 |
Интуитивность символа
|
|
|
|
Под интуитивностью символа мы понимаем такую его роль в познании, при которой он не может быть окончательно объективирован без своего разрушения. В символе должна оставаться составляющая непосредственности, очевидности, не подлежащая критике и оценке извне, должна сохраняться душа символа. В этом смысле символическое мышление и символическая диалектика не могут совершенно исчерпаться формализацией, но требуют вчувствования в формальные символы и оживления их до собственно символов.
В паре “форма – содержание” (предикат – сущее) эта интуитивность символа может быть выражена в беспроблемности, несомненности символического содержания, что гносеологически фиксируется в требовании удержания составляющей символического содержания на уровне очевидной, непосредственной данности, того универсума мысли, который всякой критике даёт основание, но сам лежит вне критики. В связи с этим требованием, символическая форма предполагает не механическое восприятие, но соответствующую настройку сознания, способную и не осуществиться. Тогда символическое содержание не возникнет как интуиция, и символ не будет вызван к жизни. В этом смысле символы, в отличие быть может от других знаков, ещё прежде следует оживить, наполнить бесконечностью. В такой роли символы не столько орудия познания, сколько органы. Мы работаем не над символами, а самими символами над действительностью, как пишет Флоренский (V, С.131).
10.Синоптичность символа
Синопсис – это способность совместить в одной множество точек зрения. Такое свойство символа является дополнительным к его поливалентности. Если поливалентность в символе исходит от множества его символических форм, то синоптичность символа конституируется его содержанием, сквозящим инвариантой во всех символических формах. Переходя от одной символической формы к другой, мы всегда удерживаем их привязку к выражению одного символического содержания, т.е. оцениваем как разные стороны одного и того же. Даже более того, синоптичность символа предполагает иерархию символов, восхождение к символу символов. Вот как пишет об этом Флоренский: “... такой синопсис, дающий в единой совместить множество точек зрения, в одной – разные, в мгновенной – последовательные, – дающий “во единой черте времени” множество разделённых созерцаний, из коих каждая имеет бесконечность своего кругозора, – такой синопсис подводит нас к бесконечности бесконечностей, к символу символов, – Идее” (V, С.145-146).
|
|
|
Здесь можно заметить, что привести к единству символы означает, по Флоренскому, соединить их диалектически, т.е. объять их некоторым единым диалектическим путём, восходя к всеобщему (в отличие от общего, всеобщее, по Флоренскому, составляет с единичным одно) (V, С.146-147). Этот путь для данной совокупности символов не обязательно должен быть один, но все эти пути должны приводить к единому конечному результату – Идее этих символов.
Синопсис – это трансцендентное состояние, т.к. оно предполагает множественность тотальностей (бесконечностей). Только Идея-сущее немыслимо совмещает в себе эту доведённую до пропасти несовместимость.
Завершить эту разноплановую характеристику символа можно итоговой формулой Флоренского: “Часть, равная целому, причём целое не равно части, – таково определение символа” (V, С.148).
Со стороны части целое вполне экранируется частью, со стороны целого в нём обнаруживается ещё бесконечно много иных частей. Такой может быть только бесконечноподобная часть, способная входить в L-статус и вполне представлять собой целое, голоморфная этому целому, и в конечном итоге – предикация сущего-всеединого, способная сама принимать на себя статус сущего, и всё же никогда до конца его не исчерпывающая. Но и обратно, сущее, принимая на себя черты предикаций, становится высшим символом в символическом всеединстве, – Именем. Философия всеединства обнаруживает себя как философствующее имяславие.
|
|
|
§ 2. “Мнимости в геометрии”: изнанка бытия
Многообразие, моделирующее всеединство, должно быть двуслойным. В одном плане все элементы многообразия отделены друг от друга, в другом они “делокализованы” и неотделимы. Замысел реализации такого многообразия в “Мнимостях”.
В знаменитых “Мнимостях в геометрии”, вышедших в 1922г., Флоренский предлагает новую интерпретацию для комплексных чисел (“мнимостей”). Традиционно каждое комплексное число интерпретируется как точка двумерной плоскости, в связи с чем невозможна наглядная интерпретация в геометрии комплексных функций. Продолжая линию Декарта на сближение анализа и геометрии, Флоренский предлагает мнимые составляющие комплексов располагать на обратной стороне плоскости (поверхности). Так у поверхности, а в общем случае и у пространства появляется оборотная сторона, “изнанка”. Флоренский делает космологические выводы из своих исследований, предполагая и трактуя “изнанку” нашего физического мира как основание духовной онтологии, где сверхсветовые скорости выражают принцип голоморфности (“всё во всём”) ноуменального бытия.
Идеи логики всеединства раскрываются в этой работе с неожиданной стороны. В Послесловии к изданию “Мнимостей” 1991г. “О воображаемой вселенной Павла Флоренского” Л.Г.Антипенко пишет о том, что Флоренским во всех научных исследованиях руководила одна идея “построения новой (топологической) модели простанственно-временного многообразия”, причём в этой модели пространство-время носит явный “двойственный характер”. У него две стороны, два плана: “дольний” и “горний”, внешний и внутренний, “лицо” и “изнанка”. Причём, если “с лица” мир разделён, и все части его внеположены, то “на изнанке” всё проникает во всё, любые две точки здесь соприкасаются и в конце концов всё многообразие “лица” стянуто в один узел “на изнанке”. Именно идеи обоснования “изнаночной” онтологии вдохновляли Флоренского при создании “Мнимостей”.
|
|
|
Мы узнаём в этих идеях структуру всеединства, всё ту же двойственность планов “сущего” и “бытия”, но уже в приложении к идеям математики и физики. Каково бы ни было конкретное решение логики всеединства средствами той или иной физико-математической теории, в ней в частной форме должны будут выполняться следующие общие требования:
1. Многообразие элементов должно быть двуплановым (двуслойным), любой элемент в связи с этим имеет две стороны – в проекции на каждый из планов (так, например, в “Мнимостях” каждая точка дана дважды – в действительной своей составляющей, на одной стороне поверхности, и в мнимой компоненте, с оборотной стороны поверхности).
2. Если один план обозначить как ноуменальный, другой – как феноменальный, то в феноменальном плане все элементы должны быть “отделимы”, т.е. иметь возможность достаточно точно отличаться от других элементов. В ноуменальном плане, наоборот, должна быть обеспечена “делокализация” элементов, их взаимопроникновение друг в друга, “изотропическое сообщение” (“Устанавливая сообщение между точками изотропическое, мы непосредственно соприкасаем друг с другом любые две точки” (V, т.2, С.292)).
В этом случае переход из ноуменального плана в феноменальный станет редукцией, гипостазированием предиката, сопровождающимся разрушением голоморфического единства ноуменов.
Заключение о Флоренском.
Мы видим, что Флоренский ещё более, чем Булгаков, тяготеет к конструкциям ментальной топологии в логике всеединства. Он особенно подчёркивает антиномичность трансцендентных синтезов и использует энергийную терминологию в их выражении. Одновременно Флоренский склонен к символическому представлению логики всеединства. Эти два предела – энергейа и эргон – составляют живую антиномию его творчества, оно разворачивается под их знаками, восходя в энергейе “православного соборного рассудка” и продвигаясь к эргону “конкретной метафизики”. Флоренский наметил конкретные решения логико-философских проблем построения формальной теории антиномии, выражения идей ментальной предельности, двуплановости топологических характеристик всеединого многообразия и т.д.
|
|
|
В философии “по Флоренскому” логика всеединства получает вдохновение на разработку и исследование некоторого философского символизма, особого рода технику оперирования с символами бесконечного (трансцендентного), построенную по образцу методов работы с предельными процессами в математическом анализе и топологии.
Глава 4
“Непостижимое” в логике всеединства
Семён Людвигович Франк – один из крупнейших представителей философии всеединства. Он называл свою философию “христианским реализмом” и рассматривал её как рациональное обоснование религиозной онтологии, в которой все начала бытия охвачены сверхрациональным сопричастием. Франк более академичен как философ, его исследования – это всегда основательные метафизические построения. Философский логос играет в них ведущую роль. Крупнейшая метафизическая работа Франка – “Непостижимое” (закончена в 1937г.). В ней автор подводит итог своим метафизическим исканиям и приводит в систему логико-философские основания собственной точки зрения на всеединство. Особенное влияние оказала на Франка философия Николая Кузанского, его docta ignorantia – метод учёного незнания (умудрённого неведения). “... это “познавание незнания” об Абсолюте, – писал В.Н.Ильин в статье “Николай Кузанский и С. Л. Франк”, – приводит к таким богатым философско-метафизическим и богословским результатам положительного смысла, что здесь положительное знание принимает форму знания о незнании. Само отрицание здесь принимает форму бесконечности актуальной, относящейся к положительному бытию. Вместе с тем, так как понятие бесконечности связано с понятием предела (как гносеологического, так и математического), то учение об “учёном неведении” даёт в разработке Николая Кузанского и его последователей, увенчанных С.Л.Франком, богатейший результат в области метафизической логики и философии математики” (8, С.90).
§ 1. “Непостижимое”: положительный вариант критики отвлечённых начал
Две установки сознания. Непостижимое и его виды. Акты объективации и субъективации. Тетическое суждение как ментальная диада. Признаки непостижимого. Метод абсолютизации у Франка. Виды непостижимого как потенциальная и актуальная бесконечность. Связь с позициями Л2.1 и Л2.2.
“Непостижимое” состоит из трёх частей: 1.Непостижимое в сфере предметного знания. 2.Непостижимое как самооткрывающаяся реальность. 3.Абсолютно непостижимое: “Святыня” или “Божество”. Мысль Франка движется снизу вверх: от второго абсолютного (первая часть) к первому (вторая часть) и их синтезу в третьем абсолютном (третья часть). В этом параграфе мы рассмотрим введение, предисловие и первую часть “Непостижимого” (кроме последней, четвёртой, главы).
|
|
|
В Предисловии, подводя к идее непостижимого, Франк выделяет две установки сознания, присущие человеку. Первая установка уходит корнями в биологию и ставит своей целью выживание человека, его “ориентировку” в мире. В основе “ориентировки” лежит подведение неизвестного под известное, улавливание неизменного в изменчивом. На этой основе возникает познание в понятиях, наука и догматическая метафизика (Франк критикует её основное понятие “субстанции” как принципа “опоры”, т.е. сведения неизвестного и изменчивого к устойчивому и самотождественному). Основные предпосылки первой установки сознания таковы: 1)всё неизвестное может быть познано, 2)если нечто непознаваемо “для нас”, то оно всё же познаваемо “в себе”. На этих принципах строится мир “здравого смысла”, трезвый и обмирщённый, духовная пустыня, в которой нет тайны. Это “предметный мир”, где “предмет” понимается Франком как обозримое единство содержаний, каждое из которых допускает логическую фиксацию в понятии. “Предмет” – это целостность и сама объективированная, и в каждой своей части угашенная объективацией.
Но возможна иная установка сознания и иной, порождаемый ею, образ мира. Она была присуща каждому из нас в детстве, дана в переживании красоты и потрясающих нашу жизнь событиях. В такие моменты мир обыденный трескается, надламывается, и в его просветах начинает мерцать тайна, нечто невыразимое и непостижимое. Подлинный мир – это мир непостижимого, когда ореол тайны и свежести окутывает каждую часть и каждую целостность бытия. Такой мир не может быть до конца рационализирован, хотя само непостижимое не сокрыто от нас, но ясно дано как таковое, как именно непостижимое. Точнее, есть два вида непостижимого: 1)”непостижимое для нас”, оно непостижимо в силу ограничения нашей познавательной способности, 2)”непостижимо в себе” – непостижимое как таковое, в силу антиномической природы реальности, ей самой присущей.
Возможно знание непостижимого как особый метод, способ познания, – “учёное незнание”, docta ignorantia.
Итак, Франк вводит нас в проблематику непостижимого как особой установки сознания, всё оживляющей и определивающей. Этой установкой не создаётся новый мир, но преображается всё та же реальность, которая была омертвлена в трезвом рассудке.
Любой отрезок реальности можно убить, можно и оживить, – в двух установках сознания даны два фундаментальных акта нашей ментальности: акт объективации и акт субъективации. Первый рационализирует, сводит неизвестное к известному, изменчивое к устойчивому, снимает со всего покров тайны, всё превращает в “предметы”. Во втором акте сознание всё иррационализирует, видит за известным неизвестное, возвышает устойчивое до момента текучей изменчивости, всё превращает в “непостижимое”, на всё набрасывает покров тайны. Наша современная реальность слишком омертвлена объективацией, и Франк видит свою основную задачу в противостоянии этой крайности. Всё его дальнейшее изложение будет последовательным преображением угашенной реальности, он всё будет интеллектуально оживлять, во всём находить иррациональное и непостижимое, повсюду зажигать светильники святости и благоговения, восхищения и трепета. Как бы поток огня начнёт охватывать всё большие и большие пространства, возгораясь изнутри предметного мира и затем перебрасываясь в сферу самосознания и абсолютной реальности.
В самом предметном мире всё пронизано непостижимым. В основе предметного (рационального) знания лежат суждения, в которых выделяются асимметричные полюса предмета и содержания (субъекта и предиката). Предмет может быть определённым – это суждения синтетические, вида “А есть В”, и неопределённым – суждения тетические, вида “есть А”. Различия между ними несущественны: во-первых, всякое синтетическое суждение может быть сведено к тетическому: “А есть В” как “есть А и В”, во-вторых, тетическое суждение – это случай синтетического при взятии предмета неопределённым, как некоторой логической переменной: “есть А” как “х есть А”. В конечном итоге во всяком суждении мы находим вариант тетического суждения “х есть А”, где само А может быть некоторым В, и т.д. Итак, всякому суждению предпослана ментальная диада в форме “х есть А”. Её отличие от обычного суждения в том, что х относится к А как бесконечное к конечному: никакое А не может исчерпать х, в то время как в обычном суждении “А есть В” А рано или поздно исчерпывается В. В стремлении исчерпать х возникает бесконечный ряд предикаций “х есть А, которое есть В, которое есть С, которое...” Человек постоянно склонен к тому, чтобы замещать в “х есть А” х на А (гипостазирование предикатов). Такое замещение приводит к замыканию предикатов в себе и их несовместимости. Трезвый рассудок заменяет бесконечное на конечное, сводит “х есть А” к “С есть А”. Полюс бесконечного х – это некоторый тотальный фон, ментальный “океан”, омывающий “острова” всех конечных определений (VI, С.199-209).
Ряд предикаций “х есть А, есть В, есть С,...” сравним с математическим рядом А+В+С+...+х, где х играет роль бесконечного остатка, перед лицом которого любые суммы конечных предикаций одинаково незначительны. Бытие х трансцендентно по отношению к бытию предикатов, оно дано как “данная неданность”, предельная ментальная структура. Этот предел содержится в самом сознании, в связи с чем оно впускает в себя трансцендентное и оказывается открытым на бытие – обеспечивается гносеологическая способность сознания. Решается антиномия познания, которая требует, чтобы сознание одновременно было отлично от бытия и совпадало с ним (см. VI, С.210-211).
В предметном знании непостижимое дано ещё слабо, лишь как “непостижимое для нас”, потенциальная бесконечность. Но всякой потенциальной бесконечности соответствует актуальная. Это не кантовская “вещь в себе”, но скорее “(вещь-в-себе)-для-нас”, данная неданность. Она лежит вне познаваемости, но не вне данности. Есть непознавательная данность, и она как такая дана в познании, именно это делает познание онтологически значимым (VI, С.219-220).
Рассмотрев познание в свете непостижимого, Франк исследует проблему данности непостижимого в предметном мире самом по себе. Во всякой предметности сохраняется та же структура бытия “х есть АВС...”, но здесь она дана актуально, как завершённый бесконечный ряд. Актуальная непостижимость выражается в наличии некоторого “избытка” в предмете, передаваемого такими словами, как “полнота”, “конкретность”, “жизненность” и т.д. Это и есть “непостижимое по существу” в предмете. В нём Франк выделяет следующие признаки:
1.Металогичность
Всякое знание содержит в себе моменты “определённости” и “обоснованности” (ср. с интуицией и дискурсией у Флоренского ). “Определённость” знания задаётся “принципом определённости” в единстве законов тождества, противоречия и исключённого третьего. Этим принципом знание разделяется на изолированные определённости. Но такому разделению всегда предпослано первичное единство всех элементов знания, которое проявляется в синтетичности суждений. В суждении “А есть В” связь В с А никогда не выводима из А только на основании А, всегда законом тождества предполагается, что “А есть А и А не есть В”. И если связь суждений реальна, то только на основании некоторой первичной недифференцируемой связности всего со всем, предпосланной её дифференциации в суждениях. Эта пред-данная связность предметного знания, сама уже не подчинённая принципу определённости, и есть слой “металогического единства” в знании (VI, С.227). Он не постижим по существу, т.к. попытка его познания приводит к выходу в расчленённое знание. Это и есть предмет знания, который всегда знанию предпослан, но до конца и вполне в нём никогда не выразим. Он не потому непостижим, что наше познание слабо, но непостижимость живёт в нём как таковая, как “явная тайна”.
Итак, Франк выделяет в предметном знании два уровня: 1) отвлечённое знание о предметах, выражаемое в суждениях и понятиях, 2) первичное знание – как непосредственную интуицию предмета (в которой знание совпадает с бытием) в его металогической цельности (VI, С.229).
Отвлечённое знание основано на первичном. Они не тождественны, но находятся в отношении металогического сходства. Идею этого отношения Франк иллюстрирует на примере попытки описать в понятиях впечатление о человеке. Здесь по отдельности каждое описание может быть точным, но в целом мы всё-равно получим лишь набор проекций сущего, а не само сущее. Т.о. отвлечённое знание выступает в металогическом сходстве как полная и точная система проекций металогического состояния, но, несмотря на эту полноту и точность, она всё же будет только набором проекций без целого.
Иррациональность
Если в свойстве металогичности подчёркивается первичная целостность бытия, то иррациональность – это начало отличия первичного знания-бытия от рассудочного познания. Иррациональное начало нельзя вычленить из целого и рядоположить его с рациональным. В нём мало самости и попытка придать ему эту самость превращает иррациональное в искусственное понятие “субстанции”, “сущего ничто”. Иррациональное по определению задаётся как периферия бытия, попытка перевести его в центр приводит к его потере. Поэтому иррациональное нельзя отделить от рационального в металогическом. Отметим сходство этой ментальной конструкции с materia prima у Соловьева, уконом и меоном у Булгакова. Все эти виды “незаконнорожденного познания” (logidmoV noqoV) существенно ослаблены в своём самобытии (в рефлексивных модах). Такова вообще природа антитезиса-дополнения в диалектической триаде. В данном случае предметное знание берётся как триединство “рационального” (тезис), “иррационального” (антитезис) и “металогического, трансрационального” (синтез). Металогическое единство не только выступает за границы отвлечённого знания, но и включает его в себя, дополняя иррациональным меоном. В силу иррационального остатка, реальность непостижима по существу, а не только для нас.
Индивидуальность
Реальность непостижима для отвлечённого знания и в силу своей индувидуальности, которая сообщает безусловный характер не только всей реальности в целом, но и каждому её отрезку. В своей индивидуальности отрезок бытия нельзя выразить иначе, как только именем собственным, Именем. Язык богов должен состоять из одних имён собственных (VI, С.237). Множественность (“нарицательность”) – конструкция отвлечённого знания. Единичное неуловимо в понятии, его нельзя понять, но можно только созерцать как тайну.
Трансфинитность
Отвлечённое знание обусловлено принципом определённости и в этом смысле дефинитно. Металогическая реальность трансдефинитна, т.е. выходит за рамки принципа определённости и содержит в себе неопределённость (VI, С.240-242). Одно из частных проявлений трансдефинитности – трансфинитность, т.е. способность непостижимого быть больше всего данного, подчинять себе всё остальное (VI, С.242-243). Как трансфинитное, непостижимое в то же время соединяет в себе определённое и неопределённое.
Трансфинитность – принцип включающего преодоления всякого начала (непостижимое как “положительное ничто”). Обращаясь на себя, непостижимое оказывается больше самого себя (антиномия абсолютного).
Становление
Непостижимость в предметном знании выражается также в становящемся характере всякой данности. Но становление рационально непостижимо (VI, С.244-246).
|
|
|
