Второй период истории русского раскола 4 страница

Без всякого сомнения надлежало избрать последнее. Пусть раскольнические мнения не касаются самого существа православной веры, а относятся только к внешности церковной, за исключением прилога к символу: истиннаго, и след. Церковь Русская могла бы и при них оставаться православною, как была прежде. Но все же это суть новизны и отступления от древних благочестивых чинов или обычаев, завещанных нам православною Грециею, а новизны и отступления даже в обрядах церковных всегда опасны: потому что одни новизны обыкновенно ведут к другим и от обрядовых отступлений, по свидетельству истории, особенно для людей простых и малообразованных, весьма близок переход к отступлениям догматическим. С другой стороны надобно помнить, что многие раскольнические мнения внесены в печатные книги не в качестве обрядовых постановлений, а в качестве догматов, каково прежде всего мнение о двоеперстии, и что предки наши вообще, по степени своего образования, приписывали этим мнениям величайшую важность, так что из-за них многие готовы были, как и показал опыт, совершенно отпасть от Церкви. След. оставить печатные богослужебные книги неисправленными и тем дать возможность раскольническим мнениям навсегда укорениться в Церкви Русской значило бы оставить вместе возможность и всей Церкви Русской, рано или поздно, отделиться от Церкви восточной-православной, которая не знала и не принимала этих нововведений. Кто же мог в России решиться на исправление печатных книг и на очищение их от разных нововведений, когда, казалось, все, даже верховные пастыри, были увлечены ими? Промысл Божий нашел к тому средства.

В 1649 году прибыл в Москву иерусалимский патриарх Паисий. Он легко заметил разные нововведения, появившиеся в Церкви Русской, особенно же новое сложение перстов для крестного знамения, и тогда же говорил, между прочим, Никону, посвященному им в сан новгородского митрополита (11 марта 1649), а без сомнения, и патриарху Иосифу, и самому царю Алексею Михайловичу, что все это – отступления от чинов и обычаев Церкви восточно-православной257. Царь и патриарх, пораженные словами первосвятителя, немедленно отправили на восток (в 1649 г. ) троицкого келаря Арсения Суханова, чтобы он обозрел тамошние чины церковные и представил об них сведения. Между тем в 1651 г. прибыл с востока в Россию другой святитель, Гавриил, митрополит Назаретский, и был новым обличителем нововведений московских. В 1652 г. прибыл оттуда третий первосвятитель, святейший Афанасий, патриарх константинопольский (тот самый, который на возвратном пути скончался в Лубнах, где и почивает нетленно), – и присовокупил свой обличительный голос против московских нововведений258. В том же году пришла горестная весть и с Афона: отцы афонские писали к царю Алексею Михайловичу, что к ним явился в 1649 г. один иеромонах сербский Дамаскин с московскими печатными книгами, содержавшими в себе учение о двуперстном крестном знамении, и что они по этому случаю, с благословения константинопольского патриарха Парфения, немедленно составили собор, на котором торжественно обличили Дамаскина, сожгли принесенные им книги и предали анафеме тех, кто стал бы креститься двумя перстами, а не тремя по древнему обычаю259. Все это сильно тревожило нашего престарелого патриарха Иосифа, до того, что он начал опасаться, как бы его не лишили престола260, может быть, за неосторожную доверенность его к лицам, испортившим церковно-богослужебные печатные книги, – и он, в горьких томлениях, 15 апреля 1652 г. скончался261. В следующем 1653 году возвратился в Москву старец Арсений Суханов и (26 июля) представил свой отчет государю и новому патриарху Никону. Записки Арсения, названные им Проскинитарием262, показывают, что он с предубеждением смотрел на все чины и обряды греческие, несходные с нашими, и вместо того, чтобы описывать уставы восточной Церкви, как они излагались в ее богослужебных книгах, описывал только то, как они исполнялись и часто нарушались на самом деле, забывая, что восточные христиане, под тяжким игом неверных, не имели и возможности вполне соблюдать все обряды своей веры. Впрочем Арсений не скрыл, что Греки действительно крестятся тремя, а не двумя перстами, употребляют трегубую, а не сугубую аллилуию, творят крестные ходы против солнца, а не по-солонь263. Между тем нашлись и в Москве люди, которые понимали неисправность новопечатных книг, изданных только по славянским спискам, и желали лучших изданий по греческим подлинникам: некто боярин Ртищев еще в 1648 г. завел близ Москвы пустынь, в которую вскоре вызвал из киевских и других малороссийских монастырей ученых иноков с целию, чтобы они занимались переводом с греческого и изданием разных, полезных для Церкви, книг. Во главе этого ученого братства, действительно издавшего не мало таких книг, находился славившийся более всех других своею ученостию иеромонах Епифаний Славеницкий, который смело говорил самому патриарху Никону о неисправности прежних изданий, указывая в частности на служебник264. Но Никон, без сомнения, понимая всю важность дела и все могущие произойти от него последствия, все еще не решался на исправление богослужебных книг, и позволял печатать их почти в том самом виде, как они печатались при патриархе Иосифе, – отчего многие книги, изданные при Никоне, доселе уважаются нашими раскольниками265. Наконец одно обстоятельство, по-видимому, случайное, имело решительное влияние на ход события. Никон вздумал пересмотреть свое патриаршее книгохранилище и занимался этим в продолжение многих дней. Тут встретил он греческую грамоту об учреждении патриаршества в России, писанную в 1589 году, и другую греческую грамоту или книгу, присланную с собора вселенских патриархов, бывшего по тому же случаю в Константинополе в 1593 г. Читая последнюю, Никон особенно остановился на словах патриархов: «праведно есть и нам всякую церковных ограждений новину потребляти, видящим новины всегда виновны бывати церковного смятения и разлучения, но уставом последовати святых отец и яже наученная невредима, без приложения же коего любо и отъятия, приемлющим..., и яко да во всем великая Россия православная со вселенскими патриархи согласна будет». Эти слова поразили нашего первосвятителя до глубины души, и он начал опасаться, не допущено ли действительно в России каких-либо отступлений от православной Церкви греческой. Прежде всего он обратил внимание на Символ веры и увидел, что два греческие списка его, один, начертанный в самом соборном акте 1593 г., присланном восточными патриархами, – другой, – вышитый на архиерейском саккосе, который принесен был в Москву еще митрополитом Фотием (1408 – 1431), не заключали в себе слова: «истиннаго» в члене о Св. Духе, между тем как символы славянские, напечатанные в наших книгах, все имели это слово. Затем патриарх пересмотрел печатный наш служебник и нашел в нем, сравнительно с греческим, «ово прибавлено, овоже отъято и превращенно». Стал рассматривать другие книги, и узрел также многия несходства266. Тогда, уже нимало не колеблясь, наш первосвятитель решился на великий и многотрудный подвиг исправления и перепечатания церковно-богослужебных книг.

Отселе начинается новый период в истории русского раскола: раскол действительно отделяется и отсекается от православной Церкви, как определенное общество, усвоившее себе известные мнения, раскрывшиеся прежде: открыто вступает в борьбу с Церковью и государством, распространяется по разным странам России, раздробляется на многочисленные секты и наконец достигает того состояния, в каком находится ныне.