Этапы исторического развития политической идеологии
19.1.2.2.1. Тоталитарный этап Еще Ф. Ницше [157] предупреждал, что XX в. станет веком борьбы различных сил за мировое господство, осуществляемой именем философских принципов. Предупреждение Ницше оказалось пророческим с той лишь разницей, что все многообразие и сложность мировоззренческого начала были заменены идеологическим измерением, идеологические принципы взяли верх над философскими, в т.ч. политико-философскими [41, с.166]. Анализ тенденций развития идеологии представлен в работах американского футуролога Э. Тоффлера, особенно в книге «Третья волна» [226]. Характеризуя столкновение возникшей в XX в. новой промышленной цивилизации с ценностями традиционного, основанного на аграрной экономике, общества, он подробно описал происшедший во всех сферах жизни переворот, который затронул основополагающие представления о времени, пространстве, материи и причинности. В духовной сфере каждой втянутой в процесс индустриализации европейской страны выделились два мощных идеологических течения, вступившие между собой в противоборство, — либерализм с его защитой индивидуализма и свободного предпринимательства и социализм, выдвигавший коллективистские ценности. Эта борьба идеологий, первоначально ограниченная промышленными странами, вскоре распространилась по всему земному шару. Революция 1917 г. в России, создавшая гигантскую пропагандистскую машину, придала борьбе социалистических и либеральных принципов новый импульс. Любая сущность в своем естественном развитии доходит до высшей точки, одновременно являющейся крайностью, после которой следует откат или крах. Высшей точкой идеологизации общества является его тоталитарная форма, невозможная без тотальной идеологизации государства. Тоталитарная идеологизация государства невозможна без наличия или создания образа антагонистического государства – идеологического антипода. Одной из сущностей индустриального общества стало его идеологическое соперничество, доходящее в иных случаях до антагонизма. В XX в. идеологическое противостояние проявилось особенно рельефно. Например, гитлеровская пропагандистская машина, раскручивая в массовом сознании миф об исторической миссии «арийской расы», противопоставляла этот миф капиталистической, демократической и большевистской идеологиям.
Разумеется, стремление того или иного социального слоя поддерживать экстремистские или демократические партии и соответствующие идеологии нельзя предсказать с абсолютной точностью, даже если выводы основываются на данных социологических опросов. Изучение политических ориентаций различных классов в западных странах осуществляется на основе исходной предпосылки, согласно которой классы, стоящие на более низких ступенях социальной лестницы по уровню доходов и образованию, склонны к авторитаризму и поддержке экстремистских движений. Согласно этой теории, более образованные и зажиточные слои общества (от «среднего класса» и выше), традиционно занимают умеренно-демократические позиции. Эту тенденцию нельзя абсолютизировать и считать в настоящее время непреложной даже для западных стран. Многие дополнительные факторы изменяют ее, причем, иногда до неузнаваемости. В XX в. рабочие организации и партии были основной, силой, которая боролась за политическую демократию, преодолевая ожесточенное сопротивление крупных предпринимателей, правых партий и традиционных консервативных сил. До 1914 г. классическое разделение между левыми и правыми силами основывалось не только на различиях в доходах, социальном статусе и возможностях получить образование. Левые социалистические партии были основной опорой политической демократии, религиозной и гражданской свободы, мирной внешней политики. Правые партии, опиравшиеся на консервативно настроенное крестьянство, мелких ремесленников и, конечно, крупную буржуазию и землевладельцев, прибегали к экстремистским формам защиты своих привилегий. Они препятствовали введению всеобщего избирательного права и проводили империалистическую политику колониальных захватов.
Окончание Первой мировой войны, наступление экономических кризисов и рост фашистских движений в Западной и Восточной Европе привели к расколу рабочего движения, по крайней мере, на три направления — социал-демократическое, коммунистическое и фашистское, причем лидеры двух последних стали открыто использовать экстремистские методы политической борьбы. Возникли коммунистические и фашистские профсоюзы. Участие рабочих в движениях с явно выраженной националистической идеологией стало в 1930-е гг. элементом повседневной жизни Европы и Америки. Но даже в этот период кризиса демократических ценностей и традиционной либеральной и социалистической идеологии различия между европейскими странами были весьма значительны. Например, авторитарные тенденции индивида могут быть приглушены приверженностью большинства партий конституционным принципам и процедурам. В Великобритании, в которой терпимость является характерной чертой политического поведения и сознания, низшие классы в абсолютном измерении являются менее «авторитарными», чем образованные слои в странах, не имеющих прочных демократических традиций [187]. Французские, итальянские и немецкие рабочие-католики, среди которых были повсеместно распространены антикапиталистические настроения, постоянно голосовали за сравнительно консервативные христианские партии, поскольку их приверженность католицизму могла в определенных случаях перевешивать их классовые симпатии. Члены радикальных левых профсоюзов поддерживали умеренные либеральные партии, выступавшие против фашизма. И, наоборот, в 1930-е гг. избиратели, настроенные отнюдь не радикально, поддерживали коммунистов из-за их радикальных антифашистской программы и лозунгов и т.д.
Идеологические ориентации могут значительно отличаться друг от друга и внутри однородного социального слоя, представители которого имеют высокий уровень образования и профессиональной подготовки. Американские социологи К. Мейер и Л. Нигро, исследуя в середине 1970-х гг. идейные позиции нескольких групп чиновников федерального уровня, установили, что социальное происхождение обусловливает взгляды только 5% выбранных для анализа групп, в то время как занимаемые ими посты имеют в этом плане гораздо большее значение. Другой американский социолог Б. Меннис?, сравнивая ориентации офицеров, служивших во внешнеполитическом ведомстве, со взглядами армейских офицеров, установил, что для первой группы характерны либеральные взгляды, а для второй — консервативные. В России 1990 гг. чиновники высшего ранга — выходящие из номенклатуры, всегда отличавшейся догматизмом и консерватизмом взглядов, предпочитали исповедовать официальную либеральную идеологию, способствуя возникновению нового идеологического феномена — консервативного номенклатурного либерализма.
19.1.2.2.2. Конкурентный этап
После окончания Второй мировой войны мир оказался разделенным на две противоположные системы, возглавляемые СССР и США, расходовавшие в своем стремлении к экспансии и интеграции мирового рынка огромные средства на пропаганду своих целей в других странах. Столкновение просоветских режимов с западными либеральными демократиями напоминало своей ожесточенностью борьбу протестантов и католиков. Но при всех внешних различиях, сторонники марксизма и его противники были выразителями вполне однотипной суперидеологии индустриализма, в основе которой лежали три фундаментальные цели: · оба направления, решительно расходясь во взглядах на способы производства и распределения материальных ресурсов и благ, рассматривали природу как объект безудержной эксплуатации; · обе идеологии в различных формах разделяли социал-дарвинистские теории, оправдывающие идею превосходства сильных, промышленно развитых наций над слаборазвитыми народами, которые лежали в основе политики гегемонизма и империализма;
· и либералы, и социалисты в равной мере были ревностными сторонниками утопической идеи неудержимого прогресса цивилизации, развивающейся от низшего, примитивного состояния общества к всеобщему расцвету [187].
19.1.2.2.2.1. Процесс деилогизации Развитие стабильных демократий в Западной Европе и США подвигло в 1950-60-е гг. многих теоретиков либерального и социалистического направлений сделать вывод о возникновении новой «постполитической» фазы развития в этих регионах. Они рассматривали приближение этого «завершенного состояния» цивилизации как «конец идеологии». Сам термин «конец идеологии» был впервые сформулирован Ф. Энгельсом[267], полагавшим, что идеология отомрет вместе с порождающими ее материальными интересами. В начале XX в. М. Вебер [34] указывал на упадок «тотальных идеологий» как на следствие постепенного разрыва европейского общественного сознания с ценностными ориентациями и его эволюции в направлении целевой или функциональной» рациональности, основанной на непредвзятом поиске наиболее эффективных средств для достижения поставленных целей. Решающую роль в этом процессе сыграло включение рабочего класса в структуры западного гражданского и политического обществ. При этом социалисты заняли более умеренные позиции по отношению к «капиталистическим ценностям», а консерваторы поддержали идею «государства всеобщего благосостояния». Этот периодически разрушаемый леворадикальными движениями (студенчество в Западной Европе, национальные меньшинства в США и др.) консенсус существовал до конца 1970-х гг., когда нарастание кризисных процессов в экономике привело к переориентации консервативных партий и отказу от социалистических методов регулирования («неоконсервативная волна»). Этот процесс совпал с началом действия другой глобальной тенденции. С начала 1960-х гг. индустриально развитый мир начал переход к иной стадии развития общества – постиндустриальной. Это знаменовало собой кризис индустриализма как идеологии. Знамением этого стал экономический кризис 1974 г., похоронивший либеральные и социал-демократические теории «государства всеобщего благоденствия» и подъем «консервативной волны» конца 1970-х — начала 80-х гг. В этот же период антиколониальная борьба в Азии и Африке, обретение большинством государств этого региона независимости привели к устойчивой идентификации консерватизма с компрадорской ориентацией высших слоев, в то время как происходил процесс слияния (особенно под влиянием китайской революции) националистических леворадикальных идеологий с марксизмом в его ленинском и маоистском вариантах [187].
19.1.2.2.2.2. Стагнация сферы тоталитарной политической идеологии По иному сценарию развивались идеологические процессы в странах коммунистического блока. Необходимость воспроизводства тоталитарного сознания вызывала невиданный рост и развитие идеологизации СССР. Идеология являлась рупором коммунистической партии, способствующим ее укреплению, «гениально проводящим в жизнь» ее идеи, доводящим до всех и каждого «истинность» ее действий, словом, всячески утверждающим «чистоту» ее помыслов. Идеологии подчинено было все: факты, теории, вопросы морали; она оценивала любые действия и события в стране. Все каналы распространения знаний и информации— школа и печать, кино и театр, радио и телевидение использовались идеологией исключительно в целях распространения взглядов, служащих укреплению веры в правоту властей. Все это представляло несомненную угрозу действительной свободе каждого человека. Она заменялась коллективистской псевдосвободой, потому что «коллективная свобода», о которой постоянно вела речь коммунистическая пропаганда, оказывалась не свободой «каждого члена общества», а ничем не ограниченная свободой «планирующих органов делать с обществом все, что они пожелают. Это — смешение свободы с властью, доведенное до абсурда. Идеология проявляла себя не только на «поверхности», но и проникала во все глубинные сферы общества. Без идеологического воздействия (прямого или косвенного) не обходилось ни одно из произведений искусства, ни одно научное открытие. И поэтому нет ничего удивительного в том, что для выполнения столь грандиозного политического заказа идеология сама нуждалась в постоянном развитии и укреплении. Именно для успешного влияния на умы идеология все более обретала черты фетишизированной формы общественного сознания — непогрешимого, абсолютного в своей истинности учения марксизма-ленинизма. Идеология выступала в двух планах. Первый представлял собой накопление и развитие идеологического знания, разработку идеологической методологии. В рамках теоретической идеологии допускалась относительная свобода мысли, правда, неизменно сохраняющая статус скромно «запаздывающей» за политической действительностью. Вот отчего подавляющая масса идеологов-теоретиков свято соблюдала абсурдный для настоящей науки, но вполне уместный и необходимый для «жизни в науке» угодливый принцип «чего изволите». В результате не осталось ни одной области, где бы не осуществлялся контроль за информацией, «направленный на полную унификацию взглядов». Во всех странах, где существовал политический тоталитаризм, гуманитарные и общественные науки стали самыми продуктивными поставщиками официальной мифологии, используемой для воздействия на волю граждан. Постепенно складывалось идеологическое монополизирование всей философской и общественной мысли страны. Сущностью идеологии всегда является маскировка, затушевывание истинного положения дел. Целью ее выступает унификация массового сознания, точнее, выработка единого коллективистского мышления. Таким мышлением можно всегда управлять извне, доводя его до уровня слепой веры, до уровня полного подчинения власти. Идеологическое воздействие на массовое сознание, осуществленное в нашей стране за годы «реального социализма», было поистине беспрецедентным в человеческой истории. Маркс [130], рассматривая исторически возникшие формы эксплуатации и порабощения, обнаружил внеэкономическую форму традиционного подчинения и экономическую нетрадиционную форму зависимости, развившуюся в условиях капиталистического производства. С полным основанием можно утверждать, что в условиях «реального социализма» пальма первенства принадлежала идеологической форме порабощения. Возможно, это одна из самых трагических форм подавления человеческой свободы, потому что она касается, прежде всего, человеческого духа и разума. Не случайно Хайек [243] отмечал, что, трагедия коллективистской идеологии состоит в том, что постулируя вначале разум как верховный фактор развития, она, в конце концов, разрушает его. Для роста и развития массового унифицированного сознания идеология все более должна была обретать фетишистские черты. А это в свою очередь требовало появления целой армии пропагандистов-идеологов. Так план идеологической теории утверждал себя в плане идеологической практики. Здесь главной задачей было создание фетишизируемого массового сознания. Возник сложный процесс многоуровневого фетишизма, где, с одной стороны, мифологизировались наличные процессы жизнедеятельности и общественных отношений, а с другой — шел процесс образования коллективистского сознания, пассивно внимающего идеологическому мифотворчеству. К. Маркс однажды заметил, что разум существовал всегда, но не всегда в разумной форме. Увы, но советская идеология добивалась именно такой абсурдной цели — образование неразумного разума, что равноценно его разрушению. Идеологическое внушение представляло собой медленное удушение духа свободы общества как целого [188]. 19.1.2.2.3. Постсоветский этап Крах советского коммунизма, рост напряженности в Южной Европе и странах СНГ, неизбежный в период экономических и политических реформ, взрыв исламского фундаментализма, бросившего вызов «благополучному Западу», стремительное развитие коммунистического Китая, создали принципиально новую политическую и идеологическую ситуацию в мире. Сконца 1980-х гг. в странах Восточной Европы и России разрыв с коммунистическим прошлым происходил в рамках своеобразного процесса, когда разрушение экономической базы социализма, сопровождаемое ростом всеобщей бедности, социальной необеспеченности и нестабильности, сделали крайне непрочной и новую демократическую политическую систему. Она, особенно в России, стала ширмой для «новых русских» и новой бюрократии, прикрывающих конвертацию власти в собственность и борьбу за раздел государственного имущества псевдолиберальными лозунгами [187]. Вместе с тем, сложившаяся в России после распада СССР политическая и экономическая ситуация, сопровождающаяся появлением огромной массы люмпенизированного населения, ростом приватизма (уход в частную жизнь) создали впечатление о наступившей эпохе «деидеологизации». В действительности, и в том, и в другом случае речь идет о переходном периоде, за которым последовало стремление к новым формам идейной консолидации (в первом случае) и к обретению новой национальной идентичности (во втором). В России и странах Восточной Европы роль идеологических экспертов взяла на себя «новая медиакратия» - группы либеральной интеллигенции «приватизировавшие» СМИ и пытавшиеся разрабатывать и пропагандировать либеральную реформаторскую идеологию. Экономический кризис и отсутствие средств на поддержание собственных изданий постепенно привели к подчинению этих групп крупным банковским, а иногда и криминальным структурам. Поскольку либеральная интеллигенция в этом регионе всегда сохраняла психологическую предрасположенность к авторитаризму и экстремистским формам мысли в соединении сконформизмом, вновь возникший пропагандистский аппарат стал очень напоминать старый, коммунистический назойливостью лозунгов и крайне низкой эффективностью своих методов. Как только стало очевидно, что реформирование общества на основе рыночной экономики необходимо, так СМИ, во многом переняв чисто внешние более раскрепощенные и живые приемы рекламы западных стран, наполнили их прежним, типично идеологическим воодушевлением и азартом, получившим новое рождение в новых условиях. Это, по сути, ничем не отличается от прежней пропаганды и агитации. Рекламные агентства газет, радио и телевидения вовсю превозносят красоты рынка; со всем новоявленным пылом раскрашивается и расцвечивается то, чего еще нет в действительности и что, требует колоссальных усилий по созданию и организации. Пока такого рода идеологическая подача может вполне устраивать представителей теневой экономики и теневой политики, которые с каждым днем все более легитимизируются, в том числе и рекламными, информационными средствами. Пропаганда не сложившихся в действительности, не ставших очевидными нормальных процессов производства и потребления в масштабе всей страны; реклама финансовых или банковских операций, которым глубоко безразличны миллионы граждан, не могущих быть вкладчиками, — такая идеология отчуждена от реалий собственного общества точно так же, как раньше, и напоминает пикник на обочине тяжко больной страны. Как видно, идеологический вирус способен к идеологическим мутациям [188]. Основное различие между западной и новой российской официальной идеологией в 1990-е гг. состояло в том, что в западноевропейских странах и США идеология являлась одним из средств интеграции и самосохранения общества. В то время как в России она, будучи средством самосохранения правящей олигархической элиты выполняла, скорее, деструктивную функцию, отрицательно воздействуя на массовое сознание своей бессодержательностью и полным несоответствием политическим и экономическим реалиям.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2025 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|