 |
Геополитическая концепция евразийства
|
|
|
|
Евразийство – это идейно-философское движение, возникшее в определенном слое русских эмигрантов в начале 1920-х годов и существовавшее до начала Второй мировой войны.
Среди наиболее известных евразийцев географ П. Н. Савицкий (1859-1968), филолог князь Я. С. Трынкой (1890-1938), историк Г. В. Вернадский, богослов Г. В. Флоровский (1893-1979) и др. Наиболее яркой фигурой среди евразийцев был П. Н. Савицкий.
На протяжении 1920-1930-х годов в Софии, Праге, Берлине и Париже были опубликованы многочисленные труды евразийцев, которые широко обсуждались в кругах русской эмиграции. В наше время интерес к их идеям возродился и стал определенным мировоззренческим водоразделом в спорах о целях и задачах российской государственности и геополитической доктрины страны.
Опираясь на программную работу евразийцев «Евразийство. Опыт систематического изложения», изданную в 1926 г., и работы П. Н. Савицкого, вычленим и охарактеризуем их геополитический аспект.
Основной геополитический тезис евразийцев: Россия – исключительная страна, непохожая на Европу и имеющая большое родство с Азией. Россия – это не Европа и не Азия, а отдельный, своеобразный, целостный и органичный мир.
Это самодостаточный мир, именуемый Россия-Евразия, географические и политические границы которого исторически со-
впали с границами Российской империи. Первопричина самодостаточности России-Евразии кроется в ее географическом положении и особенностях «месторазвития»26.
Географическое положение России можно понять, если представить ее как часть Старого Света – некоего целостного единства, в котором противостоят окраинно-приморские области, простирающиеся от Китая до Западной Европы включительно, с одной стороны, и его внутренние районы – с другой. «Противоположение это поясняет механизм истории Старого Света в течение тысячелетия:
|
|
|
помогает постичь соотношение между врастающим в определенную территорию творчеством «окраинно-приморских сфер» и передаточной в своем значении, усваивающей результат этого творчества и в движении кочевий и завоеваний сообщающей другим, столько же территориально «неподвижным» мирам, «степной культурой» [Савицкий, 1997, с. 332].
Отрыв России-Евразии от Мирового океана породил особый уклад хозяйствования. Огромные размеры территории и наличие природных богатств постоянно подталкивают Евразию к осознанию своей экономической самодостаточности, превращению ее в автономный «континент-океан»27.
Евразия в старом смысле слова, отмечают евразийцы, подразделяется уже не на Европу и Азию, а на:
• срединный континент, или собственно Евразию,
• два периферических мира:
• азиатский (Китай, Индия, Иран);
• европейский, граничащий с Евразией примерно по линии:
реки Неман-Западный Буг-Сан-устье Дуная [Евразийство..., 1992,с.41].
Последняя граница является водоразделом двух колонизационных волн с Востока и Запада. Такое географическое положение России-Евразии способствовало объединению и синтезу двух начал Старого Света – Востока и Запада. Образовался новый тип культуры
с чертами материковой (континентальной) культуры в противовес океанической, а точнее, атлантической культуре Европы, Америки и, вообще, британо-атлантической модели развития. В России-Евразии осуществлен синтез европейского и азиатского начал.
Срединный континент стал плавильным тиглем для славянотюркских народов, сформировавших в результате органический сплав российского суперэтноса, его культуру. Следовательно, евразийская культура – синтетическая. «Надо осознать факт: мы не славяне и не туранцы (хотя в ряду наших биологических предков есть и те, и другие), а русские» [там же, с. 39].
|
|
|
Позднее Л. Н. Гумилев назвал исторически складывавшийся в Евразии тип культуры скифско-сибирским «степным» стилем [Гумилев, 1990, с. 38].
Самобытность евразийской культуры состоит не только в том, что это особый этнический тип, но и в том, что Россия оказалась едва ли не единственной хранительницей православия по восточному, греческому образцу. Н. Трубецкой считал православие стержнем евразийской культуры. Оно силою своего горения переплавило татарское иго во власть православного русского царя и превратило улус Батыя в православное Московское государство.
Русскую культуру отличает от других культур соборность, народность, ее цель состоит в исторической миссии сохранить и множить духовные основы человечества.
Следует отметить, что евразийцы выступали против панславизма, говоря, что он был создан поборниками российской великодержавности по подобию пангерманизма. Они поддержали «формулу» Леонтьева: славянство есть, славизма нет. В «Опыте систематического изложения» евразийцы писали: «Только К. Леонтьев решился формулировать выводы своего богатого и непредвзятого опыта и мужественно выступить против растворения русской культуры в отвлеченном и романтическом панславизме. На его слова также никто не обращал внимания, как и на – пускай часто даже поверхностные, но все же непредвзятые – впечатления иностранцев. А иностранцы не смешивают русскую культуру ни с европейской, ни со славянством. Они воспринимают Москву, русский быт, русское искусство, русский психический уклад как «Азию», хотя, конечно, и отличают эту «Азию» от Индии или Китая. Для иранцев же русские – преемники Турана» [Евразийство..., 1992, с. 38].
Самобытность русской культуры, подчеркивали евразийцы, не в панславистской идее, а прежде всего в уравновешивании двух антагонистических векторов – Европы и Азии.
Тем не менее из этих двух векторов Европа – это явный враг, бич человечества, главный источник кризиса, а Азия – родственник России. «Надо не уставать подчеркивать родство азиатских культур с евразийскою и их давнее интимное взаимообщение» [там же, с. 66]. Не случайно, не ошибочно, что Россия отворачивается от Европы и поворачивается лицом к Азии, отмечали евразийцы.
|
|
|
Почему Европа в евразийстве выступала врагом России? По ряду причин:
• Европа – враг потому, что ее общественное устройство базируется на индивидуализме и личных правах (т.е. эгоизме), а не на соборности и братской любви.
• Европейские понятия эволюционной лестницы и прогресса, применяемые к истории общества, – понятия глубоко эгоцентрические. В романо-германском мышлении исторический процесс предстает как единая линия, тогда как евразийцы представляют его в виде «пучка лучей и не связкой параллелей». Предшественник евразийцев Леонтьев понимал прогресс не как движение от простого к сложному, а как движение, исходящее от устойчивости и стабильности и направленное к их упрочению.
• Неприемлемы для евразийцев и формы европейской собственности. «В России собственность всегда рассматривалась с точки зрения государства, к тому же религиозно-этической... Мы говорим о «функциональной» собственности или о собственности, обусловленной государством, т.е. проистекающей от него и связанной с обязанностью по отношению к нему» [там же, с. 73].
• Евразийцы выступали против европейской парламентской демократии, выродившейся, по их мнению, в олигархию, против слабости государства и европейского либерализма в целом. Савицкий считал, что евразийское государство должно строиться как идеократия, т.е. отправляясь от изначально духовного импульса, сверху вниз. Во главе этой структуры должен стоять особый класс «духовных вождей». В связи с этим он ввел понятие «географическая личность». Достоинство такой личности состоит в способности подниматься над материальной необходимостью, органически включая физический мир в единый духовно-созидательный импульс глобального исторического процесса (делания)28.
• Все попытки европеизации России, особенно связанные с реформами Петра I, оценивались евразийцами негативно. Считалось, что лишь по недоразумению Россия примкнула к Европе. «Покидая» Европу после 1917 г., революций и гражданской войны, страна возвращается к самой себе. Первый сборник евразийцев так и назывался – «Исход к Востоку» (София, 1921). Его главная идея: будущее России в том, чтобы возглавить всемирное антиевропейское движение.
|
|
|
Что касается Азии, то представления о ней у евразийцев были скорее романтико-символическими, абстрактными, чем конкретными и объективными. Они возлагали большие надежды на плодотворность «исхода к Востоку», т.е. на взаимодействие России с азиатскими культурами.
АЗиецентризм евразийцев особенно явно проявился в объяснении корней русской государственности и российского этноса. Савицкий писал, что без «татарщины» не было бы России, что неверно вести отсчет развития России от Киевской Руси, что якобы татарское нашествие прервало развитие последней.
Несмотря на достижения Древней Руси в XI-XII вв., в ней происходил процесс культурного и политического измельчания. К первой половине XIII в. относительное политическое единство сменилось удельным хаосом. В геополитическом плане Киевская Русь расценивалась провинциальной. Поэтому она может рассматриваться лишь как колыбель России-Евразии. «Великое счастье России, что в момент, когда в силу внутреннего разложения она должна была пасть, она досталась татарам и никому другому. Татары – «нейтральная» культурная среда, принимавшая «всяческих богов» и терпевшая «любые культуры», пали на Русь как наказание Божие, но не замутили чистоты национального творчества. Если бы Русь досталась туркам, заразившимся «иранским фанатизмом и экзальтацией», ее испытание было бы намного труднее, а доля горше» [там же, с. 333-334]. Савицкий отмечал, что благодаря татаро-монгольскому нашествию Россия обрела свою геополитическую самостоятельность и сохранила свою духовную независимость от агрессивного романо-германского мира.
Евразийцы считали, что «впервые евразийский культурный мир предстал как целое в империи Чингисхана» [там же, с. 45].
Подъем Русского государства с середины XV в. и до середины XVIII в. характеризуется восхождением Московского государства в качестве преемника и наследника Золотой Орды. Чингисхан, считали евразийцы, стоит у истоков грандиозной идеи единства и суверенитета Евразии, тогда как киевская идея провинциальна.
Таким образом, в работах евразийцев явно проводится ключевой их тезис о том, что азиатский фактор играл более существенную роль, чем славянский, в формировании и государственности, и российской концепции культуры.
Рост и укрепление Российской империи завершили территориальное объединение Евразии. Включение Туркестана в состав России и строительство транссибирской железной дороги соединили всю территорию «континента-океана». Этого объединения, считали евразийцы, хотел народ, навязавший свою волю большевикам, которые и обеспечили единство Евразии. То, что раньше называлось Российской империей, стало называться СССР. Совокупность народов, населяющих это государство, нужно рассматривать в качестве особой многонародной нации. Эту нацию Трубецкой называл евразийской, а национализм – евразийством.
|
|
|
Идеи евразийцев подвергались серьезной критике по многим направлениям. В его отношении к Востоку и Западу имеется сходство со спорами западников и славянофилов. В конце XIX в. дискуссия возобновилась. Многие философы, политики, люди искусства и литературы были настроены антиевропейски. Так, Ф. М. Достоевский писал: «Россия, положим, в Европе, а главное – в Азии. В Азию! В Азию!!!» [см.: Зеньковский, 1997, с. 116]. Тогда же оживились дискуссии, которые продолжали спор между славянофилами и западниками.
На наш взгляд, современник этих полемик известнейший русский философ В. С. Соловьев поднялся над крайними полюсами этого спора. Этот выдающийся мыслитель развивает глобально-исторический подход к содержанию и прояснению модного тогда понятия «русская идея». Он стремится к познанию «русской идеи» в контексте трех «мировых идей», которые выделил Достоевский: «идея католицизма», «старого протестантизма» и «русская идея».
Среди отвергаемых Соловьевым суждений – мнение тех, для кого идеалом была старая, допетровская Русь. Критической оценке подвергается также «национальный партикуляризм», видящий благо России в ее изоляции от других народов, а точнее – от Запада. Соловьев понимал, что идеи изоляционизма далеки от реальной истории России. Он говорил, что если бы новгородцы в IX в. придерживались антиевропейских или любых изоляционистских идей, то не было бы российского государства. Если бы изоляционистские идеи разделял Владимир Киевский, то Русь не стала бы христианской. И если бы Петр Первый не проводил западнически ориентированных преобразований, то не было бы теперешней России и ее культуры. Национализм, изоляционизм, мессианство Соловьев не принимал не только из философских, но прежде всего морально-религиозных соображений.
Таким образом, еще задолго до трудов евразийцев была предопределена отрицательная оценка их основных положений. Нужно отметить, что в евразийстве, направленном против Европы (европейского общественного уклада), было много искусственных конструкций.
По крайней мере основа евразийства – идея о существовании целостной евразийской нации, развивающейся на почве объединяющей идеи православия, так же как и более позднее учение о советском народе, оказалась не более чем идеальным (желаемым) образом.
Эта идея перекликалась, как это может быть неприятно евразийцам, с фашистской идеей национальной исключительности. Однако, как показала историческая практика, цивилизационные различия внутри имперской России не только не были синтезированы, но, наоборот, оказались инерционными и обратимыми.
Характерной чертой современного развития России стало стремление значительных слоев населения войти в семью европейских народов Запада. Европейская идентичность рассматривается как условие демократических ценностей и всесторонней модернизации России.
|
|
|
