Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Сущность стилистического уровня. - Stilebene




Неверно полагать, будто любой пишущий уже от природы обладает собственным стилем, который под­ходит на все случаи жизни. Так, высказывание, что человек - это стиль - становится непонятным. Скорее, каждый конкретный случай писания содержит в себе свой стиль: предмет, о котором я пишу, и цель, с ко­торой я пишу, обусловливают мою стилистическую форму. Тот, кто по словам Лессинга "возвышенно" описывает блох - плохой писатель.

Стилистический уровень и стилистический сбой - Stilebene und Stilbruch

Любое размышление по поводу стиля начинается с того, что задаются вопросом: на каком стилистиче­ском уровне расположен предмет, который я собира­юсь описывать, и какую стилистическую плоскость требует цель, с которой я пишу? Существует огром­ный диапазон возможностей определения соответст­вующего стилистического уровня. Собираюсь ли я писать

темпераментно или спокойно,

бойко и живо или сухо и деловито,

живописно и разнообразно или просто и скупо,

патетически-возвышенно или буднично и просто

- то даже эти приведенные -антонимические пары уже представляют совершенно различные возможно­сти. Один и тот же объект, обрисованный с чувством, деловито или с иронией, демонстрирует читателю различное к нему отношение.

Если я ошибусь в выборе стиля, то могу оказаться смешным, вызову неверную реакцию, выстрелю мимо цели. Это несоответствие между материалом, замыс-

лом и формой явится коварной стилистической ошибкой. Другая разновидность ошибок еще хуже: она подстерегает меня, если я при написании текста с выбранного стиля изложения вдруг собьюсь на дру­гой, например, начну патетически и затем перескочу на сухое деловитое изложение, или цветистый стиль внезапно поменяю на скупой канцелярский. Правда, с помощью подобного приема можно эффектно дос­тичь специальной цели (Гейне мастерски пользовался сменами стилей); но этим приемом нужно владеть и применять его абсолютно осознанно!

Впечатления о Риме четверых деятелей культуры

Мы попытались одно и то же событие передать в различных стилистических формах и увидели, как сильно изменялось все, когда описание подчинялось разным целям. А сейчас мы подойдем к проблеме с иной стороны.

Город Рим оказался для многих северных художни­ков волнующим переживанием, нередко важной вехой в их творчестве. Ясно, что в описании такого огром­ного события отражается сущность художника, и в этих впечатлениях в чистом и возвышенном духе мы обнаруживаем его подлинный стиль.

Романтик (Der Romantiker).

Романтик (Der Romantiker). В своих воспоминаниях художник Людвиг Рихтер (1803-1884) так описывает свое первое утро в Риме:

"Welch glückseliges Erwachen brachte der Morgen! Ich muße mich einige Augenblicke besinnen, ob ich wirklich wach sei oder vielleicht nur träume, ich wäre in Rom. Aber es war kein Traum! Und so sprang ich mit einem Satze aus dem Bette und lief zum Fenster, um mir den augenblicklichsten Beweis Tatsache zu verschaffen.

Es war noch ziemlich früh. Die Via Condotta lag still und menschenleer im kühlen Morgenschatten; aber am Ausgange derselben leuchtete bereits im goldenen Glänze

der Sonne der Pincio mit der Kirche Trinita dei Monti über der spanischen Treppe. Ich kleidete mich rasch an, und das Herz pochte gewaltig in ahnungsvoller Erwartung der Dinge, die da kommen sollten."

Взволнованное, эмоциональное описание. Оно так непосредственно обращено к нам, что у нас создается впечатление, будто мы становимся свидетелями этого "des glücklichen Erwachens." Как же это происходит? Художник берет три момента: мгновение между сном и пробуждением, первый взгляд из окна и процесс торопливого одевания. Эти три фразы связаны между собой стремительным движением, с которым они сле­дуют друг за другом: блаженное нетерпение пробуж­дающегося человека счастливым образом контрасти­рует с утренним покоем городского пейзажа, кото­рый, кажется, только и ждет своего счастливого раз­рушителя, чтобы тот смог участвовать в его жизни. Прыжок из постели, быстрое одевание, взволнованно бьющееся сердце - признаки ритма, в котором вскоре начнет пульсировать весь Рим. Этому ритму соответ­ствуют и усиливающие эпитеты (пробуждение "glückselig", подтверждение того, что автор в Риме "augenscheinlichst", ожидание "ahnungsvoll"); они отте­няют контраст, рождаемый тишиной улиц и возбуж­денным состоянием художника: улицы пустынны, те­нисты и наполнены ожиданием восходящего солнца. Так, каждый абзац дышит подобающим ему настрое­нием; волнение художника и безмятежная тишина го­родских улиц составляют антитезу друг другу, и это не смешение стилей: два образа переживаемого сплавля­ются в единое целое, и читатель сопереживает сча­стью автора.

Это темпераментное, живое и эмоционально на­сыщенное описание; широта изображения, точность описания делают его в известной степени приятным.

Подобное событие мы могли бы представить себе и в спокойном, деловитом, сухом и спокойном изложе­нии. Тогда оно воздействовало бы на нас иначе. Но в данном случае совершенно невозможно представить себе мешанину стилей, когда описание начинается широко и свободно, а потом вдруг превратилось бы в сухое и деловитое сообщение. Это сбило бы читателя с толку, и он так и не понял бы, какие чувства пере­полняли автора, изображавшего свои впечатления.

Классик (Der Klassiker)

Классик (Der Klassiker). Еще более знаменитый гость в Риме описал свои впечатления в другом клю­че. Иоганн Вольфганг фон Гете 10 ноября 1786г. пи­шет:

"Ich lebe nun hier mit einer Klarheit und Ruhe, von der ich lange kein Gefühl hatte. Meine Übung, alle Dinge, wie sie sind, zu sehen und abzulesen, meine Treue, das Auge Licht sein zu lassen, meine völlige Entäußerung von allen Prätentionen kommen mir einmal wieder recht zu statten und machen mich im stillen höchst glücklich. Alle Tage ein neuer merkwürdiger Gegenstand, täglich frische, große, seltsame Bilder und ein Ganzes, das man sich lange denkt und träumt, nie mit der Einbildungskraft erreicht.

Heute war ich bei der Pyramide des Cestius und abends auf dem Palatin, oben auf den Ruinen der Kaiserpaläste, die wie Felswände dastehn. Hiervon läßt sich nun freilich nichts überliefern!

Wahrlich, es gibt hier nichts Kleines, wenn auch wohl hier und da etwas Scheltenswertes und Abgeschmacktes; doch auch ein solches hat Teil an der allgemeinen Großheit genommen."

Эмоциональность тоже не чужда этому стилю; но она подавлена рефлексией, которая стерла грани со­бытия. Ясность и покой, навеянные поэту Вечным городом, дышат в каждом предложении. Они излуча­ют необыкновенное тепло; движение их размеренно и

плавно и соответствует его внимательному взгляду. И эти предложения наполнены счастьем; но это не опь­яняющее счастье пестроты пространства, сплавляю­щего в себе сновидения и пробуждение, а изящество упорядоченных "seltsame Bilder", воспринятых и пере­работанных осмысленно. Там, где впечатления начи­нают преобладать, уста наблюдателя смыкаются, словно у него не находится слов, равнозначных по силе его переживаниям. Пристально оглядывается он вокруг себя и видит и "Scheltenswerte und Abgeschmackte", но не порицает это, а воспринимает как неотъемлемую часть целого. Скупые украшения рождают редкие кульминационные пункты; ни разу они не становятся вычурными. Стилистическая плос­кость безмятежности, свидетельствующая о владении своими чувствами, ни разу не покинута; пафосности и чрезмерной восторженности избегают, но подбор значимых и редких слов придает тем не менее целому оттенок возвышенности, соразмерной предмету опи­сания.

Иногда возникает мысль, что то, о чем повествует Гете, могло бы быть изложено в другой стилистиче­ской плоскости, несколько эмоциональнее, или более пышно, патетично.

А теперь поэт недавнего прошлого (Ein Dichter der jüngerer Vergangenheit)!

После воспоминаний Рихтера и дневника Гете в качестве третьего образца впечатле­ний от Рима мы приведем письмо писателя нашего столетия. Бернт фон Хайслер писал 13 января 1939 г.:

"Den ersten vollen römischen Tag habe ich hinter mir und fange an zu glauben, daß ich nicht ganz ohne Sinn und Gewinn hier sein werde. Heimweh, das habe ich entdeckt, kann nur zwischen Zimmerwänden an mich heran; mein Gewinn aber hat einen Balkon, von dem ich auf das ganze Rom hinunterschaue und den ganzen

Himmel spüre. Gestern nachmittag habe ich noch nicht viel gemacht, nur meine Sachen ausgeräumt und ein paar Schritte den Monte Pincio entlang getan. Am Abend war ein heftiges Gewitter, dafür heut morgen der Himmel klar und die Luft kühl und süß. Ich war morgens auf dem Forum, nachmittags mit T.s. auf einer Fahrt in der Stadt, wo uns der Zufall zuerst in eine kleine Kirche, S. Prassede, führte. In der Seitenkapelle, die dem heiligen Zeno gewidmet ist, sind sehr schöne Mosaiken, besonders die am Gewölbe. Vier Bogen laufen zur Mitte zusammen. Inmitten ist ein Medallion mit einem Christuskopf. Auf den Bögen selbst die Engel, die das Medallion tragen. "Nono sekolo", sagte der Priester, ein winziger Mann, nicht grösser als ein Kind, mit einem klugen Gesicht. Er schlug dann den Vorhang von einem Glaskasten zurück, da war ein Stück Säule zu sehen, an der Christus gegeißelt worden ist. Die T.s. hatten noch einen Freund mit, den Grafen R., der sagte zu mir: "In das Säulenstück ist soviel Glauben hineingeglaubt worden - wenn es noch tausend Jahre da steht, dann wird es zuletzt wahr, das Christus an dieser Säule geschlagen wurde."

Итак, письмо: медленно, на ощупь автор из тесно­ты комнаты пробирается в глубь своих переживаний. "Балкон" - спасительное слово; с балкона он обозре­вает все небо и весь город. И только тогда плавно бе­рет начало его рассказ: первый шаг - ранний вечер, гроза, ясное утро, пешая прогулка. А во время нее яр­кое событие, достойное упоминания в письме: посе­щение маленькой церкви. И здесь описана лишь не­большая деталь, важная для писателя. Затем следует -кульминация описания беседа подле реликвии, с ко­торой священник благоговейно снимает покрова и комментирует ее посетителям кротко и возвышенно. Как живописна эта сцена: маленький, умный свя-

щенник-сопровождающий, разглядывающие путеше­ственники - тихая группа вокруг столпа-реликвии.

А напоследок - отточенная фраза графа, ради нее все и рассказывается! На этом замечании композици­онно акцентируется весь отрывок; в неспешном нача­ле и продвижении вперед отыскивается тема, которая настраивает читателя и подготавливает его к кульми­нации. Это само собой вытекает из будничности по­вествуемого в первых строках письма; незаметно стиль становится все красочней; прохлада и сладость воздуха подготавливают последующие строки. Они ведут нас в стилистически спокойное русло; их скорее наполняет радость, чем темперамент; экономия выра­зительных средств, но гармоничное тепло выдает внутреннюю сопричастность рассказчика. Пафосность отсутствует полностью; настолько возвышен предмет описания, что о его величии можно догадаться лишь по тихой, просветленной взволнованности писателя. Все настроено на эту тональность.

Автор совершенно незаметно для читателя подчи­няет его своему обаянию.

И, наконец, писательница наших дней (Und zuletzt eine Dichterin aus unsern Tagen)!

Мария-Луиза Кашвиц в своих записках "Города и страны" (1974) пишет:

"Roma, Via Vittoria 3, sesto piano, also über den Dächern und vom eigenen Dach aus die römische Stadtlandschaft mit ihren steilen Hängen, ihren Mulden und Schluchten, alles moosig und ocker, und die Türme und Kirchenfassaden mitten drin. Vom Kaminzimmer der nahe Blick auf die Höfe, die kleinen Terrassen, Balkone, darüber der grüne Himmel der Piazza del Popolo, im kleinen Ostfenster die Loggiavon Santa Cecilia, wo die Trompeter üben. Sonne vom Morgen bis zum Nachmittag in den beiden Straßenzimmern, und wer sich da ein wenig aus dem Fenster beugt, sieht Trinit dei Monti, Quirinal,

Sankt Peter und die schmalen Zypressen, die Oleanderbüsche davor. Der doppelte Espresso und das Cometto, vom Barjungen heraufgebracht am Morgen, und gefrühstückt auf dem breiten Bett, wo schon die Schreibmaschine steht und das Telefon. Mutter und Tochter und die Telefonstimmen, die alle die Tochter angehen und nuova consonanza, die neue Musik. Constanza arbeitet am Vormittag, ich gegen Abend, wenn sie zu ihren Sprachkursen aufgebrochen ist, mit dem Bus oder zu Fuß durch die Pestluft, den Corso hinunter. Um zweiundzwanzig Uhr, wenn sie zurück ist, erst dann wird zu Abend gegessen, einen Apfel, ein Stückchen Käse, ein Glas Castelliwein. Oder üppig im Restaurant gegenüber, in das einer schweigenden Übereinkunft zufolge Freunde nicht mitgenommen werden und in dem man Landsleute niemals trifft. Da sitzen wir beieinander und verderben uns den Appetit mit ländlichem, schwarzgebranntem Gebäck, und sehen uns in die Augen, wie geht es dir, wirklich, wirklich du weinst doch nicht, nein, ich weine nicht."

Поначалу это звучит как нанизывание каких-то те­зисов без глаголов, без предложений. Но все это бы­стро сгущается, уплотняется, и пока читатель полага­ет, что его еще ведут по квартире, перед ним неожи­данно возникает Рим, сначала фрагментарно, затем дается более широкая панорама, Рим как впечатления писательницы, переплетаемые с ее личной жизнью. Этот сплав превращает маленькие кусочки прозы в жемчужины: читатель видит не только обе стороны, обитаемое жилище и величественный город; он видит все выпукло, может все словно пощупать руками, как до него это могли сделать другие, как и та, что опи­сывает все это сквозь дымку прошлого, с мягкой гру­стью безвозвратно отошедшего. Так писательница вплетает в эти строки свою судьбу, лаконично и поч­ти теми же вспомогательными средствами, что и при

перечислении, нанизывании впечатлений - но как при этом возрастает ощущение полноты жизни, и мы тоже оказываемся захваченными им.

Четыре отрывка с впечатлениями - четыре стиля. Они воздействуют на читателя, поскольку стилистически выдержаны до конца. Улыбка Хайслера в воспоминани­ях Рихтера была бы также неуместна и чужеродна, как отстраненность Гете или меланхолические реминисцен­ции Кашвиц. Различные темпераменты, различные по­будительные мотивы и цели.

Рассказ, дневник, письмо и воспоминания уже подразумевают свой стиль; они не могут быть смеша­ны. И тем не менее эмоциональность и пафос, воз­вышенность и потребность в украшении, теплота и деловитость, приглушенный голос и громкие восторги находят в них свою нишу воздействия, которые опре­деляются не только композицией пишущего, но и са­мой темой.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...