Экологическая этика и ее философские основания

Открыв тот факт, что индустриальная техноэкономическая дея­тельность человека создала невиданную ранее гомеостатическую неустойчивость планеты и ее экосистемы, что теперь даже сравни­тельно слабые силовые воздействия могут спровоцировать глобаль­ные и непоправимые губительные для всей планеты последствия, синергетика актуализировала проблему экологической этики.

Этика (от греч.ethos — нрав, обычай, образ мыслей) — теорети­ческое обоснование той или иной конкретной моральной систе­мы, содержащей понятия добра и зла, долга, ответственности, че­сти, совести, справедливости, смысла жизни и т.д. Экология (греч.

Oikos — дом, местообитание, жилище) — наука об отношениях орга­низмов с окружающей средой, к которой относится как органи­ческая, так и неорганическая природа. Термин «экология» был введен Э.Геккелем, а как научная, в основном биологическая, дисциплина экология возникла в 1900 г. Со второй половины XX века она оформилась в принципиально новую интегрированную дисциплину, связывающую физические и биологические явления и образующую мост между естественными и общественными на­уками. Экологическая этика, будучи частью общего этического уче­ния, специализируется на обосновании моральных норм и нравствен­ных принципов, которыми должны руководствоваться люди в своем воздействии на природу.

Экологические кризисы, порождаемые превосходящими преде­лы допустимости изменениями окружающей среды, ввергают при­родные системы в состояния бифуркационных переходов. В отли­чие от экологической катастрофы, экологический кризис сохраняет возможность восстановления «порядка из хаоса». Экологические кризисы бывают: (а) естественного происхождения (они сопровож­дают весь период эволюции Вселенной и нашей планеты, но до сих пор существенно не повлияли на целостность биосферы на­шей планеты), (б) антропогенного происхождения, связанные с производственной и научно-технической деятельностью людей.

Проблема ответственности человека за безрассудное и безот­ветственное отношение к природе стала осознаваться в полной мере в XX веке, когда экологические кризисы достигли планетар­ного масштаба, т.е. стали глобальными. Главными их причинами являются, во-первых, доминирование в западной цивилизации антропоцентристского мировоззрения, согласно которому человек объявил себя центром мироздания и властелином природы, ориен­тированным на неограниченное удовлетворение своих бесконечно растущих потребностей за счет эксплуатации природы; во-вторых, несоответствие законов социально-технического развития, связан­ных с громадным ростом «энерговооруженности» человечества, за­конам эволюции биосферы; в-третьих, отсутствие осознания че­ловеком своей ответственности перед природой в условиях наращивания энергетической мощи воздействия на нее, т.е. отсут-

ствие экологической этики как регулятора человеческого поведе­ния по отношению к природе.

Рост материальных потребностей не имеет предела: каждая удовлетворенная потребность порождает новую и так до бесконеч­ности. Потребительская цивилизация предполагает агрессию и насилие не только в отношении людей друг к другу, но и в отноше­нии людей к природе. В обществе потребления промышленное производство превращается в ничем не ограниченное хищничес­кое использование природных ресурсов, сопровождаемое некон­тролируемыми технологиями этого использования. В итоге про­исходит разрушение окружающей среды, вымирание отдельных биологических видов со скоростью около десяти тысяч видов в год и т.д. Возможности природы удовлетворять бесконечно растущие потребности человека, не нарушая при этом природный энерге­тический и экологический баланс, оказались ограниченными.

Наука, которая определяет специфику современного социаль­ного и технического развития, не может быть освобождена от от­ветственности за экологический кризис. Необходимо изменить ценностные ориентации науки, включить в научный этос мораль­ную и социальную ответственность ученых.

Но здесь возникает проблема: можно ли применять этическое (моральное) измерение к науке, можно ли выносить по поводу науки моральные суждения? Эти вопросы исследовал итальянс­кий философ Э. Агацци в работе «Моральное измерение науки и техники». Наука делится на чистую (теоретическую) и приклад­ную (техника и технологии), а потому проблема возможности вы­носить моральные суждения по поводу науки должна быть диф­ференцирована. Согласно традиционной этике, если то или иное действие сопряжено с предвидимыми негативными последствия­ми, то такое действие совершать нельзя. Поскольку прикладные исследования всегда включают действие, то здесь и возникают проблемы моральной законности этих действий. Поэтому если техническое или технологическое действие по реализации науч­ных идей и программ влечет за собой предсказуемые неизбежные негативные последствия, то от него необходимо отказаться. То есть

последствия применения научных открытий напрямую поддают­ся моральной оценке. Ученые ответственны за последствия своих действий, даже если они не знали, что эти последствия будут нега­тивными. Если ученый мог знать, но по каким-то причинам не знал того, что можно знать, то он должен нести ответственность за свои деяния.

Ученые осознали проблему ответственности за техническое применение своих открытий в период подготовки первого испы­тательного взрыва атомной бомбы. Если до этого события А. Эйн­штейн утверждал, что «наука существует для науки... и не занима­ется... самооправданиями», то перед испытанием атомной бомбы он уже вместе с Н. Бором и другими учеными выказывал озабо­ченность возможными негативными последствиями применения этого научного открытия. Хотя некоторые ученые даже в тот пе­риод «верили», что «наука существует для науки». Так, Э. Ферми, присутствовавший при первом взрыве атомной бомбы, восклик­нул, обращаясь к коллегам: «Вы все говорите, что это ужасно, а я не понимаю, почему. Я нахожу, что это прекрасный физический эксперимент». Но, как известно, этот «прекрасный» эксперимент привел к атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки.

Что касается чистой (теоретической) науки, то, как считает Агацци, ее цель — постижение истины - всегда морально законна. Невозможно морально осудить стремление к истине. Нельзя так­же ставить вопрос о моральной законности используемых наукой интеллектуальных средств исследования, т.е. «инструментов разу­ма». Чистая наука не ответственна за негативные последствия при­менения своих идей прикладными науками, считает Агацци.

Но существует и иная точка зрения: проблема моральной закон­ности имеет силу и для ученых-теоретиков, так как они должны по­нимать, что их исследования, особенно в области высоких энергий, генетики, биологии, рано или поздно приведут к созданию на их основе губительных для человечества технологий.

Проблемы морального измерения науки - это проблемы ответ­ственности науки за экологический кризис, принявший планетар­ные масштабы.

Какие аргументы приводятся в подтверждении возможности говорить об ответственности науки?

Во-первых, наука с самого начала формировалась как такая по­знавательная деятельность, которая была направлена на подчине­ние природы и ее использование в целях удовлетворения челове­ческих потребностей, «будь то в качестве предмета потребления или в качестве средства производства» (Гегель). Если в период воз­никновения науки ее притязания ограничивались религиозно-нравственными нормами, то в дальнейшем эти ограничения были сняты самой наукой. Этому способствовало, с одной стороны, на­растание процесса секуляризации, а с другой - ставший доминан­тной ценностью эгоистический частнособственнический интерес. Идея «господства над природой», не ограниченная никакими ре­лигиозно-этическими ценностями, породила возможность безот­ветственного «покорения природы» ради экономических и поли­тических интересов общества и его элит, что было чревато негативными последствиями в области экологии.

Во-вторых, в науке сложился корпус обособленных друг от друга дисциплин (физика, химия, биология и т.д.), которые изучают ана­литически расчлененный Универсум, не учитывая при этом це­лостного характера функционирования экосистем и природной среды в целом. Поэтому невозможно отследить негативные эко­логические последствия практического применения результатов исследования отдельных наук. Так, в 1947 г. швейцарский уче­ный Мюллер получил Нобелевскую премию за изобретение ядо­химиката ДДТ (дуст) для борьбы с вредителями сельскохозяй­ственных угодий, а в 1961 г. были обнаружены отрицательные экологические последствия применения этого яда, который, как оказалось, губительно действовал на все живое, включая челове­ческий организм.

Кроме того, неравномерное развитие научных дисциплин по­рождает иерархию наук, их деление на «главные» и «второстепен­ные». К «главным» традиционно относились фундаментальные науки физико-химического цикла, но сейчас в их число входят генная инженерия и информационные технологии. Открытия в

области этих наук априори считаются «полезными», а просчитать заранее возможные негативные последствия технического приме­нения этих открытий очень трудно, так как не существует связи между этими «главными» науками и науками, изучающими при­родную среду, биосферу и отдельные биогеоценозы. Но если чело­вечество не будет иметь определенной информации о возможных последствиях своей научно-технической деятельности, то, как счи­тал Н.Н. Моисеев, его будущее «весьма проблематично». Слож­ность же состоит в том, что человечество в принципе не может иметь такой информации в том случае, когда научно-техническая деятельность будет способствовать переходу природных систем в состояния бифуркации.

Такая ситуация актуализирует проблемы экологизации науки, формирования нового научного этоса, базирующегося на принци­пах экологической этики, учитывающей синергетические принци­пы. Экологически ориентированный научный этос должен включать определенную систему запретов: (а) запрет на научно-технические преобразования природы, чреватые возникновением бифуркаци­онных состояний; (б) запрет на формирование исследовательских программ, например, изучения динамических моделей биосферы, если не разработаны «специальные методы, позволяющие опре­делять те критические величины нагрузок на биосферу, которые будут вызывать быстрые изменения значений ее параметров» (Мо­исеев). По убеждению Н.Н. Моисеева необходимо разработать «способы выявления тех опасных зон, за которыми следует нача­ло непредсказуемых и, как правило, необратимых изменений ха­рактеристик окружающей среды»; (в) запрет на понимание соци­альных систем как независимых от Вселенной и автономных в своем бытии, а также запрет на отношение к природе как к «окру­жающей среде», влиянием которой на социальную систему мож­но пренебречь; (г) запрет на игнорирование «законов» экологии при формировании целей и методологии научной деятельности, а также ее технологических приложений. Американский ученый Б. Коммонер сформулировал четыре «закона» экологии: (а) все свя­зано со всем; (б) все должно куда-то деваться; (в) природа «знает»

лучше»; (г) ничто не дается даром. Если экстраполировать эти за­коны на отношения человека с биосферой, то получим соответ­ственно четыре вывода: (а) разрушая биосферу, человек разрушает фундамент жизни; (б) однажды созданные вредные для экосисте­мы производственные технологии и их отходы никуда не девают­ся, а остаются навсегда в природе, ее биосфере; (в) биосфера — система столь высокого порядка, что мы можем только следовать ее законам и ограничениям и не можем управлять ею или заме­нить ее искусственной системой; (г) природа всегда «найдет» спо­соб противодействия, если человек нарушит ее законы.

Отечественный философ А.Ф. Зотов пишет, что нельзя «про­сто» уничтожить атомное, химическое, биологическое оружие, «просто» разрушить химические, нефтеперерабатывающие и дру­гие. «вредные для экологии заводы, «нельзя даже, в конце кон­цов, «пустить в расход» источник всех бед — ученых с инжене­рами, «запретив науки» и взорвав университеты, а потом установить исламское, православное или какое-то другое правление, не бази­рующееся на изживших себя ценностях научной рациональнос­ти... Слишком поздно!» Остается единственный путь: разработать экологическую этику в качестве этического регулятора отноше­ния человека к природе. Человечеству всегда был присущ «этичес­кий нарциссизм» в отношении не только к природе, но и к другим людям, что и отразил Кант в сформулированном им этическом ре-гулятиве: относись к другому так, как ты хочешь, чтобы относи­лись к тебе. Но в ситуации глобального экологического кризиса требуется отказаться от этического «нарциссизма» в отношении к природе и понять, что без экологической этики человечество об­речено на гибель.

К основным принципам экологической этики относятся: (а) огра­ничение свободы человека преобразовывать и использовать при­роду в борьбе за свое комфортное существование, ограничение человеческих материальных потребностей, их видоизменение в соответствии с возможностями природы выдержать антропологи­ческую нагрузку; (б) признание ответственности человека за без­думное преобразование природы; (в) замена насильственной экс-

плуатации природы бережным и внимательным (любовным) к ней отношением, создание этики, основанной на принципах почте­ния к природе, что предполагает введение понятий экологичес­кой совести, индивидуальной ответственности за здоровье Земли, этического отношения к Земле, благоговения перед ее ценностью.

Понятие глобальная экологическая этика имеет два значения: (а) ответственность человека не только перед живой, но и перед не­живой природой; (б) планетарный, а не региональный характер запретов и моральных норм.

Многие исследователи считают, что в экологическую этику сле­дует внести следование принципам коэволюции природы и обще­ства. Коэволюция - состояние, когда две развивающиеся системы адаптируются друг к другу так, что изменения, произошедшие в од­ной системе, не встречают противодействия в другой. По мнению ученого В.И. Данилова-Данильяна, область корректного примене­ния принципа коэволюции природы и общества не безгранична. Дело в том, что адаптацией природы к человеку может считаться такое состояние, когда природа в ходе своей эволюции формирует специальные механизмы компенсации возмущений, производи­мых человеком в окружающей среде, если эти возмущения пре­восходят меру воздействия, допустимую с точки зрения самой ок­ружающей среды. Наука на сегодняшний день не зарегистрировала ни одного случая создания природой подобного механизма ком­пенсации, так как его создание, считает ученый, в принципе не­возможно. Эволюционные изменения окружающей среды — это появление новых биологических видов, для формирования каж­дого из которых требуется не менее 10 000 лет. Это — скорость био­эволюции. Скорость же техноэволюции, т.е. время, требуемое в среднем для появления технического нововведения, примерно 10 лет. Такая разница в скоростях био- и техноэволюции ставит под вопрос возможность абсолютизировать принцип коэволюции при­роды и общества, во всяком случае для современной цивилизации. Если бы коэволюция природы и общества была действительно реа­лизуема, то у человечества был бы шанс выжить, применяя прежние этические принципы потребительского отношения к природе.

Философским основанием экологической этики может выступать сформулированный А.Швейцером принцип «благоговения перед жизнью», предполагающий «безграничную ответственность за все живое на земле». Существуют и христианско-религиозные основа­ния экологической этики. Многие библейские сюжеты содержат мысли о необходимости заботиться о природе, охранять ее. На­пример, в Библии сказано, что Земля сотворена Богом и принад­лежит в конечном счете Ему. Нам лишь доверено управлять ею. Но управлять не значит господствовать: можно управлять, забо­тясь о земле, брать на себя ответственность за ее благосостояние. Другой пример. Первая глава книги Бытия заканчивается утверж­дением о благости сотворенного миропорядка, что предполагает ценность природы как таковой, независимо от той пользы, кото­рую она нам приносит. О ценности природы говорится также во многих псалмах. Если признать, что природа священна в силу ее творения, то почитание человеком природы не требует специаль­ного обоснования.

Сциентизм и антисциентизм

На этапе постнеклассической науки началась переоценка цен­ности и роли науки в современном мире, возникли сомнения в том, что наукоцентризм есть единственно возможный мировоззренчес­кий фундамент цивилизации. А так как современная наука - это не только продукт европейской цивилизации, но и ее источник, движущая сила, то вопрос о судьбе науки является одновременно вопросом о судьбе этой культуры.

Оценка объективной роли науки в современном и будущем об­ществе весьма неоднозначна: она колеблется между сциентизмом (от лат. scientia — наука, знание) и антисциентизмом. Сциентизм — это позиция придания науке большей, по сравнению с религией, искусством и другими формами общественного сознания, роли в культуре и обществе в целом. Наиболее полно эта позиция выра­жена в философии позитивизма и неопозитивизма, рассматрива­ющих науку как высшее благо и высшую ценность, как средство достижения общественно значимых целей (экономического бла-

годенствия, военной безопасности, создания новых средств ком­муникации и т.д.)- В настоящее время сциентизм смыкается с тех­нократическим (власть техники) взглядом на развитие общества. Признавая эталоном всякого знания естественнонаучное знание, сциентизм негативно оценивает все иные способы познания. Сци­ентистский оптимизм порождает веру, что на основе научных вы­водов можно построить «правильное» общество, дарующее чело­веку благополучие и счастье. О.Конт, основатель позитивизма (а следовательно, и сциентизма), провозгласил науку новой формой религии, в которой вера в Бога заменялась безоговорочной верой в научное познание. Эту веру К.Ясперс называл «научным суевери­ем», которое состоит в «высокомерной уверенности» человека в том, что он «в качестве господина мира может по своей воле сде­лать его устройство поистине наилучшим».

Однако в XX веке обнаружились негативные последствия есте­ственной и социально-гуманитарной наук, а также технического прогресса: (а) возник глобальный экологический кризис; (б) не удался социальный эксперимент внедрения научной теории соци­ализма; (в) стала ясна неспособность науки разрешить сложные проблемы социально-экономической, политической, духовно-нравственной жизнедеятельности людей. Осознание того факта, что посредством науки нельзя «внести порядок в мир в целом», что она не может сформулировать целей жизни, что ее притязания на постижение истины природного и общественного бытия явля­ются сильно преувеличенными, что наука слишком упрощает и схематизирует изучаемые природные и общественные явления, породило антисциентизм.

Антисциентистские аргументы против науки: она не способ­ствует и более того препятствует достижению таких значимых для человека и общества целей, как экологическая безопасность, су­веренность личности и т.д.; наука не сумела избавить человече­ство от оболванивания массового сознания, увлечения мистициз­мом, несправедливости общественных отношений, корыстного произвола экономических стратегий и дурной субъективности политических решений; наука не создала единого и верного спо-

соба освобождения людей от голода, моральной и материальной нищеты. Антисциентизм считает, что все неудачи науки обуслов­лены тем, что она оторвана от жизненных интересов человека. П. Флоренский писал, что «научное мировоззрение и качественно и количественно утратило тот основной масштаб, которым опре­деляются все наши масштабы: самого человека».

Но парадокс заключается в том, что, с одной стороны, «чело­век не может быть счастлив наукой», а с другой, «теперь он еще менее может быть счастлив без нее» (А. Пуанкаре). Поэтому про­блема является ли наука абсолютной ценностью или антиценнос­тью стала одной из актуальных в наше время.

Антисциентизм претерпел эволюционные изменения. Так, кри­тический анализ философских и методологических оснований сци­ентизма, проведенный К. Поппером, С. Тулмином, И. Лакатосом, П. Фейерабендом, способствовал его эволюции от позитивизма к нео- и постпозитивизму. Эта эволюция сопровождалась осозна­нием того факта, что главное заблуждение, присущее сциентистс­кому оптимизму, связано с приписыванием науке неограниченных познавательных возможностей. Поскольку от нее ждут решения фундаментальных проблем человеческого бытия и поскольку она не в состоянии эти проблемы решить, то это всегда оборачивается разочарованием в науке, в результате чего люди начинают предпо­читать науке паранауку (от греч. рага — возле, около), т.е. всякого рода оккультно-магические и иные иррациональные знания. Необ­ходимо четко осознать границы возможности научного познания, ибо только тогда можно будет избежать «двойного заблуждения — как суеверного преклонения перед наукой, так и ненависти к ней» (К. Ясперс). Наука не может спасти человечество от морально-нравственной деградации, считал итальянский философ Н. Абба-ньяно (1901—1990), «не только потому, что от нее берет начало тех­ника с ее «необузданным неистовством», но и потому, что она заменяет дух, ставящий себе решающие вопросы о бытии и о судь­бе человека, разумом, являющимся простым инструментом для до­стижения определенных целей, таких, как производство матери­альных средств или логическая систематизация того, что дано и

познано». «Во всем этом Хайдеггер, — пишет Аббаньяно, — обна­руживает «дьявольское» наваждение». Вера в науку без адекватно­го осознания ее познавательных возможностей и границ приво­дит к тому, что беды цивилизации начинают связывать с наукой.

Антисциентизм многолик. Рассмотрим один из его вариантов, представленный постпозитивистом П. Фейерабендом в статье с характерным названием «Как защитить общество от науки». Ста­тья, написанная в духе резкой критики науки, не вполне отвечает взглядам самого философа, который преследовал цель: эпатажно-стью тона статьи и часто даже оскорбительными выпадами про­тив науки вынудить ученых «защищаться», т.е. аргументировать в за­щиту науки. Его друг И. Лакатос, который по их совместной задумке должен был оппонировать взглядам Фейерабенда, умер, а широкого отклика ученых на эту статью практически не последовало.

Уже по самому названию статьи видно, что наука, с точки зре­ния Фейерабенда, приносит вред обществу. В пользу этой главной мысли он приводит ряд аргументов. Рассмотрим некоторые из них. Наука — это та же религия, та же идеология. В науку верили все: анархист Кропоткин жаждал ниспровержения всех традиционных социальных институтов, кроме науки, а Маркс и Энгельс были убеждены, что наука поможет людям труда в их стремлении к ин­теллектуальной и социальной свободе. Заблуждались ли эти люди? И да и нет, считает Фейерабенд. «Нет», потому что любая идеология, разрывающая прежние оковы сознания, способству­ет освобождению человека, содействует просвещению. Наука XVII—XVIII веков, свергнув господство средневекового религи­озного мировоззрения, была орудием освобождения и просвеще­ния. Но отсюда не следует, что она остается таким орудием до сих пор. Идеология может выродиться и превратиться в бездумную веру, что и произошло, как считает философ, с современной нау­кой. Современная наука преподносит открытые ею факты и зако­номерности как религиозные догмы, а суждения ученого воспри­нимаются широкой публикой с таким же благоговением, как и суждения церковных деятелей в средние века. Наука априори рас­сматривает иные формы познания (религиозное, интуитивное и

т.д.) как заблуждение. «Сегодня наука столь же деспотична, как и религия....И хотя за научное инакомыслие не сжигают на кострах, но наука имеет свои суровые карательные санкции в отношении «еретиков» от науки». Наука, считает Фейерабенд, подавляет сво­боду мысли. Это суждение широко распространено среди крити­ков учения Канта о «законодательном разуме», ставшим, по их мнению, своеобразным «полицейским» в мире мышления и по­знания.

Рассматривая аргументы сциентизма против антисциентизма, Фейерабенд выделяет два из них: 1) наука открыла единственно верный метод получения истинных результатов; 2) имеется мно­жество фактов, доказывающих совершенство научного метода. Оба эти аргумента он опровергает. Первый неверен, считает он, потому что критерии оценки истинности полученных наукой результатов не абсолютны, и ученые выбирают критерии, наиболее соответству­ющие историческим обстоятельствам, в которых происходит выбор. Критически проанализировав попытки Поппера, Лакатоса, Куна и других философов найти критерии оценки истинности научных те­орий, Фейерабенд заявляет: «Самая передовая методология, суще­ствующая на сегодняшний день, обнаруживает отсутствие мето­да». Второй аргумент в пользу исключительного положения науки имел бы силу, считает Фейерабенд, если бы удалось доказать, что ни одна из соперничавших с наукой областей знания никогда не добивалась результатов. Наука априори отрицает все ненаучные сферы знания. Но сегодня становится ясно, что результативны и ненаучные способы постижения мира. В качестве примера Фейе­рабенд ссылается на радикально отличные от западной медицины методы нетрадиционной (восточной) медицинской диагностики и лечения, феномены телепатии и телекинеза, отвергнутые науч­ным подходом, успехи религии и церкви в спасении душ, чего не может делать наука, и т.д. Против признания исключительности научной результативности говорит, утверждает Фейерабенд, и тот факт, что многие свои результаты наука получила, используя не­научные знания. Так, Коперник заимствовал идеи у безумного пифагорейца Филолая, который обнародовал скрываемую пи-

фагорейцами тайну своих астрономических знаний о том, что Земля движется и вокруг себя и вокруг Солнца. Коперник от­стаивал эти идеи наперекор всем принципам тогдашнего науч­ного метода. Механика и оптика, как считает Фейерабенд, мно­гим обязаны простым ремесленникам, а медицина — повивальным бабкам и знахарям. (Частично эта проблема обсуждается в разделе I, гл. 2.)

Эти и другие идеи относительно науки позволили Фейерабен-ду сформулировать следующие выводы: (а) наука должна быть формально отделена от государства, также как отделена церковь; (б) мнения ученых по общественно важным проектам должны быть не окончательными, а проходить экспертизу общественных дея­телей; (в) влияние ученых необходимо уравновешивать магами, священниками, астрологами и т.д., что вынуждало бы ученых от­стаивать свою позицию, хотя, по мнению Фейерабенда, сделать это будет не всегда просто; (г) следует существенно изменить образова­ние. Так как в современной науке практически безраздельно гос­подствуют некие всеобъемлющие рациональные теории, претенду­ющие на статус научных мифов, то надо развивать в молодых людях способность не принимать бездумно на веру эти теории, а выдви­гать контраргументы, формировать в студентах способность разра­батывать самостоятельную позицию.

Конечно, принять полностью взгляды Фейерабенда на науку нельзя, тем более что, как отмечено выше, сам он вызывал шок у читателя с определенной целью: пригласить его к диалогу, к возра­жению. «Аесли нет возражений, — писал он, — то я продолжу свою критику науки». Но по многим пунктам критики науки философ был прав. Так, нельзя не признать правоту его критики доминиру­ющей в нашей культуре априорной позиции неприкосновенности науки, ее абсолютной власти в общественном сознании. Требова­ние Фейерабенда обосновать эту априорную позицию трудно ос­порить с точки зрения самой же науки. Имеет смысл и его метод альтернативных гипотез: развивая идею Поппера о том, что уче­ный должен не догматизировать свою гипотезу, а стремиться к на­хождению опровергающих ее аргументов, Фейерабенд предлагал

ученым объяснять то или иное явление одновременно в несколь­ких вариантах, желательно — на альтернативной основе. Как изве­стно, метод альтернативных гипотез давно используется, особен­но там, где коллектив ученых занят изучением одного и того же загадочного явления.

Требуют также осмысления поставленные П. Фейерабендом вопросы существования науки за счет налогоплательщиков, т.е. вопросы государственной поддержки науки. Решение этих вопро­сов актуально, если учесть, что современная наука «забыла» свои истоки и назначение, развивается по своим собственным законам, и часто ее делом становится удовлетворение исследовательской страсти ученого, не интересующегося тем, к каким последствиям приведет его исследование и как оно отразится на существовании человечества. Характер научной деятельности часто требует имен­но таких людей, не догадывающихся посмотреть на добытые ими знания в контексте не только пользы, но и опасности для челове­чества. Широко известно, например, что Сцилард, хорошо осве­домленный о последствиях ядерного взрыва, убедил Эйнштейна подписать письмо президенту Америки Рузвельту с обоснованием необходимости производить атомное оружие, а Ферми, присутствуя в качестве эксперта при опытном взрыве атомной бомбы, спокой­но измерял скорость взрывной волны. И только Н.Бор обратился сначала к политическим деятелям, а затем непосредственно к уче­ным с предупреждением о нравственной ответственности за судьбы человечества. «Если мы не хотим погибнуть», то необходимо снять запреты на информацию о знании, где бы оно ни было получено. Люди имеют право знать, чем грозят им те или иные научные от­крытия. Но современные политические и геополитические интере­сы не позволяют реализовать идею Бора о снятия запрета на ин­формацию о знании.

Обсуждал трудности безоговорочного признания сциентизма и К. Ясперс. Он считал парадоксальным тот факт, что, с одной сторо­ны, наука сегодня считается общепризнанной ценностью, а с дру­гой — истинная научная позиция встречается реже, чем в предыду­щие столетия. Множество научных данных не обоснованы и просто

принимаются на веру, а собственно научная установка занимает в «лабиринте искажений» лишь «узкую полоску».

Более взвешенную позицию по отношению к науке занимает К. Ясперс. Анализируя главные претензии антисциентизма по по­воду науки, Ясперс считает, что они вызваны, в первую очередь, переоценкой познавательных возможностей науки, приписывани­ем ей того, чего она не в состоянии сделать. Вслед за Кантом он утверждает, что наука призвана познавать мир вещей, а не мир в целом. Когда же ей приписывают возможности познать мир в це­лом, то именно здесь наука оказывается бессильной: ее познава­тельные возможности ограничены. Заблуждение о всесильности науки всячески поддерживала рационалистическая философия начиная с Декарта. Именно это заблуждение породило сциентис­тский оптимизм, согласно которому на научных выводах можно построить «земной рай». Когда оказалось, что наука не может дать формулы человеческого «счастья», в ней разочаровались, и даже более того, возникло «реакционное» отношение к науке. Осозна­ние границ познавательных возможностей науки не может и не» должно, поЯсперсу, сопровождаться отрицанием величайшей цен­ности науки, тем более, если учесть, что человек «постоянно на­талкивается на свои границы», главной из которых является не­возможность «излечить все болезни», «предотвратить смерть».

И все же надо отметить: антисциентизм, полезный в своей кри­тике сциентизма и техницизма, не выдвигает реальной позитив­ной программы сохранения и дальнейшего развития цивилизации, а его антиинтеллектуализм и иррационализм вряд ли смогут ука­зать пути преодоления двух главных опасностей современного об­щества - уничтожение среды обитания человека и разрушение его личности. Критический анализ науки, ее роли, смысла и на­значения должен служить не уничтожению рациональности как важнейшей составляющей европейской цивилизации, а крити-

|

ческому переосмыслению ее главных принципов и оснований,
включению в них этических и гуманистических компонентов. На­
ука, родившись в новоевропейской истории, является одним из
главных ее духовно-мировоззренческих идеалов, а потому отказ
8. Философия науки •'■ 225

от нее обернется для европейской культуры тотальной духовной катастрофой. «Как бы ни ругали науку, она является альфой и оме­гой нашей цивилизации», — писал Гадамер.

Литература

1. Аббаньяно Н. Мудрость философии и проблемы нашей жиз­ни. - СПб., 1998.

2. Агацци Э. Моральное измерение науки и техники. — М., 1998.

3. Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. — М., 1990 (статьи А.Швейцера и О. Леопольда).

4. Делокаров К.Х. Синергетика и динамика базовых смыслов // Синергетическая парадигма. Когнитивно-коммуникативные стра­тегии современного научного познания. — М., 2004.

5. Карпинская Р.С., Лисеев И.К., Огурцов А. П. Философия при­роды: коэволюционная стратегия. — М., 1995.

6. Касавин И. Т. Философия науки и идея междисциплинарнос-ти // Эпистемология. Философия науки. Т. II. № 2. — М, 2004.

7. Моисеев Н.Н. Быть или не быть... человечеству? — М., 1999.

 

8. Моисеев Н.Н. Универсальный эволюционизм (Позиция и следствия) //Вопросы философии. — № 3. — 1991.

9. Налимов В.В. В поисках иных смыслов. — М.,1993.

 

10. Одум Ю. Экология. - М., 1986.

11. Пригожий И.Р., Николис Г. Самоорганизация в неравновес­ных системах. — М., 1979.

12. Пригожим И.Р., Николис Г. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. — М., 1986.

13. Фейерабенд П. Как защитить общество от науки //Эписте­мология. Философия науки. Т. III. №1. — М., 2005.

14. ХабермасЮ. Демократия. Разум. Нравственность. — М., 1992.

15. Хакен Г. Синергетика. — М., 1980.

16. Этос глобального мира. — М.,1999.

17. Ясперс К. Смысл и назначение истории. — М., 1994.

⇐ Предыдущая21222324252627282930Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: