 |
Глава девятнадцатая
|
|
|
|
Благорождение приходится на воскресенье, семнадцатое декабря, как раз на середину периода выпускных экзаменов. Официально последний день занятий в эту среду, но некоторые, вроде Кросби, уже сдали все свои экзамены и готовы праздновать. Однако людям вроде меня нужно сдавать тесты и сегодня, и в среду, и им бы очень хотелось, чтобы в их квартире не проводили торжественный Благорождественский ужин.
– Пахнет вкусно! – заявляет Кросби, зайдя в дом. Он снимает куртку и направляется прямиком на кухню, в которой Келлан и Марсела в одинаковых фартуках занимаются тем, что заглядывают в духовку и потягивают вино. Я сижу на диване, судорожно перечитывая совсем недавно просмотренные заметки по английской литературе и задаваясь вопросом, почему мой мозг превратился в решето.
Полный страданий крик Кросби вынуждает меня оторваться от конспектов как раз вовремя, чтобы заметить, как он сжимает свою руку, в то время как рядом стоит хмурый Келлан с деревянной ложкой наперевес.
– Не тронь картофель! – приказывает он. – Брысь с кухни!
– А на этой вечеринке нет закусок? Благорождение – отстой.
– Благорождение – это замечательно, дурачина.
– С чертовым Рождеством.
Они, улыбаясь, обмениваются неприличными жестами, а мы с Марселой обе закатываем глаза. Кросби выхватывает у Келлана из рук бокал с вином, прежде чем присоединиться ко мне на диване. Согласно строгому дресс-коду сегодняшнего вечера на нем белая рубашка, бледно-зеленый галстук и темно-коричневые брюки. На мне приталенное серое вязаное платье и тонкие каблуки, а под своими фартуками Марсела и Келлан также в одинаковых нарядах.
– Хорошо выглядишь, – говорит Кросби, закрывая мой ноутбук и перекладывая его на кофейный столик. – А время учебы закончилось. Выпей немного вина.
|
|
|
– Вообще-то, я читала.
– Прочти по моим губам: сегодня Благорождение. Время для вечеринки, хоть это и липовый праздник.
Я улыбаюсь про себя. Мой живот скручивает в узел уже несколько дней. В прошлом году в это время я тусовалась до потери пульса, не утруждаясь раскрыть книгу и думая, что на тех нескольких лекциях, которые посетила, узнала достаточно информации, чтобы получить проходной балл. Я ошибалась. Но не так сильно, как пару месяцев спустя, когда применила ту же стратегию обучения и закончила с двумя неудами в качестве свидетельства моего антистарания.
Кросби целует меня в щеку.
– Ты в порядке?
– Просто нервничаю из-за экзаменов.
– Ты справишься. Если я смог сдать, то и ты сможешь.
– Ты еще сам не знаешь, что сдал.
– Именно этот дух поддержки я узнаю и люблю.
Я смеюсь и делаю глоток вина из его бокала.
– Прости.
– Без проблем. Здесь здорово. Кто украшал?
– Угадай.
– Мистер Благорождение?
– Ммм.
Справедливости ради, тут и правда мило. Может, немного перебор, но красиво. У нас есть все за исключением Рождественской ели, хотя Келлан нарисовал ее на мольберте, украсив раму лампочками и гирляндами, и засунул под нее подарки. На окнах лежит искусственный снег из баллончика, гирлянда из лампочек обрамляет по периметру всю квартиру, а вдоль телевизионной консоли свисают вечнозеленые веточки. Он раздвинул обеденный стол и теперь за ним поместятся шестеро, мы одолжили стулья у соседей, чтобы можно было сесть всем вместе, а не по очереди, скатертью вновь послужила белая простыня, хотя на этот раз свечей, к счастью, нет.
Старые рождественские колядки тихо доносятся из проигрывателя, а с витающими в воздухе ароматами индейки и хвои, действительно ощущается Благорождение.
– Ты ждешь завтрашней поездки домой?
|
|
|
Кросби пожимает плечами.
– Да. Будет приятно повидаться с семьей. Однако не очень приятно не видеться с тобой до Нового года.
– Для этого есть скайп.
– А я думал для этого есть порно.
Я смеюсь и отпиваю еще вина.
– Без разницы что, лишь бы сработало, приятель.
Раздается звонок в дверь, и мы с Марселой мгновенно переглядываемся.
– Я открою, – заявляю я, вставая и спеша вниз по лестнице.
Несмотря на меховое пальто, Селестия дрожит на крыльце. Нэйт недалеко от нее ушел, держа над ними зонтик, чтобы спастись от не то снега, не то дождя, который сыпет весь день, превращая улицы в скользкую, коварную «кашу».
– Входите, входите, – тороплю я, отходя в сторону. – Добро пожаловать.
Нэйт протягивает мне бутылку вина.
– Самое лучшее в Бернеме.
– Спасибо. Привет, Селестия.
– Привет, Нора. Здесь замечательно пахнет.
– А минут через десять и на вкус будет замечательно, – произносит Келлан с верхней части лестницы, выглядя как кинозвезда. – Рад, ребята, что вы смогли прийти.
Челюсть Нэйта напрягается.
– Рад быть тут.
– Тройное свидание, – задумчиво подмечает Келлан. – Большая редкость.
Я строю ему мину, и он ретируется, в то время как я провожаю Нэйта и Селестию в гостиную.
– Выпьете чего-нибудь? – предлагаю я. – Есть уже открытая бутылка белого вина, или мы можем открыть эту. Еще есть пиво.
– А какого сорта белое вино? – спрашивает Селестия.
Запамятовав, я разворачиваюсь, чтобы прочесть название на бутылке, которую мне протягивает Марсела.
– Скажи ей, что это не содержащий жира, полу-кофеиновый нектар изготовленный в дебрях Папуа-Новой Гвинеи, – шепчет она.
– Шардонне, – вместо этого говорю я, протягивая бутылку.
Селестия изучает ее и поджимает губы.
– Наверно, я просто выпью перрье[20].
Мы все замираем.
– У нас есть водопроводная вода, – нерешительно предлагает Келлан. – Со льдом?
Марсела мечет взглядом молнии в Нэйта, будто он виноват, что его девушка любит в жизни лучшее. В ответ Нэйт смотрит на нее, не спуская глаз с их надетых для показухи одинаковых фартуков.
– Тогда может пиво, – говорит Селестия. – Любое подойдет.
– Я буду тоже самое, – добавляет Нэйт.
Я достаю из холодильника две бутылки и передаю им.
– Очень празднично, – отмечает Нэйт, кивая на мольберт. – Твоя работа, Нора?
|
|
|
Я немного давлюсь вином.
– Ах, нет. Это Келлан нарисовал. И насобирал ветки, – указываю на украшенную хвоей телевизионную консоль, отчаянно желая отвлечь внимание от мольберта, хотя он в буквальном смысле светится как Рождественская елка. Потому что под ней на верхней части страницы оставшаяся часть секс-списка. Келлан зачеркнул Красный Корсет, как делал с остальными именами, оставив только туристок, но отказавшись уничтожить список, пока официально не получит от них подтверждения.
– Это сосновые ветки, – произносит Келлан, устраиваясь на одном из обеденных стульев и указывая на консоль. – Мне нравится запах.
– Здесь и впрямь пахнет изумительно, – соглашается Селестия.
Марсела садится на стул и закидывает ногу на ногу, открывая взору километры обнаженной кожи под мини-юбкой.
– Ты это уже говорила.
– Правда?
– Это настоящие подарки или ты просто обернул коробки с хлопьями? – спрашивает Кросби, меняя тему и заслуживая тем самым очень благодарное пожатие ладони.
– Липовые, – отвечает Келлан. – Сейчас слишком рано для начала покупок.
– До Рождества осталась неделя.
Нэйт выглядит заинтригованным.
– Вы двое без сомнения уже обменялись подарками, – говорит он, переводя взгляд с Марселы на Келлана. – Что вы друг другу подарили?
– Ты же его слышал, – огрызается Марсела. – Пока слишком рано.
– Я подарила Нэйту наушники, – встревает Селестия. – Они оторочены мехом.
Я слегка обмираю.
Лицо Марселы становится пунцовым.
– Еда, должно быть, уже готова! – восклицаю я, подскакивая на ноги. – Почему мы не едим? Я умираю с голода.
Именно в этот момент раздается сигнал таймера и Келлан улыбается.
– Как раз вовремя. Пойдем, принесем блюда, сладкая.
Он гладит Марселу по волосам и одаривает ее своей великолепной улыбкой. Она до ужаса фальшивая, и я чувствую тошноту.
– Если бы не был так голоден, то притворился бы больным и ушел, – бормочет Кросби.
– Не смей бросать меня, – шепчу я в ответ.
Чтобы удержать Селестию и Нэйта подальше от Марселы, Кросби и я садимся по разные стороны от стола, Селестия рядом со мной, а Нэйт рядом с Кросби. Отчего Келлану и Марселе достаются места на противоположной стороне стола и, поставив перед нами индейку, картофель, клюквенный соус, булочки и идеальную подливку, они устраиваются на своих стульях. Кросби и я оказываемся буфером между Марселой, Нэйтом и Селестией, а Келлан, как мне кажется, может постоять за себя, так как держит в руках вилку для мяса и нарезает индейку как профессионал.
|
|
|
– Ты в этом хорош, – отмечает Селестия. – А индейка выглядит идеально.
Сказать по правде, она на самом деле выглядит довольно хорошо. Для той, кому за последние пятнадцать лет удалось лишь дважды поесть запеченную индейку, факт наличия хоть какой-то индейки уже бесценен.
– Темное мясо или белое? – спрашивает Келлан.
– Ой, я вегетарианка, – отвечает Селестия.
Марсела бормочет что-то похожее на «ты, блин, прикалываешься что ли».
– Но я принесла с собой немного ненастоящей индейки, – продолжает она, доставая из сумочки маленький завернутый в целлофан комок и кладя его на тарелку. – Она такая же замечательная!
Келлан выглядит на взводе, но Кросби быстро вскакивает и протягивает свою тарелку.
– Мне без разницы белое или темное, – говорит он. – Я съем любое.
– Я тоже, – говорю я, поступая аналогично.
Мы наполняем тарелки в еще более гнетущей тишине, нарушаемой лишь звуком того, как Селестия пилит нечто, что может оказаться лишь куском серой шпаклевки. Помимо этого, на ее тарелке лежит только половинка булочки и клюквенный соус.
Марсела, похоже, готова разразиться истерическим припадком, и стоит мне заметить, как она открывает рот, чтобы выдать какой-нибудь обидный комментарий, я выпаливаю:
– Так, Нэйт. Наушники. В такие-то дни они, наверно, очень выручают!
У него полный рот еды, так что он смотрит по сторонам, стараясь тем временем как можно быстрее прожевать.
– Очень теплые, – соглашается он, не успевая до конца все проглотить.
– Они оторочены мехом, – напоминает нам Селестия.
– А разве это не странно? – спрашивает Келлан. – Быть вегетарианкой и при этом носить мех?
Она таращится на него.
– С чего ты решил?
– А что ты подарил Селестии? – спрашиваю Нэйта, почувствовав, как Марсела снова заводится.
– Ангела, – бурчит он. – Для ее дерева.
– Ой, как это мило.
– Он сказал, что тот похож на меня, – добавляет Селестия. – Прекрасный подарок.
Наступает продолжительная, тягостная тишина.
– А что вы подарите друг другу? – в конце концов спрашивает Келлан, ножом указывая на меня и Кросби, при этом чуть не лишая Нэйта глаза.
|
|
|
Мы с Кросби замираем. Вообще-то, мы не говорили о подарках, хотя в тайне я приготовила ему кое-что и положила под пассажирское сиденье в его машине, решив, что в рождественское утро отправлю ему сообщение с указанием, где это найти.
– Это сюрприз, – говорит Кросби, делая глоток вина. – Чтобы преподнести… позже.
– Да, – вторю я, будто тоже не купила подарка. – Позже.
– Надо же.
– А ты? – спрашивает Селестия. – Что ты купил Марселе?
– Нижнее белье, – быстро отвечает Келлан.
– Оно сейчас на мне, – добавляет Марсела.
Селестия выглядит озадаченно.
– Ой. Как… интимно.
– А что насчет тебя, Марсела? – спрашивает Нэйт. – Что ты подарила Келлану?
– Видеоигру, – врет она. Я знаю, что они ничего друг другу не дарили, так как фактически не состоят в отношениях, а этот фарс продолжается так долго, только потому, что им не приходится тратить деньги.
– О, – произносит Нэйт язвительно, великолепно подражая выражению лица Селестии. – Как… интимно.
Марсела свирепо смотрит на него.
– Келлан, подливка восхитительная, – говорю я, наливая на свой картофель чуть больше, чем следует. – Стоило всех проб.
– Это белый перец, – отвечает он. – Кто бы знал?
Нэйт приканчивает свое пиво.
– Действительно, кто?
Селестия отодвигает от себя тарелку, на которой половина порции так и остается нетронутой.
– Я объелась, – заявляет она, – У вас есть перрье?
– По-прежнему нет, – огрызается Марсела.
Когда Селестия просто сидит вот так и спокойно за нами наблюдает, звук всеобщего жевания вдруг кажется невероятно громким. А так как мы все его слышим, то начинаем жевать усиленнее, чтобы побыстрее закончить.
– А почему бы не сыграть в твою новую видеоигру? – спрашивает Кросби, когда напряжение достигает астрономических пределов.
Лицо Келлана комически вытягивается.
– Она… не тут.
– А где?
– У меня дома, – подхватывает Марсела. – Я купила приставку, чтобы Келлан мог оставаться там все время.
Нэйт фыркает.
Кросби пожимает плечами.
– Пофиг. Тогда, давайте сыграем во что-нибудь другое.
– Давайте, – говорю я. – А мы с Марселой все приберем.
– Я готовила! – протестует Марсела.
Теперь фыркаю я. Марсела не может приготовить и тоста. Она просто надела фартук и стояла рядом с Келланом несколько часов.
Мы все встаем из-за стола, парни перемещаются на диван, чтобы что-то повзрывать, а мы с Марселой ополаскиваем тарелки и загружаем посудомоечную машину. Селестия достает свой телефон и начинает переписываться, Нэйт же бродит по комнате, рассматривая декорации.
– Что это? – спрашивает он.
Я разворачиваюсь взглянуть, о чем он, и замираю. Он поднял лист с Рождественской елкой и просматривает список с зачеркнутыми именами.
– Это… список, – говорит Келлан.
Кросби ставит игру на паузу.
– Келлан пытался… – он осекается, закашлявшись, когда Келлан тыкает его локтем под ребра. Мое сердце колотится, пока, вцепившись в полотенце, я спешу в гостиную.
– Пытался найти старого друга, – заканчиваю я. – Чтобы поздороваться.
Нэйт хмурится, глядя на список.
– А почему ты не помнишь имен своих друзей?
– Это было очень давно.
Селестия встает и присоединяется к Нэйту, хмурясь на мольберт.
– Пахнет как картофель фри?
Келлан ошалело смотрит на меня.
– У меня плохая память.
– Туристка №1 – с веснушками?
– Э-э, да, она была милой.
– А где десерт? – в отчаянии спрашиваю я. – Разве мы не покупали чизкейк?
– Точно покупали! – отвечает Келлан, вскакивая на ноги. – Кто готов к десерту?
– Мы же только что поели, – говорит Кросби. – Давайте немного подождем.
Но Келлан уже спешит на кухню.
– Благорождение никого не ждет.
Нэйт похоже в замешательстве.
– Кто?
– Это шоколадный чизкейк, – делаю попытку я. – Он вам понравится.
Селестия морщится.
– Ой, в составе есть молоко? Я не ем молочные продукты.
Марсела прерывает сервировку стола, чтобы засунуть в горло палец, изображая рвотные позывы.
– Выпей еще вина, – говорю я. – Или пива. Или водопроводной воды. Давайте просто все срочно вернемся за стол.
Селестия пожимает плечами и разворачивается, чтобы сесть, Кросби следует ее примеру. Я уже на полпути к ним, когда Нэйт произносит:
– Красный Корсет?
Неожиданно я останавливаюсь статуей, одна нога в воздухе, руки замирают при ходьбе. Готова поклясться, что вся комната слышит перезвон колокольчиков и появившиеся в воздухе, указывающие на меня стрелочки с ярко переливающейся на концах надписью: «Виновна, виновна, виновна! ».
– Она была актрисой, – бесстрастно лжет Келлан, подходя, чтобы опустить на место картинку Рождественской елки и тем самым прекратить расспросы относительно списка. – Это была одна из тех исторических пьес, в которых женщины носят корсеты.
– Хмм, – Нэйт садится на свое место и берет кусочек чизкейка. Я смотрю на свой, будто это комок грязи, и гадаю, как, черт побери, мне удастся его проглотить. – А разве у тебя нет красного корсета, Нора?
Теперь я точно уверена, что они слышат тревожные колокольчики, потому что на целых десять секунд в комнате наступает мертвая тишина. Кросби с удивлением смотрит на меня, и я открываю рот, чтобы что-то сказать, хоть что-нибудь, когда Келлан успевает вклиниться.
– Нора? – смеется он. – В корсете? Не могу себе представить.
– Ты хоть когда-нибудь вообще бывала на сцене? – спрашивает Марсела, помогая мне, когда становится ясно, что я слишком отупела, чтобы справиться в одиночку. – Хотя бы мечтала стать актрисой?
– Нет, – удается выдавать из себя. – Никогда.
– Не та девушка, – беспечно произносит Марсела. – Ты что-то выдумываешь.
Нэйт пожимает плечами:
– Да. Ну ладно.
Я возвращаюсь к моему десерту, но отсутствия у меня аппетита никто не замечает, так как все едят очень медленно, всё еще сытые от переедания за ужином.
Селестия продолжает печатать в телефоне, а спустя минуту Нэйт откладывает свою вилку в сторону и достает телефон, я гадаю какое сообщение она ему посылает. «Уведи меня отсюда? Думаешь, у них есть перрье? ».
Но все оказывается вовсе не так.
– Аха! – счастливо восклицает Нэйт. – Вот оно. – Он показывает свой телефон Кросби, который вежливо бросает взгляд на экран, а затем замирает не дожевав. Понятия не имею, что он видит, но от его лица отливает вся кровь, и вдруг он сжимает вилку до побелевших костяшек.
– Что там? – спрашивает Келлан.
Я тянусь взять его за руку, но Кросби одергивает ее.
– Ты в порядке? – делаю я попытку, но он даже не смотрит на меня. Он ни на кого не смотрит.
– Я знал, что у тебя был красный корсет, – говорит Нэйт, ничего не замечая. – Марсела прислала мне это после вечеринки «Майское Сумасшествие». Помнишь, когда вы пошли туда, чтобы напиться после того, как ты узнала о своих плохих оценках? Тогда вы еще сказали, что вечеринка была беспонтовой, поэтому вы ушли, чтобы отправиться заняться стрикингом на Мэйн-Стрит?
Я едва могу дышать.
– Что ты делаешь?
– Она рассказала мне, чем вы занимаетесь, но я ей не поверил, поэтому она прислала мне подтверждение, – продолжает он, развернув телефон так, что я могу видеть весь причиненный урон. И он ужасен. Невероятно ужасен.
На ней фотография нашей смятой одежды, сброшенной на тротуар, а сверху поблескивает корсет как светоч моей вины. Словно закладываешь последний блок в очень шаткую башню, какую-то долю секунды она стоит, заявляя о своем существовании, прежде чем полностью обрушивается.
Кросби тяжело дышит.
– Это правда? – спрашивает он.
– Да, – отвечает Нэйт, не обращая внимания. – Ее арестовали и все такое. Вы не знали?
Кросби игнорирует его, полностью сосредотачивая взгляд на мне.
– Красный Корсет, – произносит он. – Это ты?
Я не могу выдавить из себя ни слова в свою защиту. Не хочу это признавать, но больше не хочу и лгать. В моем случае даже особо не важно, что я сделаю, потому что он знает правду, даже если не может в нее поверить.
– Ты знал? – он разворачивается к Келлану. Его взгляд умоляет, молит друга признаться, что он не знал, что не предавал его. – Ты знал, что это была она?
Келлан беспомощно кивает.
– Я просто… Я не помнил…
Я окаменела. Каждая частичка меня. Я даже не чувствую слез, лишь вижу, как они капают на мою тарелку, на нетронутый торт, на всё разрушенное.
– Что я пропустила? – спрашивает Селестия, рассеивая чары.
Но уже слишком поздно, потому что, когда я наконец поднимаю взгляд на Кросби, его место пустует, куртки нет, а входная дверь хлопает, закрываясь.
– Нет! – слово звучит сдавленно, в то время как я подскакиваю со своего стула, чтобы последовать за ним. Спотыкаясь, обегаю стол и несусь вниз по лестнице, распахиваю входную дверь, и мне в лицо ударяет ледяной дождь. Ноги скользят на мокром камне, когда я сбегаю на тротуар, но его не видать. За секунду мои волосы намокают и прилипают к лицу, зубы выстукивают дробь, а виски ломит от холода. Улицы погружены в темноту, совершенно пустые в такую неприглядную ночь, и когда я выкрикиваю его имя, единственным ответом мне служит звук заводящегося двигателя где-то вне поля моего зрения, визг колес по покрытой слякотью и льдом дороге и утихающий рев его удаляющейся от меня машины.
|
|
|
