Глава 17. Беспокойный день
Утром в пятницу, то есть на другой день после проклятого сеанса, весьналичный состав служащих Варьете -- бухгалтер Василий Степанович Ласточкин,два счетовода, три машинистки, обе кассирши, курьеры, капельдинеры иуборщицы, -- словом, все, кто был в наличности, не находились при деле насвоих местах, а все сидели на подоконниках окон, выходящих на Садовую, исмотрели на то, что делается под стеною Варьете. Под этой стеной в два рядалепилась многотысячная очередь, хвост которой находился на Кудринскойплощади. В голове этой очереди стояло примерно два десятка хорошо известныхв театральной Москве барышников. Очередь держала себя очень взволнованно, привлекала вниманиеструившихся мимо граждан и занималась обсуждением зажигательных рассказов овчерашнем невиданном сеансе черной магии. Эти же рассказы привели ввеличайшее смущение бухгалтера Василия Степановича, который накануне наспектакле не был. Капельдинеры рассказывали бог знает что, в том числе, какпосле, окончания знаменитого сеанса некоторые гражданки в неприличном видебегали по улице, и прочее в том же роде. Скромный и тихий Василий Степановичтолько моргал глазами, слушая россказни обо всех этих чудесах, и решительноне знал, что ему предпринять, а между тем предпринимать нужно было что-то, иименно ему, так как он теперь остался старшим во всей команде Варьете. К десяти часам утра очередь жаждущих билетов до того вспухла, что о нейдошли слухи до милиции, и с удивительной быстротой были присланы как пешие,так и конные наряды, которые эту очередь и привели в некоторый порядок.Однако и стоящая в порядке змея длиною в километр сама по себе ужепредставляла великий соблазн и приводила граждан на Садовой в полноеизумление. Это было снаружи, а внутри Варьете тоже было очень неладно. С самогораннего утра начали звонить и звонили непрерывно телефоны в кабинетеЛиходеева, в кабинете Римского, в бухгалтерии, в кассе и в кабинетеВаренухи. Василий Степанович сперва отвечал что-то, отвечала и кассирша,бормотали что-то в телефон капельдинеры, а потом и вовсе перестали отвечать,потому что на вопросы, где Лиходеев, Варенуха, Римский, отвечать былорешительно нечего. Сперва пробовали отделаться словами "Лиходеев наквартире", а из города отвечали, что звонили на квартиру и что квартираговорит, что Лиходеев в Варьете. Позвонила взволнованная дама, стала требовать Римского, ей посоветовалипозвонить к жене его, на что трубка, зарыдав, ответила, что она и есть женаи что Римского нигде нет. Начиналась какая-то чепуха. Уборщица уже всемрассказала, что, явившись в кабинет финдиректора убирать, увидела, что дверьнастежь, лампы горят, окно в сад разбито, кресло валяется на полу и никогонету. В одиннадцатом часу ворвалась в Варьете мадам Римская. Она рыдала изаламывала руки. Василий Степанович совершенно растерялся и не знал, что ейпосоветовать. А в половине одиннадцатого явилась милиция. Первый же исовершенно резонный ее вопрос был: -- Что у вас тут происходит, граждане? В чем дело? Команда отступила, выставив вперед бледного и взволнованного ВасилияСтепановича. Пришлось называть вещи своими именами и признаться в том, чтоадминистрация Варьете, в лице директора, финдиректора и администратора,пропала и находится неизвестно где, что конферансье после вчерашнего сеансабыл отвезен в психиатрическую лечебницу и что, коротко говоря, этотвчерашний сеанс был прямо скандальным сеансом. Рыдающую мадам Римскую, сколько можно успокоив, отправили домой и болеевсего заинтересовались рассказом уборщицы о том, в каком виде был найденкабинет финдиректора. Служащих попросили отправиться по своим местам изаняться делом, и через короткое время в здании Варьете появилось следствиев сопровождении остроухой, мускулистой, цвета папиросного пепла собаки счрезвычайно умными глазами. Среди служащих Варьете тотчас разнеслосьшушуканье о том, что пес -- не кто другой, как знаменитый Тузбубен. И точно,это был он. Поведение его изумило всех. Лишь только Тузбубен вбежал вкабинет финдиректора, он зарычал, оскалив чудовищные желтоватые клыки, затемлег на брюхо и с каким-то выражением тоски и в то же время ярости в глазахпополз к разбитому окну. Преодолев свой страх, он вдруг вскочил наподоконник и, задрав острую морду вверх, дико и злобно завыл. Он не хотелуходить с окна, рычал, и вздрагивал, и порывался спрыгнуть вниз. Пса вывели из кабинета и пустили его в вестибюль, оттуда он вышел черезпарадный вход на улицу и привел следовавших за ним к таксомоторной стоянке.Возле нее он след, по которому шел, потерял. После этого Тузабубен увезли. Следствие расположилось в кабинете Варенухи, куда и стало по очередивызывать тех служащих Варьете, которые были свидетелями вчерашнихпроисшествий во время сеанса. Нужно сказать, что следствию на каждом шагуприходилось преодолевать непредвиденные трудности. Ниточка то и дело рваласьв руках. Афиши-то были? Были. Но за ночь их заклеили новыми, и теперь ни однойнет, хоть убей. Откуда взялся этот маг-то самый? А кто ж его знает. Сталобыть, с ним заключали договор? -- Надо полагать, -- отвечал взволнованный Василий Степанович. -- А ежели заключали, так он должен был пройти через бухгалтерию? -- Всенепременно, -- отвечал, волнуясь, Василий Степанович. -- Так где же он? -- Нету, -- отвечал бухгалтер, все более бледнея и разводя руками. Идействительно, ни в папках бухгалтерии, ни у финдиректора, ни у Лиходеева,ни у Варенухи никаких следов договора нет. Как фамилия-то этого мага? Василий Степанович не знает, он не был вчерана сеансе. Капельдинеры не знают, билетная кассирша морщила лоб, морщила,думала, думала, наконец сказала: -- Во... Кажись, Воланд. А может быть, и не Воланд? Может быть, и не Воланд, может быть, Фаланд. Выяснилось, что в бюро иностранцев ни о каком Воланде, а равно также иФаланде, маге, ровно ничего не слыхали. Курьер Карпов сообщил, что будто бы этот самый маг остановился наквартире у Лиходеева. На квартире, конечно, тотчас побывали. Никакого магатам не оказалось. Самого Лиходеева тоже нет. Домработницы Груни нету, и кудаона девалась, никто не знает. Председателя правления Никанора Ивановичанету, Пролежнева нету! Выходило что-то совершенно несусветное: пропала вся головкаадминистрации, вчера был странный скандальный сеанс, а кто его проводил и почьему наущению -- неизвестно. А дело тем временем шло к полудню, когда должна была открыться касса.Но об этом, конечно, не могло быть и разговора! На дверях Варьете тут же былвывешен громадный кусок картона с надписью: "Сегодняшний спектакльотменяется". В очереди началось волнение, начиная с головы ее, но,поволновавшись, она все-таки стала разрушаться, и через час примерно от неена Садовой не осталось и следа. Следствие отбыло для того, чтобы продолжатьсвою работу в другом месте, служащих отпустили, оставив только дежурных, идвери Варьете заперли. Бухгалтеру Василию Степановичу предстояло срочно выполнить две задачи.Во-первых, съездить в комиссию зрелищ и увеселений облегченного типа сдокладом о вчерашних происшествиях, а во-вторых, побывать в финзрелищномсекторе для того, чтобы сдать вчерашнюю кассу -- 21711 рублей. Аккуратный и исполнительный Василий Степанович упаковал деньги вгазетную бумагу, бечевкой перекрестил пакет, уложил его в портфель и,прекрасно зная инструкцию, направился, конечно, не к автобусу или трамваю, ак таксомоторной стоянке. Лишь только шоферы трех машин увидели пассажира, спешашего на стоянку стуго набитым портфелем, как все трое из-под носа у него уехали пустыми,почему-то при этом злобно оглядываясь. Пораженный этим обстоятельством бухгалтер долгое время стоял столбом,соображая, что бы это значило. Минуты через три подкатила пустая машина, и лицо шофера сразуперекосилось, лишь только он увидел пассажира. -- Свободна машина? -- изумленно кашлянув, спросил Василий Степанович. -- Деньги покажите, -- со злобой ответил шофер, не глядя на пассажира. Все более поражаясь, бухгалтер, зажав драгоценный портфель под мышкой,вытащил из бумажника червонец и показал его шоферу. -- Не поеду! -- кратко сказал тот. -- Я извиняюсь... -- начал было бухгалтер, но шофер его перебил: -- Трешки есть? Совершенно сбитый с толку бухгалтер вынул из бумажника две трешки ипоказал шоферу. -- Садитесь, -- крикнул тот и хлопнул по флажку счетчика так, что чутьне сломал его. -- Поехали. -- Сдачи, что ли, нету? -- робко спросил бухгалтер. -- Полный карман сдачи! -- заорал шофер, и в зеркальце отразились егоналивающиеся кровью глаза, -- третий случай со мной сегодня. Да и с другимито же было. Дает какой-то сукин сын червонец, я ему сдачи -- четырепятьдесят... Вылез, сволочь! Минут через пять смотрю: вместо червонцабумажка с нарзанной бутылки! -- тут шофер произнес несколько непечатныхслов. -- Другой -- за Зубовской. Червонец. Даю сдачи три рубля. Ушел! Яполез в кошелек, а оттуда пчела -- тяп за палец! Ах ты!.. -- шофер опятьвклеил непечатные слова, -- а червонца нету. Вчера в этом Варьете(непечатные слова) какая-то гадюка -- фокусник сеанс с червонцами сделал(непечатные слова). Бухгалтер обомлел, съежился и сделал такой вид, как будто и самое слово"Варьете" он слышит впервые, а сам подумал: "Ну и ну!.." Приехав куда нужно, расплатившись благополучно, бухгалтер вошел вздание и устремился по коридору туда, где находился кабинет заведующего, иуже по дороге понял, что попал не вовремя. Какая-то суматоха царила вканцелярии зрелищной комиссии. Мимо бухгалтера пробежала курьерша сосбившимся на затылок платочком и вытаращенными глазами. -- Нету, нету, нету, милые мои! -- кричала она, обращаясь неизвестно ккому, -- пиджак и штаны тут, а в пиджаке ничего нету! Она скрылась в какой-то двери, и тут же за ней послышались звуки битьяпосуды. Из секретарской комнаты выбежал знакомый бухгалтеру заведующийпервым сектором комиссии, но был в таком состоянии, что бухгалтера не узнал,и скрылся бесследно. Потрясенный всем этим бухгалтер дошел до секретарской комнаты,являвшейся преддверием кабинета председателя комиссии, и здесь окончательнопоразился. Из-за закрытой двери кабинета доносился грозный голос, несомненнопренадлежащий Прохору Петровичу -- председателю комиссии. "Распекает, чтоли, кого?" -- подумал смятенный бухгалтер и, оглянувшись, увидел другое: вкожаном кресле, закинув голову на спинку, безудержно рыдая, с мокрым платкомв руке, лежала, вытянув ноги почти до середины секретарской, личныйсекретарь Прохора Петровича -- красавица Анна Ричардовна. Весь подбородок Анны Ричардовна был вымазан губной помадой, а поперсиковым щекам ползли с ресниц потоки раскисшей краски. Увидев, что кто-то вошел, Анна Ричардовна вскочила, кинулась кбухгалтеру, вцепилась в лацканы его пиджака, стала трясти бухгалтера икричать: -- Слава богу! Нашелся хоть один храбрый! Все разбежались, все предали!Идемте, идемте к нему, я не знаю, что делать! -- И, продолжая рыдать, онапотащила бухгалтера в кабинет. Попав в кабинет, бухгалтер первым долгом уронил портфель, и все мысли вего голове перевернулись кверху ногами. И надо сказать, было от чего.
За огромным письменным столом с массивной чернильницей сидел пустойкостюм и не обмакнутым в чернила сухим пером водил по бумаге. Костюм был пригалстуке, из кармашка костюма торчало самопишущее перо, но над воротником небыло ни шеи, ни головы, равно как из манжет не выглядывали кисти рук. Костюмбыл погружен в работу и совершенно не замечал той кутерьмы, что царилакругом. Услыхав, что кто-то вошел, костюм откинулся в кресле, и надворотником прозвучал хорошо знакомый бухгалтеру голос Прохора Петровича: -- В чем дело? Ведь на дверях же написано, что я не принимаю. Красавица секретарь взвизгнула и, ломая руки, вскричала: -- Вы видите? Видите?! Нету его! Нету! Верните его, верните! Тут в дверь кабинета кто-то сунулся, охнул и вылетел вон. Бухгалтерпочувствовал, что ноги его задрожали, и сел на краешек стула, но не забылподнять портфель. Анна Ричардовна прыгала вокруг бухгалтера, терзая егопиджак, и вскрикивала: -- Я всегда, всегда останавливала его, когда он чертыхался! Вот идочертыхался, -- тут красавица подбежала к письменному столу и музыкальнымнежным голосом, немного гнусавым после плача, воскликнула: -- Проша! где вы? -- Кто вам тут "Проша"? -- осведомился надменно костюм, еще глубжезаваливаясь в кресле. -- Не узнает! Меня не узнает! Вы понимаете? -- взрыдала секретарь. -- Попрошу не рыдать в кабинете! -- уже злясь, сказал вспыльчивыйкостюм в полоску и рукавом подтянул к себе свежую пачку бумаг, с явной цельюпоставить на них резолюцию. -- Нет, не могу видеть этого, нет, не могу! -- закричала АннаРичардовна и выбежала в секретарскую, а за нею как пуля вылетел и бухгалтер. -- Вообразите, сижу, -- рассказывала, трясясь от волнения, АннаРичардовна, снова вцепившись в рукав бухгалтера, -- и входит кот. Черный,здоровый, как бегемот. Я, конечно, кричу ему "брысь!". Он -- вон, а вместонего входит толстяк, тоже с какой-то кошачьей мордой, и говорит: ""Это чтоже вы, гражданка, посетителям "брысь" кричите?" И прямо шасть к ПрохоруПетровичу, я, конечно, за ним, кричу: "Вы с ума сошли?" А он, наглец, прямок Прохору Петровичу и садится против него в кресло! Ну, тот... Он --добрейшей души человек, но нервный. Вспылил! Не спорю. Нервозный человек,работает как вол, -- вспылил. "Вы чего, говорит, без доклада влезаете?" Атот нахал, вообразите, развалился в кресле и говорит, улыбаясь: "А я,говорит, с вами по дельцу пришел потолковать". Прохор Петрович вспылилопять-таки: "Я занят!" А тот, подумайте только, отвечает: "Ничем вы незаняты..." А? Ну, тут уж, конечно, терпение Прохора Петровича лопнуло, и онвскричал: "Да что ж это такое? Вывести его вон, черти б меня взяли!" А тот,вообразите, улыбнулся и говорит: "Черти чтоб взяли? А что ж, это можно!" И,трах, я не успела вскрикнуть, смотрю: нету этого с кошачьей мордой и си...сидит... костюм... Геее! -- распялив совершенно потерявший всякие очертаниярот, завыла Анна Ричардовна. Подавившись рыданием, она перевела дух, но понесла что-то уж совсемнесообразное: -- И пишет, пишет, пишет! С ума сойти! По телефону говорит! Костюм! Всеразбежались, как зайцы! Бухгалтер только стоял и трясся. Но тут судьба его выручила. Всекретарскую спокойной деловой походкой входила милиция в составе двухчеловек. Увидев их, красавица зарыдала еще пуще, тыча рукою в дверькабинета. -- Давайте не будем рыдать, гражданка, -- спокойно сказал первый, абухгалтер, чувствуя, что он здесь совершенно лишний, выскочил изсекретарской и через минуту был уже на свежем воздухе. В голове у него былкакой-то сквозняк, гудело, как в трубе, и в этом гудении слышались клочкикапельдинерских рассказов о вчерашнем коте, который принимал участие всеансе. "Э-ге-ге? Да уж не наш ли это котик?" Не добившись толку в комиссии, добросовестный Василий Степанович решилпобывать в филиале ее, помещавшемся в Ваганьковском переулке. И чтобыуспокоить себя немного, проделал путь до филиала пешком. Городской зрелищный филиал помещался в облупленном от времени особнякев глубине двора и знаменит был своими порфировыми колоннами в вестибюле. Но не колонны поражали в этот день посетителей филиала, а то, чтопроисходило под ними. Несколько посетителей стояли в оцепенении и глядели на плачущуюбарышню, сидевшую за столиком, на котором лежала специальная зрелищнаялитература, продаваемая барышней. В данный момент барышня никому ничего непредлагала из этой литературы и на участливые вопросы только отмахивалась, ав это время и сверху, и снизу, и с боков, из всех отделов филиала сыпалсятелефонный звон, по крайней мере, двадцати надрывавшихся аппаратов. Поплакав, барышня вдруг вздрогнула, истерически крикнула: -- Вот опять! -- и неожиданно запела дрожащим сопрано: Славное море священный Байкал... Курьер, показавшийся на лестнице, погрозил кому-то кулаком и запелвместе с барышней незвучным, тусклым баритоном: Славен корабль, омулевая бочка!.. К голосу курьера присоединились дальние голоса, хор начал разрастаться,и, наконец, песня загремела во всех углах филиала. В ближайшей комнате N 6,где помещался счетно-проверочный отдел, особенно выделялась чья-то мощная схрипотцой октава. Аккомпанировал хору усиливающийся треск телефонныхаппаратов. Гей, Баргузин... пошевеливай вал!.. -- орал курьер на лестнице. Слезы текли по лицу девицы, она пыталась стиснуть зубы, но рот еераскрывался сам собою, и она пела на октаву выше курьера: Молодцу быть недалечко! Поражало безмолвных посетителей филиала то, что хористы, рассеянные вразных местах, пели очень складно, как будто весь хор стоял, не спуская глазс невидимого дирижера. Прохожие в Ваганьковском останавливались у решетки двора, удивляясьвеселью, царящему в филиале. Как только первый куплет пришел к концу, пение стихло внезапно,опять-таки как бы по жезлу дирижера. Курьер тихо выругался и скрылся. Тутоткрылись парадные двери, и в них появился гражданин в летнем пальто, из-подкоторого торчали полы белого халата, а с ним милиционер. -- Примите меры, доктор, умоляю, -- истерически крикнула девица. На лестницу выбежал секретарь филиала и, видимо, сгорая от стыда исмущения, заговорил, заикаясь: -- Видите ли, доктор, у нас случай массового какого-то гипноза... Таквот, необходимо... -- он не докончил фразы, стал давиться словами и вдругзапел тенором: Шилка и Нерчинск... -- Дурак! -- успела выкрикнуть девица, но не объяснила, кого ругает, авместо этого вывела насильственную руладу и сама запела про Шилку иНерчинск. -- Держите себя в руках! Перестаньте петь! -- обратился доктор ксекретарю. По всему было видно, что секретарь и сам бы отдал что угодно, чтобыперестать петь, да перестать-то он не мог и вместе с хором донес до слухапрохожих в переулке весть о том, что в дебрях его не тронул прожорливыйзверь и пуля стрелков не догнала! Лишь только куплет кончился, девица первая получила порцию валерианкиот врача, а затем он побежал за секретарем к другим -- поить и их. -- Простите, гражданочка, -- вдруг обратился Василий Степанович кдевице, -- кот к вам черный не заходил? -- Какой там кот? -- в злобе закричала девица, -- осел у нас в филиалесидит, осел! -- и, прибавив к этому: -- Пусть слышит! Я все расскажу, --действительно рассказала о том, что случилось. Оказалось, что заведующий городским филиалом, "вконец развалившиоблегченные развлечения" (по словам девицы), страдал манией организациивсякого рода кружков. -- Очки втирал начальству! -- орала девица. В течение года заведующий успел организовать кружок по изучениюЛермонтова, шахматно-шашечный, пинг-понга и кружок верховой езды. К летуугрожал организацией кружка гребли на пресных водах и кружка альпинистов. И вот сегодня, в обеденный перерыв, входит он, заведующий... -- И ведет под руку какого-то сукина сына, -- рассказывала девица, --неизвестно откуда взявшегося, в клетчатых брючонках, в треснутом пенсне и...рожа совершенно невозможная! И тут же, по рассказу девицы, отрекомендовал его всем обедавшим встоловой филиала как видного специалиста по организации хоровых кружков. Лица будущих альпинистов помрачнели, но заведующий тут же призвал всехк бодрости, а специалист и пошутил, и поострил, и клятвенно заверил, чтовремени пение берет самую малость, а пользы от этого пения, между прочим,целый вагон. Ну, конечно, как сообщила девица, первыми выскочили Фанов и Косарчук,известнейшие филиальские подхалимы, и объявили, что записываются. Тутостальные служащие убедились, что пения не миновать, пришлось записываться иим в кружок. Петь решили в обеденном перерыве, так как все остальное времябыло занято Лермонтовым и шашками. Заведующий, чтобы подать пример, объявил,что у него тенор, и далее все пошло, как в скверном сне. Клетчатыйспециалист-хормейстер проорал: -- До-ми-соль-до! -- вытащил наиболее застенчивых из-за шкафов, где онипытались спастись от пения, Косарчуку сказал, что у него абсолютный слух,заныл, заскулил, просил уважить старого регента-певуна, стучал камертоном попальцам, умоляя грянуть "Славное море". Грянули. И славно грянули. Клетчатый, действительно, понимал свое дело.Допели первый куплет. Тут регент извинился, сказал: "Я на минутку" -- и...изчез. Думали, что он действительно вернется через минутку. Но прошло идесять минут, а его нету. Радость охватила филиальцев -- сбежал. И вдруг как-то сами собой запели второй куплет, всех повел за собойКосарчук, у которого, может быть, и не было абсолютного слуха, но былдовольно приятный высокий тенор. Спели. Регента нету! Двинулись по своимместам, но не успели сесть, как, против своего желания, запели. Остановить,-- но не тут-то было. Помолчат минуты три и опять грянут. Помолчат --грянут! Тут сообразили, что беда. Заведующий заперся у себя в кабинете отсраму. Тут девицын рассказ прервался. Ничего валерианка не помогла. Через четверть часа к решетке в Ваганьковском подъехали три грузовика,и на них погрузился весь состав филиала во главе с заведующим. Лишь только первый грузовик, качнувшись в воротах, выехал в переулок,служащие, стоящие на платформе и держащие друг друга за плечи, раскрыли рты,и весь переулок огласился популярной песней. Второй грузовик подхватил, а заним и третий. Так и поехали. Прохожие, бегущие по своим делам, бросали нагрузовики лишь беглый взгляд, ничуть не удивляясь и полагая, что этоэкскурсия едет за город. Ехали, действительно, за город, но только не наэкскурсию, а в клинику профессора Стравинского. Через полчаса совсем потерявший голову бухгалтер добрался дофинзрелищного сектора, надеясь наконец избавиться от казенных денег. Ужеученый опытом, он прежде всего осторожно заглянул в продолговатый зал, гдеза матовыми стеклами с золотыми надписями сидели служащие. Никаких признаковтревоги или безобразия бухгалтер здесь не обнаружил. Было тихо, как иполагается в приличном учреждении. Василий Степанович всунул голову в то окошечко, над которым былонаписано: "Прием сумм", -- поздоровался с каким-то незнакомым ему служащим ивежливо попросил приходный ордерок. -- А вам зачем? -- спросил служащий в окошечке. Бухгалтер изумился. -- Хочу сдать сумму. Я из Варьете. -- Одну минутку, -- ответил служащий и мгновенно закрыл сеткой дыру встекле. "Странно!" -- подумал бухгалтер. Изумление его было совершенноестественно. Впервые в жизни он встретился с таким обстоятельством. Всемизвестно, как трудно получить деньги; к этому всегда могут найтисьпрепятствия. Но в тридцатилетней практике бухгалтера не было случая, чтобыкто-нибудь, будь то юридическое или частное лицо, затруднялся бы принятьденьги. Но наконец сеточка отодвинулась, и бухгалтер опять прильнул к окошечку. -- А у вас много ли? -- спросил служащий. -- Двадцать одна тысяча семьсот одиннадцать рублей. -- Ого! -- почему-то иронически ответил служащий и протянул бухгалтерузеленый листок. Хорошо зная форму, бухгалтер мигом заполнил его и начал развязыватьверевочку на пакете. Когда он распаковал свой груз, в глазах у негозарябило, он что-то промычал болезненно. Перед глазами его замелькали иностранные деньги. Тут были пачкиканадских долларов, английских фунтов, голландских гульденов, латвийскихлат, эстонских крон... -- Вот он, один из этих штукарей из Варьете, -- послышался грозныйголос над онемевшим бухгалтером. И тут же Василия Степановича арестовали.
Воспользуйтесь поиском по сайту:
