 |
Глава семнадцатая
|
|
|
|
День Благодарения проходит на удивление спокойно. Покупаю себе бургер с индейкой в «Хеджхог» и съедаю его за просмотром реалити-шоу по ТВ, упиваясь осознанием того, что следующие пару дней квартира будет полностью в моем распоряжении. Я с этим дурацким мольбертом. Периодически я поглядываю на него, задаваясь вопросом, могу ли что-нибудь сделать, чтобы посодействовать. Может, поменять Красный корсет на Красные волосы или оторвать нижний край листов, срезав тем самым номер сорок один, и тогда некого будет идентифицировать. Или, может, сжечь его до основания и сказать, что мы подверглись акту вандализма.
В текущей группе мы сузили количество имен до пяти оставшихся. Келлан определил всех от сорока до пятидесяти за исключением загадочного и абсолютно забытого Красного Корсета и работает над тем, чтобы придумать, как связаться с оставшимися счастливицами. Две из них – канадские туристки, которых он повстречал летом. Он полагает, что взял у одной из них мейл, пока проводил им «тур» по южной Калифорнии, а сейчас, находясь дома на День Благодарения, планирует покопаться в своих вещах и постараться найти еще какие-нибудь зацепки.
Как бы ни хорошо находиться в тишине, мне одиноко. Я не скучаю по запаху сыра или непрекращающимся взрывам из телевизора, но скучаю по соседу, и мне не хватает бойфренда. Моего первого бойфренда. Мы с Келланом друзья на Facebook, и я улыбаюсь, глядя на фотографии из поездки команды, в основном на них изображены парни, дурачащиеся и строящие рожи в автобусе, бегущие с голым задом к ледяному океану или творящие неприличные вещи со взбитыми сливками. У Кросби нет своего аккаунта, но его фотки там тоже присутствуют, выглядит он на них таким же красавцем, как всегда.
|
|
|
Добираясь в пятницу вечером домой после работы, я более чем готова к возвращению парней. Я улыбаюсь, крутя педали вверх по нашей улице и замечая свет в нашей гостиной. Подняв велосипед по ступенькам и затащив внутрь, обнаруживаю сидящего на диване в одиночестве Кросби.
– Хэй, – приветствую я, оглядываясь по сторонам. В комнате Келлана темно. – Где Келлан?
Кросби встает и направляется ко мне.
– Это важно?
– Он… уфф! – я забываю свой вопрос, когда Кросби прижимает меня к стене и целует, будто я не единственная кто соскучился на этой неделе.
– Что ты говорила? – переспрашивает он, отстранившись, чтобы перевести дыхание.
Я вожусь с молнией на моей куртке, пытаясь ее снять. Пытаясь снять всю свою одежду.
– Нас… могут… прервать?
Кросби приседает и упирается плечом мне в живот, вскидывает и уносит в мою спальню под аккомпанемент моего визга. Я ему не ровня в любом положении, а уж в таком и подавно. К счастью мне недолго приходится находиться в таком положении, так как он бросает меня на кровать и быстро накрывает своим телом.
– Это все, что ты хочешь сказать? – спрашивает он, стягивая мои леггинсы и помогая освободиться от обуви. – Меня не было целую неделю, а ты хочешь спросить о Келлане и помехах?
– Эм… – Я занята расстегиванием пуговиц на его рубашке и параллельно ломаю голову, стараясь придумать правильный ответ. Наконец я решаюсь: – Ты победил?
Он роняет голову на изгиб моей шеи и смеется. Я ощущаю, как его торс трясется на мне.
– Ты должна бы сказать: «Кросби, мне тебя не хватало. Жизнь без тебя была совсем другой. Я испытываю такую нужду, Кросби».
Теперь смеюсь я.
– Я испытываю такую нужду?
Он скидывает с себя рубашку.
– Ладно, Кинкейд, ты этого не заслуживаешь, но я думал об этом всю неделю и собираюсь показать тебе фокус.
Все разогнавшиеся было в моей крови гормоны пришли в ступор. Я поддерживаю интерес Кросби к магии и даже получаю удовольствие от его иллюзий, но в данный момент мне совершенно не хочется их наблюдать.
|
|
|
– Э-э… прямо сейчас?
– Да, сейчас.
Я вздыхаю.
– Это включает в себя твой пенис?
– Типа как я сделаю так, что он исчезнет в тебе?
Я улыбаюсь, хотя и закатываю глаза.
– Да.
– Нет, Нора, – говорит он сурово. – Это биология, а не магия. Зато это может объяснить, почему ты чуть не вылетела в прошлом году.
Я смеюсь.
– Замолчи.
Он опускается на колени у меня между ног и снимает свои боксеры, теперь мы оба полностью обнажены. Мы занимались этим уже несчетное количество раз, но лицезреть его широкие плечи, рельефные мышцы его груди и живота, и да, его член с каждым разом все приятнее.
Его взгляд проходит по каждому оголенному дюйму моего тела, оставляя за собой полоску охваченной мурашками кожи.
– Иди сюда, – я тяну его за руку. – Я хочу тебя.
– Я серьезно говорил о фокусе, – мурлычет он и позволяет притянуть себя для поцелуя, но задерживается у моего рта лишь на мгновение, прежде чем его пальцы переплетаются с моими, и он поднимает руки мне над головой. – Держи их там, – велит он, медленно оставляя дорожку из поцелуев вниз к моей шее, минует ключицу и спускается ниже. Готова поклясться, что он ощущает резкий удар моего сердца в момент, когда я осознаю, что он задумал сделать, и извиваюсь от волнения и возбуждения. В прошлом году у меня было два непримечательных опыта с этим, оба длились по ощущениям десять очень неудовлетворительных секунд.
– Знаешь, – говорит Кросби непринужденно, погружая свой язык в мой пупочек, прежде чем скользнуть еще ниже, – когда мы впервые занимались этим, ты сказала, что все было странно.
– Мы никогда этого не делали. – Отвечаю я, затаив дыхание, мои ноги разводятся сами собой по настоянию его больших рук.
– В смысле, сексом, – поясняет он. – В первый раз, когда я взглянул на тебя прямо сюда. – Он проводит пальцем прямо к моим складочкам, а затем ныряет внутрь.
Теперь я вспомнила. От этого все еще немного стыдно, но совсем другое, когда это кто-то знакомый. Кто-то тебе не безразличный и кому не безразлична ты.
– Все еще странно? – спрашивает он. Я ощущаю, как его дыхание касается чувствительной кожи, горячей, влажной и сжимающейся вокруг его нежно поглаживающего пальца.
|
|
|
– Поспеши.
Он смеется.
– Ответь.
– Только что это сделала. Поспеши.
– Что тебе нравится?
Я стону.
– Кросби.
– Что?
– Я не знаю. Просто сделай что-нибудь.
Проходит секунда, прежде чем до него доходит.
– Ты делала это раньше?
Я сглатываю и пялюсь в потолок, гадая как бы получше сформулировать ответ. Едва ли мне хочется говорить о других парнях, когда голова Кросби склонена у меня между ног.
– Не особо успешно, – наконец выдаю я.
– Ах. Что ж, Нора, давай посмотрим, ждет ли меня успех там, где другие потерпели неудачу, ладно?
Я так сильно смеюсь, что задеваю его по подбородку.
– Ты такой дуралей.
Он отвечает тем, что вытягивает палец, разделяя мои складочки, зарывается языком прямо в сердцевину и кружит им вокруг моего клитора. Я сразу же перестаю смеяться.
– Что ты там говорила? – небрежно спрашивает он. – Поспешить? – Он ласкает меня языком быстро и с нажимом, а я извиваюсь, пока не достигаю момента, когда больше не могу этого терпеть и тогда отталкиваю его голову.
– Помедленнее, – выдыхаю я. – Теперь помедленнее.
– Хмм… – Он снова ласкает меня, на этот раз убийственно медленно. Ласкает везде. Внутри, снаружи и повсюду вокруг.
Я приподнимаю голову и наблюдаю, как он стоит на коленях, мои ноги закинуты ему на плечи, а его взъерошенные волосы отливают темным, контрастируя с бледной кожей моего живота.
– Кросби, – шепчу я.
Он поднимает голову, его рот влажный, а глаза сверкают, когда встречаются с моими.
– Еще какие-нибудь пожелания?
Моя голова откидывается на подушку.
– Пожалуйста, больше не останавливайся.
Он посмеивается и целует меня, чуть прикусывая мою самую деликатную плоть.
– Хочу, чтобы ты кое-что сказала, – говорит он.
Я нарочито вздыхаю и тянусь, чтобы погладить его по плечу.
– Спасибо, что показал свой «фокус», – покорно произношу я.
Он опять смеется и вводит в меня два пальца, действуя ими на ощупь, пока не находит то, чего искал. Мои бедра непроизвольно дергаются, но он к этому готов, свободной рукой он давит на мой живот и удерживает на месте.
|
|
|
Я пищу.
– Что ты хочешь, чтобы я сказала? – молю я, извиваясь под его коварными пальцами.
– Скажи «Кросби, отведай мою киску».
Я вскидываю голову.
– Я не могу этого сказать!
– Почему нет? – Он удерживает мой взгляд, в то время как медленно ласкает языком мой клитор.
У меня в глазах мольба.
– Это… Это не…
– Это не то, чего ты хочешь? – Он останавливается, моргая с наигранным беспокойством.
– Ты знаешь, что это именно то, чего я хочу!
Он переводит взгляд на мою киску, его пальцы все еще терзают меня.
– Да, знаю. И хочу услышать это от тебя. Ну же, Нора. Это меня заводит.
Я приподнимаю ногу, чтобы слегка пнуть его по руке.
– Ты уже заведен.
– Хорошая попытка.
– Кросби. Пожалуйста…
– Еще три слова, – говорит он, перемежая каждое слово очередным мучительным поцелуем. – Ты очень близка. – Я настолько близка, что если бы он произнес шесть слов, то вероятнее всего бы кончила.
Я прикрываю глаза руками, чувствуя ладонями свою разгоряченную кожу.
– Отведай мою киску, – поспешно говорю я.
– Нора, – стонет он, вновь приступая к работе своим одаренным ртом. – С удовольствием.
* * *
– Так все серьезно? – спрашивает Марсела, когда мы делаем пончики в среду. – Вы влюблены?
– Что? – я сконцентрирована на том, чтобы опустить тесто в жаровню, не обрызгавшись при этом. – Нет, мы не влюблены. Прошел всего лишь месяц.
– Ты кажешься счастливой.
– Так и есть.
– И он тоже.
– Конечно, ведь он со мной.
Я устанавливаю таймер и разворачиваюсь к Марселе, которая пристроилась у дезинфектора, прихлебывая кофе со льдом.
– А что насчет тебя? – спрашиваю я.
– А что насчет меня?
– Как Келлан?
Она пожимает плечами.
– Хорошо.
– А Нэйт?
Она хмурится и прикусывает соломинку.
– Они с Селестией отправились срубать Рождественское дерево для ее квартиры. Поэтому он не работает.
– Они выбрали подходящий день. Уже и не припомню, когда последний раз мы видели солнце.
Она еще сильнее мрачнеет.
– Знаешь, чем мы занимались с Келланом прошлой ночью?
– Пожалуйста, не рассказывай.
– Два часа искали в Facebook незнакомцев, пытаясь найти туристок, с которыми он перепихнулся этим летом.
– Это так романтично?
– Мне не нужна романтика.
– Тогда ты с нужным парнем.
– В прошлом году и тебе она не была нужна. Ты просто хотела веселиться и ни о чем не заморачиваться.
– Да. Но всему пришел конец, когда меня арестовали.
Она старается не рассмеяться, но безуспешно.
– Я знала, – произносит она через секунду.
|
|
|
Я начинаю вылавливать пончики и выкладывать их на металлический противень.
– Что меня арестуют?
– Что это был Нэйт.
– Ты о чем?
– В прошлом году. Тайный поклонник. Я сразу поняла, что это был он.
Я останавливаюсь и с удивлением смотрю на нее.
– Правда?
– Да. Я просто… не хотела этого. В смысле, это было мило, но никто не мечтает приехать в колледж и остепениться, понимаешь? А Нэйт именно такой парень. Он из тех парней, кто рубит собственное Рождественское дерево.
– Ты сказала, что не хотела этого, – говорю я спустя мгновение. – В прошедшем времени. А как насчет сейчас?
Она вздыхает и допивает свой напиток, затем убирает пустой стакан в раковину.
– А теперь уже слишком поздно.
– Для чего слишком поздно?
Мы обе резко разворачиваемся и видим Нэйта, стоящего у черного входа и одетого для рубки дерева в приталенное клетчатое пальто, тяжелые ботинки и узкие джинсы. Ну, наряд вполне подходящий для рубки деревьев. Он подходит к раковине и совершенно непринужденно начинает мыть руки.
Мы с Марселой переглядываемся, и я медленно качаю головой. Он не расслышал нас.
– Пончики, – в конце концов произносит Марсела. – Мы забыли о двух, и они подгорели.
– А-а, – Нэйт вытирает руки бумажным полотенцем и подходит проверить жаровню, в которой у меня на самом деле остались погибать два пончика. – Ну же, Нора, – упрекает он. – Еда стоит денег.
– Прости, босс. Что ты тут делаешь?
– Мы раздобыли дерево. Я просто заскочил прихватить напиток для Селестии.
Мы с Марселой обе закатываем глаза.
– Все не так уж и плохо, – протестует он, пока мы провожаем его взглядами в зал. В кафе никого, так что мы устраиваемся за стойкой, когда он начинает готовить пену из низкокалорийного молока.
– А почему она не зашла? – спрашиваю я. – Боится, что кто-то сопрет ваше дерево?
Его губы изгибаются в усмешке.
– Вряд ли.
– Тогда в чем проблема?
Он многозначительно смотрит на Марселу.
– Ты действительно хочешь знать?
Марсела скрещивает на груди руки, обидевшись.
– Из-за меня? Я любезна с ней!
– Никто никогда и ни за что не скажет, что ты «любезная» с Селестией, – отвечает он. – Едва сдерживаемое кипящее негодование – будет более точным определением.
– Она носит мех круглый год! Это подозрительно.
– Или, может… – Он аккуратно переливает напиток в стаканчик «на вынос». – Может, она хочет носить мех, поэтому просто его носит.
– В этом даже нет смысла.
Нэйт ничего не отвечает, проходит через вращающиеся двери в кухню, подняв руку в прощальном жесте.
Марсела разворачивается ко мне.
– Он все слышал.
– О чем ты?
– «Она просто его носит? » Это явно шпилька в мой адрес, ведь я не «ношу мех»!
– Тебе не кажется, что ты слегка преувеличиваешь, совсем чуть-чуть?
Центральная дверь распахивается и в зал вплывает та же группа моделей из каталога, которая зачастила в кофейню с тех пор, как Кросби стал проводить тут время. На них восхитительные полупальто пастельных тонов и крошечные шапочки с помпонами, а их мудреные заказы на напитки вгонят в краску даже Селестию. Уже и Марсела ворчит, приступая к работе.
– Здесь что-то тихо, – отмечает одна из девушек. У нее невероятно прямые волосы платинового цвета, которые буквально мерцают на фоне лимонно-желтого пальто.
– Спокойный день, – соглашаюсь я, передавая ей полусладкий молочный мокко с миндалем.
– Где Кросби?
Я отдаю ей сдачу, и она бросает доллар в банку с чаевыми.
– Не знаю.
– Хммм. – С мгновение она изучает меня, затем возвращается к своим подругам за столиком в углу.
– Что это было? – Марсела спрашивает себе под нос.
– Такое бывает, – отвечаю я, стараясь не звучать обеспокоенной.
– Что бывает?
– Люди. Даже после того как мы стали встречаться с Кросби в открытую, похоже, люди наблюдают за нами, сплетничают и все такое.
– А декан знает?
– У нас встреча на следующей неделе. Если у меня хорошие оценки и ни за что не арестовали, то проблем возникнуть не должно.
– Верно. До тех пор, пока он не продемонстрирует тебе фотографию твоего имени на стене в туалете здания Союза Студентов и не спросит, какую часть бесед о сексе ты не поняла.
У меня замирает сердце.
– Ты о чем? Мое имя…
– Эй, – она вскидывает руки, сдаваясь. – Это была шутка. Прости.
Я делаю глубокий вдох.
– Это неважно, – говорю я твердо. – Потому что это другое. У нас по-другому. Я не «Кросбаба».
Она гладит меня по предплечью.
– Я знаю.
Но мое отрицание звучит неубедительно даже для меня, и слова все еще крутятся в моей голове, когда в восемь часов мы закрываем кофейню и я обещаю себе, что покачу прямо домой, хотя и выбираю маршрут, который через полчаса приведет меня к зданию Союза Студентов.
Пристегнув свой велосипед, я быстрой походкой пересекаю практически пустой вестибюль, стараясь вести себя непринужденно. Пока поднимаюсь на лифте, пульс стучит у меня в висках, и я думаю только о том, что увижу свое имя в списке, чем по дурости гордилась бы в прошлом году и что ужасает меня сейчас. Потому что мое заявление было правдой: я изменилась. У нас по-другому.
Толкнув дверь в туалет и никого там не обнаружив, я шмыгаю прямо в кабинку, в которой отслеживаются списки команды. Мои пламенные молитвы о том, чтобы стену закрасили, не были услышаны и стена предстает в том виде, какой я ее помню.
Я выдыхаю и через силу пробегаю взглядом по именам в списке Кросби, пока не дохожу до самого конца. Никакой Норы Кинкейд.
Затем я пересматриваю еще раз.
Может, моего имени там и нет, но в мое последнее посещение список Кросби насчитывал двадцать пять имен. А теперь в нем двадцать восемь. И все они совпадают с датами их недельной групповой поездки.
Я отшатываюсь, шокировано глядя на список. Часть меня считает, что он не мог бы такого сделать, а другая часть полагает, что определенно сделал бы. Особенно после моего эмоционального взрыва за два дня до его отъезда. Я мысленно возвращаюсь к ночи, когда он приехал и показал мне тот «фокус» – было ли это извинением?
У меня начинает дрожать нижняя губа, и я стараюсь сдержать слезы. «Он бы этого не сделал», говорю я себе, выбегая из туалета и несясь вниз по лестнице, слишком разгневанная и сбитая с толку, чтобы дожидаться лифта. Я вспоминаю его реакцию в тот вечер, когда он пришел и увидел, как мы с Келланом садимся ужинать – он бы не сделал ничего такого, чтобы я чувствовала себя подобным образом. Не сделал. Мы не влюблены, но и не чужие друг другу.
Мы находимся, или находились, на пути к чему-то лучшему.
Мой мозг вновь пытается направить меня домой, но сердце и ноги несут прямо к дому братства. Я бросаю велик на лужайке перед зданием, несусь вверх по ступенькам и громко стучу. Без солнечного тепла ночи темные и холодные, я дрожу и переминаюсь с ноги на ногу, пока ожидаю. Наконец Дэйн открывает дверь и, увидев меня, расплывается в улыбке. Я никогда не ночевала тут, но бывала пару раз с тех пор, как мы с Кросби начали встречаться, и парней, похоже, скорее забавляли наши отношения, чем докучали.
– Хэй, Нора, – приветствует он.
– Привет, Дэйн. Он тут?
– Да. У себя.
– Спасибо, – коврик перед дверью, конечно же, отсутствует, так что я вытираю ноги, как могу, и спешу вверх по лестнице, стараясь успокоиться. Я буду рациональной. Буду терпеливой. И если он не изменил мне с тремя девчонками на прошлой неделе, то буду в полном порядке. Потому что в противном случае…
Тогда я ничего не понимаю.
Все двери на втором этаже затворены, и когда я дергаю дверную ручку в комнату Кросби, та заперта. Я слышу знакомый стрекот эллиптического тренажера и стучу громче, чтобы он мог услышать меня, даже если на нем наушники. Спустя мгновение шум прекращается и открывается дверь, он удивлен меня видеть. На нем старая, мокрая от пота футболка, зеленые баскетбольные шорты, и он босиком. Волосы торчат в разные стороны, будто он провел по ним руками, прежде чем открыть.
Вот идиотка, чувствую, что глаза начинает жечь от слез, и пару секунд я пялюсь на него, а в голове вертится куча бессвязных мыслей. Наконец я беру себя в руки.
– Почему?
Он вытирает рот тыльной стороной ладони.
– Что почему?
– Почему… – Я переступаю порог, когда он отходит в сторону и жестом приглашает войти. Закрываю дверь и перевожу дух. – Почему ты… Почему там… – я судорожно озираюсь в поисках слов или доказательств, или чего-нибудь, чего и сама не знаю. – В твоем списке три новых имени, – говорю я, стараясь звучать ровно, но выходит холодно, это даже лучше, чем если бы получилось пронзительно и отчаянно. – И все на прошлой неделе. Когда ты отправился в ту поездку.
Ему потребовалось целых десять секунд, после чего выражение его лица с недоумевающего становится шокированным.
– Ты говоришь о туалете в Союзе Студентов?
– Конечно.
– И мой список пополнился?
– Да.
– Чье там имя? Твое?
– Нет, Кросби, не мое, а девчонок, которых я не знаю. Троих.
Он приподнимает бровь.
– И о чем ты спрашиваешь у меня?
– Я спрашиваю почему.
Он приканчивает бутылку с водой и как обычно ставит ее на стол позади себя.
– Почему пополнился список? Я не знаю. Я же говорил тебе, что не лазаю туда с маркером и не вписываю имена.
– Тогда кто?
– Не знаю.
– Зачем им это делать?
– Я и этого не знаю.
– Это точно? – я провожу рукой по глазам, не позволяя себе расплакаться.
Его щеки теперь пунцовые, и это никак не связано с прерванной тренировкой. Не желая выказывать свой гнев, он так крепко хватается за край стола, что белеют костяшки.
– Ты серьезно спрашиваешь, не трахнул ли я трех девчонок во время поездки? Нет, Нора, я этого не делал. Я был занят и полагал, что у меня есть девушка.
Я трясу головой. Его открытое окно подпирает учебник, но в помещении все равно слишком жарко. Мою кожу покалывает, и я чувствую, словно мне не хватает воздуха. Словно моя единственная цель в этом году – не облажаться – только что провалилась невероятно обидным и болезненным образом.
– Скажи мне правду.
– Это и есть правда.
Он удерживает мой взгляд, но мне тяжело ответить на него, поэтому я бегаю глазами по комнате. Эллиптический тренажер, календарь со спортивной статистикой за каждый месяц, аккуратно организованный письменный стол, вечно неприбранная постель. А в центре всего этого – мужчина, который казался в прошлом году таким недосягаемым, но на деле просто парень. С достоинствами и недостатками как у всех нас.
Он выдыхает и разжимает пальцы.
– Я не знаю, как это доказать, Нора. Ты же слышала, что в тот вечер сказал Келлан, я хотел тебя с первого дня, как увидел. Я бы не испоганил все, наконец добившись этого.
– А как же… – Чувствую себя круглой дурой. Дурой, если ошибаюсь, и дурой, если я права. – А как же тот раз, когда я взбесилась из-за списка Келлана?
Он пожимает плечами.
– И что?
– Может, ты пересмотрел свои взгляды.
– Из-за того, что девушку расстроил секс-список ее соседа, в котором у девчонок имена значатся как Фиолетовые волосы и Пахнет как картошка фри? Нет, я это понимаю. А также я понимаю Келлана. Порой ты трахаешься напропалую, и это ничего не значит, лишь развлечение на час или два, а потом ты просто об этом забываешь. Но порой… – Он подходит ближе, но недостаточно, чтобы прикоснуться. – Порой ты мутишь с кем-то и не можешь перестать об этом думать. А после оказывается, что ты вовсе не мутишь. – Он подхватывает мой подбородок пальцами и заставляет посмотреть в глаза. – Мы не просто мутим, Нора. По крайней мере, не я. И я не сплю с кем попало. С тех пор как увидел тебя и до сегодняшнего дня – никакой другой не было. Я не могу выразиться лучше.
Полагаю, он вообще не обязан был это говорить. Он мог просто открыть дверь и выставить меня, шлепнув по заднице и поблагодарив за приятные воспоминания. Но он этого не делает. Он не срывается на меня за то, что вот так заявилась и обвиняю его, не особо протестует и не оправдывается, он ничего не делает, разве что остается парнем, которого я узнала за прошедшие три месяца. Он настоящий и он старается.
– Прости, – жалобно бормочу я. – Я просто…
Он ждет, но когда я не заканчиваю фразы, спрашивает:
– Зачем вообще ты туда ходила? Что искала?
Я неловко кошусь на потолок.
– Свое имя.
– И?
– Его там не было. Но порой люди пялятся на меня или перешептываются, и я начинаю беспокоиться, что декан снова заведет беседу о сексе или просто… – перевожу дыхание. – Думаю, в прошлом году мне было бы плевать, если бы оказалась в том списке, я была бы просто счастлива, что меня приметили. А теперь меня это волнует. Я сказала, что изменюсь в этом году, и на самом деле даже не полагала, что у меня особо получается, однако это так.
– Я знаю, что ты не хочешь быть «Кросбабой». Я тоже этого не хочу. Мне не нравится это прозвище, и я им не пользуюсь, хотел бы даже чтобы его вообще не существовало. Но я не могу стереть прошлый год, впрочем, как и ты, как бы сильно ни старался. Я просто фокусируюсь на том, чтобы в этом году все делать лучше. И полагал, что мне это удавалось.
Я встречаюсь с ним взглядом.
– Так и есть. Прости меня.
С мгновение он молчит, а затем кивает.
– Хорошо. Побудь тут чуток. Мне надо принять душ, а потом нужно, чтобы ты погоняла меня по экзаменационным вопросам по химии.
– Я думала, его не будет в ближайшие две недели.
– Верно, но это самый паршивый предмет, что я когда-либо выбирал, и мне нужно включить голову. – Он подхватывает полотенце и сменную одежды, после чего открывает входную дверь. – Никуда не уходи. Буду через пять минут.
– Ладно.
Я делаю вдох и медленно выдыхаю, заставляя себя расслабиться. Все могло пройти и лучше, но могло быть и гораздо, гораздо хуже. Хотя вроде как унизительно сознавать, что мне преподает уроки зрелости парень, чье представление о сокрытии порядком зачитанного экземпляра «Хастлера»[18] – это сунуть его в собственную наволочку.
Я прибираю постель, усаживаюсь у стены и в ожидании играю игру на своем телефоне. Когда пару минут спустя возвращается Кросби, его волосы еще мокрые после душа, и он переоделся в спортивные штаны и футболку. От него пахнет мылом.
– Тебе не холодно от открытого окна? – спрашивает он, бросая полотенце в направлении своей бельевой корзины и кивая в сторону окна.
– Нет, все в порядке.
– Ладно. – Он берет с эллиптического тренажера свой учебник по химии и присоединяется ко мне, скидывая в сторону недавно взбитые подушки и садясь у изголовья кровати.
– Откуда хочешь начать? – спрашиваю я, листая страницы, которые он отметил неоново-зелеными закладками. – Без разницы?
– Конечно.
– Хорошо. Давай начнем с чего-то полегче. Назови десять самых распространенных элементов во Вселенной.
– Э-э, гелий, водород, кислород… азот… углерод… – Он дергает заусенец. – Кальций?
– Нет.
– Гелий я уже называл?
– Хммм.
– Подскажи.
Я указываю жестом на лежащие в углу гантели.
– Ты любишь тягать…
– Железо.
Я отклеиваю одну из закладок в книге.
– Какого она цвета?
– Зеленая.
– Более конкретно.
Он насупил брови.
– Ярко-зеленая.
– Я подразумевала неоновая.
– Напомни, что такое неон, черт бы его побрал?
– Благородный газ. – Сейчас у меня нет уроков химии, но она мне очень нравилась в старшей школе, я выбрала тогда усиленный класс по этому предмету просто так. – А ты в курсе, что тот, кто составил периодическую таблицу, отрицал существование благородных газов…
Я прерываюсь, когда вижу, как Кросби зажимает себе переносицу, будто ему больно.
– Ты в порядке? – спрашиваю я и тянусь, чтобы прикоснуться к его ноге. – Химия не такая уж сложная. А эта история довольно занимательная.
– Знаешь, во что мне не верится? – он отводит ногу, и теперь я не могу до нее дотянуться, с мгновение я просто таращусь на опустевшее место на одеяле.
– Что?
– Когда ты пришла сюда в первый раз и гоняла меня по предмету, я поклялся, что в следующее твое появление здесь мы займемся далеко не «вопросником». И вот она ты, моя девушка, на моей кровати, а я просто…
Я закусываю губу.
– Взбешен?
– Да, Нора! – Он хлопает рукой по подушке, и мы оба притворяемся, что не слышим шорох журнала внутри. – Какого черта?
Я дергаю нитку на подоле моей майки.
– Я же попросила прощения.
– Ну, тебе и следовало. Открыть дверь и увидеть тебя за ней это сродни пробуждению в рождественское утро, когда под елкой находишь огромный подарок, а после ты открываешь его и там просто… банан.
Я очень стараюсь не рассмеяться.
– Банан?
– Да, банан. Разочарование.
Я ахаю. Конечно мои обвинения по поводу того, что он спал направо и налево во время поездки не были лучшей частью его дня, но называть меня разочарованием? Я наслушалась этого определения в прошлом мае столько, что хватит мне до конца жизни.
– Кросби, – произношу я с нажимом. – Я сожалею. Я старалась быть цивильной, когда пришла сюда, ну а что мне еще было делать? Надпись на стене говорила сама за себя, и нравится тебе твоя репутация или нет, но нельзя сказать, что ты ее не заслужил.
– Ты шутишь? – он сдвигается и садится на колени, будто стена не может выдержать веса его раздражения. – Во-первых, я даже не знаю, чьи имена находятся в том списке, но в любом случае никто из них не был моей девушкой. Знаешь, откуда мне это известно? Потому что у меня не было девушки. Может, список на стене и «говорит за себя», но я ничего плохого не делал. Я никогда никому не лгал и не обманывал тебя.
– Я же сказала, что сожалею!
– Кто это был? – резко спрашивает он.
Я замираю в замешательстве.
– Кто был?
– Парень. Ты сказала, что в прошлом году был какой-то парень. Он явно сделал что-то, отчего ты такая.
Я таращусь на него, разинув рот. Такая? Какая именно такая? Такая кто видит, что ее парень якобы переспал с тремя девушками и осмеливается спросить его об этом? Вот какая? Я швыряю в него книгой и опускаю ноги на пол, но меня удерживает его хватка на моей руке.
– Серьезно? – вопрошает он. – Собираешься смыться? После того как сначала примчалась сюда? Разве только ты можешь задавать личные вопросы?
– Никто не «сделал меня» такой, – говорю я сквозь сжатые зубы, вырывая руку и вставая. – Это мой выбор. Я сама решаю спросить, изменял ли ты мне. Сама решаю, верить ли тебе, когда ты ответил, что не делал этого.
Он тяжело дышит, его грудь вздымается и опадает под футболкой, наконец он вскакивает на ноги.
– Знаешь что? – раздраженно произносит он. – Ладно. Пошли.
– Куда?
– Избавимся от списка раз и навсегда. У нас тут где-то было немного краски. Может, список Келлана и сослужил службу, но мой уж точно нет.
Я смотрю, как он надевает кроссовки и хватает куртку с кресла, протягивая мне мою. Не веря, что мы и впрямь это делаем, я следую за ним вниз по лестнице, и жду, пока он беседует в гостиной с Дэйном, выясняя, где у них лежит краска. Понятия не имею, зачем она им, но на минуту он исчезает в подвале и возвращается с двумя кистями и старой банкой с голубой краской.
– Ну все, – изрекает он, хватая шерстяную шапку с логотипом хоккейной команды и натягивая себе на голову. – Пошли.
– Пошли, – эхом вторю я. – В здание Союза Студентов.
– Угу.
Он начинает шагать вниз по дорожке к улице, но передумывает, когда замечает на траве мой велик. Вместо этого он поднимает его и жестом подзывает сесть сзади.
– Кросби…
– Ты идешь или нет, Нора?
Я вздыхаю и перекидываю ногу на сиденье. Это даже отдаленно не комфортная езда и в первое время мне кажется, что мы опрокинемся в неуклюжий клубок ушибленных конечностей. Но наконец Кросби удается удержать равновесие, и он крутит педали в сторону кампуса, банка с краской свисает с рукоятки руля и бьется о его колено.
– Нам не обязательно это делать, – говорю я, когда мы останавливаемся у здания и несуразно слезаем с велосипеда. Размалевывание школьной собственности кажется довольно верным способом вновь вляпаться в неприятности, а Кросби даже не пытается скрыть улики нашего плохо продуманного плана. К счастью, вестибюль еще более пуст, чем когда я была тут ранее, и охранников не видать. Кросби тяжело дышит от напряжения, а я дрожу от холода и то, что в помещении тепло, не имеет для меня никакого существенного значения.
Однако я должна вести себя хорошо.
– Кросби, – шиплю я, вырывая руку из его, пока он нажимает кнопку вызова лифта. – Это похоже на нечто, что явно противоречит правилам.
– Это мое имя, – говорит он упрямо, подталкивая меня в прибывший лифт. – И я хочу его удалить. Если они его не закрасят, то это сделаю я.
Остаток пути мы не произносим ни слова, также молча заходим в женский туалет. Кросби снимает свою куртку, чтобы не вымазать ее в краске и, поколебавшись секунду, я поступаю также.
– Похоже, ты чувствуешь себя здесь вполне комфортно, – комментирую я и заслуживаю убийственный взгляд, а мне в руку не слишком нежно шлепается кисть.
Он встряхивает банку и открывает крышку, сбросив ее в одну из раковин.
– Которая кабинка? – спрашивает он.
Я вздыхаю и указываю на нужную, провожая его взглядом самого несчастного сообщника в мире. Он просматривает стену, пока не замечает своего имени, и я верю, что он никогда его раньше не видел. По тому, как округлились его глаза, не думаю, что он вообще видел какой-нибудь из этих списков.
– Ты никогда здесь не бывал? – утверждаю я. Знаю, что списки дублируются и в туалете у парней, так что он мог их видеть.
Он рассеяно качает головой и проводит пальцем по своему списку, чтобы узнать три последних записи. Они кажутся настоящими, аккуратно указаны даты, фамилии и имена.
– Я их не знаю, – произносит он, глядя на меня. – В отличие от плохого примера Келлана, я спрашиваю имена.
– Ладно, Кросби.
Он макает свою кисть в краску и прокручивает ее, после чего аккуратно проводит по своему имени. Видеть, как оно исчезает неожиданно печально и вместе с тем приятно.
Я завидую. Хотелось бы мне, чтобы можно было так же легко стереть мои ошибки. Куча проваленных предметов? Исчезли. Арест? Никогда не производился. Перепих с лучшим другом твоего будущего парня? Точно не было.
Я уже максимально стараюсь устранить свои ошибки, так что наклоняюсь, макаю свою кисточку в банку и помогаю Кросби избавиться от его. Все занимает не больше пары минут, но вызывает неожиданную радость, и вскоре мы перемещаемся в мужской туалет и проделываем аналогичное там. Здесь список идентичный, за исключением того, что в нем двадцать пять позиций, имена трех таинственных женщин тут явно отсутствуют. Хотя он никак это не комментирует, и мы молча красим, пока список вконец не исчезает под бледно-голубым квадратом на испещренной граффити стене.
Некоторое время мы просто таращимся на опустевшее место, и я задаюсь вопросом, не сожалеет ли он об этом. Был ли этот список как бы визуальным поводом для своего рода гордости, явным подтверждением того, какой он жеребец.
– О чем ты думаешь? – в конце концов спрашиваю я.
С мгновение он молчит.
– Мне нравится.
– Да?
Он переводит взгляд на меня.
– Да.
Мы выходим из кабинки и промываем кисточки, затем надеваем куртки и спускаемся в вестибюль. Чуть избавившись от гнева, Кросби прикладывает больше усилий, чтобы скрыть банку с краской, хотя теперь уже охранник оказывается на своем посту и с подозрением наблюдает за нами.
– Добрый вечер, – приветствует он.
– Добрый вечер, – отвечаем мы, спеша прочь. Одна из кистей выпадает из кармана Кросби, оставляя мокрый след на отполированном полу, и я быстро ее подхватываю.
– Что вы делали наверху? – спрашивает охранник, вставая. Он здоровяк, вооружен лишь фонариком и рацией, и не является для нас угрозой, когда мы выбегаем в двери и заскакиваем на мой велосипед.
Охранник не гонится за нами, но Кросби все равно жмет на педали как сумасшедший. Я цепляюсь за его торс, ощущая, как банка с краской прижимается к его животу, а его грудная клетка расширяется после каждого вздоха. От прохладного воздуха пощипывает кожу, и, прикрыв глаза, я зарываюсь лицом в его дутую куртку. Прежде чем сама это осознаю, я начинаю смеяться. Я так сильно смеюсь, что весь велик трясется, и Кросби бросает на меня взгляд через плечо, пытаясь понять, что происходит.
– Нора! – восклицает он, слова растворяются в ледяном ветру. – Что ты делаешь?
– Ничего, – бормочу я в ткань, понимая, что он не может услышать. – Не останавливайся.
Хотя он и не может разобрать моих слов, но не останавливается, пока мы не возвращаемся к дому братства и не тормозим на лужайке.
– Ты смеешься или плачешь? – уточняет он, позволяя банке с краской выпасть из его куртки и подскочить на замерзшей земле. – Я не могу понять.
– Смеюсь, – признаюсь я. – Сама не знаю почему.
На улице слишком темно, чтобы я могла различить блеск, который обычно появляется в его глазах в такой ситуации, но я не останавливаю его, когда он прижимает меня спиной к стволу древнего дуба и накрывает мой рот своим. Его пальцы зарываются в мои волосы и тянут почти до боли, но и тут я его не останавливаю. Просто целую в ответ со всей злостью, облегчением, радостью и ск
|
|
|
