Идеология и политические утопии

Природа человека отторгает грубый рационализм. Если в бытовой сфере рационализм находит себе устойчивую нишу, то в политике он всегда бывает посрамлен. Как писал Мангейм, «в ходе истории люди значительно чаще ориентировались на трансцендентные бытию, чем на имманентные ему факторы, и тем не менее осуществляли на основе подобного несоответствующего бытию «идеологического» сознания вполне конкретное устройство социальной жизни». «Каждая стадия исторического бытия обволакивалась представлениями, трансцендирующими это бытие, однако до тех пор, пока они «органически» (т.е. не оказывая преобразующего воздействия) входили в картину мира, соответствующую данному периоду, они выступали не как утопии, а как идеологии, присущие данной стадии исторического развития» [129, с.113-114].

Таким образом, имеются две трансцендентные насущному социальному бытию представления – утопия и идеология. Первая конструируется вне прямой связи с этим бытием, вторая – опирается на него, исходит из его текущих задач. Объединяет оба представления исходный пункт – ценностная система. Различает – принцип реализации.

В отличие от утопии Т. Мора [151] и построений “утопических социалистов”, современные утопии не являются моделями совершенства, созданными для осуждения действующих социальных моделей. Утопия представляет собой сегодня скорее мысленный эксперимент, исследующий ценности определенного социального проекта, описание воображаемого общества, построенного на основе некоей социально-исторической гипотезы: его организации, институциональной формы, социальной диспозиции и т.п.

В то же время утопия может оказаться вовсе не такой уж отвлеченной конструкцией. И в этом случае, ее жизненность будет определяться мифологическими признаками. Например, большевистская утопия «светлого будущего» в меньшей степени несла в себе мысленный эксперимент, в большей – образ «золотого века». Именно в связи с тем, что эта утопия в меньшей степени была продуктом интеллектуальной разработки исходных принципов, в большей – собранием простых и привлекательных пропагандистских умозаключений, она оказалась более реальной, чем либеральная демократия. Как отмечал Бердяев, большевики были одержимы утопической идеей совершенного гар­монического строя, «но в качестве реалистов они в известной форме осуществляют свою утопию» [16, с.353-354].

К. Мангейм пытается отделить утопию от идеологии, закрепить за этими понятиями внятные определения: «Идеологиями мы называем те трансцендентные бытию представления, которые de facto никогда не достигают реализации своего содержания. Хотя отдельные люди часто совершенно искренне руководствуются ими в качестве мотивов своего поведения, в ходе этой реализации их содержание обычно искажается». «Утопии также трансцендентны бытию, ибо они ориентируют поведение на элементы, не содержащиеся в данном реальном бытии; однако они не являются идеологиями, то есть не являются ими в той степени и постольку, поскольку своим противодействием им удается преобразовать существующую историческую действительность, приблизив ее к своим представлениям. Если такое принципиальное и совершенно формальное различие между утопией и идеологией представляется постороннему наблюдателю безусловным, то решить in concreto, в каком случае что следует считать идеологией и что утопией, невероятно трудно» [129, с.115-117].

Утопия практически не связана с текущей политической ситуацией и предлагает мысленную идеальную реализацию социального порядка, основанную на иных ценностях, игнорируя возможность этой реализации и путь к ней исходя из сложившегося порядка. И, тем не менее, утопия может быть в каком-то виде реализована. Идеология, напротив, не может не охватывать оценок текущей ситуации и проектирует будущее, исходя из имеющихся начальных условий, но не реализуется на практике, как не может быть реализован абстрактный принцип или эмоциональный афоризм, которые всегда присутствуют в идеологии. Если утопия в какой-то форме подлежит реализации (в результате процесса, который в самой утопии не ясен), то идеология всегда указывает на дальнейшее движение из реализованного состояния и в избранном направлении. Утопия – статическая модель, идеология – динамическая. Вместе с тем, и идеология, и утопия могут исходить из одной и той же базовой системы ценностей. Для прояснения терминов можно выстроить их в генетическую связку: архаический миф – утопия (прообраз или начальная стадия политического мифа, насыщенная хилиастическими мотивами) – идеология (развитый политической миф).

Противопоставление политической утопии и политической идеологии выглядит достаточно надуманным, ибо то и другое – элементы политического мифа, границы между которыми условны: утопия строится исходя из определенных идеологических установок, а идеология может включать в себя утопический проект “идеального общества”. И утопия, и идеология строятся на основании представлений о “золотом веке”, в котором лежат истоки мысленного эксперимента утописта и смысловые конструкции идеолога. Одновременно утопия и идеология являются продуктом политической мысли. Таким образом, мы видим связь того и другого как с мифом, так и с политикой, а значит – обусловленность политической мифологией. Миф выступает в этой взаимосвязанной тройке понятий как система идеальных прообразов, идеология – как система вытекающих из них социальных ценностей, утопия – как мысленный эксперимент по реализации этих ценностей и оживлению прообразов.

По мнению А.Н. Кольева, вряд ли стоит противопоставлять утопию сложившемуся миропорядку, а при анализе или разработке идеологии включать его в качестве конформного элемента. Тем более, что и то и другое обособляется от текущих обстоятельств и отличается лишь субъективной оценкой возможностей их реализовать, которая в свою очередь носит “партийный характер” – все неразумное представляется как утопичное, разумное – как органичное. Кроме того, то, что было утопией сегодня, может стать действительностью завтра, в рамках политического процесса элементы утопического и идеологического элементы утопического и идеологического не противостоят друг другу в чистом виде, а в условиях социального кризиса идеология и утопия интенсивно смешиваются, ибо действительное, реальное и возможное оказывается неясным, расплывчатым [97а. с.119].

Идеология принципиально отличается от политической науки:

· политическая наука занимается поиском истины, идеология же сосредоточена на идеалах;

· наука оперирует знанием, а идеология – ценностями;

· науке присуща ценностная нейтральность, а идеологии – экспансивность;

· наука едина, а идеологии многообразны и противоречивы;

· наука все подвергает сомнению, а идеология всегда претендует на истину в последней инстанции;

· политическая наука не ставит политических целей, а идеология только это и делает;

· политическая наука не оправдывает политических действий, а идеология - постоянно.