Постмодерн как поиск новой культуры
⇐ ПредыдущаяСтр 14 из 14 Постмодерн – это очень сложное и многоаспектное направление мировосприятия и мироотражения, проявляющее себя в философии, социальных и гуманитарных науках, искусстве, публицистике, которое содержательно можно свести к новому ракурсу понимания феномена культуры, новому методу ее структурирования и выстраивания ее функций, новому осмыслению ее роли в жизни человека. Термин «постмодерн» представляет собой одновременно и обманку, и двусмысленность. Для российского культуропотребителя, воспитанного на том, что культура=искусству, слово «постмодерн» неразрывно связано с понятием «модерн» – художественным стилем рубежа XIX-XX вв., отрицавшем классические каноны искусства и искавшим новые формы и смыслы его проявления. Тот прежний модерн еще не был новым мировоззрением (по крайней мере, на рефлексируемом уровне), и только сейчас начинает осмысливаться в этом масштабе[323]. И хотя основные идеи, приведшие к рождению нового мировоззрения, – теория относительности А.Эйнштейна, психоанализ и либидозная теория З.Фрейда и, возможно, лингвистическая философия Л.Витгенштейна, – зарождались именно во времена модерна, но фактический переход к новому взгляду на мир, на космическое и земное бытие человека пришелся на период после окончания I мировой войны и русской революции. Собственно модерн к этой смене парадигм мироощущения имеет весьма косвенное отношение и как художественный стиль еще не отразил ее. В 1920-30-е гг. то, что у нас называлось художественным авангардом, на западе называлось модернизмом. Но это тоже не было новым мироощущением (разве что для художников – новым мировидением). В этом отношении нынешний постмодерн – явление совершенно иного порядка. Это именно новое мироощущение, сформировавшееся в ходе культурной бифуркации 1960-70-х гг. Хотя постмодерн тоже имеет свое художественное воплощение, но, по моему субъективному мнению, оно качественно уступает научно-философскому. При всем моем уважении к прозе У.Эко и М. Павича, архитектуре Р.Вентури и др., я полагаю, что только фильмы П.Гринуэя можно качественно поставить в один ряд с научными работами Ж.-Ф. Лиотара, Ж.Дерриды, М.Фуко, Ж.Бодрийяра и прочих постмодернистов-ученых и философов.
В отличие от нашего, для западного культуропотребителя никакой связи между художественным модерном столетней давности, модернизмом 1920-30-х гг. и нынешним постмодерном в осмысленном виде не существует. Для западного человека постмодерн – это именно «постсовременность» (postmodernity). И вот здесь начинаются вопросы. Где пролегают границы между прошлым, современностью и постсовременностью? Что такое постсовременность как таковая? На первый из них ответить несложно. Прошлое заканчивается каким-то последним исторически важным событием. Например, для России – это было падение Советской власти и распад СССР в начале 1990-х гг. (т.е. нашей современности чуть больше 15 лет). Для Запада, очевидно, – это внедрение в массовый обиход компьютера, изменившего всю систему информационных взаимосвязей и процессов управления; «молодежная революция», радикально либерализовавшая нормы современной культуры (прежде всего на ее социально-бытовом уровне); и переход к постиндустриальной стадии развития. Все это произошло на рубеже 1960-70-х гг., и с этого времени начинается западная современность, которой примерно 35 лет. Если наш вчерашний день заканчивается перестройкой М.С.Горбачева, то западный – «битломанией». А с чего начинается постсовременность и вообще, что это такое? Система прогнозов на будущее? Но постмодернисты этим не занимаются. Зона их интересов – это средневековое (У.Эко) и барочно-классицистское (М.Фуко и Ж.Делез) прошлое или актуальное настоящее (Ж.Ф.Лиотар, Ж.Лакан, Ж. Деррида, Ж.Бодрийяр и др.). Прогнозами на будущее занимаются ученые, поддерживающие идеи глобализации (С.Хантингтон, Ф.Фукуяма, З.Бжезинский, Э.Тоффлер и др.) или критикующие их (Э.Гидденс, З.Бауман и пр.).
Термин «постмодернизм» впервые был употреблен в работе Р.Паннвица «Кризис европейской культуры» в 1917 г.[324] В 1947 г. А.Тойнби в своей книге «Постижение истории» придает термину «постмодернизм» культурологический смысл: для Тойнби он означает конец западного господства в религии и культуре (т.е. то, что ныне называется мультикультурацией)[325]. Однако широкое распространение этого понятия начинается с рубежа 1960-70-х гг. (т.е. в момент завершения прошлого и наступления настоящего западной цивилизации), когда, возродившись в 1950-х годах как обозначение новых стилевых течений в архитектуре и литературе (Р.Вентури, К.Воннегут), термин постмодернизм начал все чаще применяться для характеристики новаций в мировоззрении новой «интеллектуальной элиты» (скорее научной, чем художественной). В 70-е годы ХХ века, когда 50-60-е годы еще воспринимались как современность, обозначение нового мироощущения в качестве постсовременности было совершенно естественным. Другое дело, что уже в 80-е годы этот термин перестал соответствовать временным градациям. Новое мироощущение стало современностью, но термин постмодернизм остался. Ведущие западные теоретики общественного развития (Д.Белл, З.Бауман, Э.Тоффлер) понимают под постмодернизмом просто культуру постиндустриального общества, выразившуюся во всеобщем конформизме и эклектизме[326]. И действительно, начавшееся на переходе от индустриальной стадии к постиндустриальной доминирование массовой культуры, некоторые авторы рассматривают как побочное дитя постмодернизма[327]. Но я полагаю эту точку зрения несостоятельной. Во-первых, потому, что постмодерн не имеет никакой генетической связи с «информационной революцией» рубежа 1960-70-х гг. Они просто совпали по времени. Такая связь прослеживается скорее с «молодежной революцией» этого же времени, отметившей кризис «классического либерализма» и повлиявшей на мироощущение западноевропейских интеллектуалов. Во-вторых потому, что постмодерн является одним из самых сложных интеллектуальных течений ХХ в. и не несет в себе никаких проявлений конформизма. Напротив, он является одним из наиболее острых проявлений культурного нонконформизма наших дней (в отличие от массовой культуры). И с основными социальными проявлениями постиндустриальности на ее ранней стадии – политкорректностью, феминизмом, мультикультурализмом, глобализацией, «сексуальной революцией» и т.п. – он никак не связан. И, наконец, в-третьих, постмодерн не имеет ничего общего с массовой культурой, будучи очень сложной идеологией наиболее продвинутой части интеллектуальной элиты, совершенно непонятной для массовой культуры откровенно малообразованных слоев, и ни с какой стороны на нее не влияет. Постмодерн – это философия и парадигма мировосприятия, на десятилетия упреждающая развитие социальной практики и уж тем более культуры трудящихся масс.
Так, что же такое постмодерн? Я полагаю, что реально речь идет о новом понимании феномена культуры вообще и новой интерпретации ее функций, отвергающей прежнюю культуру как форму подавления коллективом личности, т.е. как либерализм постдемократической эпохи[328]. Суть демократии (в ее классическом варианте) заключается в преобладании интересов большинства над меньшинством, народных масс над аристократией. Это только во второй половине ХХ века в полный рост встала проблема гарантированных прав меньшинства и индивида (т.е. либерализма в его практическом воплощении). Демократия, как и культура, известная нам по истории, – это доминирование коллектива (рода, племени, сословия, нации), над индивидом. Индивид был обязан подчиниться общественному интересу. Именно на этом принципе во все века строилась культура, как «латентная демократия», совокупность социальных конвенций, отражающих принятую данным обществом «стратегию выживания»[329]. Просто в период первобытности и на индустриальной стадии общество олицетворялось демографическим большинством, а на аграрной стадии – только правящим сословием. Но индивид всегда был объектом подавления и рамочного ограничения в свободе своей воли. Именно на это во все века были направлены традиции, обычаи, нравы, а затем и законы. Но во второй половине ХХ века этот принцип уже вошел в противоречие с новой, существенно возросшей ролью личности в процессе общественного развития, и это породило постмодерн. В каком-то смысле постмодерн – это идеология равенства индивида коллективу.
Означает ли это, что культура как инструмент поддержания социального порядка, себя уже исчерпала? Я бы не ставил вопрос столь категорически, но вечно закрывать глаза на то, что элементы традиционной культуры уже совершенно не совместимы с либерализмом, тоже нельзя. Это очень наглядно демонстрирует в своей книге С.Бенхабиб[330]. Культура во все времена была достаточно пластичной и умела адаптироваться к новым условиям. Но местная культура. А в условиях массовой миграции традиционалистски настроенных жителей Юга и Востока на Запад с его либеральной культурой, эта проблема начинает обретать все более драматический характер. Именно в этом и заключается весь пафос постмодерна. Культуре пора перемениться и адаптироваться к новым историческим условиям. Это перемена прежде всего в осмыслении пределов демократии, достаточности (или недостаточности) принципов либерализма, допустимых форм самореализации индивида и тех установок культуры, которые его ограничивают. Классическая демократия – это взятая определенные рамки охлократия – власть толпы. Сейчас ситуация меняется. Реальная власть переходит в руки совершенной иной группы – специалистов высоких технологий, и просвещенческие принципы классической демократии уже теряют свою актуальность. Пока эти новации проявляются только в победах феминизма и гомосексуализма. Но это отнюдь не самые болевые точки в развитии человечества. Недаром стремление к переменам совпало по времени с общим разочарованием в актуальности идей Просвещения[331]. Исторически культурная доминанта интересов большинства всегда была сильнее, нежели политико-идеологическое подавление в интересах правящего меньшинства (это проявлялось латентно и в культуре аграрных обществ, но было провозглашено как принцип в ходе буржуазных революций). Если идти на конфликт, то костра Инквизиции еще можно было избежать, но последствий нарушения культурных норм, фиксируемых соседями и всеми окружающими, избежать было уже нельзя. Это не всегда вело к костру, но уж к социальному отторжению – обязательно. Отсюда уже и «гипотеза сексуального подавления» М.Фуко и проблема «торжества слова над делом» в интерпретации Ж.Деррида и его же призывы к деконструкции текста (точнее всей системы культурных текстов, которые сковывают личность своей нормативностью). Классическая для постмодерна проблема «смерти автора»[332] – это смерть культурного насильника.
Таким образом, теоретики постмодерна поднимают вопрос об освобождении личности от давления общества, от норм языка, культуры, художественных эталонов и т.п. Уместно говорить и о новой философии отказа от «организованной свободы» в формах классической демократии и перехода к свободе, высоко индивидуализированной в своих новых формах (по крайней мере, на интеллектуальном и художественном уровне). Но я полагаю, что было бы ошибкой рассматривать постмодерн как примитивную идеологию анархии. Во всяком случае, анархисты понимали под свободой отмену прежде всего социальных и политических ограничений[333]. А постмодернисты – культурных. Как ни парадоксально, но именно культура оказалось не собранием художественных шедевров, а самой жесткой социальной несвободой[334]. Постмодернизм – это выход на новый, более сложный уровень понимания свободы личности и ее творческой самореализации, нежели предполагалось классической теорией демократии эпохи Просвещения. После освобождения от пут социальных и идеологических ограничений, принесенного нам буржуазными революциями и Просвещением, постмодерн призывает к освобождению от «культурных ограничений», но не путем отказа от культуры вообще, а посредством переосмысления многих ее установлений, перехода к более либеральной и основанной уже не на экономическом, а на познавательном интересе личности модели ее интерпретации и освобождению от «авторитета текста», играющего решающую роль в реализации нормативных функций культуры. Именно этот авторитет текста (традиций, норм, нравов, обычаев, обрядов, ритуалов, моральных и религиозных ограничений, лингвистических норм языка и т.п.) делают человека бесконечно несвободным, подчиненным общественным установлениям и диктату со стороны общества. По мнению постмодернистов, социальные и политические ограничения – это уже производный результат принципиального настроя культуры на несвободу, на диктат общества над личностью. Пока нам трудно понять, в каких организационных формах может воплотиться этот новый уровень индивидуализации сознания и норм поведения отдельного человека. Те формы, в которых это реализуется сейчас, подвергаются самой жесткой критике[335]. Они ведут к замыканию людей в своем индивидуальном культурном мире (социальной индивидуализации), а так же к разрастанию насилия со стороны тех, кто был ущемлен прежними нормами. Впрочем, это характерно для всех революций. Сейчас феминистки, гомосексуалисты, инвалиды, цветные – все, кто чувствует груз исторической несправедливости, вымещают свои обиды тем, кто их ущемлял в прошлом, т.е. белому гетеросексуальному мужчине. Сейчас в США быть белым нормальным мужчиной – самое опасное занятие[336]. Но я боюсь, что решение этих проблем – на несколько порядков сложнее, чем кажется воинствующим феминисткам. Это вопрос о том, как сочетать личные интересы индивида с коллективными интересами общества. И пока этого никто не знает. Постмодернисты только озвучили эту проблему, но реальных путей выхода из нее не предложили. Впрочем, решение любой проблемы должно начинаться с ее легализации. На протяжении 10 тысяч лет, это решалось просто: личность не была столь социально ценна, чтобы была нужда с нею считаться (хотя мудрейшие люди всех эпох предупреждали, что обращение к этому вопросу рано или поздно неизбежно). В.И.Ленин считал, что он этот вопрос снял. Людей с ярко выраженной индивидуальностью – физически уничтожить. Пусть останутся только массы. Но ведь масса и самых неразвитых людей состоит из индивидов со своими индивидуальными интересами, вкусами, предпочтениями. Этого и Ленин, и его последователи как-то не учли; на чем и провалилась вся идея социализма. Накормить каждого по индивидуальному заказу оказался в состоянии только капитализм. Но вот настала эра социально-экономического преобладания индивидов – специалистов high tec. Масса технических исполнителей уже ничего не решет; ее можно пригласить и из Южной Америки, и из Азии, и из России (внешний пролетариат, по Ортеге-и-Гассету[337]). Поиск нового пути интеллектуального развития, судя по всему, был спровоцирован в большей степени идеями Римского клуба и работами А.Печчеи, нежели различными «революциями» рубежа 1960-70-х гг. «Молодежная революция» решала по существу те же самые проблемы, но на уровне практического отказа от прежней культуры и ее системы ограничений. Была предпринята тотальная акция и против особой роли интеллектуалов в определении путей развития. В конечном счете «молодежная революция», кроме сексуальной свободы, преследовала и цель освобождения от влияния интеллектуалов. Таким образом, оснований для какой-либо связи массовой культуры (даже в ее высших проявлениях) с постмодерном нет никаких. Наиболее общим для различных вариантов постмодерна можно считать его отвержение «зарегулированности» социальной жизни культурными нормами (воплощенными в культурных текстах), отстаиванием идеи «энтропийного» характера социальных процессов, призывом к деконструкции культурных текстов и эклектичному смешению художественных языков, отвержением доминирующих представлений об истории и социальной реальности, как набора заведомых нарративов и симулякров. В постмодерне преобладает стремление включить в современную культуру весь опыт мировой истории путем ее ироничного цитирования (как заведомо недостоверной информации, выдумки писателей-романтиков); стремление превратить культурный хаос путем игрового освоения в специфичную среду обитания современного человека. На первый взгляд, постмодерн постоянно апеллирует к семиотике и вроде бы в основном работает на ее материале. Это иллюзия. Под видом словесной формы постмодерн исследует культуру в целом, а – главное – уровень ее принудительности. И здесь не важно, исследуется ли лингвистическая или социальная сторона жизни. Лингвистическая – не более чем форма манифестации социальной. А цель – заставить индивида не только подчиниться обществу, но и поверить в то, что такое подчинение неизбежно, подавить его эталонами разрешенных форм культурных проявлений: в области секса, питания, в наборе вещей повседневного потребления, в критериях девиантности, в нормах написания текстов. И самый страшный инструмент культурного принуждения – это учебник, словарь, эталон. Культурные нормы обычно складываются на основе исторического социального опыта того или иного народа (т.е. опыта адаптации к природным и социальным условиям существования). Но далеко не всегда эти нормы являются объективной реакцией на условия существования; нередко они порождаются и случайным стечением обстоятельств. Да и условия существования (и социальные и природно-климатические) с ходом времени меняются. И весьма существенная часть действующих норм в любой культуре уже не соответствует новым условиям. Получается, что мы остаемся рабами случайных сочетаний факторов и обстоятельств, которые исторически сформировали нашу культуру именно такой, но это не значит, что все ее установления актуальны и сегодня. Многие из них мы исполняем автоматически, даже не задумываясь над вопросом их актуальности (или не желая разрабатывать более актуальные установления). Культура – это прежде всего традиция, а традиция – это консервация прошлого, доминирование прошлого над настоящим. Так или иначе, но возникает вопрос: а нужна ли традиция вообще? Ответ на этот вопрос историчен. Как инструмент социальной регуляции традиция была необходима в первобытном обществе, как единственное средство наведения порядка. Ее функции несколько сократились в эпоху аграрных цивилизаций, когда появились параллельные инструменты поддержания порядка – политика, религия. В постиндустриальную эпоху функции традиции в существенной мере свелись к поддержанию порядка среди маргиналов. В остальном порядок поддерживают общество и государство на основе своих актуальных интересов, а не мемориальных установок. Последнее характерно для традиционалистских обществ, живущих воспоминаниями о прошлом, а не устремлением в будущее. Т.е. значение традиции как механизма социальной регуляции в жизни человечества исторически падает. В этой связи я прихожу к парадоксальному выводу. Жизнь, развитие, прогресс – невозможны без преодоления традиций и, в известном смысле, – культуры. Жизнь – это стремление из «вчера» в «сегодня», а затем в «завтра». Конечно, сегодняшний день родился из вчерашнего и в существенной мере наполнен им. И, вместе с тем, «сегодня» – это преодоление «вчера», а «завтра» – преодоление «сегодня». А «вчера» – это и есть культура – исторический социальный опыт, стратегия выживания, коллективная память общества. Социальная жизнь наполнена противоречиями. Она невозможна без культуры, но постоянно преодолевает ее, разрывает ее путы, стремясь в «завтра». Таким образом, жизнь – это и соответствие культуре, и преодоление ее. Сама культура не делается хуже. Просто ее традиционные нормативы и целеустановки со временем устаревают, они всегда «вчерашние». Отсюда можно прийти к выводу, что и функции культуры в обществе по ходу истории меняются. Если в прошлом она была преимущественно механизмом социальной регуляции, то ныне начинают преобладать ее креативные (творческие) функции. Из механизма управления индивидом культура должна стать (в идеале) средством его социальной самореализации. Именно с традиционализмом и борется постмодерн. С тотальной зависимостью общества от исторически унаследованной культуры и ее норм, являющихся плодом решения проблем совершенно иного времени, порожденных другими условиями и обстоятельствами. Жизненные обстоятельства быстро меняются, а культура меняется гораздо медленнее, в меньшем объеме и глубине. Постмодерн стал поиском актуального места культуры в современном обществе. Понятно, что просвещенческие парадигмы о торжестве разума оказались весьма поколебленными. Примерно половина населения Земли показала себя генетически неспособной к торжеству разума. Значит, несмотря на все успехи глобализации, придется делить Homo sapiens на способных и неспособных. Принципы универсальной культуры для всего человечества не состоялись. Готтентоты и при кембриджском образовании предпочли остаться готтентотами. Еще сложнее с европейскими и американскими интеллектуалами. Принципы индивидуальной свободы, разработанные Просвещением, британским либерализмом, американской конституцией, Гражданским кодексом Наполеона и т.п., уже не удовлетворяют потребности в интеллектуальной свободе высокообразованных людей. Парадокс в том, что теперь их сдерживают культурные нормы, которые всегда считались непоколебимыми, главным основанием любой национальной идентичности (и в частности интеллигентской). Значит и национальная идентичность как фактор уже отмирает (я, естественно, не имею в виду страны торжествующего традиционализма). Постмодерн ищет какую-то иную культурную идентичность (в анархических концепциях ризомы, в эклектике исторических форм, глумливых построениях пастиша), но пока еще не находит ее. Современный интеллектуал нуждается в статусе гражданина мира, не ограниченного никакими этно-национальными культурными нормами, в статусе интеллектуала-космополита[338]. В каком-то смысле постмодерн – это реакция на переизбыток культуры и ее установок, уже мешающих жить и чувствовать себя свободным. Постмодерн, конечно же, не является воплощенной культурой постиндустриального общества. В основе постиндустриализма еще лежит просвещенческая установка на научно-технический и социокультурный прогресс. А, как показала история, прогресс – вовсе не универсальная закономерность общественного развития. Его осуществление – продукт обстоятельств. В Европе и Северной Америке они сложились благоприятными именно для такого пути социальной эволюции. Но далеко не все общества нуждаются в прогрессе по образцу европейского. У них другие обстоятельства. Вопрос не в отказе от прогресса, а в более трезвом осмыслении его, без восторженного идеализма. В Европе и Америке прогресс тоже порождает противоречивые последствия. В частности то, что культура катастрофически отстает в своей эволюции от научно-технического развития. Это и породило постмодерн. По большому счету постмодерн тоже не дает реального выхода из описанной ситуации. Это только гипотеза о том, каким путем можно было бы пойти. Ее недостаток не в неэффективности, а в том, что она не может быть реализована подавляющей частью человечества, но лишь изолированной группой интеллектуалов. Впрочем, поживем – увидим.
Флиер Андрей Яковлевич – по образованию историк, доктор философских наук, профессор, директор Высшей школы культурологии Московского государственного университета культуры и искусств – один из основателей культурологической науки и образования в России. Автор 9 книг, 120 статей, участник 3 энциклопедий. Профессор Флиер упомянут в кратком списке российских исследователей культуры в Британской энциклопедии. В среде коллег его сопоставляют с французским философом-постмодернистом Жаном Бодрийяром. Настоящая книга рассматривает культуру не как собрание художественных шедевров, а как инструмент принуждения, насилия над личностью в интересах общества.
[1] См., например: Хантингтон С. Политический порядок в меняющемся мире. – М., 2004. [2] Каган М.С. Введение в историю мировой культуры, в 2 тт. – СПб., 2003. [3] Подробней об этом см.: Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. – СПб., 1994. [4] Спенсер Г. Опыты научные, политические и философские. – Минск, 1998. [5] См., например: Derrida J. De la Grammatologie. – P., 1967; Derrida J. Difference // Bulletin de la Societe francaise de philosophie, LXII, 1968, №.3; Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. – М.-СПб., 1998 и др.[6] См.: Флиер А.Я. Массовая культура – в настоящем издании. [7] Бенхабиб С. Притязания культуры. – М., 2004. [8] Условием, без которого невозможно (лат.) [9] Грей Д. Поминки по просвещению. – М., 2003; Бауман З. Индивидуализирующееся общество. – М., 2003. [10] Валлерстайн И. После либерализма. – М., 2003; Гидденс Э. Ускользающий мир. – М., 2004; Бауман З. Глобализация: последствия для человека и общества. – М., 2004. [11] Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. – М., 2003. [12] Моссе Дж. Нацизм и культура. – М., 2003; Паперный В. Культура Два. – М., 1996. [13] Шибаева М.М. Советская культура // Историческая культурология. Энциклопедия. – М., 2008. [14] В отличие от образования, под просвещением имеются в виду формы инициативного культурного саморазвития человека: посещение музеев и библиотек, художественных и зрелищных мероприятий, клубов, чтение книг, культурный туризм и т.п. [15] Я в основном солидарен с моделью морфологии культуры, разработанной Э.А.Орловой (см. Морфология культуры. Структура и динамика. – М., 1994), а здесь привожу экспериментальную модификацию ее модели. [16] Флиер А.Я. Культура как фактор национальной безопасности – в настоящем издании. [17] Луман Н. Власть. – М., 2001. – С. 19.
[18] Хроника христианства. – М., 1999. [19] Семенов Ю.И. Философия истории. – М., 1999. – С. 31; Флиер А.Я. Культура и история: потребность в переживании социального опыта коллективной жизни людей // Флиер А.Я. Культурология для культурологов. – М., 2000. – С. 23-24. [20] Флиер А.Я. Культурология как образование: проблема формирования культурной компетентности личности // Флиер А.Я. Культурология для культурологов. – С.88-116. [21] Флиер А.Я. Культурогенез. – М., 1995. [22] Уткин А.И. Черчилль. – М., 1997. – С. 557. [23] Флиер А.Я. Культура как фактор национальной безопасности – в настоящем издании. [24] Кристева Ю. Силы ужаса. – М., 2003; Фуко М. История безумия в классическую эпоху. – СПб, 1998; Будон Р. Место беспорядка. Критика теорий социального изменения. – М. 1998. [25] Топоров В.Н. Космогонические мифы // Мифы народов мира. Энциклопедия. – М., 1988. Т 2. [26] Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука. – М., 1983. [27] Алексеенко В.Л. Новейшие теории биотической устойчивости как отражение кризиса мировоззрения // Общественные науки и современность, 1999. № 3. [28] См., например: Никонов А.П. Апгрейд обезьяны. Большая история маленькой сингулярности. – М., 2004. [29] Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. – М., 2004. [30] Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. – М., 2003. [31] Флиер А.Я. Культурогенез. [32] Флиер А.Я. Культурогенез. [33] Там же. . [34] Флиер А.Я. Культурогенез. [35] Моррис Д. Голая обезьяна. Человек с точки зрения зоолога. – СПб., 2001. [36] Шер Я.А., Вишняцкий Л.Б., Бледнова Н.С. Происхождение знакового поведения. – М., 2004. [37] Там же.
[38] Гурко Е. Тексты деконструкции. Derrida J. Difference. – Томск, 1999. [39] Грей Д. Поминки по Просвещению. [40] White L.A. The Concept of Culture//American Anthropologist. – Wash.,1959. Vol.61. [41] Флиер А.Я. Культурогенез. [42] Лоренц К. Агрессия (так называемое «зло»). – М., 1994. [43] Назаретян А.П. Агрессия, мораль и кризисы в развитии мировой культуры. Синергетика общественного прогресса. – М., 1995. [44] Шер Я.А., Вишняцкий Л.Б., Бледнова Н.С. Указ. соч. [45] Ковачев А.Н. Символы власти и их интерпретация в различных культурах // Антропология власти. – СПб., 2006, Т. 1. – С.257. [46] Диденко Б.А. Цивилизация каннибалов. – М., 1996; Дубягин Ю.П. Руководство по розыску и расследованию неочевидных убийств. – М., 1998. [47] Плюснин Ю.М. Проблема биосоциальной эволюции. – Новосибирск, 1990. [48] Орлова Э.А. Социальная (культурная) антропология. – М., 2004.
[49] Бисмарк О. фон. Мысли и воспоминания. – М., 1946. Т.1.
[50] Шпренгер Я., Инститорис Г. Молот ведьм. – М., 1990; Григулевич И.Р. Инквизиция. – М., 1976; Ли Г.Ч. Инквизиция. – СПб, 1999; Барбер М. Процесс тамплиеров. – М., 1998; Плейди Дж. Испанская инквизиция. – М., 2002. [51] Арендт X. Истоки тоталитаризма. – М., 1996; Мельников Д., Черная Л. Империя смерти. Аппарат насилия нацистской Германии (1933-1945). – М., 1987; Холокост. Материалы, свидетельства, воспоминания. – Иерусалим, 1975 (на русском языке). [52] Trotsky L. Les crimes de Stalin. – P., 1957, v.I; Булдаков В.П. Красная смута. – М., 1997; Авдеенко А. Наказание без преступления. – М., 1991; Викторов В. Без грифа «Секретно». Записки военного прокурора. – М., 1990; ВЧК-ГПУ. – Нью Йорк, 1989 (на русском языке); Мельгунов С. Красный террор в России. – Нью Йорк, 1991 (на русском языке); Раппопорт Р. На рубеже двух эпох. Дело врачей 1953 года. – М., 1988. [53] Диденко П.А. Указ. соч. [54] Антонян Ю.М. Каннибализм: взгляд современной науки // Каневский Л. Каннибализм. – М., 1998. – С. 515-542. [55] Любопытным исключением из этого правила является государство Израиль, где не сооружено ни одного памятника по поводу многочисленных побед над арабами, не проводятся военные парады и даже дети не играют в войну. [56] Нарратив – «ценностно-оценочное суждение,... носящее повествовательный характер». Терещенко Н.А., Шатунова Т.М. Постмодерн как ситуация философствования. – СПб, 2003. – С.42-43; Лиотар Ж.-Ф. Постсовременное состояние (фрагменты) // Культурология. – Ростов-на-Дону, 1995. – С.527-537. «Рассказчик истории обладает компетенцией только потому, что он был когда-то ее слушателем». Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. – СПб, 1998. Гл.6. [57] Симулякр – псевдовещь, пустая форма, тень отсутствующего объекта. См.: Baudrillard J. Simulakres et simulation. – P., 1981. [58] Бургиньон Э. Измененные состояния сознания // Личность, культура, этнос. – М., 2001. – С.429-450. [59] Гроф С. и К. Духовный кризис. Когда преобразование личности становится кризисом. – М., 2003. [60] Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров // Человек – тест – семиосфера – история. – М., 1996. [61] Агеев В.Н. Семиотика. – М., 2002. – С.117 и др. [62] В качестве примера можно привести многие книги Зигмунда Фрейда и Игоря Кона, а также из последних работ: Льюис К.С. Любовь. Страдание. Надежда. – М., 1992; Жеребкина И. Страсть. Женское тело и женская сексуальность в России. – СПБ., 2002; Лаун Л. Любовь в современном мире. – СПб., 2002; Танатография эроса. – СПб., 1994 и др.оссииРО [63] Философия любви. В 2-х тт. – М., 1992; Трактаты о любви. – М., 1994; Шапинская Е.Н. Дискурс любви. Любовь как социальное отношение и ее репрезентация в литературном дискурсе. – М., 1997 и др. [64] См., например: Ермакова О.П. Семантические процессы в современном молодежном жаргоне // Поэтика. Стилистика. Язык и культура. – М., 1996; Балдаев Д.С., Белко В.К., Исупов И.М. Словарь тюремно-лагерно-блатного жаргона. – М., 1992 и др. [65] С позволения читателя, предметом моего рассмотрения будет только обычная гетеросексуальная любовь между мужчиной и женщиной; все другие формы здесь я затрагивать не буду. [66] Приводимый перечень факторов предельно обобщен; реально в рождении каждого конкретного альянса могут участвовать и другие факторы, не говоря уже о том, что иерархия значимости тех или иных факторов тоже в каждом случае сугубо индивидуальна. [67] Малиновский Б.К. Сексуальная жизнь дикарей Северо-Западной Меланезии// Малиновский Б. Избранное: динамика культуры. – М., 2004; Леви-Строс К. Печальные тропики. – М., 1999. [68] Китайский эрос. – М., 1993. [69] Крейдлин Г.Е. Невербальная семиотика. Язык тела и естественный язык. – М., 2002. [70] Антонов А.И. Микросоциология семьи. – М., 1998. [71] Подробнее об этом см. очерки Культура как сексуальная репрессия и Женщина как культурный текст – в настоящем издании. [72] Семенов Ю.И. Как возникло человечество. – М., 1966. [73] Митина О.В. Женское гендерное поведение в социальном и кросскультурном аспектах // Общественные науки и современность. 1999. № 3.
1 Фуко М. История сексуальности. Т. 1. Воля к знанию // Фуко М. Воля к истине. – М., 1996. Следует отметить, что Фуко детально исследует этот вопрос, только начиная с XVII в., но контекстуально речь идет обо всей истории человечества. [75] Бенхабиб С. Указ. соч. [76] Гидденс Э. Трансформация интимности. Сексуальность, любовь и эротизм в современных обществах. – СПб., 2004. [77] В наиболее общем ее понимании (англ.). [78] Декарт Р. Избранные произведения. – М., 1950. – С.480. [79] Наговицын А.Е. Древние цивилизации: общая теория мифа. – М., 2005. [80] Моисеев Н.Н. Быть или не быть… человечеству? – М.,1999. [81] Дольник В.Р. Непослушное дитя биосферы. Беседы о поведении человека в компании птиц, зверей и детей. – М.-СПб., 2004 – С. 13. [82] В целом, см.: Фрейд З. Психоанализ. Религия. Культура. – М., 1992; Уэллс Г. Крах психоанализа. – М., 1978; Хорни К. Культура и невроз// Психология личности. Тексты. – М., 1981 и др.; в более популярном изложении см.: Вацлавик В. Как стать несчастным без посторонней помощи. – М., 1990. [83] Дольник В.Р. Указ. соч. – С.48. [84] Першиц А.И., Монгайт А.Л., Алексеев В.П. История первобытного общества. – М., 1982. [85] Ламберт Д. Доисторический человек. Кембриджский путеводитель. – Л., 1991. [86] Назаретян А.П. Указ. соч.; Дольник В.Р. Указ. соч. [87] Флиер А.Я. Религия // Флиер А.Я. Культурология для культурологов. Тезаурус. [88] Малиновский Б. Указ. соч. [89] Шнирельман В.А. Демографические и этнокультурные процессы эпохи первобытной родовой общины // История первобытного общества. Эпохи первобытной родовой общины. – М., 1996. [90] Бахолдина В.Ю. Происхождение человека. – М., 2004. [91] Гидденс Э. Указ. соч. [92] Бочаров В.В. Истоки власти // Антропология власти. – СПб., 2006, Т. 1. – С 188. [93] Партийная этика. Дискуссии 20-х годов. – М., 1989. – С. 187. [94] Гидденс Э. Указ. соч. [95] Уоллес Хедрилл Дж.-М. Варварский Запад. Ранее Средневековье. 400-1000. – СПб., 2002. [96] Гиренко Н.М. Диалектика пола в структуре первичного социума // Антропология власти, Т. 1. – С. 378. [97] Блох И. История проституции. – М., 1994. [98] Тэннэхилл Р. Секс в истории. – М., 1995. [99] Бочаров В.В. Указ. соч., С 182. [100] Ф рейд З. Тотем и табу. – Пг., 1924. – С. 213. [101] Гидденс Э. Указ. соч. [102] Бочаров В.В. Символы власти или власть символов // Антропология власти, Т. 1. – С. 291. [103] См., например: Шпренгер Я., Инститорис Г. Молот ведьм. – М., 1990. [104] Там же. [105] Фуко М. История безумия в классическую эпоху. – СПб., 1997. [106] Там же. [107] Флиер А.Я. Культура как власть – см. в настоящем издании. [108] Дольник В.Р. Указ. соч. – С. 55. [109] Флиер А.Я. Культура как тюрьма – в настоящем издании. [110] Фуко М. История сексуальности. Т. 1. Воля к знанию. [111] Антонов А.И. Указ. соч. [112] Бенхабиб С. Указ. соч. Предисловие к русскому изданию. – C. XLII-XLIII. [113] Гидденс Э. Указ. соч. [114] Моррис Д. Голая обезьяна. Человек с точки зрения зоо
![]() ©2015 - 2025 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|