 |
Модели традиционного природопользования 6 глава
|
|
|
|
зверей, попавших в их поле зрения.
Эксплуатация эскимосами рыбных ресурсов и сухопутных пушных зверей (песца, лисицы) из-за
скромных размеров добычи, очевидно, не оказывала заметного воздействия на ресурсы. Напротив, в
ряде пунктов, где в первые десятилетия XX в. эскимосы активно охотились на птицу и собирали яйца,
птичьи базары сейчас выглядят угнетенными или остались совсем мелкие колонии 59. Возможно, это
тоже результат чрезмерной нагрузки в 1920 —1940-е годы, поскольку в пределах ареала азиатских
эскимосов только базары на мысе Столетия (их использовала община Авана) и скале Нунанирак (место
сбора для общины Чаплина) могли легко выдерживать пресс длительного промысла 60.
Выводы этого краткого очерка очевидны. В первые десятилетия XX в. азиатские эскимосы и в целом
все береговые жители Чукотки оказывали очень сильное воздействие на эксплуатируемые ими
ресурсы, регулируя своим охотничьим прессом численность главных промысловых популяций.
Считается, что для поддержания стабильного уровня ресурсов крупных млекопитающих их добыча
человеком не должна превышать 30—40% от величины годового естественного воспроизводства
(приплода)61. Эта цифра безусловно является предельной для стад морских млекопитающих с их отно-
сительно невысокими темпами прироста. Так, большинство видов тюленей выдерживает промысловую
нагрузку (т. е. добыча+поте-ри) не более 5—7% от численности поголовья; для моржей и тем более
китообразных эта норма еще ниже — 2—3,5%62.
Кроме того, местный зверобойный промысел, особенно крупных морских животных, был
ориентирован на наиболее легкие и доступные объекты охоты — детенышей, молодых неполовозрелых
|
|
|
особей, самок с сосунками. Об этом свидетельствует обилие черепов детенышей серых китов в
развалинах поселений на побережье Мечигменского залива — Масик, Ныхсирак, Раупелян и др. Так же
был ориентирован и аборигенный промысел гренландских китов до начала коммерческого спроса на
китовый ус, т. е. до середины XIX в. и после его падения в 1920—1930-е годы. Это хорошо
подтверждается этнографическими, археологическими и остеологическими материалами как с
чукотской, так и с аляскинской стороны Берингова пролива 63. До появления лодочных моторов
местные охотники добывали только беременных белух, которые не тонут, подстреленные с берега.
Очень высокой была доля молодых животных, беременных самок и самок с детенышами и при
аборигенном промысле моржа в связи с их меньшей скоростью передвижения, большей легкостью
добычи. Все это намного увеличивало нагрузку местных охотников на используемые популяции
промысловых животных.
В 1920-е годы природопользование арктических зверобоев Чукотки находилось у критического
уровня, а в 1930-е годы — даже превысило его. Очевидный перепромысел наблюдался в благопри-
ятные по условиям охоты годы: 1931, 1933, 1935, 1937 и т. п. Следовательно, высокая
продуктивность жизнеобеспечения азиатских эскимосов в первые десятилетия XX в. находилась
на грани (а порой и за гранью) чрезмерной эксплуатации природных ресурсов. Поэтому никак
нельзя согласиться с распространенной точкой зрения, что традиционный промысел северных
охотников не оказывал заметного воздействия на экосистемы и не был способен нарушить
экологическое равновесие 64.
Принципы традиционного жизнеобеспечения. Подведем итоги. Реконструированная модель
жизнеобеспечения вряд ли укладывается в хрестоматийный комплекс представлений об
эскимосских коллективах как стабильных экологических обществах, живущих в равновесии со
средой обитания за счет регулирования своей численности и нагрузки на экосистему. Азиатские
|
|
|
эскимосы первых десятилетий XX в., напротив, выглядят весьма динамичным этносом с
эффективным промысловым хозяйством, высокой территориальной и демографической
мобильностью и активным, временами — разрушительным воздействием на используемые
ресурсы. Экономическая база эскимосского общества была в целом вполне достаточной для его
устойчивого существования и расширенного воспроизводства; но положительный баланс
жизнеобеспечения достигался за счет чрезмерной эксплуатации (перепромысла) важнейших
используемых ресурсов.
Такое положение, конечно, легко объяснить тем, что эти ресурсы были катастрофически
подорваны еще во второй половине XIX в. коммерческим промыслом американских судов и не
могли восстановиться до исходного уровня. Согласно последним подсчетам, с 1849 по 1914 г.
американские зверобои добыли в Беринговом море и прилегающей акватории Северного
Ледовитого океана более 18 тыс. гренландских китов и около 150 тыс. моржей 65. Однако, с 1910-х
годов судовой промысел в водах Чукотки не имел сколько-нибудь важного экономического
значения или был ориентирован на другие виды. Динамика популяций морских животных опре-
делялась, следовательно, воздействием местного населения.
В 1930-е годы с улучшением снабжения и промыслового снаряжения береговые жители Чукотки в
1,5 — 2 раза увеличили нагрузку на популяции морских животных — моржей, китов, тюленей
(табл. 8). Пожилые охотники с воодушевлением вспоминали, как с появлением подвесных
моторов в 1930-е годы они стали успешно добывать моржей, белух, серых китов на открытой воде,
что резко повысило размер добычи. Многие источники того периода также отмечают усиленную
охоту на моржовых лежбищах, отмену ряда традиционных ограничений охоты 66.
Особенно примечательна роль азиатских эскимосов, которые в то время добывали 30 — 45 %
морского зверя (составляя только
четверть берегового населения) и вели свой промысел в полтора-два раза эффективнее, чем
приморские чукчи. Во всех крупных эскимосских поселках продукция морской охоты, как
правило, превышала потребности в пище и корме собак. При невозможности полной утилизации
|
|
|
большое количество мяса и жира регулярно портилось и пропадало. По рассказам информаторов,
каждый год с началом нового сезона охоты люди чистили ямы для хранения мяса, выбрасывая
старые запасы и закладывая свежую продукцию. Старое мясо не использовалось даже на корм
собакам: при успешности новой охоты корма всегда было вдоволь. Поэтому во всех старых
поселках верхний слой почвы представляет сплошную гумус-ную массу мощностью до
нескольких метров в береговых обнажениях. Старые землянки, овраги и лощины использовались
как помойки, заполнялись огромным количеством костей, неиспользованного жира и мяса
морских животных.
Дает ли это основание говорить о «сознательном регулировании» эскимосским обществом своей
хозяйственной деятельности, нагрузки на осваиваемые ресурсы? Но ведь арктический охотник
никогда специально не занимался регулированием эксплуатируемых популяций, а был их
активным потребителем, глубоко уверенным в своем праве и физической возможности убивать
животных для обеспечения своих потребностей. И не случайно охотники-эскимосы стремились
получать от своей среды не удаовно необходимое количество пищи, а всю доступную им добычу.
При резкой сезонной и годовой изменчивости условий промысла это приносило двух-трехкратный
избыток потребления в удачные годы. Но этот избыток постоянно чередовался с нехваткой пищи в
сезоны неудачной охоты и в зимние месяцы.
Не следует, однако, считать жизнеобеспечение азиатских эскимосов нерациональным или
хищническим. Столь же «нерационально» использовали в те годы запасы морского зверя и
эскимосы американской стороны Берингова пролива, в особенности жители расположенных на
проходных путях морских животных островов Св. Лаврентия, Кинг, Крузенштерна и др. 7 Можно
сказать, что и ранее XIX в., до появления американских китобоев и широкого распространения
огнестрельного оружия, коренное население Чукотки оказывало весьма заметное воздействие на
популяции промысловых животных. Яркий пример того — древнее поселение Масик (Мечигмен)
|
|
|
на берегу Мечигменского залива, в развалинах которого мы насчитали до 1,5 тыс. (!) черепов
убитых серых китов — почти исключительно сосунков и годовалых детенышей 68. Севернее
Масика в заброшенном поселке Раупелян мы обнаружили ритуальную выкладку из 40—50
черепов белых медведей. Аналогичные скопления черепов и костей других промысловых
животных: гренландских китов, моржей и даже нерп — известны во многих пунктах на побережье
Чукотского п-ова. По очень осторожной оценке, даже в условиях доконтактного аборигенного
жизнеобеспечения местные зверобои могли ежегодно изымать до 1/3—1/2 величины прироста
стад крупных морских животных, проходящих вдоль берегов Чукотки.
/ У
Не укладываются в приведенную схему и данные о динамике численности и воспроизводстве
эскимосских коллективов в первые десятилетия XX в. Построенные генеалогии отдельных семей и це-
лых общин позволяют распространить установленную модель репродукции с высокой рождаемостью,
высокой смертностью и неустойчивым, но положительным естественным приростом по крайней мере
до середины XIX в. Обилие заброшенных древних селений на побережье Чукотки также
свидетельствует если и не о прямых скачках численности, то уж бесспорно о высокой подвижности эс-
кимосского населения, резких колебаниях осваиваемого им ареала.
Все эти факты явно отражают некоторый набор устойчивых хозяйственно-культурных и
демографических приспособлений (адаптации) арктических охотников на морского зверя, которые
можно считать принципами этой модели природопользования. Вряд ли стоит подробно
останавливаться на тех из них, что хорошо известны по литературе и не раз цитировались ранее:
пластичности и комплексности (всеядности) в использовании ресурсов, оптимизации трудовых затрат
при освоении территории, создании крупных запасов пищи и др.70 К этому списку теперь можно
добавить новые черты, которые вытекают из реконструкции систем жизнеобеспечения азиатских
эскимосов в 1920 —1930-е годы.
1. При высокой оседлости и жестком закреплении сравнительно небольших по площади
хозяйственных территорией азиатские эскимосы сохраняли удивительную мобильность размеров и
структуры общин, более мелких социально-хозяйственных объединений (поселков, стойбищ,
промысловых бригад). Такая «открытость» социальных норм, регулирующих концентрацию и
группирование населения, была исключительно эффективной формой адаптации в условиях
нестабильности и резких колебаний основных промысловых ресурсов.
2. Даже в условиях очень высокой плотности населения на побережье сохранялось некоторое
|
|
|
количество свободных угодий, служивших буферными зонами между соседними общинами. Террито-
рии угасших или распавшихся общин длительное время не подлежали активному освоению или
использовались как резерв в случае неудачной охоты у главных поселений.
3. Динамика численности эскимосских коллективов определялась не сознательным регулированием
прироста (за счет инфанти-цида, абортов, войн и т. п.) или низкой рождаемостью, а постоянной
подвижностью населения и очень высокой смертностью, особенно взрослой, трудоспособной части
общины, высоко уязвимой к голоду, эпидемиям и производственному травматизму71.
4. При быстром старении и ранней смертности людей пожилого возраста сменяемость
генеалогических. поколений, репродуктивных и трудоспособных когорт в эскимосских общинах
была очень быстрой. В бесписьменном обществе это увеличивало нагрузки и потоки информации в
процессе социализации детей и подростков; требовало более раннеего включения в
производственную деятельность подрастающего поколения. Одновременно воз-
пастала хрупкость межпоколенной культурной преемственности. Это делало возможным как резкие
социально-хозяйственные модификации, так и быструю утрату накопленных культурных достижений.
5. В условиях постоянной кооперации и взаимопомощи реальными хозяйственными структурами
внутри общин были небольшие устойчивые группировки мужчин-охотников с приоритетом ис-
пользования определенных угодий или ресурсов. Возможности общины поэтому измерялись не
столько ее размерами и территорией, сколько числом и степенью согласованности главных производст-
венных «ячеек».
6. В обычный год уровень охотничьей добычи должен был заметно превышать потребности населения.
Такой чрезмерный промысел был необходим для создания избыточных резервов, служащих гарантом,
своего рода «запасом прочности» на случай неудачи следующего сезона 72. Впрочем, создание
избыточных резервов скорее нужно считать психологическим стереотипом, важным стимулятором
социальной, ритуальной и репродуктивной жизни охотничьего коллектива, поскольку оно не избавляло
население от регулярных голодовок.
7. При ориентации охоты на более доступные объекты добычи: детенышей и молодых особей,
кормящих и беременных самок, животных на залежках и лежбищах — нагрузка на эксплуатируемые
популяции была намного выше, чем можно полагать по численности, плотности и техническим
возможностям аборигенного населения. Поэтому локальный перепромысел ресурсов в условиях тра-
диционного жизнеобеспечения мог быть вполне обычным явлением.
8. С удлинением исторической ретроспективы и использованием большего числа косвенных данных и
экстраполяции происходит неизбежное сглаживание реальной динамики жизнеобеспечения. Так
возникает иллюзия стабильности и «равновесного» регулирования. Как показывает пример эскимосов,
эта видимая стабильность скрывает динамизм расселения, резкие подъемы и спады энергетических
процессов, скачкообразный характер получения продукции и демографического воспроизводства.
Последний вывод имеет решающее значение. Исходя из принципа экосистемной стабильности, такое
поведение человеческого коллектива в сочетании с чрезмерной эксплуатацией промысловых ресурсов
должно неизбежно вести к экологическому кризису и краху системы жизнеобеспечения. Однако, как
показывает проведенная реконструкция, именно этот тип хозяйственно-экологической организации
обеспечивал устойчивое воспроизводство эскимосских коллективов в первые десятилетия XX в. В
более широкой исторической ретроспективе та же модель жизнеобеспечения поддерживала
преемственность их культурного комплекса на берегах Берингова пролива более двух тысячелетий.
Возникает неизбежный вопрос: в какой мере трансформированное общество азиатских эскимосов
начала XX в. сохранило черты исходной модели жизнеобеспечения, существовавшей до широких
6 И. И. Крупник 81
контактов с европейцами? Разумеется, данные 1920—1930-х годов не могут дать количественную
оценку механизма доконтактно-го жизнеобеспечения из-за различий многих хозяйственно-демо-
графических показателей. Но они открывают нам основу для анализа — первый синхронный срез, от
которого возможны уходящие в прошлое реконструкции различной степени полноты и достоверности.
Наша задача в таком случае, пользуясь археологическими или документальными источниками, найти в
поведении древних морских охотников сходные (или, наоборот, различные) принципы адаптации по
сравнению с такими же у их потомков, зверобоев начала XX в. Этот поиск будет предложен читателю в
главах 6 и 7. Но у нас имеется и другая возможность: сравнить разные синхронные модели
арктического природопользования, т. е. попытаться выявить универсальные механизмы арктического
жизнеобеспечения на примере северных обществ с другими типами хозяйственно-экологической
организации. И здесь наиболее предпочтительный объект — кочевники-оленеводы Северной Евразии,
представители принципиально иной модели культурной адаптации к арктической среде обитания.
1 Гондатти, 1898, 30—31; Миллер, 1897, 134—135; см. подрофгее: Вдовин, 1954. 2 Подробнее о социальной и территориальной организации азиатских эскимосов см.: Членов, 1973, 6-14, Крупник, Членов,
1979, 20-24.
Анализ этих карт и археологических источников см.: Арутюнов, Крупник, Членов, 1982, 77—94; Крупник, 1983. 4 Burch, 1975, 10-13; Ray, 1975, 105; Shinkwin, Pete, 1984. 5 Основная часть используемых в этой главе документальных материалов была собрана в ходе совместных исследований
автора и М. А. Членова в 1971 —1987 гг. Предварительный обзор этих источников см.: Крупник, 1980; 1983; Krupnik, 1981. 6 См.: Арутюнов, Крупник, Членов, 1982; Членов, Крупник, 1983; 1984; Крупник, 1983 и др. В тексте эскимосские названия
поселков и общин приведены в русской фонетической адаптации, принятой в источниках 1920—1930-х годов. 7 Наиболее полные описания и сводки см.: Меновщиков, 1959; Народы Сибири, 1956; Орлова, 1941; Шнакенбург, 1939;
Bogoras, 1904; Hooper, (1856) 1976; Hughes, 1984; Nelson E., 1899. 8 Taylor W., 1966, 119. 9 Схемы трофических связей в эскимосских экосистемах см.: Boughcy, 1973, 159; Freeman, 1984, 37; Kemp, 1971. 10 Крупник, 1977, 11-13.
" Подробнее об этом говорится в главе 6. 12 Ионин, 1959.
Членов, Крупник, 1984, 90.
Богословская, Вотрогов, 1982, 37; Krupnik, 1984, 109—110.
Арутюнов, Крупник, Членов, 1982, 84—87. См. подробнее главу 6.
Сводки данных о плотности населения см.: Testart, 1982, 530; Weyer, 1932, 109—
НО; Yesner, 1980, 731.
Богораз, 1925, 29; Малори, 1973, 48-50; Харрисон и др., 1968, 411-415;
Weyer, 1932, 126, 132 и др. 18 Carr-Saunders, 1922; Weyer, 1932; Balikci, 1967; Birdsell, 1968; Kjellstrom, 1974/75; см. подробнее: Крупник, 1988а. 19 Анализ источников: Крупник, 1981, 5—10; Крупник, 1983. 20 Патканов, 1911, 129-130; Красильников, 1928. 21 См. расчеты повозрастной плодовитости: Крупник, 1987а. 22 Byard, 1981, 70-75; Ellana, 1983, 144-147, 163-165.
82 23 Богораз, 19016.
» Yesner, 1980, 731; baughlin, Harper, 1979, 9; Харпер, 1980, 56-57. 25 Laughlin, 1966, 485-487. 26 Carr-Saunders, 1922, 105. 27 ApyT»HOB' Крупник, Членов, 1982, 54. Для аляскинских эскимосов то же: КП-тагх, 1986. 28 Беликов, 1927, 120; Вдовин, 1965, 258-269; Кириллов, 1908, 1776; Старокадом-ский, 1946, 115; Суворов, 1914, 193 и др.
Весной 1908 г. жители Имтука и Сирени-ков приобрели у американской шхуны «Герман» 114 различных наименований
товаров: от деревянных сборных домов, китобойных вельботов и ружей до зеркал, утюгов и театральных биноклей — на
общую сумму 5,4 тыс. долларов (копия судового журнала: SS «Herman» Trade Book, 1909 — любезно прислана мне д-ром
Дж. Бокстосом). 29 «1 кг мяса морского зверя на человека в день» (Экономический очерк, 1939, 90), «около двух тонн мяса на семью в год»
(Документы экономического обоснования, 1946, 9) и т. п. Материалы специальных медицинских обследований
(Астринский, Навасардов, 1970; Зайцев А., 1970 и др.) относятся к современному периоду. 30 Foote, 1965, 272 — 278; 1970а, 310. Нормы Д. Фута представляются несколько заниженными (ср.: Харрисон и др., 1968, 345;
Rodahl, 1954, 24; Kemp, 1971, 107—108; Draper, 1977 и др.). В предварительных расчетах я брал норму потребления для
взрослых мужчин 3500 ккал/день (Крупник, 1976в, 36; 1978, 29—30), что дает цифру 911 тыс. ккал на человека в год в среднем
для всего коллектива.
31 Foote, 1965, 275.
32 Кнопфмиллер, 1940, 211 (800 кг); Разумовский, 1931, 106 (840 кг); Докладная записка, 1923, 11 («жир от 100 нерп», т. е.
1000-1200 кг); Зенкович, 1938, 61 («3 кг в день», т. е. 1095 кг) и др. Для Американской Арктики см.: Kemp, 1971, 108; Mikkelsen,
1944, 165 и др. 33 Считая, что зимой расходуется 4,5 кг жира в день (две лампы круглосуточно); весной и осенью — 2,3 кг (одна лампа
круглосуточно), летом — 1,2 кг. 34 Безумов, 1960, 40; Материалы Анадырской земэкспедиции, 1951; Экономические обзоры, 1939, 90 и др. Для американских
эскимосов оценки: Burgess, 1974, 154; Foote, 1970a, 310; Freeman, 1969/70, 168; Kemp, 1971, 108. 35 Зенкович, 1938, 61; Морзверобойный промысел, 1934, 52; Розанов, 1931, 54;см. сводку: Крупник, 1976г, 26. 36 Гондатти, 1898, XXIII—XXIV. В другом, уже отмеченном случае в 1908 г. жители Имтука и Сиреников отдали за 268
мешков муки, 60 винтовок с патронами, 1 т сухарей и галет и прочие товары на сумму 5,4 тыс. долл. 2023 фунта китового уса
(продукцию двух небольших китов), 80 кг моржового клыка (1/3 своей годовой добычи), 288 песцовых, 58 оленьих и 2
медвежьи шкуры.
Обзор статистики добычи морского зверя на Чукотке см.: Крупник, 1980, 66—68; 1984, 212—222.
Материалы Чукотской земэкспедиции, 1938, 113—119. Сведения о закупке продовольственных товаров для 40 эскимосских
семей из семи поселков хранятся в рукописном фонде М. О. Кнопфмиллер (19406).
Наибольшее __________содействие оказали: А. И. Ратхугье (1907 —1977, Сиреники), Утых-тыкак (1914-1976, Имтук), А. Кукильгин (1922-
1985, Имтук), М. Юхак (1927-1979, Имтук), В. Нутаугье (1914, Сиреники), П. Напаун (1912-1983, Аван), В. Акка (1922,
Урелики), Ю. Пухлюк (1922; Аван), Н. Анагикак (1922-1976, Урелики), В. Анкатагин (1925-1979, Аван), В. Тиято (1922-1985,
Чаплине), В. Тагитут^ак (1922, Сиклюк), И. И. Ашкамакин (1911, Чаплино), П. Нутатагин (1921, Кивак), Тнануфан (1911-1984,
Наукан), В. Гухугье (1922, Наукан) и др. — во всех случаях указано место рождения информантов.
° Foote, 1965, 350-364; 1967; Burgess, 1974; Kemp, 1971; Hall, 1971. Крупник, 1976г, 33-37, 78; 1978, 34. 2 Арсеньев, 1927, 36; Вдовин, 1965, 303-305; Караев, 1926, 139-142; Морзверобойный промысел, 1934, 39 и др. " Итоги
переписи, 1929, 281; Розанов, 1931, 56.
Расчетная калорийность привозных продуктов питания, полученных эскимосами Авана в 1895 г. (Гондатти, 1898, XXIII),
составила более 22 млн ккал, или 20 % годовых энергетических потребностей общины. В 1900 г. в Чаплино было куплено
б* 83
400 мешков муки для собственного потребления, что могло обеспечить 17 % годовых энергетических потребностей. В 1908 г.
жители Имтука и Сиреников приобрели со шхуны «Герман» продуктов питания общей калорийностью в 60,8 млн ккал (45 %
годовых потребностей). 45 Кнопфмиллер, 19406, тетр. 3. 46 Marquette, Bockstoce, 1980, 15; Богословская, Вотрогов, Крупник, 1984, 202— 206; Krupnik, 1987, 21-23. 47 Рассчитано по: Орлова, 1936, 49. 48 Burch, 1985, 114-116; Foote, 1970b, 265-266; Kemp, 1971, 100. 49 Весной и летом на зиму сушили пласты нарезанного тюленьего и моржового мяса. После осенней охоты на китов и моржей
каждая семья заготавливала на зиму 350—400 кг ферментированного моржового мяса и 150—200 кг китового мяса с жиром.
Запасы корма для собак и жира для отопления делались дважды в год. Летом на зиму заготавливали съедобные растения,
ягоды, водоросли, продукты моря, консервируя их с тюленьим жиром и кровью. 50 Ср.: Testart, 1982, 527-530. 51 Яблоков, Белькович, 1967, 176. 52 Braham, 1984, 51; Fraker, 1984, 26-28. 53 Крупник, 1980, 68-69; Krupnik, 1987, 23-24. 54 Зенкович, 1938, 60; Кнопфмиллер, 1940а, 138; Кибальчич, 1984, 19; Fay, 1982, 256-261. 55 Крупник, 1980, 67, 69-70.
56 Документы экономического обоснования, 1946, 76. 57 Федосеев, 1965, 210; 1984, 143; Крупник, 1984, 217. 58 Методику оценки см.: Крупник, 1980, 77—78. 59 Исследования Л. С. Богословской (1981 — 1987 гг.). 60 На всем пространстве мыса Дежнева сейчас гнездится 2 — 2.5 тыс. пар кайры (Томкович, Сорокин, 1983, 134). Если эскимосы
Наукан»! собирали прежде по 50 — 60 яиц на семью, их общий сбор мог превышать 3 — 3,5 тыс. яиц, или весь прирост птичьей колонии. 61 БУДЫКО, 1967, 32-33; Уатт, 1971, 133-135; Martin P., 1973, 971. 62 Федосеев, 1974, 102-103; Кибальчич, 1984, 24; Braham, 1984, 51-52. Арутюнов, Крупник, Членов, 1982, 84, 165-166; Крупник,
1980, 78; Maher, Wili-movsky, 1963, 19 — см. главу 7.
,,.. 64 Foote, 1965, 299-303; Laughlin, 1972, 382; Laughlin, Harper, 1979, 2-4. 65 Bockstoce, Botkin, 1980a, 1980b.
,,,. 66 Гапанович, 1923, 324; Липранди, 1933, 58; Никулин, 1941, 42; Петрухин, 1926, 56; Шнакенбург, 1939, 56 и др. 67 Виноградов, 1949, 188-189; Перри, 1976, 84-86; Collins, 1940. 68 Членов, Крупник, 1984, 94. 69 См. подробнее: Арутюнов, Крупник, Членов, 1982, 114 — 122.
Fitzhugh, 1972; Foote, 1970b; Taylor W., 1966; Testart, 1982; Yesner, 1980. Так, зимой 1934 г. на о. Врангеля умерло от голода и
болезней 17 из 55 приехавших эскимосов (Минеев, 1946), в большинстве своем взрослые люди. В катастрофическом 1900 г. на
о. Св. Лаврентия от эпидемий, простудных заболеваний, несчастных случаев на море погибли 32 взрослых (23 женщины и 9
мужчин) и 12 детей (Lerrigo, 1901, 101). Подобные примеры легко продолжить. См. подробнее: Testart, 1982, 527.
Этнографическая литература XIX—начала XX в. оставила нам яркий образ кочевников-оленеводов
Крайнего Севера. Их называли «самым здоровым», самым «процветающим» племенем аборигенов
Сибири, подчеркивая экономическое и социальное благополучие оленеводов по сравнению с другими
группами населения '. Тундровые кочевники были наименее доступны власти русской администрации,
стойко сохраняли черты своего прежнего быта и общественного устройства. Воинственные оленные
чукчи (а вместе с ними береговые чукчи и эскимосы) единственные среди народов Сибири в XVII—
XVIII вв. оказали успешное сопротивление казачьим отрядам и сумели отстоять свой особый статус в
составе Российской империи. И в XIX в. многие группы оленеводов: западносибирские ненцы,
тундровые энцы, нганасаны, чукчи, коряки, кочевые чуванцы — несмотря на старания православных
миссионеров, придерживались своих старых верований и обычаев и успешно сопротивлялись
христианизации.
Сами оленеводы также подчеркивали свое особое положение среди других групп населения Севера. Их
поговорки: «Наша еда вокруг нас на ногах ходит», «Наша еда растет, пока мы спим» 2, — отражали
реальное осознание большей стабильности оленеводческого хозяйства по сравнению с прочими типами
арктического жизнеобеспечения — охотой, рыболовством, морским промыслом. Оленеводы не знали
ужасающих голодовок, от которых периодически страдали жители береговых селений, не раз спасали
оседлых охотников и рыболовов от голодной смерти.
Относительное благополучие оленеводов по сравнению с большинством групп оседлого населения
Севера продемонстрировали местные нехозяйственные и экономические обследования 1920— 1930-х
годов, Приполярная перепись 1926/27 г. Однако с середины 30-х годов, с развертыванием
коллективизации тундрового населения, взгляды на традиционное оленеводство изменились. Искус-
ственно подчеркивались архаизм и отсталость кочевого хозяйства, пронизывающий его дух
эксплуатации и «классовой борьбы», нищета широких масс тундрового населения. Приток
фактических материалов по экономике традиционного оленеводства почти прекратился и возобновился
лишь в последнее десятилетие3.
Составление балансов жизнеобеспечения позволяет по-новому оценить эффективность
традиционного тундрового оленеводства, сравнить его с другими типами аборигенного
природопользования. Однако количественный анализ всего северного оленеводства — слишком
сложная задача из-за многообразия его локальных — экологических и этнических вариантов на
огромных пространствах тундр Северной Евразии. Фактически это был хозяйственно-
экологический континуум, на одном полюсе которого находилось крупностадное товарное
оленеводство коми-ижемцев, ориентированное на внешний рынок, а на другом — различные
комплексные формы природопользования, сочетавшие мелкостадное, натуральное оленеводство с
морским промыслом (чукчи Чукотского п-ова, ненцы островов и побережья Баренцева моря,
северной части Ямала, часть береговых саамов) или охотой на диких оленей (основная часть
нганасан, тундровых энцев, северных селькупов, эвенков, якутов, тундровых юкагиров).
В советской этнографической литературе весь этот континуум принято именовать «хозяйственно-
культурным типом оленеводов тундры». Попытки его стратификации, выделения локальных или
типологических вариантов только начинаются 4. Ждут современного экологического осмысления
и многочисленные карты, классификации, развернутые описания традиционного тундрового
оленеводства, оставленные авторами 1920—1930-х годов. Трудоемкость такой задачи с
неизбежностью требует крупного самостоятельного исследования.
Начать его можно с анализа наиболее специализированной модели тундрового оленеводческого
жизнеобеспечения, распространенной в конце XIX—начале XX в. на западе и крайнем востоке
Северной Евразии: у европейских и западносибирских ненцев и у оленных чукчей, осваивавших
пространства Чаунской, Анюйской и Колымо-Индигирской низменностей. Для этой модели было
характерно преобладание продуктивного потребительского оленеводства крупностадного типа,
|
|
|
