскетизмом и нервной суетливостью, осужденными Господом.

Но разве утрачивается связь между временем и сверхвременностью? Первохристиане мало думали о жизни в сем мире; они призывали лишь к терпению в ожидании второго пришествия и жаждали мученичества, будучи в эсхатологической напряженности.

Но оба эти аспекта Царствия Божия — богообщение и эстахотология — не исчерпывают всего значения Царствия Божия. Ибо Царствие Божие, которое внутри нас, хотя и начинает вечную жизнь, не исключает жизни во времени. Напротив, оно утверждает значение того, что происходит во времени, и во времени мы понимаем значение Страшного Суда, ибо во времени некоторым образом рассматривается вечность. Чаяние второго пришествия не уничтожает чувства, что история существует, что между первым и вторым пришествиями протекает время, больше времени, чем думали вначале. И это время не является для нас безразличным протеканием событий, а историей церкви, подлинностью и содержанием того, что происходит в церкви. История получает свое оправдание. Она — не просто пустой коридор, через который следует пройти. Дерево растет, хотя никто, кроме Господа, не знает как. Окончиться история, со стороны человечества, может лишь свершением, кончиной мира. И мы в истории являемся ответственными не только лично, но как воинствующая церковь. Это церковью было выражено и запечатлено с принятием христианства св. Константином и водружением labarum [805] над римским войском. Государство сознало себя христианским, и церковь на это согласилась — тем, что признала подвиг св. Константина, назвала его равноапостольным; благодатное освящение стало даваться царям чином коронования. Церковь стала развивать мысль, что государство — Богом установленное начало жизни (Римл. XIII, 1) и благопомазанное, ссылаясь на примеры 1–ой Книги Царств. — И христианское сознание этим было поставлено в своей совести ответственным перед тем, что совершается в истории. Установлен союз церкви и государства, положительное их соотношение. Церковь приняла на свою ответственность историческое делание. Неправильно, что идет здесь отпадение христианства от первоначальной чистоты. Соделывается дело нашего спасения, в котором заключается и эта сторона мирская. Всякий труд вводится в дело спасения: даже жизнь монастырская не освобождает от труда, и нельзя от труда этого отказаться, ибо в нем послушание, даже ради молитвы. Так и в истории, жизни. Церковь приняла историю, и формы этого принятия изменяются во времени.