 |
Лингвистический поворот (Linguistic turn)
|
|
|
|
л
Лингвистический поворот (Linguistic turn)
Термин указывает на разрыв с традиционной социальной историей, произошедший в американской историографии в 1970-е гг. Заявившие о нем критически настроенные историки под влиянием литературной критики и французских философов-деконструктивистов (Барт, Деррида, Фуко, Делёз) заинтересовались текстуальными, нарративными и синтаксическими процедурами, с помощью которых историческая наука выражает свой режим истины. Внимание историков, как полагают эти исследователи, обязательно должно быть обращено на «текстуальность», дискурс и формы историописа-ния. В противовес любому взгляду на историю как номологическую науку, пытающуюся найти исторические законы, они рассматривают историческое повествование как особую область знания и считают, что историк может добраться до социальной реальности лишь через изучение дискурса о социальном, т. е. через дискурсивные представления, так как всякая реальность является прежде всего языковой и текстуальной. Для самых радикальных из них, таких как Хейден Уайт (White H. Metahistory The Historical Imagination in Nineteenth Century Europe. Baltimore, 1973), история есть лишь один из литературных жанров, который обладает ре-
жимом истины не выше, чем у романа, и который обязательно должен быть подвергнут текстуальной критике, обновленной под воздействием структурной лингвистики и психоанализа. Для Уайта не существует никакой принципиальной разницы между историческим и беллетристическим сочинением. Восприятие этих дискуссий во Франции, произошедшее благодаря Жерару Нуарьелю и Роже Шар-тье, было долгим и трудным. Лингвистический поворот, потрясший такие основы исторического знания, как истина, объективность и соотношение между «реальностью» и «представлениями», по-прежнему вызывает оживленную полемику среди историков.
|
|
|
♦ Постмодернизм
м
Масштаб
Принятое в оптике, картографии и архитектуре понятие масштаба связано с идеей порядка величин. В географии масштаб постоянно используется как инструмент наблюдения, имеющий эвристическую ценность; что же касается историков, то они сравнительно поздно овладели искусством применять различные масштабы анализа в своих исследованиях. Дело в том, что модели исторического познания, получившие развитие во Франции под влиянием школы «Анналов», были связаны с макроисториче-ским подходом. Стремление к тотальной истории, интерес к массовым явлениям, предпочтение, отдаваемое большой длительности, и забота о репрезентативности благоприятствовали макросоциальному подходу, который фактически спонтанно преобладал в исторических исследованиях на протяжении десятилетий.
Только с наступлением кризиса французской модели социальной истории в начале 1980-х гг. и появлением в других странах альтернативных проектов, таких как итальянская микроистория, вопрос о масштабе по-настоящему выступил на историографическую авансцену. По словам Жака Ревеля, «появление микроистории было симптомом этого кризиса доверия, и в то же время имен-
но она, в первую очередь, сумела его определить и описать» {RevelJ. Jeux d'echelles. La micro-analyse a l'experience. P., 1996). Работы таких историков, как Карло Гинзбург и Джованни Леви, доказали правомерность исследований на микроисторическом уровне, продемонстрировав, что изучение судьбы индивида или истории небольшой общины позволяет по-иному увидеть устройство социума. Как писал Поль Рикёр, «история тоже может работать как лупа, микроскоп или телескоп» (Ricoe-ur P. La memoire, l'histoire, l'oubli. P., 2000). Применение историком другого масштаба меняет содержание анализа, позволяя увидеть взаимоотношения, незаметные при макроисторическом масштабе, и добиться, таким образом, несомненных познавательных результатов: «При изменении фокусного расстояния объектива не только увеличиваются (или уменьшаются) размеры предметов в видоискателе, но и меняются их форма и расположение» {Revel]. Ibid. ). Иными словами, наблюдаемая социальная реальность меняется в зависимости от масштаба наблюдения.
|
|
|
Микроистория убедительно продемонстрировала плодотворность смены масштаба исторического исследования, позволяющей реконструировать сложные объекты и отражать «слоистую структуру социального» (Ж. Ревель). За микроисторией стоит также желание принимать субъекта всерьез и максимально приблизить к себе его индивидуальный
опыт, пристально изучая малейшие детали и обстоятельства этого опыта, на основании которых можно воссоздать социальные логики и символические системы, свойственные группе в целом. В конечном счете, признавая равные эпистемологические возможности любых масштабов анализа, историк обретает гибкость и свободу, потому что выбор масштаба зависит теперь только от самого исследователя. В условиях сосуществования различных масштабов исследования остается нерешенным вопрос: стремимся ли мы все еще к историческому синтезу, подразумевающему переход от микроистории к макроистории, или от этой цели надо окончательно отказаться.
♦ Глобальная история/Тотальная история, Микроистория
|
|
|
