Геостратегическая фантасмагория
Таким образом, период исторического и стратегического замешательства впостимперской России был неизбежен. Потрясающий развал Советского Союза иособенно ошеломляющий и, в общем-то, неожиданный распад великой Российскойимперии положили начало в России процессу широкого поиска души, широкимдебатам по вопросу о том, как в настоящее время должна Россия определятьсамое себя в историческом смысле, появлению многочисленных публичных ичастных суждений по вопросам, которые в большинстве крупных стран даже неподнимаются: "Что есть Россия? Где Россия? Что значит быть русским?" ------------- (1) Our Security Predicament // Foreign Policy. - 1992. - No 88. - P.60. [119] Это не просто теоретические вопросы: любой ответ на них наполнензначительным геополитическим содержанием. Является ли Россия национальнымгосударством, основу которого составляют только русские, или Россия являетсяпо определению чем-то большим (как Великобритания - это больше, чем Англия)и, следовательно, ей судьбой назначено быть империей? Каковы - исторически,стратегически и этнически - действительные границы России? Следует лирассматривать независимую Украину как временное отклонение в рамках этихисторических, стратегических и этнических понятий? (Многие русские склоннысчитать именно так.) Чтобы быть русским, должен ли человек быть русским сэтнической точки зрения или он может быть русским с политической, а неэтнической точки зрения (т.е. быть "россиянином" - что эквивалентно"британцу", а не "англичанину")? Например, Ельцин и некоторые русскиедоказывали (с трагическими последствиями), что чеченцев можно и даже должносчитать русскими. За год до крушения Советского Союза русский националист, один из тех,кто видел приближающийся конец Союза, во всеуслышание заявил с отчаянием: "Если ужасное несчастье, немыслимое для русских людей, все-такипроизойдет и государство разорвут на части и люди, ограбленные и обманутыесвоей 1000-летней историей, внезапно останутся одни, когда их недавние"братья", захватив свои пожитки, сядут в свои "национальные спасательныешлюпки" и уплывут от давшего крен корабля, что ж, нам некуда будетподаться... Русская государственность, которая олицетворяет собой "русскуюидею" политически, экономически и духовно, будет создана заново. Она вберетв себя все лучшее из долгих 1000 лет существования царизма и 70 советскихлет, которые пролетели как одно мгновение"(2). Но как? Поиск ответа, который был бы приемлемым для русского народа иодновременно реалистичным, осложняется историческим кризисом самого русскогогосударства. На протяжении практически всей своей истории это государствобыло одновременно инструментом и территориальной экспансии, и экономическогоразвития. Это также было государ- -------------- (2) Проханов А. Трагедия централизма // Литературная Россия. - 1990. -Янв. - С. 4-5. [120] ство, которое преднамеренно не представляло себя чисто национальныминструментом, как это принято в западноевропейской традиции, но определялосебя исполнителем специальной наднациональной миссии, с "русской идеей",разнообразно определенной в религиозных, геополитических или идеологическихрамках. Теперь же в этой миссии ей внезапно отказали, когда государствоуменьшилось территориально до главным образом этнической величины. Более того, постсоветский кризис русского государства (так сказать, его"сущности") был осложнен тем фактом, что Россия не только внезапно лишиласьсвоей имперской миссионерской роли, но и оказалась под давлением своихсобственных модернизаторов (и их западных консультантов), которые, чтобысократить зияющий разрыв между социально отсталой Россией и наиболееразвитыми евразийскими странами, требуют, чтобы Россия отказалась от своейтрадиционной экономической роли ментора, владельца и распорядителясоциальными благами. Это потребовало ни более ни менее как политическиреволюционного ограничения роли Российского государства на международнойарене и внутри страны. Это стало абсолютно разрушительным для большинстваукоренившихся моделей образа жизни в стране и усилило разъединяющий смыслгеополитической дезориентации среди русской политической элиты. В этой запутанной обстановке, как и можно было ожидать, на вопрос:"Куда идет Россия и что есть Россия?" - возникает множество ответов. Большаяпротяженность России в Евразии давно способствовала тому, чтобы элитамыслила геополитически. Первый министр иностранных дел постимперской ипосткоммунистической России Андрей Козырев вновь подтвердил этот образмышления в одной из своих первых попыток определить, как новая Россия должнавести себя на международной арене. Меньше чем через месяц после распадаСоветского Союза он заметил: "Отказавшись от мессианства, мы взяли курс напрагматизм... мы быстро пришли к пониманию, что геополитика... заменяетидеологию"(3). Вообще говоря, как реакция на крушение Советского Союза возникли триобщих и частично перекрывающихся геостратегических варианта, каждый изкоторых в конечном счете связан с озабоченностью России своим статусом -------------- (3) Российская газета. - 1992. - 12 янв. [121] по сравнению с Америкой и содержит некоторые внутренние варианты. Этинесколько направлений мысли могут быть классифицированы следующим образом: 1. Приоритет "зрелого стратегического партнерства" с Америкой, что длянекоторых приверженцев этой идеи являлось на самом деле термином, подкоторым зашифрован глобальный кондоминиум. 2. Акцент на "ближнее зарубежье" как на объект основного интересаРоссии, при этом одни отстаивают некую модель экономической интеграции придоминировании Москвы, а другие также рассчитывают на возможную реставрациюнекоторого имперского контроля с созданием таким образом державы, болееспособной уравновесить Америку и Европу. 3. Контральянс, предполагающий создание чего-то вроде евразийскойантиамериканской коалиции, преследующей цель снизить преобладание Америки вЕвразии. Хотя первая идея первоначально доминировала среди членов новой правящейкоманды президента Ельцина, второй вариант снискал известность вполитических кругах вскоре после первой идеи частично как критикагеополитических приоритетов Ельцина; третья идея возникла несколько позже,где-то в середине 90-х годов, в качестве реакции на растущие настроения, чтогеостратегия постсоветской России неясна и не работает. Как это случается,все три варианта оказались неуклюжими с исторической точки зрения иразработанными на основе весьма фантасмагорических взглядов на нынешниемощь, международный потенциал и интересы России за рубежом. Сразу же после крушения Советского Союза первоначальная позиция Ельцинаотображала всегда лелеемую, но никогда не достигавшую полного успехаконцепцию русской политической мысли, выдвигаемую "прозападниками": Россия -государство западного мира - должна быть частью Запада и должна как можнобольше подражать Западу в своем развитии. Эта точка зрения поддерживаласьсамим Ельциным и его министром иностранных дел, при этом Ельцин весьманедвусмысленно осуждал русское имперское наследие. Выступая в Киеве 19ноября 1990 г. и высказывая мысли, которые украинцы и чеченцы смогливпоследствии обернуть против него же, Ельцин красноречиво заявил: [122] "Россия не стремится стать центром чего-то вроде новой империи...Россия лучше других понимает пагубность такой роли, поскольку именно Россиядолгое время играла эту роль. Что это дало ей? Стали ли русские свободнее?Богаче? Счастливее?.. История научила нас, что народ, который правит другиминародами, не может быть счастливым". Сознательно дружественная позиция, занятая Западом, особенноСоединенными Штатами, в отношении нового российского руководства ободрилапостсоветских "прозападников" в российском внешнеполитическом истеблишменте.Она усилила его проамериканские настроения и соблазнила членов этогоистеблишмента. Новым лидерам льстило быть накоротке с высшими должностнымилицами, формулирующими политику единственной в мире сверхдержавы, и онилегко впали в заблуждение, что они тоже лидеры сверхдержавы. Когдаамериканцы запустили в оборот лозунг о "зрелом стратегическом партнерстве"между Вашингтоном и Москвой, русским показалось, что этим был благословленновый демократический американо-российский кондоминиум, пришедший на сменубывшему соперничеству. Этот кондоминиум будет глобальным по масштабам. Таким образом Россиябудет не только законным правопреемником бывшего Советского Союза, но иде-факто партнером в мировом устройстве, основанном на подлинном равенстве.Как не устают заявлять российские лидеры, это означает не только то, чтоостальные страны мира должны признать Россию равной Америке, но и то, что ниодна глобальная проблема не может обсуждаться или решаться без участия и/илиразрешения России. Хотя открыто об этом не говорилось, в эту иллюзиювписывается также точка зрения, что страны Центральной Европы должныкаким-то образом остаться, или даже решить остаться, регионом, политическиособо близким России. Роспуск Варшавского договора и СЭВ не долженсопровождаться тяготением их бывших членов к НАТО или даже только к ЕС. Западная помощь тем временем позволит российскому правительствупровести реформы внутри страны, исключить вмешательство государства вэкономику и создать условия для укрепления демократических институтов.Восстановление Россией экономики, ее специальный статус равноправногопартнера Америки и просто ее привлека- [123] тельность побудят недавно образовавшиеся независимые государства-благодарные России за то, что она не угрожает им, и все более осознающиевыгоды некоего союза с ней - к самой тесной экономической, а затем иполитической интеграции с Россией, расширяя таким образом пределы этойстраны и увеличивая ее мощь. Проблема с таким подходом заключается в том, что он лишенвнешнеполитического и внутриполитического реализма. Хотя концепция "зрелогостратегического партнерства" и ласкает взор и слух, она обманчива. Американикогда не намеревалась делить власть на земном шаре с Россией, да и немогла делать этого, даже если бы и хотела. Новая Россия была просто слишкомслабой, слишком разоренной 75 годами правления коммунистов и слишкомотсталой социально, чтобы быть реальным партнером Америки в мире. По мнениюВашингтона, Германия, Япония и Китай по меньшей мере так же важны ивлиятельны. Более того, по некоторым центральным геостратегическим вопросам,представляющим национальный интерес Америки, - в Европе, на Ближнем Востокеи на Дальнем Востоке - устремления Америки и России весьма далеки отсовпадения. Как только неизбежно начали возникать разногласия - из-задиспропорций в сфере политической мощи, финансовых затрат, технологическихновшеств и культурной притягательности - идея "зрелого стратегическогопартнерства" стала казаться дутой, и все больше русских считают еевыдвинутой специально для обмана России. Возможно, этого разочарования можно было бы избежать, если бы Америкараньше, во время американо-российского "медового месяца", приняла концепциюрасширения НАТО и одновременно предложила России "сделку, от которойневозможно отказаться", а именно - особые отношения сотрудничества междуРоссией и НАТО. Если бы Америка четко и решительно приняла концепциюрасширения альянса с оговоркой, что Россия будет каким-либо образом включенав этот процесс, можно было бы, вероятно, избежать возникшего у Москвывпоследствии чувства разочарования "зрелым партнерством", а такжепрогрессирующего ослабления политических позиций "прозападников" в Кремле. Временем сделать это была вторая половина 1993 года, сразу же послетого, как Ельцин в августе подтвердил, что стремление Польши присоединитьсяк трансатлантическому альянсу не противоречит "интересам России". Вместоэтого [124] администрация Клинтона, тогда все еще проводившая политику"предпочтения России", мучилась еще два года, в течение которых Кремль"сменил пластинку" и стал все более враждебно относиться к появляющимся, нонерешительным сигналам о намерении Америки расширить НАТО. К 1996 году,когда Вашингтон решил сделать расширение НАТО центральной задачей политикиАмерики по созданию более крупного и более безопасного евроатлантическогосообщества, русские встали в жесткую оппозицию. Следовательно, 1993 годможно считать годом упущенных исторических возможностей. Нельзя не признать, что не все тревоги России в отношении расширенияНАТО лишены законных оснований или вызваны недоброжелательством. Некоторыепротивники расширения НАТО, разумеется, особенно в российских военныхкругах, воспользовались менталитетом времен холодной войны и рассматриваютрасширение НАТО не как неотъемлемую часть собственного развития Европы, аскорее как продвижение к границам России возглавляемого Америкой и все ещевраждебного альянса. Некоторые представители российской внешнеполитическойэлиты - большинство из которых на самом деле бывшие советские должностныелица - упорствуют в давней геостратегической точке зрения, что Америке нетместа в Евразии и что расширение НАТО в большей степени связано с желаниемамериканцев расширить свою сферу влияния. В некоторой степени их оппозициясвязана с надеждой, что не связанные ни с кем страны Центральной Европыоднажды вернутся в сферу геополитического влияния Москвы, когда Россия"поправится". Но многие российские демократы также боялись, что расширение НАТО будетозначать, что Россия останется вне Европы, подвергнется политическомуостракизму и ее будут считать недостойной членства в институтах европейскойцивилизации. Отсутствие культурной безопасности усугубляло политическиестрахи, что сделало расширение НАТО похожим на кульминацию давней политикиЗапада, направленной на изолирование России, чтобы оставить ее одну -уязвимой для различных ее врагов. Кроме того, российские демократы просто несмогли понять ни глубины возмущения населения Центральной Европы более чемполувековым господством Москвы, ни глубины их желания стать частью болеекрупной евроатлантической системы. С другой стороны, возможно, что ни разочарования, ни ослабленияроссийских "прозападников" избежать было [125] нельзя. Новая российская элита, не единая сама по себе, с президентом иего министром иностранных дел, неспособными обеспечить твердоегеостратегическое лидерство, не могла четко определить, чего новая Россияхочет в Европе, как не могла и реалистично оценить имеющиеся ограничения,связанные со слабостью России. Российские демократы, ведущие политическиесхватки, не смогли заставить себя смело заявить, что демократическая Россияне против расширения трансатлантического демократического сообщества и хочетвходить в него. Мания получить одинаковый с Америкой статус в мирезатруднила политической элите отказ от идеи привилегированногогеополитического положения России не только на территории бывшего СоветскогоСоюза, но и в отношении бывших стран - сателлитов Центральной Европы. Такое развитие обстановки сыграло на руку националистам, которые к 1994году начали вновь обретать голос, и милитаристам, которые к тому временистали критически важными для Ельцина сторонниками внутри страны. Их всеболее резкая и временами угрожающая реакция на чаяния населения странЦентральной Европы лишь усилила решимость бывших стран-сателлитов - помнящихо своем лишь недавно обретенном освобождении от господства России - получитьбезопасное убежище в НАТО. Пропасть между Вашингтоном и Москвой углубилась еще больше из-занежелания Кремля отказаться от всех завоеванных Сталиным территорий.Западное общественное мнение, особенно в Скандинавских странах, а также и вСоединенных Штатах было особо встревожено двусмысленным отношением России кПрибалтийским республикам. Признавая их независимость и не заставляя ихстать членами СНГ, даже демократические российские руководители периодическиприбегали к угрозам, чтобы добиться льгот для крупных сообществ русскихколонистов, которых преднамеренно поселили в этих странах во временаправления Сталина. Обстановка была еще больше омрачена подчеркнутымнежеланием Кремля денонсировать секретное германо-советское соглашение 1939года, которое проложило дорогу насильственному включению этих республик всостав Советского Союза. Даже через пять лет после распада Советского Союзапредставители Кремля настаивали (в официальном заявлении от 10 сентября 1996г.), что в 1940 году Прибалтийские государства добровольно "присоединились"к Советскому Союзу. [126] Российская постсоветская элита явно ожидала, что Запад поможет или, покрайней мере, не будет мешать восстановлению главенствующей роли России впостсоветском пространстве. Поэтому их возмутило желание Запада помочьполучившим недавно независимость постсоветским странам укрепиться в ихсамостоятельном политическом существовании. Даже предупреждая, что"конфронтация с Соединенными Штатами... - это вариант, которого следуетизбежать", высокопоставленные российские аналитики, занимающиеся вопросамивнешней политики США, доказывали (и не всегда ошибочно), что СоединенныеШтаты добиваются "реорганизации межгосударственных отношений во всейЕвразии... чтобы в результате на континенте было не одно ведущеегосударство, а много средних, относительно стабильных и умеренно сильных...но обязательно более слабых по сравнению с Соединенными Штатами как поотдельности, так и вместе"(4). В этом отношении Украина имела крайне важное значение. Все большаясклонность США, особенно к 1994 году, придать высокий приоритетамерикано-украинским отношениям и помочь Украине сохранить свою недавнообретенную национальную свободу рассматривалась многими в Москве - и даже"прозападниками" - как политика, нацеленная на жизненно важные для Россииинтересы, связанные с возвращением Украины в конечном счете в общий загон.То, что Украина будет со временем каким-то образом "реинтегрирована",остается догматом веры многих из российской политической элиты(5). Врезультате геополитичес- ---------------- (4) Богатуров А. и Кременюк В. Американцы сами никогда не остановятся// Независимая газета. - 1996. - 28 июня. (5) Например, даже главный советник Ельцина Дмитрий Рюриков, которогопроцитировал "Интерфакс" (20 ноября 1996 г.), считает Украину "временнымфеноменом", а московская "Общая газета" (10 декабря 1996 г.) сообщила, что"в обозримом будущем события в восточной части Украины могут поставить передРоссией весьма трудную задачу. Массовые проявления недовольства... будутсопровождаться призывами или даже требованиями, чтобы Россия забрала себеэтот регион. Довольно многие в Москве будут готовы поддержать такие планы".Озабоченность стран Запада намерениями России явно не стала меньше из-запритязаний России на Крым и Севастополь и таких провокационных действий, какпреднамеренное включение в конце 1996 года Севастополя в ежевечерниетелевизионные метеосводки для российских городов. [127] кие и исторические сомнения России относительно самостоятельногостатуса Украины лоб в лоб столкнулись с точкой зрения США, что имперскаяРоссия не может быть демократической. Кроме того, имелись чисто внутренние доводы, что "зрелое стратегическоепартнерство" между двумя "демократиями" оказалось иллюзорным. Россия быласлишком отсталой и слишком уж опустошенной в результате коммунистическогоправления, чтобы представлять собой жизнеспособного демократическогопартнера Соединенных Штатов. И эту основную реальность не могла затушеватьвысокопарная риторика о партнерстве. Кроме того, постсоветская Россия толькочастично порвала с прошлым. Почти все ее "демократические" лидеры - дажеесли они искренне разочаровались в советском прошлом - были не толькопродуктом советской системы, но и бывшими высокопоставленными членами ееправящей элиты. Они не были в прошлом диссидентами, как в Польше или ЧешскойРеспублике. Ключевые институты советской власти - хотя и слабые,деморализованные и коррумпированные - остались. Символом этойдействительности и того, что коммунистическое прошлое все еще не разжалосвоих объятий, является исторический центр Москвы: продолжает существоватьМавзолей Ленина. Это равнозначно тому, что постнацистской Германиейруководили бы бывшие нацистские "гауляйтеры" среднего звена, которыепровозглашали бы демократические лозунги, и при этом мавзолей Гитлерапродолжал стоять в центре Берлина. Политическая слабость новой демократической элиты усугублялась самиммасштабом экономического кризиса в России. Необходимость широких реформ -чтобы исключить государство из экономики - вызвала чрезмерные ожиданияпомощи со стороны Запада, особенно США. Несмотря на то что эта помощь,особенно со стороны Германии и США, постепенно достигла больших объемов, онадаже при самых лучших обстоятельствах все равно не могла способствоватьбыстрому экономическому подъему. Возникшее в результате социальноенедовольство стало дополнительной поддержкой для растущего кругаразочарованных критиков, которые утверждают, что партнерство с СоединеннымиШтатами было обманом, выгодным США, но наносящим ущерб России. Короче говоря, в первые годы после крушения Советского Союза несуществовало ни объективных, ни субъектив- [128] ных предпосылок для эффективного глобального партнерства.Демократически настроенные "прозападники" просто хотели очень многого, носделать могли очень мало. Они желали равноправного партнерства - или скореекондоминиума - с США, относительной свободы действий внутри СНГ и сгеополитической точки зрения "ничьей земли" в Центральной Европе. Однако ихдвойственный подход к советской истории, отсутствие реализма во взглядах наглобальную власть, глубина экономического кризиса и отсутствие широкойподдержки во всех слоях общества означали, что они не смогут создатьстабильной и подлинно демократической России, наличие которой подразумеваетконцепция "равноправного партнерства". России необходимо пройти черездлительный процесс политических реформ, такой же длительный процессстабилизации демократии и еще более длительный процесссоциально-экономических преобразований, затем суметь сделать болеесущественный шаг от имперского мышления в сторону национального мышления,учитывающего новые геополитические реальности не только в ЦентральнойЕвропе, но и особенно на территории бывшей Российской империи, прежде чемпартнерство с Америкой сможет стать реально осуществимым геополитическимвариантом развития обстановки. При таких обстоятельствах не удивительно, что приоритет в отношении"ближнего зарубежья" стал основным элементом критики прозападного варианта,а также ранней внешнеполитической альтернативой. Она базировалась на томдоводе, что концепция "партнерства" пренебрегает тем, что должно бытьнаиболее важным для России: а именно ее отношениями с бывшими советскимиреспубликами. "Ближнее зарубежье" стало короткой формулировкой защитыполитики, основной упор которой будет сделан на необходимость воссоздания впределах геополитического пространства, которое когда-то занимал СоветскийСоюз, некоей жизнеспособной структуры с Москвой в качестве центра,принимающего решения. С учетом этого исходного условия широкие слои обществапришли к согласию, что политика концентрирования на Запад, особенно на США,приносит мало пользы, а стоит слишком дорого. Она просто облегчила Западупользование возможностями, созданными в результате крушения СоветскогоСоюза. Однако концепция "ближнего зарубежья" была большим "зонтиком", подкоторым могли собраться несколько раз- [129] личных геополитических концепций. Эта концепция собрала под своимизнаменами не только сторонников экономического функционализма и детерминизма(включая некоторых "прозападников"), которые верили, что СНГ можетэволюционировать в возглавляемый Москвой вариант ЕС, но и тех, кто видел вэкономической интеграции лишь один из инструментов реставрации империи,который может работать либо под "зонтиком" СНГ, либо через специальныесоглашения (сформулированные в 1996 г.) между Россией и Беларусью или междуРоссией, Беларусью, Казахстаном и Кыргызстаном; ее также разделяютромантики-славянофилы, выступающие за "Славянский союз" России, Украины иБеларуси, и наконец, сторонники до некоторой степени мистическогопредставления о евразийстве как об основном определении постояннойисторической миссии России. В его самом узком смысле приоритет в отношении "ближнего зарубежья"включал весьма разумное предложение, что Россия должна сначаласконцентрировать свои усилия на отношениях с недавно образовавшимисянезависимыми государствами, особенно потому, что все они осталисьпривязанными к России реалиями специально поощряемой советской политикистимулирования экономической взаимозависимости среди них. Это имело иэкономический, и геополитический смысл. "Общее экономическое пространство",о котором часто говорили новые российские руководители, было реалией,которая не могла игнорироваться лидерами недавно образованных независимыхгосударств. Кооперация и даже некоторая интеграция были настоятельнойэкономической потребностью. Таким образом, содействие созданию общихинститутов стран СНГ, чтобы повернуть вспять вызванный политическим распадомСоветского Союза процесс экономической дезинтеграции и раздробления, было нетолько нормальным, но и желательным. Для некоторых русских содействие экономической интеграции было, такимобразом, функционально действенной и политически ответственной реакцией нато, что случилось. Часто проводилась аналогия между ЕС и ситуацией,сложившейся после распада СССР. Реставрация империи недвусмысленноотвергалась наиболее умеренными сторонниками экономической интеграции.Например, в важном докладе, озаглавленном "Стратегия для России",опубликованном уже в августе 1992 года Советом по внешней и обо- [130] ронной политике группой известных личностей и высокопоставленныхгосударственных чиновников, "постимперская просвещенная интеграция" весьмааргументированно отстаивалась как самая правильная программа действий дляпостсоветского экономического пространства. Однако упор на "ближнее зарубежье" не был просто политически мягкойдоктриной регионального экономического сотрудничества. В ее геополитическомсодержании имелся имперский контекст. Даже в довольно умеренном докладе в1992 году говорилось о восстановившейся России, которая в конечном счетеустановит стратегическое партнерство с Западом, партнерство, в которомРоссия будет "регулировать обстановку в Восточной Европе, Средней Азии и наДальнем Востоке". Другие сторонники этого приоритета оказались болеебеззастенчивыми, недвусмысленно заявляя об "исключительной роли" России напостсоветском пространстве и обвиняя Запад в антироссийской политике,которую он проводит, оказывая помощь Украине и прочим недавно образовавшимсянезависимым государствам. Типичным, но отнюдь не экстремальным примером стало суждение Ю.Амбарцумова, председателя в 1993 году парламентского Комитета по иностраннымделам и бывшего сторонника приоритета партнерства, который открытодоказывал, что бывшее советское пространство является исключительнороссийской сферой геополитического влияния. В январе 1994 года его поддержалпрежде энергичный сторонник приоритета партнерства с Западом министриностранных дел России Андрей Козырев, который заявил, что Россия "должнасохранить свое военное присутствие в регионах, которые столетиями входили всферу ее интересов". И действительно, 8 апреля 1994 г. "Известия" сообщили,что России удалось сохранить не менее 28 военных баз на территории недавнообретших независимость государств и линия на карте, соединяющая российскиевоенные группировки в Калининградской области, Молдове, Крыму, Армении,Таджикистане и на Курильских островах, почти совпадает с линией границыбывшего Советского Союза, как это видно из карты XV. В сентябре 1995 года президент Ельцин издал официальный документ пополитике России в отношении СНГ, в котором следующим образомклассифицировались цели России: [131] Российские военные базы в бывшем советском пространстве Карта XV "Главной задачей политики России по отношению к СНГ является созданиеэкономически и политически интегрированного сообщества государств, котороебудет способно претендовать на подобающее ему место в мировом сообществе...консолидация России в роли ведущей силы в формировании новой системымежгосударственных политических и экономических отношений на постсоюзномпространстве". Следует отметить политический размах этого усилия, указание наотдельный субъект права, претендующий на "свое" место в мировой системе, ина доминирующую роль России внутри этого нового субъекта права. Всоответствии с этим Москва настаивала на укреплении политических и военныхсвязей между Россией и недавно возникшим СНГ: чтобы было создано единоевоенное командование, чтобы вооруженные силы государств СНГ были связаныофици- [132] альным договором, чтобы "внешние" границы СНГ находились подцентрализованным контролем (читай: контролем Москвы), чтобы российскиевойска играли решающую роль в любых миротворческих операциях внутри СНГ ичтобы была сформулирована общая внешняя политика стран СНГ, основныеинституты которого должны находиться в Москве (а не в Минске, какпервоначально было решено в 1991 г.), при этом президент России долженпредседательствовать на проводимых СНГ встречах на высшем уровне. И это еще не все. В документе от сентября 1995 года также заявлялось,что "в странах "ближнего зарубежья" должно гарантироваться распространениепрограмм российского телевидения и радио, должна оказываться поддержкараспространению российских изданий в регионе и Россия должна готовитьнациональные кадры для стран СНГ. Особое внимание должно быть уделено восстановлению позиций России вкачестве главного образовательного центра на постсоветском пространстве,имея в виду необходимость воспитания молодого поколения в странах СНГ в духедружеского отношения к России". Отражая подобные настроения, Государственная Дума России в начале 1996года зашла настолько далеко, что объявила ликвидацию Советского Союзаюридически недействительным шагом. Кроме того, весной того же года Россияподписала два соглашения, обеспечивающих более тесную экономическую иполитическую интеграцию между Россией и наиболее сговорчивыми членами СНГ.Одно соглашение, подписанное с большой помпой и пышностью, предусматривалосоздание союза между Россией и Беларусью в рамках нового "СообществаСуверенных Республик" (русское сокращение "ССР" многозначительно напоминалосокращенное название Советского Союза - "СССР"), а другое соглашение,подписанное Россией, Казахстаном, Беларусью и Кыргызстаном, обусловливалосоздание в перспективе "Сообщества Объединенных Государств". Обе инициативыотражали недовольство медленными темпами объединения внутри СНГ и решимостьРоссии продолжать способствовать процессу объединения. Таким образом, в акценте "ближнего зарубежья" на усиление центральныхмеханизмов СНГ соединились некото- [133] рые элементы зависимости от объективного экономического детерминизма сдовольно сильной субъективной имперской решимостью. Но ни то ни другое недали более философского и к тому же геополитического ответа на все ещетерзающий вопрос: "Что есть Россия, каковы ее настоящая миссия и законныеграницы?" Это именно тот вакуум, который пыталась заполнить все болеепривлекательная доктрина евразийства с ее фокусом также на "ближнеезарубежье". Отправной точкой этой ориентации, определенной в терминологии,связанной скорее с культурой и даже с мистикой, была предпосылка, что вгеополитическом и культурном отношении Россия не совсем европейская и несовсем азиатская страна и поэтому явно представляет собой евразийскоегосударство, что присуще только ей. Это - наследие уникального контроляРоссии над огромной территорией между Центральной Европой и Тихим океаном,наследие империи, которую Москва создавала в течение четырех столетий своегопродвижения на восток. В результате этого продвижения Россия ассимилироваламногочисленные нерусские и неевропейские народы, приобретя этим единуюполитическую и культурную индивидуальность. Евразийство как доктрина появилось не после распада Советского Союза.Впервые оно возникло в XIX веке, но стало более распространенным в XXстолетии в качестве четко сформулированной альтернативы советскомукоммунизму и в качестве реакции на якобы упадок Запада. Русские эмигрантыособенно активно распространяли эту доктрину как альтернативу советскомупути, понимая, что национальное пробуждение нерусских народов в СоветскомСоюзе требует всеобъемлющей наднациональной доктрины, чтобы окончательныйкрах коммунизма не привел также к распаду Великой Российской империи. Уже в середине 20-х годов нынешнего столетия это было ясносформулировано князем Н.С. Трубецким, ведущим выразителем идеи евразийства,который писал, что "коммунизм на самом деле является искаженным вариантом европеизма в егоразрушении духовных основ и национальной уникальности русского общества, враспространении в нем материалистических критериев, которые фактическиправят и Европой, и Америкой... [134] Наша задача - создать полностью новую культуру, нашу собственнуюкультуру, которая не будет походить на европейскую цивилизацию... когдаРоссия перестанет быть искаженным отражением европейской цивилизации...когда она снова станет самой собой: Россией-Евразией, сознательнойнаследницей и носительницей великого наследия Чингисхана"(6). Эта точка зрения нашла благодарную аудиторию в запутанной постсоветскойобстановке. С одной стороны, коммунизм был заклеймен как предательстворусской православности и особой, мистической "русской идеи", а с другойстороны - было отвергнуто западничество, поскольку Запад считалсяразложившимся, антирусским с точки зрения культуры и склонным отказатьРоссии в ее исторически и географически обоснованных притязаниях наэксклюзивный контроль над евразийскими пространствами. Евразийству был придан академический лоск много и часто цитируемымЛьвом Гумилевым, историком, географом и этнографом, который в своих трудах"Средневековая Россия и Великая Степь", "Ритмы Евразии" и "География этносав исторический период" подвел мощную базу под утверждение, что Евразияявляется естественным географическим окружением для особого русского этноса,следствием исторического симбиоза русского и нерусских народов - обитателейстепей, который в результате привел к возникновению уникальной евразийскойкультурной и духовной самобытности. Гумилев предупреждал, что адаптация кЗападу грозит русскому народу потерей своих "этноса и души". Этим взглядам вторили, хотя и более примитивно, различные российскиеполитики-националисты. Бывший вице-президент Александр Руцкой, например,утверждал, что "из геополитического положения нашей страны ясно, что Россияпредставляет собой единственный мостик между Азией и Европой. Кто станетхозяином этих пространств, тот станет хозяином мира"(7). Соперник Ельцина попрезидентским выборам 1996 года коммунист Геннадий Зюганов, ----------------- (6) N. S. Trybetzkoy. The Legacy of Genghis Khan // Cross Currents. -1990. - No 9. - P. 68. (7) Interview with L'Espresso (Rome). - 1994. - July 15. [135] несмотря на свою приверженность марксизму-ленинизму, поддержалмистический акцент евразийства на особой духовной и миссионерской ролирусского народа на обширных пространствах Евразии, доказывая, что Россиипредоставлены таким образом как уникальная культурная роль, так и весьмавыгодное географическое положение для того, чтобы играть руководящую роль вмире. Более умеренный и прагматичный вариант евразийства был выдвинут ируководителем Казахстана Нурсултаном Назарбаевым. Столкнувшись в своейстране с расколом между коренными казахами и русскими переселенцами, числокоторых почти одинаково, и стремясь найти формулу, которая могла быкак-нибудь ослабить давление Москвы, направленное на политическуюинтеграцию, Назарбаев выдвинул концепцию "Евразийского союза" в качествеальтернативы бе
Воспользуйтесь поиском по сайту:
