Архаичный фольклор (касс. 2, 3)

Ключ к пониманию музыкаль­ной архаики - магия. Дело не просто в том, что сопровождаемые музыкой медицинские акции, колдовство, приготовления к охоте или войне составляли повседневный обиход этносов, сегодня носящих имя «малых народностей» и охраняемых мировым сообществом вместе с девственными лесами и уникальными озерами. Дело еще в том, что даже совсем не магические действия (например, приготовление пищи) были для человека, который верил в постоянное взаимодействие с духом предка, не просто полезными, но и символическими предок задал священные нормы и образцы (в том числе, вид пищи и способ ее приготовления), и повседневное следование этим нормам и образцам есть уподобление предку, воспроизведение его «чудесных» способнос­тей. Трудовые песни, таким образом, оказывались соединительным звеном между чудесным правременем и нынешней жизнью. То же с эпическими песнями. В отличие от позднейших исторических легенд (типа русских былин), в архаичных сказаниях речь идет о героях, в посмертное воздействие которых на текущую жизнь люди верят. Поэтому эпические повествования воспринимаются как своего рода

закли­нания, активизирующие духов-покровителей.

В каждой жанровой разновидности архаичного фольклора в той или иной степени проявляется магическая функция. По Дж Фрэзеру, магия базируется на двух допущениях «подобное порождает подобное» (т. e. следствие «похоже» на причину) и «часть замещает целое»⁷. Можно проткнуть иглой изображение врага, и враг умрет, можно сжечь волос, и носитель шевелюры обречен. Музыка в архаическом фольклоре служит и «изображением» людей, и той «иглой», которая «протыкает» «изображение» (или тем благодетельным орудием, прикосновение которого к «изображению» даст оригиналу здоровье и удачу). Однов­ременно музыка понимается как «волос» (часть индивидуальной, родовой и природной жизни), манипуляции с которым воздействуют на «шевелюру» (целое).

Дело в том, что музыка в архаичном фольклоре устроена по аналогии с бессознательно регистрируемыми каждым человеком в самом себе витальными процессами. А человек в культурах с преобла­данием мифомышления проецирует себя на природу⁸. Поэтому музыка способна быть сразу и дубликатом индивида, и частью универсума.

Витальность архаичной музыки основывается на двух факторах - олиготонном характере мелодики и репетитивной ритмике. Олиготони­ка - это небольшой объем попевок и малое количество вовлеченных в напев звуков. Репетитивизм - многократное повторение унифициро­ванных мелодико-ритмических оборотов. Олиготоника и репетитивизм обусловливают друг друга. Ведь чем проще повторяемый сегмент, тем слышнее, что он повторяется. А чем настойчивее нечто повторяется, тем оно делается для восприятия проще, так что даже если изначально оно состояло из многих элементов, то в конце концов его можно свести к минимуму, к схеме.

Повторение малодифференцированных попевок воспроизводит цикличность дыхания и пульса, регулярную моторику ходьбы, трудо­вых и танцевальных движений, других видов активности тела. Мани­пулируя громкостью, темпом и регулярностью повтора, можно «нала­живать» или «разлаживать» у слушателей дыхание и пульс, мышечную координацию, другие физиологические функции.

Конечно, дело не сводится только к звучанию. Важна прежде всего вера исполнителей и слушателей в то, что музыка может и должна оказать магическое действие. Существенна и обстановка музицирования, нацеленная на укрепление

этой веры. Вот как рассказывают о врачевательном искусстве казахского шамана (бахсы) «В юрту важно, с большим достоинством входил бахсы с кобызом (струнным инстру­ментом), обвешанным разными побрякушками, инкрустированным орнаментом из слюды, рогов и вставленным внутрь полуоткрытого корпуса инструмента зеркальцем. Оглядевшись, бахсы садился около пылавшей жаровни и начинал петь. Пел он вначале несколько торжес­твенно и резко. Затем, не прекращая пения, неожиданно вставал и, кружась вокруг больного, делал замысловатые движения руками, ногами, содрогался всем телом, хватал горящие угли, в конвульсиях катался по земле, неожиданно вскакивал и под конец, дойдя до исступления, плашмя падал на землю и затихал. Все эти эффектные действия, сопровождаемые пением на таинственный заклинательный текст, кобыз с сумрачными отблесками языков пламени производили потрясающее впечатление на всех, наблюдавших это зрелище»⁴.

Слушая колдуна, люди с радостью или ужасом ощущают, как меняется их состояние. Убедившись на собственном опыте в эффективности музыкальной магии, они не сомневаются, что и природа, и духи предков подчиняются воздействию аналогичных напевов. Веря, что песня доения коровы (такой жанр есть в казахском фольклоре) вызывает большую отдачу молока, поющая женщина бессознательно начинает работать сноровистее (и, соответственно, с лучшим результатом). И даже если дождь, вызываемый специальными песнями и танцами, задерживается, для участвующих в ритуале это несущественно. Рано или поздно дождь прольется, а музыка подтвердит свою магическую силу.

Повторность олиготонных мелодических сегментов, объединяя раз­ные жанры архаичного фольклора, создает такую музыкальную атмос­феру, в которой человек все время пребывает в «завороженном» состоянии. Ведь всякое достаточно длительное и монотонное повторе­ние обладает гипнотическим эффектом. Находясь в постоянном пред­дверии гипнотического транса, люди делаются менее чувствительными к разного рода лишениям, многочисленным в доземледельческом быту. В то же время они обретают особую чуткость к образно-эмоционально­му воздействию ритуалов и к самим себе как к их участникам. Музыка в этих условиях «оберегает» и «внушает» вполне реально. Она на самом деле магически преобразует жизнь. Более того, она сама есть такая магически преобразованная жизнь — чудо, непосредственно присут­ствующее в повседневности.

Хотя архаический фольклор не выдерживает натиска радио, сосед­ства с интернациональной развлекательной музыкой, он в то же время чрезвычайно живуч - способен возрождаться в новых условиях. Всякий раз, когда в культуре возникает массовая потребность в выходе за пределы рациональной прагматики, к иррациональной образно-символической аутокоммуникации людей, олиготонный ре­петитивизм архаики тут как тут. Им проникнута музыка многих мистических культов, сектантских ритуалов, как старых, так и новей­ших На повторении кратких мелодико-ритмических паттернов дер­жится эффект воздействия и некоторых развлекательных форм совре­менной музыки.

В частности, своей «раскрепощающей» силой рок-музыка обязана новоархаичной системе, в которой на повторяемый рифф бас-гитары накладываются слои повторения гармонических секций, ритмического пульса и мелодических оборотов. Правда, в развлекательных жанрах отсутствует мифологическая подкладка олиготоники и репетитивизма (те представление о взаимоподобии человека, музыки и природы), соответственно, стерт магический эффект. Однако в сознании особо увлеченных поклонников рок-музыки возникает свой миф (миф о рок-племени, поклоняющемся рок-идолам, об особом смысле жизни, даруемом членством в этой общности), и он способствует впадению слушателей на рок-концертах в состояние завороженности.

Если архаичный фольклор частично воспроизводится в новых куль­турных условиях, то фольклор классический к такой регенерации не способен Он умирает вместе с породившей его крестьянской цивили­зацией.