Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Глава 24. Извлечение мастера




В спальне Воланда все оказалось, как было до бала. Воланд в сорочкесидел на постели, и только Гелла не растирала ему ногу, а на столе, там, гдераньше играли в шахматы, накрывала ужин. Коровьев и Азазелло, сняв фраки,сидели у стола, и рядом с ними, конечно, помещался кот, не пожелавшийрасстаться со своим галстуком, хоть тот и превратился в совершеннейшуюгрязную тряпку. Маргарита, шатаясь, подошла к столу и оперлась на него.Тогда Воланд поманил ее, как и тогда, к себе и показал, чтобы она селарядом. -- Ну что, вас очень измучили? -- спросил Воланд. -- О нет, мессир, -- ответила Маргарита, но чуть слышно. -- Ноблесс оближ, -- заметил кот и налил Маргарите какой-то прозрачнойжидкости в лафитный стакан. -- Это водка? -- слабо спросила Маргарита. Кот подпрыгнул на стуле от обиды. -- Помилуйте, королева, -- прохрипел он, -- разве я позволил бы себеналить даме водки? Это чистый спирт! Маргарита улыбнулась и сделала попытку отодвинуть от себя стакан. -- Смело пейте, -- сказал Воланд, и Маргарита тотчас взяла стакан вруки. -- Гелла, садись, -- приказал Воланд и объяснил Маргарите: -- Ночьполнолуния -- праздничная ночь, и я ужинаю в тесной компании приближенных ислуг. Итак, как чувствуете вы себя? Как прошел этот утомительный бал? -- Потрясающе! -- затрещал Коровьев, -- все очарованы, влюблены,раздавлены, сколько такта, сколько умения, обаяния и шарма! Воланд молча поднял стакан и чокнулся с Маргаритой. Маргарита покорновыпила, думая, что тут же ей и будет конец от спирта. Но ничего плохого непроизошло. Живое тепло потекло по ее животу, что-то мягко стукнуло взатылок, вернулись силы, как будто она встала после долгого освежающего сна,кроме того, почувствовала волчий голод. И при воспоминании о том, что она неела ничего со вчерашнего утра, он еще более разгорелся. Она стала жадноглотать икру. Бегемот отрезал кусок ананаса, посолил его, поперчил, съел и послеэтого так залихватски тяпнул вторую стопку спирта, что все зааплодировали. После второй стопки, выпитой Маргаритой, свечи в канделябрахразгорелись поярче, и в камине прибавилось пламени. Никакого опьяненияМаргарита не чувствовала, кусая белыми зубами мясо, Маргарита упиваласьтекущим из него соком и в то же время смотрела, как Бегемот намазываетгорчицей устрицу. -- Ты еще винограду сверху положи, -- тихо сказала Гелла, пихнув в боккота. -- Попрошу меня не учить, -- ответил Бегемот, -- сиживал за столом, небеспокойтесь, сиживал! -- Ах, как приятно ужинать вот этак, при камельке, запросто, --дребезжал Коровьев, -- в тесном кругу... -- Нет, Фагот, -- возражал кот, -- бал имеет свою прелесть и размах. -- Никакой прелести в нем нет и размаха тоже, а эти дурацкие медведи, атакже и тигры в баре своим ревом едва не довели меня до мигрени, -- сказалВоланд. -- Слушаю, мессир, -- сказал кот, -- если вы находите, что нет размаха,и я немедленно начну придерживаться того же мнения. -- Ты смотри! -- ответил на это Воланд. -- Я пошутил, -- со смирением сказал кот, -- а что касается тигров, тоя велю их зажарить. -- Тигров нельзя есть, -- сказала Гелла. -- Вы полагаете? Тогда прошу послушать, -- отозвался кот и, жмурясь отудовольствия, рассказал о том, как однажды он скитался в течениедевятнадцати дней в пустыне и единственно, чем питался, это мясом убитого имтигра. Все с интересом прослушали это занимательное повествование, а когдаБегемот кончил его, все хором воскликнули: -- Вранье! -- И интереснее всего в этом вранье то, -- сказал Воланд, -- что оно --вранье от первого до последнего слова. -- Ах так? Вранье? -- воскликнул кот, и все подумали, что он начнетпротестовать, но он только тихо сказал: -- История рассудит нас. -- А скажите, -- обратилась Марго, оживившаяся после водки, к Азазелло,-- вы его застрелили, этого бывшего барона? -- Натурально, -- ответил Азазелло, -- как же его не застрелить? Егообязательно надо было застрелить. -- Я так взволновалась! -- воскликнула Маргарита, -- это случилось такнеожиданно. -- Ничего в этом нет неожиданного, -- возразил Азазелло, а Коровьевзавыл и заныл: -- Как же не взволноваться? У меня у самого поджилки затряслись! Бух!Раз! Барон на бок! -- Со мной едва истерика не сделалась, -- добавил кот, облизывая ложкус икрой. -- Вот что мне непонятно, -- говорила Маргарита, и золотые искры отхрусталя прыгали у нее в глазах, -- неужели снаружи не было слышно музыки ивообще грохота этого бала? -- Конечно не было слышно, королева, -- объяснил Коровьев, -- это надоделать так, чтобы не было слышно. Это поаккуратнее надо делать. -- Ну да, ну да... А то ведь дело в том, что этот человек налестнице... Вот когда мы проходили с Азазелло... И другой у подъезда... Ядумаю, что он наблюдал за вашей квартирой... -- Верно, верно! -- кричал Коровьев, -- верно, дорогая МаргаритаНиколаевна! Вы подтверждаете мои подозрения. Да, он наблюдал за квартирой. Ясам было принял его за рассеянного приват-доцента или влюбленного,томящегося на лестнице, но нет, нет! Что-то сосало мое сердце! Ах! Оннаблюдал за квартирой! И другой у подъезда тоже! И тот, что был вподворотне, то же самое! -- А вот интересно, если вас придут арестовывать? -- спросилаМаргарита. -- Непременно придут, очаровательная королева, непременно! -- отвечалКоровьев, -- чует сердце, что придут, не сейчас, конечно, но в свое времяобязательно придут. Но полагаю, что ничего интересного не будет. -- Ах, как я взволновалась, когда этот барон упал, -- говорилаМаргарита, по-видимому, до сих пор переживая убийство, которое она виделавпервые в жизни. -- Вы, наверное, хорошо стреляете? -- Подходяще, -- ответил Азазелло. -- А на сколько шагов? -- задала Маргарита Азазелло не совсем ясныйвопрос. -- Во что, смотря по тому, -- резонно ответил Азазелло, -- одно делопопасть молотком в стекло критику Латунскому и совсем другое дело -- ему жев сердце. -- В сердце! -- воскликнула Маргарита, почему-то берясь за свое сердце,-- в сердце! -- повторила она глухим голосом. -- Что это за критик Латунский? -- спросил Воланд, прищурившись наМаргариту. Азазелло, Коровьев и Бегемот как-то стыдливо потупились, а Маргаритаответила, краснея: -- Есть такой один критик. Я сегодня вечером разнесла всю его квартиру. -- Вот тебе раз! А зачем же? -- Он, мессир, -- объяснила Маргарита, -- погубил одного мастера. -- А зачем же было самой-то трудиться? -- спросил Воланд. -- Разрешите мне, мессир, -- вскричал радостно кот, вскакивая. -- Да сиди ты, -- буркнул Азазелло, вставая, -- я сам сейчас съезжу... -- Нет! -- воскликнула Маргарита, -- нет, умоляю вас, мессир, не надоэтого. -- Как угодно, как угодно, -- ответил Воланд, а Азазелло сел на своеместо. -- Так на чем мы остановились, драгоценная королева Марго? -- говорилКоровьев, -- ах да, сердце. В сердце он попадает, -- Коровьев вытянул свойдлинный палец по направлению Азазелло, -- по выбору, в любое предсердиесердца или в любой из желудочков. Маргарита не сразу поняла, а поняв, воскликнула с удивлением: -- Да ведь они же закрыты! -- Дорогая, -- дребезжал Коровьев, -- в том-то и штука, что закрыты! Вэтом-то вся и соль! А в открытый предмет может попасть каждый! Коровьев вынул из ящика стола семерку пик, предложил ее Маргарите,попросив наметить ногтем одно из очков. Маргарита наметила угловое верхнееправое. Гелла спрятала карту под подушку, крикнув: -- Готово! Азазелло, который сидел отвернувшись от подушки, вынул из карманафрачных брюк черный автоматический пистолет, положил дуло на плечо и, неповорачиваясь к кровати, выстрелил, вызвав веселый испуг в Маргарите. Из-подпростреленной подушки вытащили семерку. Намеченное Маргаритой очко былопробито. -- Не желала бы я встретиться с вами, когда у вас в руках револьвер, --кокетливо поглядывая на Азазелло, сказала Маргарита. У нее была страсть ковсем людям, которые делают что-либо первоклассно. -- Драгоценная королева, -- пищал Коровьев, -- я никому не рекомендуювстретиться с ним, даже если у него и не будет никакого револьвера в руках!Даю слово чести бывшего регента и запевалы, что никто не поздравил бы этоговстретившегося. Кот сидел насупившись во время этого опыта со стрельбой и вдругобъявил: -- Берусь перекрыть рекорд с семеркой. Азазелло в ответ на это что-то прорычал. Но кот был упорен и потребовалне один, а два револьвера. Азазелло вынул второй револьвер из второгозаднего кармана брюк и вместе с первым, презрительно кривя рот, протянул иххвастуну. Наметили два очка на семерке. Кот долго приготовлялся,отвернувшись от подушки. Маргарита сидела, заткнув пальцами уши, и гляделана сову, дремавшую на каминной полке. Кот выстрелил из обоих револьверов,после чего сейчас же взвизгнула Гелла, убитая сова упала с камина и разбитыечасы остановились. Гелла, у которой одна рука была окровавлена, с воемвцепилась в шерсть коту, а он ей в ответ в волосы, и они, свившись в клубок,покатились по полу. Один из бокалов упал со стола и разбился. -- Оттащите от меня взбесившуюся чертовку! -- завывал кот, отбиваясь отГеллы, сидевшей на нем верхом. Дерущихся разняли. Коровьев подул напростреленный палец Геллы, и тот зажил. -- Я не могу стрелять, когда под руку говорят! -- кричал Бегемот истарался приладить на место выдранный у него на спине громадный клок шерсти. -- Держу пари, -- сказал Воланд, улыбаясь Маргарите, -- что он проделалэту штуку нарочно. Он стреляет порядочно. Гелла с котом помирились, и в знак этого примирения они поцеловались.Достали из-под подушки карту, проверили. Ни одно очко, кроме того, что былопрострелено Азазелло, не было затронуто. -- Этого не может быть, -- утверждал кот, глядя сквозь карту на светканделябра. Веселый ужин продолжался. Свечи оплывали в канделябрах, по комнатеволнами распространялось сухое, душистое тепло от камина. НаевшуюсяМаргариту охватило чувство блаженства. Она глядела, как сизые кольца отсигары Азазелло уплывали в камин и как кот ловит их на конец шпаги. Ейникуда не хотелось уходить, хотя и было, по ее расчетам, уже поздно. Судя повсему, время подходило к шести утра. Воспользовавшись паузой, Маргаритаобратилась к Воланду и робко сказала: -- Пожалуй, мне пора... Поздно. -- Куда же вы спешите? -- спросил Воланд вежливо, но суховато.Остальные промолчали, делая вид, что увлечены сигарными дымными кольцами. -- Да, пора, -- совсем смутившись от этого, повторила Маргарита иобернулась, как будто ища накидку или плащ. Ее нагота вдруг стала стеснятьее. Она поднялась из-за стола. Воланд молча снял с кровати свой вытертый изасаленный халат, а Коровьев набросил его Маргарите на плечи. -- Благодарю вас, мессир, -- чуть слышно сказала Маргарита ивопросительно поглядела на Воланда. Тот в ответ улыбнулся ей вежливо иравнодушно. Черная тоска как-то сразу подкатила к сердцу Маргариты. Онапочувствовала себя обманутой. Никакой награды за все ее услуги на балуникто, по-видимому, ей не собирался предлагать, как никто ее и не удерживал.А между тем ей совершенно ясно было, что идти ей отсюда больше некуда.Мимолетная мысль о том, что придется вернуться в особняк, вызвала в нейвнутренний взрыв отчаяния. Попросить, что ли, самой, как искушающе советовалАзазелло в Александровском саду? "Нет, ни за что", -- сказала она себе. -- Всего хорошего, мессир, -- произнесла она вслух, а сама подумала:"Только бы выбраться отсюда, а там уж я дойду до реки и утоплюсь". -- Сядьте-ка, -- вдруг повелительно сказал Воланд. Маргарита измениласьв лице и села. -- Может быть, что-нибудь хотите сказать на прощанье? -- Нет, ничего, мессир, -- с гордостью ответила Маргарита, -- крометого, что если я еще нужна вам, то я готова охотно исполнить все, что вамбудет угодно. Я ничуть не устала и очень веселилась на балу. Так что, еслибы он и продолжался еще, я охотно предоставила бы мое колено для того, чтобык нему прикладывались тысячи висельников и убийц, -- Маргарита глядела наВоланда, как сквозь пелену, глаза ее наполнялись слезами. -- Верно! Вы совершенно правы! -- гулко и страшно прокричал Воланд, --так и надо! -- Так и надо! -- как эхо, повторила свита Воланда. -- Мы вас испытывали, -- продолжал Воланд, -- никогда и ничего непросите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Самипредложат и сами все дадут! Садитесь, гордая женщина! -- Воланд сорвалтяжелый халат с Маргариты, и опять она оказалась сидящей рядом с ним напостели. -- Итак, Марго, -- продолжал Воланд, смягчая свой голос, -- чего выхотите за то, что сегодня вы были у меня хозяйкой? Чего желаете за то, чтопровели этот бал нагой? Во что цените ваше колено? Каковы убытки от моихгостей, которых вы сейчас наименовали висельниками? Говорите! И теперь ужговорите без стеснения: ибо предложил я. Сердце Маргариты застучало, она тяжело вздохнула, стала соображатьчто-то. -- Ну, что же, смелее! -- поощрял Воланд, -- будите свою фантазию,пришпоривайте ее! Уж одно присутствие при сцене убийства этого отпетогонегодяя-барона стоит того, чтобы человека наградили, в особенности если этотчеловек -- женщина. Ну-с? Дух перехватило у Маргариты, и она уж хотела выговорить заветные иприготовленные в душе слова, как вдруг побледнела, раскрыла рот и вытаращилаглаза. "Фрида! Фрида! Фрида! -- прокричал ей в уши чей-то назойливый,молящий голос. -- Меня зовут Фрида!" -- и Маргарита, спотыкаясь на словах,заговорила: -- Так я, стало быть, могу попросить об одной вещи? -- Потребовать, потребовать, моя донна, -- отвечал Воланд, понимающеулыбаясь, -- потребовать одной вещи! Ах, как ловко и отчетливо Воланд подчеркнул, повторяя слова самойМаргариты -- "одной вещи"! Маргарита вздохнула еще раз и сказала: -- Я хочу, чтобы Фриде перестали подавать тот платок, которым онаудушила своего ребенка. Кот возвел глаза к небу и шумно вздохнул, но ничего не сказал,очевидно, помня накрученное на балу ухо. -- Ввиду того, -- заговорил Воланд, усмехнувшись, -- что возможностьполучения вами взятки от этой дуры Фриды совершенно, конечно, исключена --ведь это было бы несовместимо с вашим королевским достоинством, -- я уж незнаю, что и делать. Остается, пожалуй, одно -- обзавестись тряпками изаткнуть ими все щели моей спальни! -- Вы о чем говорите, мессир? -- изумилась Маргарита, выслушав этидействительно непонятные слова. -- Совершенно с вами согласен, мессир, -- вмешался в разговор кот, --именно тряпками, -- и в раздражении кот стукнул лапой по столу. -- Я о милосердии говорю, -- объяснил свои слова Воланд, не спуская сМаргариты огненного глаза. -- Иногда совершенно неожиданно и коварно онопроникает в самые узенькие щелки. Вот я и говорю о тряпках. -- И я о том же говорю! -- воскликнул кот и на всякий случай отклонилсяот Маргариты, прикрыв вымазанными в розовом креме лапами свои острые уши. -- Пошел вон, -- сказал ему Воланд. -- Я еще кофе не пил, -- ответил кот, -- как же это я уйду? Неужели,мессир, в праздничную ночь гостей за столом разделяют на два сорта? Одни --первой, а другие, как выражался этот грустный скупердяй-буфетчик, второйсвежести? -- Молчи, -- приказал ему Воланд и, обратившись к Маргарите, спросил:-- Вы, судя по всему, человек исключительной доброты? Высокоморальныйчеловек? -- Нет, -- с силой ответила Маргарита, -- я знаю, что с вами можноразговаривать только откровенно, и откровенно вам скажу: я легкомысленныйчеловек. Я попросила вас за Фриду только потому, что имела неосторожностьподать ей твердую надежду. Она ждет, мессир, она верит в мою мощь. И еслиона останется обманутой, я попаду в ужасное положение. Я не буду иметь покоявсю жизнь. Ничего не поделаешь! Так уж вышло. -- А, -- сказал Воланд, -- это понятно. -- Так вы сделаете это? -- тихо спросила Маргарита. -- Ни в коем случае, -- ответил Воланд, -- дело в том, дорогаякоролева, что тут произошла маленькая путаница. Каждое ведомство должнозаниматься своими делами. Не спорю, наши возможности довольно велики, онигораздо больше, чем полагают некоторые, не очень зоркие люди... -- Да, уж гораздо больше, -- не утерпел и вставил кот, видимогордящийся этими возможностями. -- Молчи, черт тебя возьми! -- сказал ему Воланд и продолжал, обращаяськ Маргарите: -- Но просто, какой смысл в том, чтобы сделать то, чтополагается делать другому, как я выразился, ведомству? Итак, я этого делатьне буду, а вы сделайте сами. -- А разве по-моему исполнится? Азазелло иронически скосил кривой глаз на Маргариту и незаметнопокрутил рыжей головой и фыркнул. -- Да делайте же, вот мучение, -- пробормотал Воланд и, повернувглобус, стал всматриваться в какую-то деталь на нем, по-видимому, занимаясьи другим делом во время разговора с Маргаритой. -- Ну, Фрида, -- подсказал Коровьев. -- Фрида! -- пронзительно крикнула Маргарита. Дверь распахнулась, и растрепанная, нагая, но уже без всяких признаковхмеля женщина с исступленными глазами вбежала в комнату и простерла руки кМаргарите, а та сказала величественно: -- Тебя прощают. Не будут больше подавать платок. Послышался вопль Фриды, она упала на пол ничком и простерлась крестомперед Маргаритой. Воланд махнул рукой, и Фрида пропала из глаз. -- Благодарю вас, прощайте, -- сказала Маргарита и поднялась. -- Ну что ж, Бегемот, -- заговорил Воланд, -- не будем наживать напоступке непрактичного человека в праздничную ночь, -- он повернулся кМаргарите, -- итак, это не в счет, я ведь ничего не делал. Что вы хотите длясебя? Наступило молчание, и прервал его Коровьев, который зашептал в ухоМаргарите: -- Алмазная донна, на сей раз советую вам быть поблагоразумнее! А товедь фортуна может и ускользнуть! -- Я хочу, чтобы мне сейчас же, сию секунду, вернули моего любовника,мастера, -- сказала Маргарита, и лицо ее исказилось судорогой. Тут в комнату ворвался ветер, так что пламя свечей в канделябрах легло,тяжелая занавеска на окне отодвинулась, распахнулось окно, и в далекойвысоте открылась полная, но не утренняя, а полночная луна. От подоконника напол лег зеленоватый платок ночного света, и в нем появился ночной Иванушкингость, называющий себя мастером. Он был в своем больничном одеянии -- вхалате, туфлях и черной шапочке, с которой не расставался. Небритое лицо егодергалось гримасой, он сумасшедше-пугливо косился на огни свечей, а лунныйпоток кипел вокруг него. Маргарита сразу узнала его, простонала, всплеснула руками и подбежала кнему. Она целовала его в лоб, в губы, прижималась к колючей щеке, и долгосдерживаемые слезы теперь бежали ручьями по ее лицу. Она произносила толькоодно слово, бессмысленно повторяя его: -- Ты... ты, ты... Мастер отстранил ее от себя и глухо сказал: -- Не плачь, Марго, не терзай меня. Я тяжко болен. -- Он ухватился заподоконник рукою, как бы собираясь вскочить на него и бежать, оскалил зубы,всматриваясь в сидящих, и закричал: -- Мне страшно, Марго! У меня опятьначались галлюцинации. Рыдания душили Маргариту, она шептала, давясь словами: -- Нет, нет, нет, не бойся ничего! Я с тобою! Я с тобою! Коровьев ловко и незаметно подпихнул к мастеру стул, и тот опустился нанего, а Маргарита бросилась на колени, прижалась к боку больного и такзатихла. В своем волнении она не заметила, что нагота ее как-то внезапнокончилась, на ней теперь был шелковый черный плащ. Больной опустил голову истал смотреть в землю угрюмыми больными глазами. -- Да, -- заговорил после молчания Воланд, -- его хорошо отделали. --Он приказал Коровьеву: -- Дай-ка, рыцарь, этому человеку чего-нибудь выпить. Маргарита упрашивала мастера дрожащим голосом: -- Выпей, выпей. Ты боишься? Нет, нет, верь мне, что тебе помогут. Больной взял стакан и выпил то, что было в нем, но рука его дрогнула, иопустевший стакан разбился у его ног. -- К счастью! К счастью! -- зашептал Коровьев Маргарите, -- смотрите,он уже приходит в себя. Действительно, взор больного стал уже не так дик и беспокоен. -- Но это ты, Марго? -- спросил лунный гость. -- Не сомневайся, это я, -- ответила Маргарита. -- Еще! -- приказал Воланд. После того, как мастер осушил второй стакан, его глаза стали живыми иосмысленными. -- Ну вот, это другое дело, -- сказал Воланд, прищуриваясь, -- теперьпоговорим. Кто вы такой? -- Я теперь никто, -- ответил мастер, и улыбка искривила его рот. -- Откуда вы сейчас? -- Из дома скорби. Я -- душевнобольной, -- ответил пришелец. Этих слов Маргарита не вынесла и заплакала вновь. Потом, вытерев глаза,она вскричала: -- Ужасные слова! Ужасные слова! Он мастер, мессир, я вас предупреждаюоб этом. Вылечите его, он стоит этого. -- Вы знаете, с кем вы сейчас говорите, -- спросил у пришедшего Воланд,-- у кого вы находитесь? -- Знаю, -- ответил мастер, -- моим соседом в сумасшедшем доме был этотмальчик, Иван Бездомный. Он рассказал мне о вас. -- Как же, как же, -- отозвался Воланд, -- я имел удовольствиевстретиться с этим молодым человеком на Патриарших прудах. Он едва самогоменя не свел с ума, доказывая мне, что меня нету! Но вы-то верите, что этодействительно я? -- Приходится верить, -- сказал пришелец, -- но, конечно, гораздоспокойнее было бы считать вас плодом галлюцинации. Извините меня, --спохватившись, прибавил мастер. -- Ну, что же, если спокойнее, то и считайте, -- вежливо ответилВоланд. -- Нет, нет, -- испуганно говорила Маргарита и трясла мастера за плечо,-- опомнись! Перед тобою действительно он! Кот ввязался и тут: -- А я действительно похож на галлюцинацию. Обратите внимание на мойпрофиль в лунном свете, -- кот полез в лунный столб и хотел еще что-тоговорить, но его попросили замолчать, и он, ответив: -- Хорошо, хорошо,готов молчать. Я буду молчаливой галлюцинацией, -- замолчал. -- А скажите, почему Маргарита вас называет мастером? -- спросилВоланд. Тот усмехнулся и сказал: -- Это простительная слабость. Она слишком высокого мнения о томромане, который я написал. -- О чем роман? -- Роман о Понтии Пилате. Тут опять закачались и запрыгали язычки свечей, задребезжала посуда настоле, Воланд рассмеялся громовым образом, но никого не испугал и смехомэтим никого не удивил. Бегемот почему-то зааплодировал. -- О чем, о чем? О ком? -- заговорил Воланд, перестав смеяться. -- Воттеперь? Это потрясающе! И вы не могли найти другой темы? Дайте-капосмотреть, -- Воланд протянул руку ладонью кверху. -- Я, к сожалению, не могу этого сделать, -- ответил мастер, -- потомучто я сжег его в печке. -- Простите, не поверю, -- ответил Воланд, -- этого быть не может.Рукописи не горят. -- Он повернулся к Бегемоту и сказал: -- Ну-ка, Бегемот,дай сюда роман. Кот моментально вскочил со стула, и все увидели, что он сидел натолстой пачке рукописей. Верхний экземпляр кот с поклоном подал Воланду.Маргарита задрожала и закричала, волнуясь вновь до слез: -- Вот она, рукопись! Вот она! Она кинулась к Воланду и восхищенно добавила: -- Всесилен, всесилен! Воланд взял в руки поданный ему экземпляр, повернул его, отложил всторону и молча, без улыбки уставился на мастера. Но тот неизвестно отчеговпал в тоску и беспокойство, поднялся со стула, заломил руки и, обращаясь кдалекой луне, вздрагивая, начал бормотать: -- И ночью при луне мне нет покоя, зачем потревожили меня? О боги,боги... Маргарита вцепилась в больничный халат, прижалась к нему и сама началабормотать в тоске и слезах: -- Боже, почему же тебе не помогает лекарство? -- Ничего, ничего, ничего, -- шептал Коровьев, извиваясь возле мастера,-- ничего, ничего... Еще стаканчик, и я с вами за компанию. И стаканчик подмигнул, блеснул в лунном свете, и помог этот стаканчик.Мастера усадили на место, и лицо больного приняло спокойное выражение. -- Ну, теперь все ясно, -- сказал Воланд и постучал длинным пальцем порукописи. -- Совершенно ясно, -- подтвердил кот, забыв свое обещание статьмолчаливой галлюцинацией, -- теперь главная линия этого опуса ясна мненасквозь. Что ты говоришь, Азазелло? -- обратился он к молчащему Азазелло. -- Я говорю, -- прогнусил тот, -- что тебя хорошо было бы утопить. -- Будь милосерден, Азазелло, -- ответил ему кот, -- и не наводи моегоповелителя на эту мысль. Поверь мне, что всякую ночь я являлся бы тебе втаком же лунном одеянии, как и бедный мастер, и кивал бы тебе, и манил бытебя за собою. Каково бы тебе было, о Азазелло? -- Ну, Маргарита, -- опять вступил в разговор Воланд, -- говорите жевсе, что вам нужно? Глаза Маргариты вспыхнули, и она умоляюще обратилась к Воланду: -- Позвольте мне с ним пошептаться? Воланд кивнул головой, и Маргарита, припав к уху мастера, что-топошептала ему. Слышно было, как тот ответил ей: -- Нет, поздно. Ничего больше не хочу в жизни. Кроме того, чтобы видетьтебя. Но тебе опять советую -- оставь меня. Ты пропадешь со мной. -- Нет, не оставлю, -- ответила Маргарита и обратилась к Воланду: --Прошу вас опять вернуть нас в подвал в переулке на Арбате, и чтобы лампазагорелась, и чтобы все стало, как было. Тут мастер засмеялся и, обхватив давно развившуюся кудрявую головуМаргариты, сказал: -- Ах, не слушайте бедную женщину, мессир. В этом подвале уже давноживет другой человек, и вообще не бывает так, чтобы все стало, как было. --Он приложил щеку к голове своей подруги, обнял Маргариту и стал бормотать:-- Бедная, бедная... -- Не бывает, вы говорите? -- сказал Воланд. -- Это верно. Но мыпопробуем. -- И он сказал: -- Азазелло! Тотчас с потолка обрушился на пол растерянный и близкий кумоисступлению гражданин в одном белье, но почему-то с чемоданом в руках и вкепке. От страху этот человек трясся и приседал. -- Могарыч? -- спросил Азазелло у свалившегося с неба. -- Алоизий Могарыч, -- ответил тот, дрожа. -- Это вы, прочитав статью Латунского о романе этого человека, написалина него жалобу с сообщением о том, что он хранит у себя нелегальнуюлитературу? -- спросил Азазелло. Новоявившийся гражданин посинел и залился слезами раскаяния. -- Вы хотели переехать в его комнаты? -- как можно задушевнее прогнусилАзазелло. Шипение разъяренной кошки послышалось в комнате, и Маргарита, завывая: -- Знай ведьму, знай! -- вцепилась в лицо Алоизия Могарыча ногтями. Произошло смятение. -- Что ты делаешь? -- страдальчески прокричал мастер, -- Марго, непозорь себя! -- Протестую, это не позор, -- орал кот. Маргариту оттащил Коровьев. -- Я ванну пристроил, -- стуча зубами, кричал окровавленный Могарыч и вужасе понес какую-то околесицу, -- одна побелка... купорос... -- Ну вот и хорошо, что ванну пристроил, -- одобрительно сказалАзазелло, -- ему надо брать ванны, -- и крикнул: -- Вон! Тогда Могарыча перевернуло кверху ногами и вынесло из спальни Воландачерез открытое окно. Мастер вытаращил глаза, шепча: -- Однако, это будет, пожалуй, почище того, что рассказывал Иван! --совершенно потрясенный, он оглядывался и наконец сказал коту: -- Апростите... это ты... это вы... -- он сбился, не зная, как обращаться ккоту, на "ты" или на "вы", -- вы -- тот самый кот, что садились в трамвай? -- Я, -- подтвердил польщенный кот и добавил: -- Приятно слышать, чтовы так вежливо обращаетесь с котом. Котам обычно почему-то говорят "ты",хотя ни один кот никогда ни с кем не пил брудершафта. -- Мне кажется почему-то, что вы не очень-то кот, -- нерешительноответил мастер, -- меня все равно в больнице хватятся, -- робко добавил онВоланду. -- Ну чего они будут хвататься! -- успокоил Коровьев, и какие-то бумагии книги оказались у него в руках, -- история болезни вашей? -- Да. Коровьев швырнул историю болезни в камин. -- Нет документа, нет и человека, -- удовлетворенно говорил Коровьев,-- а это -- домовая книга вашего застройщика? -- Да-а... -- Кто прописан в ней? Алоизий Могарыч? -- Коровьев дунул в страницудомовой книги, -- раз, и нету его, и, прошу заметить, не было. А еслизастройщик удивится, скажите, что ему Алоизий снился. Могарыч? Какой такойМогарыч? Никакого Могарыча не было. -- Тут прошнурованная книга испариласьиз рук Коровьева. -- И вот она уже в столе у застройщика. -- Вы правильно сказали, -- говорил мастер, пораженный чистотой работыКоровьева, -- что раз нет документа, нету и человека. Вот именно меня-то инет, у меня нет документа. -- Я извиняюсь, -- вскричал Коровьев, -- это именно галлюцинация, вотон, ваш документ, -- и Коровьев подал мастеру документ. Потом он завел глазаи сладко прошептал Маргарите: -- А вот и ваше имущество, МаргаритаНиколаевна, -- и он подал Маргарите тетрадь с обгоревшими краями, засохшуюрозу, фотографию и, с особой бережностью, сберегательную книжку, -- десятьтысяч, как вы изволили внести, Маргарита Николаевна. Нам чужого не надо. -- У меня скорее лапы отсохнут, чем я прикоснусь к чужому, --напыжившись, воскликнул кот, танцуя на чемодане, чтобы умять в него всеэкземпляры злополучного романа. -- И ваш документик также, -- продолжал Коровьев, подавая Маргаритедокумент, и затем, обратившись к Воланду, почтительно доложил: -- Все,мессир! -- Нет, не все, -- ответил Воланд, отрываясь от глобуса. -- Кудаприкажете, моя дорогая донна, девать вашу свиту? Мне она лично не нужна. Тут в открытую дверь вбежала Наташа, как была нагая, всплеснула рукамии закричала Маргарите: -- Будьте счастливы, Маргарита Николаевна! -- она закивала головоймастеру и опять обратилась к Маргарите: -- Я ведь все знала, куда вы ходите. -- Домработницы все знают, -- заметил кот, многозначительно поднимаялапу, -- это ошибка думать, что они слепые. -- Что ты хочешь, Наташа? -- спросила Маргарита, -- возвращайся вособняк. -- Душенька, Маргарита Николаевна, -- умоляюще заговорила Наташа истала на колени, -- упросите их, -- она покосилась на Воланда, -- чтобы меняведьмой оставили. Не хочу я больше в особняк! Ни за инженера, ни за техникане пойду! Мне господин Жак вчера на балу сделал предложение. -- Наташаразжала кулак и показала какие-то золотые монеты. Маргарита обратила вопросительный взор к Воланду. Тот кивнул головой.Тогда Наташа кинулась на шею Маргарите, звонко ее расцеловала и, победновскрикнув, улетела в окно. На месте Наташи оказался Николай Иванович. Он приобрел свой прежнийчеловеческий облик, но был чрезвычайно мрачен и даже, пожалуй, раздражен. -- Вот кого с особенным удовольствием отпущу, -- сказал Воланд, сотвращением глядя на Николая Ивановича, -- с исключительным удовольствием,настолько он здесь лишний. -- Я очень прошу выдать мне удостоверение, -- заговорил, дикооглядываясь, Николай Иванович, но с большим упорством, -- о том, где япровел предыдущую ночь. -- На какой предмет? -- сурово спросил кот. -- На предмет представления милиции и супруге, -- твердо сказал НиколайИванович. -- Удостоверений мы обычно не даем, -- ответил кот, насупившись, -- нодля вас, так и быть, сделаем исключение. И не успел Николай Иванович опомниться, как голая Гелла уже сидела замашинкой, а кот диктовал ей: -- Сим удостоверяю, что предъявитель сего Николай Иванович провелупомянутую ночь на балу у сатаны, будучи привлечен туда в качествеперевозочного средства... поставь, Гелла, скобку! В скобке пиши "боров".Подпись -- Бегемот. -- А число? -- пискнул Николай Иванович. -- Чисел не ставим, с числом бумага станет недействительной, --отозвался кот, подмахнул бумагу, откуда-то добыл печать, по всем правиламподышал на нее, оттиснул на бумаге слово "уплочено" и вручил бумагу НиколаюИвановичу. После этого Николай Иванович бесследно исчез, а на месте егопоявился новый неожиданный человек. -- Это еще кто? -- брезгливо спросил Воланд, рукой заслоняясь от светасвечей. Варенуха повесил голову, вздохнул и тихо сказал: -- Отпустите обратно. Не могу быть вампиром. Ведь я тогда Римского едванасмерть с Геллой не уходил! А я не кровожадный. Отпустите. -- Это что еще за бред? -- спросил, морща лицо, Воланд. -- Какой такойРимский? Что это еще за чепуха? -- Не извольте беспокоиться, мессир, -- отозвался Азазелло и обратилсяк Варенухе: -- Хамить не надо по телефону. Лгать не надо по телефону.Понятно? Не будете больше этим заниматься? От радости все помутилось в голове у Варенухи, лицо его засияло, и он,не помня, что говорит, забормотал: -- Истинным... то есть я хочу сказать, ваше ве... сейчас же послеобеда... -- Варенуха прижимал руки к груди, с мольбой глядел на Азазелло. -- Ладно, домой, -- ответил тот, и Варенуха растаял. -- Теперь все оставьте меня одного с ними, -- приказал Воланд, указываяна мастера и Маргариту. Приказание Воланда было исполнено мгновенно. После некоторого молчанияВоланд обратился к мастеру: -- Так, стало быть, в Арбатский подвал? А кто же будет писать? Амечтания, вдохновение? -- У меня больше нет никаких мечтаний и вдохновения тоже нет, --ответил мастер, -- ничто меня вокруг не интересует, кроме нее, -- он опятьположил руку на голову Маргариты, -- меня сломали, мне скучно, и я хочу вподвал. -- А ваш роман, Пилат? -- Он мне ненавистен, этот роман, -- ответил мастер, -- я слишком многоиспытал из-за него. -- Я умоляю тебя, -- жалобно попросила Маргарита, -- не говори так. Зачто же ты меня терзаешь? Ведь ты знаешь, что я всю жизнь вложила в эту твоюработу. -- Маргарита добавила еще, обратившись к Воланду: -- Не слушайтеего, мессир, он слишком замучен. -- Но ведь надо же что-нибудь описывать? -- говорил Воланд, -- если выисчерпали этого прокуратора, ну, начните изображать хотя бы этого Алоизия. Мастер улыбнулся. -- Этого Лапшенникова не напечатает, да, кроме того, это и неинтересно. -- А чем вы будете жить? Ведь придется нищенствовать. -- Охотно, охотно, -- ответил мастер, притянул к себе Маргариту, обнялее за плечи и прибавил: -- Она образумится, уйдет от меня... -- Не думаю, -- сквозь зубы сказал Воланд и продолжал: -- Итак,человек, сочинивший историю Понтия Пилата, уходит в подвал, в намерениирасположиться там у лампы и нищенствовать? Маргарита отделилась от мастера и заговорила очень горячо: -- Я сделала все, что могла, и я нашептала ему самое соблазнительное. Аон отказался от этого. -- То, что вы ему нашептали, я знаю, -- возразил Воланд, -- но это несамое соблазнительное. А вам скажу, -- улыбнувшись, обратился он к мастеру,-- что ваш роман еще принесет вам сюрпризы. -- Это очень грустно, -- ответил мастер. -- Нет, нет, это не грустно, -- сказал Воланд, -- ничего страшного ужене будет. Ну-с, Маргарита Николаевна, все сделано. Имеете ли вы ко мнекакую-нибудь претензию? -- Что вы, о, что вы, мессир! -- Так возьмите же это от меня на память, -- сказал Воланд и вынулиз-под подушки небольшую золотую подкову, усыпанную алмазами. -- Нет, нет, нет, с какой же стати! -- Вы хотите со мной поспорить? -- улыбнувшись, спросил Воланд. Маргарита, так как в плаще у нее не было кармана, уложила подкову всалфетку и затянула ее узлом. Тут что-то ее изумило. Она оглянулась на окно,в котором сияла луна, и сказала: -- А вот чего я не понимаю... Что же, это все полночь да полночь, аведь давно уже должно быть утро? -- Праздничную полночь приятно немного и задержать, -- ответил Воланд.-- Ну, желаю вам счастья. Маргарита молитвенно протянула обе руки к Воланду, но не посмелаприблизиться к нему и тихо воскликнула: -- Прощайте! Прощайте! -- До свидания, -- сказал Воланд. И Маргарита в черном плаще, мастер в больничном халате вышли в коридорювелиршиной квартиры, в котором горела свеча и где их дожидалась свитаВоланда. Когда пошли из коридора, Гелла несла чемодан, в котором был роман инебольшое имущество Маргариты Николаевны, а кот помогал Гелле. У дверейквартиры Коровьев раскланялся и исчез, а остальные пошли провожать полестнице. Она была пуста. Когда проходили площадку третьего этажа, что-томягко стукнуло, но на это никто не обратил внимания. У самых выходных дверейшестого парадного Азазелло дунул вверх, и только что вышли во двор, вкоторый не заходила луна, увидели спящего на крыльце, и, по-видимому,спящего мертвым сном, человека в сапогах и в кепке, а также стоящую уподъезда большую черную машину с потушенными фарами. В переднем стеклесмутно виднелся силуэт грача. Уже собирались садиться, как Маргарита в отчаянии негромко воскликнула: -- Боже, я потеряла подкову! -- Садитесь в машину, -- сказал Азазелло, -- и подождите меня. Я сейчасвернусь, только разберусь, в чем тут дело. -- И он ушел в парадное. Дело же было вот в чем: за некоторое время до выхода Маргариты имастера с их провожатыми из квартиры N 48, помещавшейся под ювелиршиной,вышла на лестницу сухонькая женщина с бидоном и сумкой в руках. Это была тасамая Аннушка, что в среду разлила, на горе Берлиоза, подсолнечное масло увертушки. Никто не знал, да, наверное, и никогда не узнает, чем занималась вМоскве эта женщина и на какие средства она существовала. Известно о ней былолишь то, что видеть ее можно было ежедневно то с бидоном, то с сумкой, а тои с сумкой и с бидоном вместе -- или в нефтелавке, или на рынке, или подворотами дома, или на лестнице, а чаще всего в кухне квартиры N 48, где ипроживала эта Аннушка. Кроме того и более всего было известно, что где бы нинаходилась или ни появлялась она -- тотчас же в этом месте начиналсяскандал, и кроме того, что она носила прозвище "Чума". Чума-Аннушка вставала почему-то чрезвычайно рано, а сегодня что-топодняло ее совсем ни свет ни заря, в начале первого. Повернулся ключ вдвери, Аннушкин нос высунулся в нее, а затем высунулась она и вся целиком,захлопнула за собою дверь и уже собиралась тронуться куда-то, как на верхнейплощадке грохнула дверь, кто-то покатился вниз по лестнице и, налетев наАннушку, отбросил ее в сторону так, что она ударилась затылком об стену. -- Куда ж тебя черт несет в одних подштанниках? -- провизжала Аннушка,ухватившись за затылок. Человек в одном белье, с чемоданом в руках и вкепке, с закрытыми глазами ответил Аннушке диким сонным голосом: -- Колонка! Купорос! Одна побелка чего стоила, -- и, заплакав, рявкнул:-- Вон! -- тут он бросился, но не дальше, вниз по лестниц
Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...