Социокультурный прогноз на XXI век

1.

Наступивший XXI век будет характерен развитием ряда социо­куль­тур­ных тенденций, направленность которых уже более или менее ясно про­сма­т­ривается сегодня[296]. Разумеется, речь идет об общемировых тен­ден­циях, каса­ю­щихся прежде всего высокоразвитых стран. Эти тенденции от­разятся на Рос­сии по-своему специфично, хотя надеяться на то, что они в принципе минуют на­шу страну, было бы весьма наивным. К сожалению, ма­ло надежд и на то, что намечающиеся тенденции приведут к объ­еди­не­нию все­­­го человечества на гуманитарных основах, как это прогно­зировалось фи­ло­­со­­фами-просве­тителями еще в XVIII веке и идеологами гу­манизма после­ду­ю­щих столетий. До этого мы еще не дожили.

Напротив, скорее нам следует ожидать но­вого раскола вида Ho­mo sa­pi­ens, но уже не по национальным, религиоз­ным, по­ли­ти­че­ским или эконо­ми­ческим осно­ва­ни­ям, как в прошлом, на протяжении всей Истории, а преиму­щественно на базе размеже­вания высокооб­ра­зованной, конку­рен­тоспо­соб­ной (как в собственно профессиональном, так и в обще­соци­аль­ном смы­с­лах) ме­ж­дународной элиты «спецов» high tec (высоких технологий) и малообра­зо­ван­ной, почти неконку­ренто­спо­­со­бной массы «рядо­вых людей». Различные вари­­анты подобного сценария в прин­ципе пред­пола­гались еще С.Ле­­мом[297], а в по­ следующем Д.Бел­лом, И.Вал­лер­стайном, Э.Тоффлером и др.[298], но прежде всего У.Хил­­­­лом в его знаменитой концепции «золотого миллиарда»[299]. Разумеется, продолжа­юща­я­ся ин­формационная революция и мас­со­вая компьютеризация существенной час­ти населения отчасти сгладят остроту намечающихся социальных кризисов, со­здадут виртуальную иллюзию едино­го куль­турного и образовательного про­с­т­ранства для всех[300]. Однако эта иллюзия будет во многом лишь пси­хо­логичес­кой компенсацией для тех, кто терпит по­ра­же­ние в реаль­ной конкуренции за уровень образования, професси­о­на­ль­ную востребован­ность, социальный ста­тус и объемы потребляемых соци­альных благ. В конечном счете, это станет одной из сторон того варианта глобализации, которого боятся все[301] (хотя воз­можны и другие варианты).

В числе тенденций наиболее вероятного сценария мирового социокуль­тур­ного раз­ви­тия можно перечислить:

- нарастание социально-демографических проблем перенаселенности Зе­мли на фоне усиливающихся энергетического и экологического кризисов. По подсчетам специалистов стратегические запасы нефти на планете будут исчерпаны в течение ближайших десятилетий и, если к этому времени не будет найдена удовлетворительная энергетическая альтернатива, на­ч­нется деградация современной цивилизации, основанной на неограниченном доступе к источникам энергии; аналогично истощение кислородовыделяющей биомассы (сокращение площади лесов); глобальное потепление (правда, по прогнозам климатологов, недолгое); превышение критической численности населения (15-20 миллиардов), которое может быть прокор­млено в земных условиях (при ограниченных запасах пресной воды) также относят приблизительно к середине это­го века[302].

Од­ним из резуль­та­тов этого станет «переструктурирование» социальной ор­га­­низации че­ловечества на иных, нетрадиционных основаниях, форми­рова­ние новой со­ци­ально-культур­ной стратификации основной массы на­се­ле­ния плане­ты. Такие социальные ре­гуляторы, как этническая, сословная и ре­­­­­­лиги­о­з­ная при­­­­­надлеж­ность человека, конечно, сохранят свою значимость, но пре­и­му­щественно на приватном, микросоциаль­ном уровне жизни при том, что макро­со­ци­альный уровень будет регулировать­ся главным образом транс­на­цио­наль­ны­ми социально-функциональными объ­единениями (можно назы­вать их «концер­нами»), концентрирующими в своих руках такие важные фун­­­­к­ции управ­ления гло­бальными процессами бытия человечества, как энер­ге­ти­ку и инфор­мацию, а отчасти и собственно политику[303];

- несмотря на энергетический кризис (который преодолим посредством перехода на урановую и водородную энергетику), в ближайшие десятилетия ожидается существенное возрастание интенсивности материального и интел­лек­ту­аль­ного производства, а также социального управления на основе, во-пер­вых, об­­щего научно-технического развития (прогресса) цивилизации и, во-вто­рых, на путях дальнейшей дифференциации и углубления узкой специ­а­ли­зи­ро­ван­ности всякой профессиональной деятельности; т.е. наступления эпо­хи абсолютного до­минирования «сверхузких» специалистов. Эта обще­ми­ро­вая тенденция раз­деления труда, наблюдающаяся на всем протяжении исто­рии (начиная с эпохи неолита), в ХХ веке полу­чила особенно интенсивный характер. Ее показательным примером является актуальная дискуссия о преи­муществах маленькой армии квалифи­ци­ро­ванных профессионалов над мно­го­милли­он­ной толпой плохо обученных призывников, типичной для войн пер­вой половины столетия. На самом деле – это дискуссия не об армии, а о выборе пути раз­вития: интен­сивном методе high tec, эко­номящем ресур­сы и дос­тигающем поставленных целей за счет вы­сокого качества под­готовки и луч­­шего ис­по­ль­зования лю­­дей, более со­вер­­шен­ных технологий и эф­фе­к­ти­в­ного ин­струмен­та­рия, или экстенсив­ном методе пря­мого воспроизводства тра­ди­ционного образа жизни и деятель­но­сти, базиру­ющемся на механичес­ком уве­личении объемов низко­качествен­ных ресурсов и числа плохо обученных лю­дей. Интенсивный путь требует по­стоянного пе­реобучения, повышения ква­ли­фи­ка­ции и все боль­шего сужения спе­циа­ли­зи­рованности исполнителей (в истории челове­чества практически все инно­ва­ции порождались толь­ко узки­ми специалистами[304]);

- существенное «уплотнение» информационного поля, в котором живет чело­век, обретение новых принципов и способов упорядочивания и систе­ма­тизации возрастающих потоков информации. Вполне вероятно, что вско­ре бу­дут найде­ны и возобладают принципиально новые способы система­ти­за­ции и аккумуля­ции знаний и соответственно достигнут прогресс в эффектив­ности передачи и усвоения информации, в технологиях управления инте­ре­сами и потребностями миллиардов людей[305];

- радикальное упрощение содержания массового среднего образования, све­де­ние его к уровню освоения элементарной «картины мира», простейших средств коммуникации и инфантилизированных смыслов массовой ку­ль­ту­ры, при од­новременном сокращении сроков и переходе на авто­матизиро­ван­ные и пре­имущественно дистантные технологии обучения. Па­раллельно это­му будет со­путствовать нарастание уровня «элитарности», сложности и спе­­­ци­а­лизирован­ности (вплоть до реальной индивидуализации) отдельных об­­­­­­­­ла­стей профессионального знания, доступ к которым будет все более за­труд­нен;

- формирование крупной элитарной прослойки высококлассных спе­циалистов международного уровня числом до нескольких сотен миллио­нов че­ловек (тот самый «золотой миллиард» У.Хилла) в самых различных областях высоко специа­ли­зированной деяте­ль­­ности (сферах приме­нения «высоких технологий»). Эти люди будут от­ли­чаться высо­ким культур­но-обра­зова­тель­ным уровнем, будут всегда обес­пе­чен­­ны спросом на их професси­о­нальные услуги, потреблять энергию в работе и лич­ном быту в сотни раз больше, чем рядовой житель Зе­мли, фак­тически не име­ть по­стоянного дома, Родины, род­ной куль­­­туры и т.п. (или ме­нять их де­сятки раз в течение жизни), а, следовательно, отличаться вы­соким уровнем куль­турного космополитизма, го­во­рить на десятке язы­ков при одновремен­ном «стирании» национальных гра­ниц в сфере их лич­но­стной куль­тур­ной само­идентифи­ка­ции и т.п. (английский социолог З.Бауман, остроумно перефразировав извест­ную сентенцию Ф.Фу­­­­­ку­ямы о том, что наступает конец истории, заметил, что с глобализацией наступает конец географии[306] – конец государственных границ, национальных экономик и территориальной привязки специалистов high tec). Интер­на­ци­о­наль­ной кор­по­ра­ции подобных спе­­­циалистов, по всей видимости, и будет при­надлежать фак­ти­ческое установ­ле­ние и поддер­жание социального поряд­ка на планете, к чему призывает и наш известный культуролог Э.С.Мар­­­карян[307];

- в условиях резкого спада культурно-образовательного уровня и общей соци­альной конкурентоспособности остальной части населения Земли (80-90%), в ее среде не­избежен существенный рост тех или иных проявлений ох­раните­ль­ного тради­ционализма, экстремизма и т.п., что будет подавляться с дол­ж­ной жесто­костью, т.е. будет иметь место постоянная вялотекущая «четвертая мировая война» между элитой техногенной цивилизации и социально не­конкурентоспособным «внеш­ним пролетариатом»[308]. В этих условиях неизбежно фактическое сращивание армии, полиции и юстиции в единую систему социального подавления и поддержания порядка, сворачивание демократии классического типа и установления политического режима диктатуры новой «аристократии», владеющей главным богатством общества – знаниями и уме­ниями во всех областях.

Основными причинами всего этого станет не чья-то злая воля, а прежде всего такие явления, как:

- стихийный характер развития социокультурных процессов на пла­не­те;

- наличие и все увеличивающийся разрыв в уровнях развития различ­ных об­ществ (модернизированных с углубляющимся разделением труда и тра­­­­­дицион­ных с низким уровнем специализированности большинства насе­ле­ния);

- демографический кризис, сопутствующий планетарному экологичес­ко­му кризису, резкая ограниченность реально используемых энергетических источ­ников, а также радикальное нарушение природных процессов естест­вен­ного от­бора в человеческой среде, благодаря вмешательству медицины;

- массовая деградация человеческого генофонда в условиях экологичес­ких бед­ствий, «эпидемий» алкоголизма, наркомании, СПИДа и т.п., факти­ческий рост числа людей, биологически не способных к какой-либо соци­аль­ной конку­ренции;

- исчерпанность «просвещенческой» картины мира и иллюзии общего про­цве­тания человечества на основе всеобщей просвещенности и гуманизма[309];

- экстенсивный характер воспроизводства гуманитарной культуры и от­сут­ствие программы ее экспансии как нового способа самоорганизации че­­ловече­ского общества, в условиях продолжения традиционных процессов са­мо­органи­зации и дея­тельности на основаниях, не учитывающих лично­ст­но-психоло­ги­ческие фа­кто­ры социального бытия людей, и т.п.

Уже сегодня адекватно темпам научного и технико-технологического про­гресса и социальным трансформациям общества возрастет динамика по­ро­ж­де­ния социокультурных инноваций, изменение действующих социо­куль­турных норм, традиций, культурных мотиваций социальной активнос­ти и т.п. Возрас­тают социальные и информационные нагрузки на человеческую пси­хи­ку; люди начинают утрачивать системный характер своих цен­ностных ори­ентаций, соци­альной адекватности и культурной компетентности (можно на­звать это постмодернизмом, но суть от этого все равно не меняется). Про­ис­хо­дит то, что приня­то называть «культурной коррозией»; и хотя по­­добная «кор­р­о­зия» пока что ка­са­ется лишь форм «классической» гу­ма­­нитарности, это во­все не гарантирует от ее распространения и на иные сферы социокультурного бытия[310].

Разумеется, все эти перемены произойдут не в один день и не во всем мире одновременно. Они охватят длительный период, в течение которого на новые принципы существования сначала перейдет группа наиболее развитых стран (в первую очередь, США, Канада, наиболее развитые страны Западной Европы, Япония, Южная Корея, Австралия и Израиль), а затем по мере социально-экономического развития к ним будут присоединяться и некоторые другие страны (в первую очередь европейские), хотя общее число их будет сравнительно невелико. Можно с уверенностью сказать, что в эту группу никогда не войдут страны Африки (за исключением ЮАР), му­суль­манские государства и большая часть латиноамериканских стран. Что касается России, Индии, Китая, стран Восточной Европы, СНГ (христианской его части) и Прибалтики, то у них есть шанс достичь должного уровня развития, хотя у каждой из перечисленных стран свой индивидуальный баланс возможностей и препятствий.

Таким образом «социальным Апокалипсисом» станут не перемены, а отставание от них, невозможность войти в элитарную группу, что для многих обществ станет причиной социальной деградации и возможной элиминации.

2.

Наиболее вероятные препятствия для России, как пред­став­ля­ется, связаны даже не с тем, что нам угрожает массовая «утечка моз­гов», т.е. отъезд той элит­ной части специалистов, которые во все большей мере стано­вят­ся «стано­вым хребтом» современной цивилизации, гигантский приток эми­­гра­н­тов из мусульманских и дальневосточных стран и ускорен­ные тем­пы вымира­ния христианской части населения (более под­верженной эмо­ци­ональ­ным стрес­сам и вредным формам их ком­пенсации) и т.п., что приведет в бли­жай­шие деся­ти­летия к заметному изменению состава всей великорус­ской по­пу­ляции.

Глав­ная опасность для России заключена в перспективе сворачивания демократии или перехода ее в режим формальной имитации. Без свободы социальной конкуренции дорасти до необходимого уровня развития будет прак­­­­­тически невозможно. Другой опасностью представляется ин­тел­­лекту­аль­­­ный кризис в сфере национального самосознания и полная неаде­к­ват­ность пони­мания само­го феномена культуры и ее социальной роли в со­хра­не­нии общест­венной ста­бильности.

Весьма показательно уже одно то, что под культурой мы (как-будто все еще живем в XVIII веке) про­должаем по­нимать ка­кие-то шедевры духа и тво­р­­чества, а не принятую во всем мире соци­альную солидарность лю­дей,со­во­купность ис­торического опыта их коллектив­ного бытия,специфичес­кую мо­дальность группового человеческого су­щество­ва­ния,наиболее общую фо­р­му осу­ще­ствления человеческой социаль­ности и т.п. Боюсь, что наши соци­аль­ные и гуманитарные науки (ин­теллектуальная потенция) погибнут от простого исчерпания ка­­тегориального аппарата познания, которым мы оперируем и кото­рый уже давно не от­­вечает социальным реалиям наших дней.

Мы отчаянно «ло­маем копья» в аб­сурдных дискуссиях о русской «духовной культуре». Где мы набрались этой глу­пости? В философском дилетантизме «серебряного века», когда клерикально-шовинистическая идеология возводилась в ранг «на­цио­наль­ной идеи»? Или име­ется в виду судьба пра­во­славия в Рос­сии, кото­рое соб­­ственно и есть наша «духовная культура» в прямом и непосред­ствен­ном смысле сло­­­ва? Только при подобной трактовке кате­го­рия «духовности» получает пра­­во быть элементом профессионального дискурса, но какое отно­ше­ние все это имеет к тому, что нас ждет в нас­тупающем столетии? Так или иначе, на сегодняшний день в нашем распоряжении нет эффективной (сплачивающей массы) и опреациональной (технически осуществимой) идеи национального выживания и развития. Принцип агрессивного национализма уже не сработает (этого нам не позволят наши соседи – США, Европа, Китай, Индия, а без тесного взаимодействия с ними мы просто умрем с голода). Построения нормального капитализма не допу­стит наше собст­вен­ное население (оно слишком избаловано режимом социального патронажа, на что у государства уже нет средств).

Наша страна всегда отличалась нетрадиционно высоким уровнем гума­нитарной эрудированности населения (по крайней мере, его образованной ча­сти), сопровождавшимся крайне низким уро­в­нем социокультурной и эконо­мической эруди­ции. Это уже привело к тому, что на­селение не позволило ру­ководству довести до конца необходимые реформы Е.Гай­да­ра («нас грабят»), что отбросило Россию на уровень стран «тре­тьего ми­ра». Дальше будет хуже. Под лозунгом «нас грабят» консервативные тенденции начнут все больше и больше овладевать общественными настроени­ями и зависящим от них руководством, и мы постепенно вернемся к имперскому мироустройству (может быть, к социализму без коммунистов), как к общественному идеалу, но, уже не располагая теми неограниченными запасами полезных ископаемых (особенно нефти) и той грандиозной армией, которая позволяла держать в повиновении десятки миллионов людей.

Т.е. «мобилизованного общества», характерного для режима социализма, уже не получится. И режим диктатуры чиновников (в духе царствования Николая I), который начинает преобладать в нашем отечестве ныне, тоже положения не спасет. В этих условиях тер­рито­риальный распад России на более мелкие и более жизнеспособные государственные образования пред­став­ля­ет­ся высоко вероятным, хотя вовсе не неизбежным. Здесь много зависит от того, сможет ли общество разорвать «железную хватку» чиновного аппарата и вернуть себе свободу социального саморазвития.

3.

В свете перечисленных перспектив социокуль­тур­ного развития челове­чества гуманитарная общественность ЮНЕСКО и дру­гих ор­га­ни­заций пла­­­­нирует свой комплекс ответных шагов, способных, ес­ли не пре­дот­вра­тить, то, по крайней мере, существенно смягчить воздействие на­ступающего экологи­ческого, экономического и куль­­­­­турного кризиса. Эти контрмеры заключаются в масси­ро­ван­ном развитии и популяризации наук об обществе и его культуре, спо­собных раскрыть ба­зо­вые закономерности социокультурного развития общества и разра­ботать на основе этого знания технологии проектирования, плани­ро­ва­ния и управления подоб­ным развитием. Однако наука в этом процессе явится лишь теоретическим ос­но­ванием; полем «генерального сражения», безусловно, станет сфера образования, где и развернут­ся главные «би­т­вы» между культурой и со­циальной деградацией.

В числе наиболее актуальных вопросов, подлежащих безотла­га­тель­но­му ис­следованию культурологической наукой, можно назвать:

а) изучение процессов и технологий накопления специфического для ра­­з­­ных обществ и эпох (цивилизаций и наций) набора принципов социальной консоли­дации людей,аккумулирующих исторически обретенный социальный опыт их коллективного существования, выражающийся в формах со­ци­о­кул­ь­турной ор­ганизации, регуляции и самоидентификации, принятых в дан­ном обществе;

б) исследование и систематизация основных приемов манифестации та­кой со­лидарности и идентичности в разнообразных «культурных текстах» и иных продуктах социальной деятельности, формах и результатах поведения людей, что, как правило, обретает некоторую наблюдаемую вну­т­реннюю си­с­темность и семантическую однородность, называемой «культурной само­быт­ностью»;

в) особый упор на изучение работы механизмов трансляции историчес­ко­го типа солидарности и идентичности следующим поколениям сред­ст­ва­ми соци­ализации и инкультурации личности методами традиций, обыча­ев, нра­­вов, об­разцов и т.п., а также воспитания, образования, искусства, ре­лигии, идеоло­гии, политики и пр., обеспечивающих социальное воспроизводство дан­­ного общест­ва как устойчивой культурной целостности.

Что касается содержания программ культурного развития ин­ди­вида в обще­с­тве методами воспитания, образования и просвещения, средств мас­со­вой ин­формации и т.п., то ду­мается, что в современных усло­виях прио­ри­тет­ное вни­мание сле­дует уделить изуче­нию и пропаганде та­ких социо­куль­ту­рных тенден­ций, как:

- выработка принципов и норм социальной солидарности и куль­ту­р­ной иден­тичности неконфронтационного типа, разработка самой теории и структуры такого типа солидарности и идентичности;

- разработка технологий мягких социальных взаимодействий и про­па­­ган­да их в качестве преобладающих форм социальных отношений на сов­ре­­менном исто­рическом этапе развития общества;

- аккумуляция и систематизация социокультурного опыта челове­чес­т­ва в це­лом, фор­мирование общепланетарного культурно-информационного по­ля и развитие способов его национального и транснационального опо­сред­ст­вования, развитие мультикультуральности и выявление ее пределов в об­ла­сти культур­ной толерантности и синкретичности, разработка более или ме­нее универсаль­ных критериев социальной приемлемости разнообразных ку­ль­турных проявле­ний;

- выработка представлений о культуре как об особом типе социальной эру­ди­рованности и адекватности личности, владения ею языками, кодами и ка­налами современной социальной коммуникации, ее уровне социальных при­­­тязаний и специфике оценочных критериев, в которых достигается ком­про­мисс между об­щепринятыми нормами (конвенциональным и инсти­ту­ци­онали­зи­ро­ванным со­циальным опытом данного сообщества) и их инди­ви­ду­альной интерпретацией личностью; пропаганда посредством каналов социа­лизации и инкультурации (воспитания, образования, системы учеб­ни­ков и иной литературы, работы куль­турно-просвещенческих институтов, государ­ственной культурной политики и т.п.) характеристик актуальной культурной компетентности личности, осно­ван­ной на этих принципах;

- ведение пропагандистско-воспитательной и образовательной работы, на­­пра­вленной на формирование нового типа социальной идентичности ли­ч­­ности, в рамках которой традиционные идентифицирующие признаки (со­с­ловно-классо­вые, расовые, этнические, кон­­фессиональные, обрядово-эт­но­гра­­­­­­фические, по­литико-идеологические, цивилизационные, семейные, ген­де­р­ные и т.п.) посте­пенно вытеснялись бы в область приватной (до­маш­ней) жи­зни индивида, и уравновешивались (взаимокомпенсировались) своей мно­же­ствен­но­стью (идея В.Гавела); в то же время основными кри­те­риями соци­альной оценки и иденти­фикации личности постепенно ста­но­в­ились бы: глу­би­на ее специализации в об­щественном разделении социальных функций, уровень врожденных ин­теллектуальных и художественных спосо­б­ностей, а также степень их развитос­ти (характер и уровень образования), объ­ективно оцениваемый уровень работо­способности (пси­хо­энергетики), ини­ци­а­тив­но­сти, обучаемости данной личнос­ти, степень де­фицитности специ­али­с­тов такого направления и класса в обще­челове­чес­ком масштабе, динамика по­­вы­шения профес­сиональ­ной квалифика­ции и должностного роста, склон­ность к социальной мобильности и другие ха­рактеристики, свидетель­ст­ву­ю­щие о степени общечеловеческого спроса на дан­ного специалиста и личность и т.п.;

- разработка определенных высоко пластич­ных критериев социального рейтинга современной «высоко специа­лизирован­ной личности», которые в иде­але и должны становиться основой его социально-личностной самоиден­ти­фикации в современных условиях (ра­зумеет­ся, при этом не должны обходи­ться вниманием врожденные и приобретенные ограниче­ния на развитие этих характеристик и адаптивные меры, связан­ные с этим факто­ро­м);

- развитие технологий социокультурной прогностики как на потреб­но­с­т­ном, так и интеллектуально-чувственном уровнях;

- развитие процессов управляемой локализации истори­ческих тра­ди­ций (этнических, конфессиональных, микросоциальных) в нишах их «при­ват­ного» функционирования и их толерантного сопряжения с модерни­за­­цион­ными тенденциями общества; развитие процессов освое­ния культурного наследия как фундамента культурной ком­пе­тен­тности личности;

- кристаллизация основных параметров психосоциальной адекват­но­сти и со­циально-функциональной конкурентоспособности индивида в но­вых ус­ло­­виях полиэтничных мегаполисов, с их системами образов соци­альной пре­­стижности и норм культурной компетентности в постин­дуст­ри­аль­ной со­цио­культурной и информационной реальности;

- плюрализация процессов порождения культурных инноваций, расши­ре­ние рамок и критериев социальной приемлемости индивидуальной интер­пре­тации культурных образцов, совершенствование механизмов социального воспроиз­водства общества и личности.

XXI век не обещает нам легкой жизни[311]. И, хотя многие из прозвучавших в этом тексте прогнозов, действительно относятся к пессимистическому сце­нарию (процессы социальной и экономической глобализации ведь могут пойти и по другому пути), и можно ожидать, что некоторые из предсказываемых сложностей «ут­рясутся» и сбалансируются в силу естественной историчес­кой инерции (лич­но я, как историк, фанатично верю в действие исторической инерции и стре­м­ление людей к экономии личных энергозатрат, т.е. в неист­ребимую лен­ность рода человеческого), но на­ука не имеет права надеяться на лучшее в процессе стихийного само­раз­вития событий. Как и высшие военные руково­ди­тели государства, которые по определению не имеют права быть оп­ти­ми­с­тами и обязаны предвидеть худ­ший из возможных сценариев развития со­­бы­тий, уче­ные постав­лены примерно в такие же долговые условия перед чело­вечеством.

Мы обязаны обрисовать основные черты возможного Апокалипсиса (повторяю, что под ним я имею в виду не переход на новый режим существования, к которому так или иначе придется приспосабливаться, а именно непопадание в когорту избранных, что стимулирует неизбежную социальную деградацию российского общества и его распад) и дать ре­ко­мендации по возможным способам его предотвращения или смяг­чения. А случится он или нет, зависит от такого неисчислимого сочетания ра­з­личных обсто­ятельств, под­считать которые не в состоянии никакая наука. Иначе она бы уже давно научилась предсказывать будущее, лишив тем самым человека свободы воли, а саму себя – интеллектуальной свободы, права на гипотезу и описание мира в вероятностных категориях, что сегодня, может быть, и является единственно интересным, что осталось науке…

 

ПРИЛОЖЕНИЕ

НАУКА, ИЗУЧАЮЩАЯ НЕПРАВДУ

По традиции последнего десятилетия принято уже безоговорочно относить культурологию к гуманитарным наукам. А между тем здесь не все так просто. Во всяком случае, с этим согласны далеко не все. Мно­гие специалисты склонны квалифицировать культурологию как науку со­циальную, апеллируя к тому, что она отпочковалась от этнологии – бе­зус­ловно, социальной науки[312].

При попытке выделить основные признаки гуманитарного знания и его отличий от естественнонаучного, социальнонаучного и пр., совершенно очевидны от­личия и качественные, и количественные. Например, гуманитарное знание почти не связано с измерением и подсчетом. В естественных и социаль­ных науках аргументация строится на статистических данных, в гуманитарных – на вероятностных предположениях. Это качественное отличие. Вместе с тем, ряд параметров, традиционно относящихся к гуманитаристике (скажем, оценочный подход или генетический метод), нередко встречаются и в естественных и социальных науках, но в гуманитарном знании, разумеется, много чаще. Это уже количественное отличие. Но, пожалуй, гла­вное отличие в том, что естественные и социальные науки имеют дело с эмпирической реальностью, а гуманитарные – только с ее описанием или изображением. Иначе говоря – с текстом, повествующем об этой реальности… или не о ней.

Тем не менее, предмет культурологии в своем определении достаточно спорен. Несомненно то, что это культура. Но можно понимать под культурой как паттерны поведения (т.е. предмет социальный), так и взгляды людей, их оценки, суждения (т.е. предмет гуманитарный). Но если даже и поведение считать результатом имеющихся взглядов, т.е. косвенным продуктом гумани­тар­ных текстов (традиций, нравов, обычаев), то и здесь получается противоречивый сим­­­биоз гуманитарного предмета – культуры (если согласиться с гуманитарностью ее истоков, хотя далеко не всегда практических форм), и социально-научных методов его исследования, перешедших преимущественно из антропо­логии. Упрощая, можно сказать, что по предмету культурология фактически совпадает с историей, а по методологии – с антропологией.

Да и в самой культурологии в последние годы наметилось определенное размежевание на гуманитарное направление, тяготеющее к семиотике, восприятию культуры как текста и, соответственно, исследованию символической наполненности культурных артефактов, и социальное – делающее акцент на социально-ре­гулятивных функциях культуры, т.е. на роли культуры в подержании общественного порядка. В самом прямом смысле. Потому что куль­­тура – это порядок в мозгах и в социальном поведении людей. Только достигается он не насильственными мерами, а с помощью традиций, обычаев, нравов.

А вот кто возьмется четко и недвусмысленно определить, что такое гуманитарное знание, в контексте которого рассматривается культурология? В чем его основные признаки? В том, что оно обращено к проблеме человека и его деятельности? Но основные науки о человеке – биология, медицина и психология – не относятся к гуманитарному ряду. А технические науки изуча­ют человеческую деятельность в гораздо большем объеме. В том, что гуманитаристика работает с уникальными объектами? Но и астрономия может похвастаться тем же. Тем, что гуманитарное знание не может обходиться без оценки изучаемого предмета? Но и аксиологический подход не является обязательным для гуманитарных наук. Скажем, какая аксиология допустима в истории или лингвистике? Остается один признак – язык. Гумантаристика имеет дело преимущественно с текстами – как правило, вербальными, а порой и семиотикой поведения, семантикой вещей и с текстами образно-ху­до­жест­венными.

Возьмем, к примеру, историческую науку. Здесь ученые имеют дело с документами, правдивость которых часто доказать почти невозможно так же, как и их подлинность. Еще труднее установить степень субъективности и ангажированности автора, описывающего какие-либо события, являлся ли он не­посредственным сви­детелем того, что описывает, либо пишет с чьих-то слов, а то и по чьему-то приказу. А еще требуется установить, в чьих интересах создавался данный документ и к каким последствиям он привел (т.е. кому эта интерпретация оказалась выгодной). И, наконец, насколько ангажирован современный историк, который пишет работу на основании данных источников?

Существует теория нарратива, согласно которой, вся история – это не более чем многократный, часто тысячекратный пересказ, с каждым разом все больше и больше удаляющийся от исходной правды. Впрочем, а была ли она – правда – уже в первом варианте рассказа? Как утверждает Жак Ле Гофф, любой исторический документ в обязательном порядке идеологически ангажирован и содержит в себе немалую долю элементов, навеянных воображением автора[313]. Как мы видим, доля правды при совокупности таких обстоятельств уменьшается до чисто символических масштабов. Вся история есть ложь, написанная в чьих-то интересах. Это стало понятным уже давно, еще в эпоху Возрождения.

Приведу классический пример: при всех подробностях описания сражения на поле Куликовом археологами не было найдено ни одной кости, ни одного остатка оружия или доспеха[314]. Никто не сомневается в историчности Куликовской битвы, но явно по каким-то соображениям точные координаты этого события были искажены летописцами. Здесь ангажированность летописного повествования совершенно очевидна, поскольку из других документов ясно, что это не было исторической битвой между русскими и татарами, а лишь серьезным конфликтом в междинастийной борьбе в Золотой Орде, не имевшее никакого отношения к освобождению Руси от ордынской неволи. (Кстати, всех историков удивлял тот факт, что полный разгром татар на Куликовом поле ни на грамм не ослабил татарского сюзернитета на Русью). Просто дело в том, что на Куликовом поле были разгромлены не татары, а интернациональ­ный сброд, нанятый Мамаем в Крыму и на Северном Кавказе[315]. А описания в учебниках – это все позд­нейшие легенды во славу Дмитрия Донского и Серафима Саровского (здесь у Церкви были и свои интересы).

А суть событий была такова. Военачальник Мамай попытался свергнуть правящий в Золотой Орде дом Джучидов и стать новым ханом. Русские вассалы (в частности Москва) выступили на стороне законных суверенов (кстати, не все), разные литовские князья тоже выступили на стороне разных сил[316]. В результате в Куликовской битве сошлись русские и литовцы, с московской стороны, а с татарской стороны кавказцы, ногайцы и генуэзские наемники из Крыма. В результате дело было решено литовцами (фактически – воинами из Белоруссии и Украины, в то время входившими в состав Великого княжества Литовского). Засадный полк составляли в основном отряды воеводы Боброка Волынца и литовских князей Андрея и Дмитрия Ольгердовичей, фланговый удар которых и решил исход сражения. И когда через 20 лет эти люди погибли в сражении с ордынцами на р.Ворскле (1399), откровенно спровоцированном Москвой, новый московский князь Василий I навряд ли даже вспомнил имена сподвижников своего отца.

Вот вам откровенный пример политической ангажированности летописей. Москве и русской Церкви нужно было раздуть это сражение до эпохального мифа. А герои нужны толь­ко в отведенное для них время. А потом их можно и уничтожить самым предательским образом. История с ликвидацией прославленных героев Куликовской битвы – самый наглядный пример тому. И для прикрытия этого предательства потребовалось скрыть и сами географические координаты битвы, и факт решающего в ней участия воинов Великого княжества Литовского[317].

Прошу прощения за столь объемный пример, но он хорошо показывает, чего стоят исторические свидетельства и как они искажаются по желанию власти.

А в каком положении находятся филология и искусствознание, когда известно, что всякий художественный текст, живописное или скульптурное изображение отображают не столько наблюдаемую реальность, сколько ее художественный образ, преломленный в творческом сознании автора? При этом будем учитывать, что огромный процент произведений вообще не отображает никакой реальности, а является чистой авторской фантазией? Скажем, какую наблюдаемую реальность отображает музыка?

Предположим, ученый-литературовед изучает «Евгения Онегина» А.С. Пуш­кина. Он исследует стилистику, эстетику, особенности поэтического языка, возможные прообразы главных героев и т.п. но при этом он даже не задумывается над тем, что события, легшие в основу этого поэтического романа, на самом деле не имели места; это все плод фантазии гениального поэта.

«Еще один источник – анализ текстов, продуцируемых политическим сообществом. Это могут быть официальные публикации (программы, уставы и другие документы), но в них мало о “позиции деятеля”. Последняя иногда находит свое выражение в статьях, выступлениях, а еще в большей степени – в мемуарах, однако очевидно, что эта группа текстов должна анализироваться скорее с точки зрения конструирования имиджа политика, легитимации им своих действий, символической самоидентификации с целевой группой, максимизации поддержки, чем в качестве источника фактологически верной информации о реальных событиях и отношениях»[318].

С позволения читателей, я не буду затрагивать проблемы религиоведения, хотя многое описанное в Священных книгах в археологии XX века получило подтверждение. Но… далеко не все.

Таким образом, единственным и несомненным признаком гуманитарного знания и культурологии, как его части, является то, что источником знания здесь, как правило, является текст – писаный или устный, – повествование кого-либо о чем-либо.

Но, поднимая вопрос о тексте, следует помнить, что им можно излагать как правду, так и неправду, фантазировать, мечтать и т.п. Вот здесь и кроется главная тайна гуманитаристики: это единственная область знания, которая изучает преимущественно неправду – мифы, легенды, сказки, автор

⇐ Предыдущая567891011121314Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: