Постмодернизм в искусстве, постмодернизм в философии и постструктурализм в науке — разные явления, которые нельзя путать.

Постмодернизм в искусстве — это лишь одно из течений или направлений наряду с другими. Исследователи отмечают такие черты постмодернистского искусства, как неопределенность, фрагментарность и монтаж, «деканонизация» традиционных ценностей, поверхностность, ирония, смешение высоких и низких жанров, театральность, срастание сознания со средствами массовой коммуникации и т.п.⁴ Примеров постмодернистского искусства в современной России больше чем достаточно: от произведений И. Кабакова и М. Шемякина до храма Христа Спасителя. Однако следует подчеркнуть, что все это относится к явлениям эстетики, а, следовательно, находится в сфере того, что И. Кант называл «суждением вкуса». Здесь каждый может выбирать то, что ему нравится: поэзию Пригова или поэзию Блока, концептуальное искусство или искусство передвижников.

Постмодернизм в философии — совсем другое дело. Чтобы понять, что это такое, можно, например, почитать материалы дискуссии между Ж. Лиотаром и Ю. Хабермасом о значении понятия modernity (современность). Вообще, в таких случаях лучше всего обратиться к первоисточнику. В статье «Ответ на вопрос: что такое постмодернизм?» Ж. Лиотар (который, кстати сказать, и ввел этот термин в научный оборот) так формулирует суть проблемы: как можно мыслить и формировать идентичность, когда не действуют прежние метанарративы. К метанаративам Лиотар относит мировые религии, философию Просвещения, марксистскую идеологию. (Он еще называет их «тотализирующими» социальными проектами). Разве эта проблема устарела, разве она не актуальны для современной России?

Наконец, постструктурализм — мощное интеллектуальное движение, возникшее в конце 60-х — начале 70-х гг в странах Западной Европы, США, Японии. У истоков этого движения стояли такие выдающиеся ученые, как М. Фуко, Р. Барт, Ж. Делез и Ф. Гватари, Ж. Лакан, Э. Бодрияр. Теперь практически невозможно назвать область социального или гуманитарного знания, включая социологию, которая не испытывала бы влияния структуралистских подходов, не прибегала к соответствующим концепциям и теориям. Можно вытолкнуть постструктурализм в дверь, но он все равно ворвется в окно, потому что он — не дань моде, а ответ на определенные духовные, научные потребности нашего времени. Можно назвать две причины, предопределившие его успех.

Во-первых, постструктурализм представляет собой сегодня яркий пример междисциплинарной методологии, применяемой рядом социальных и гуманитарных дисциплин. Он дает язык и систему научных понятий, которыми пользуются специалисты разных областей и которые, будто специально предназначены для анализа пограничных областей социального знания, в том числе социологии культуры. В частности, они прекрасно себя показали при изучении технологии создания художественных и идеологических текстов, технологии массовых коммуникаций. Не всегда и не во всех областях постструктуралистская методология бывает эффективной. Например, если вы занимаетесь социологией семьи, то она вряд ли вам поможет. Тут может быть полезным психоанализ или метод биографических описаний.

Во-вторых, постструктурализм как течение научной мысли зародился в весьма своеобразной исторической ситуации — в среде «левой» интеллигенции, на рубеже 60 —- 70-х гг., ознаменовавшемся острыми конфликтами и социальными реформами, изменившими облик капиталистического общества на Западе. Постструтурализм, с точки зрения его политической направленности, с самого начала формировался как форма социальной критики, а именно, как социальная критика общества массового потребления. Он и по сей день выполняет ту социально-критическую функцию, которую в начале XX века выполнял марксизм. Учитывая вышесказанное, говорить об «устарении» постструктурализма, о его научной неактуальности, по меньшей мере, преждевременно. Не постструктурализм устарел, а Россия еще «не дозрела» до правильного его восприятия. Россия только еще рвется изо всех сил в цивилизацию массового потребления, еще продолжаются дискуссии о входе ее в ВТО, которое является своеобразным пропуском в это вожделенное «царство».

Мы пока еще воспринимаем PR как последнее достижение западной научной мысли. А на Западе это — давно пройденный этап. Постструктурализм — это уже анти-PR, средство защиты от PR-а! Научная мысль всегда должна работать с опережением. Если мы сейчас отбросим поструктуралистскую методологию, то с чем мы останемся завтра и как будем защищать собственную культуру от натиска всемирной пошлости?

В лекции были рассмотрены проблемы методологии исследования культуры. Предложенный мною анализ этих проблем, конечно, не полный. Он больше ставит вопросов, чем дает ответов. Мне хотелось, прежде всего, показать, что для социологии очень полезно сотрудничать с другими социальными и гуманитарными науками. Вообще, культура представляет собой междисциплинарный объект, а точнее сказать — междисциплинарное проблемное поле исследования. Провести четкие разграничения между отдельными дисциплинами, изучающими культуру, трудно, а в практической работе порой бывает и ненужным. Однако это не должно приводить к снижению уровня профессионализма. Ведь помимо знаний в своей специальной области, например, в социологии, исследователь должен ориентироваться в вопросах языкознания, искусствоведения, истории культуры, психологии, семиотики, теории массовых коммуникаций и других наук.

В заключение, я считаю необходимым подчеркнуть, что социология культуры — не окрошка из отрывочных знаний, заимствованных от разных наук, а научная дисциплина — дисциплина творческого научного мышления. Социология культуры оперирует фактами и их социальными значениями. По характеру деятельности она выступает как интерпретирующая наука, теория интерпретации. Пользуясь терминологией М. Вебера, — это «понимающая социология». Нагружая эмпирические социальные факты теорией, соотнося «внешний» (научно-теоретический) и «внутренний» (эмпирический, обыденный, субъективный) опыты их описания, она делает возможным содержательный социальный анализ явлений культуры.

¹ См.: Барт Р. S/Z. — М.: «Ad Marginem», 1994. — 303с.; Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. — М.: Советская Россия, 1979. [Вернуться]

² См.: Орлова Э.А. Современная городская культура и человек. — М.: Наука, 1987. [Вернуться]

³ Французский исследователь Мишель де Серто, имея в виду теорию дискурса, писал о «праве на говорение» и «праве на форму говорения». У М. Фуко проблема дискурса — это то, что в данной культуре (и в данный момент времени) разрешено к говорению, а что замалчивается, как понимаются базовые различия, например, «истины» и «лжи», «прекрасного» и «безобразного», как мыслится и практически реализуется авторская функция, т. е. функция «речевого субъекта». Порядок дискурса — не индивидуальная воля и не коллективная ментальность, а технология словоговорения и создания культурных текстов, технология, по которой действуют «машины производства смысла».

Вопрос о праве распоряжаться дискурсом, т. е. символической властью, рассматривается в книге Ж. Бодрияра «Соблазн». Он пишет, что обладание дискурсом (в пределе) означает обладание всей символической вселенной, в то время как обладание собственно властью — это всего лишь обладание реальностью. Первая власть несравненно выше и значительнее первой. Поэтому, например, в российской традиции уделяется такое огромное внимание политическим символам, риторике, переименованиям улиц и прочим символическим декорациям власти.

Кратко суммируя основные положения теории дискурса, И. Сандомирская пишет следующее. «...Человеческое взаимодействие протекает не в мире вещей и природных объектов, а в символической реальности, в мире значений вещей и значений природных объектов, как практика символического обмена... Реальность не столько «задается» извне, сколько конструируется в процессе взаимодействия, в форме социального знания... Реальность конструируется в языке, а не отражается, не воплощается и не опосредуется им. Язык есть практика символического обмена, но в то же время он есть и арена, средство, цель и критерий символического обмена. Воплощая в себе коллективную память, язык становится средством приобщения к традиции. «Стоимость» языка определяется его свойствами как культурного наследия. Поэтому язык представляет собой важную форму культурного и социального капитала. Возможность говорить «из» или «от лица» доминирующего языка означает прямой доступ к власти; отчуждение от доминирующих в данной культуре форм говорения делает человека бесправным. Борьба за язык — это борьба политическая». (Сандомирская И. Книга о Родине. Опыт анализа дискурсивных практик.). [Вернуться]

⁴ См.: Lyotard J.-F. The postmodern condition. A report on knowledge. Manchester, 1989; Вельш Вольфганг. «Постмодерн». Генеалогия и значение одного спорного понятия // Путь, 1992, № 1; Вайштейн О.Б. Homo deconstructivus: философские игры постмодерна // Апокриф. Культурологический журнал, 1993, № 2. [Вернуться]