Из записной книжки 1912 года

Письмо от Вани [И. Г. Калатозова]. А денег все нет.

Автограф.

Музей Театра им. Евг. Вахтангова. № 24/Р.

Впервые опубликовано: Вахтангов. 1939. С. 24.

Е. Б. ВАХТАНГОВ — В. В. СОКОЛОВОЙ (ЗАЛЕССКОЙ)
3 июля 1912 г.

Добрая Варвара Владимировна,

Я уже две недели с лишним в Швеции. Мой адрес: Stockholm, Poste Restante, Eugene Vachtangov.

{303} Когда на душе станет легче и немножко изменятся условия моей теперешней жизни, я напишу Вам.

О работе, о зиме, о Студии — я не забыл. Я мечтаю. Я хочу. Где В. А. [Алехина]?

Публикуется впервые.

Маш. копия.

Музей Театра им. Евг. Вахтангова. № 2949/2.

Е. Б. ВАХТАНГОВ — В. В. СОКОЛОВОЙ (ЗАЛЕССКОЙ)
[Без даты]

Капризами судьбы заброшен я на север. Вдали от близких лиц, вдали от душ, изрядно надоевших — [нрзб.], спокойно я живу. Тургенева читаю, мечтаю о зиме, друзьям пишу частенько, веду приличный образ жизни. И день похож на день, час в час — минуточка в минуту. И ем, и сплю, купаюсь и читаю — в положенное время.

Креплюсь. Боюсь порядок сей нарушить. Зима какая впереди! Не выправлюсь за лето — прощай зимы работа.

А скучно здесь, несосветимо скучно. Культуры шведов не заметил. Сонливы, неподвижны, с мещанскою душой. Швед любит солнце как полезность, на море едет ради соли, а лес пригож ему за тень. Поэзии не сыщете ни в ком. Здесь выгода на первом плане. К искусству равнодушны, мораль на каждом перекрестке, а спорт — их бог. Ему и время отдают, и силы, и чуть ли не в стихах поют красоты мускулов руки. Ложатся рано спать, и улицы пусты часов в двенадцать. Закрыты все кафе. Закрыты рестораны, перестает ходить трамвай… И даже День здесь спит — не переходит в Ночь…

Здесь город белой ночи. Красот здесь много. Прекрасны шхеры, шлюзы, замки, великолепны мосты, а драматический театр, как шведы говорят, один на всю Европу. Каналы, скалы.

Но скоро все надоедает, и чаще мысли о Москве.

Прочел «Трактирщицу» и «Эльгу»… Обдумал малость постановку и, в общем, кое-что впитал…

Но «Джиоконды», Вы простите, я до сих пор не разгадал. Ни прелести ее, ни обаянья. По-моему, д’Аннунцио имел в виду артистку, и для нее он выполнил заказ… Не стоит, право, время тратить на гастролерский матерьял.

Так, значит, будет у нас сценка и постоянный уголок.

[Его в мечтах лелею часто, и он мне мил, и он мне близок, и, может, в нем найдем мы то, что не сыскали раньше. — Зачеркнуто. ] Я не хочу о нем писать, не хочу сейчас восторгаться. Нечаянно заговорил размером, и, видно, так придется кончить. На пустоту письма не обижайтесь — сейчас я пусть и не способен на волненья. Здесь я ошведился изрядно.

Как Вы? И где? И что? Быть может, на restante пришлете мне открытку.

Желаю Вам добра, желаю сил.

Публикуется впервые.

Тетрадь № 4. Черновик. Автограф.

Музей Театра им. Евг. Вахтангова. № 275/Р‑21. Л. 15 – 17.

{304} Е. Б. ВАХТАНГОВ — Н. М. ВАХТАНГОВОЙ
10 июля 1912 г.

Родная моя, прекрасная!

Ты так часто и так хорошо писала мне, а теперь вот я давно уже не имею от тебя писем — и заволновался я, защемило что-то. Два дня сряду вижу один и тот же сон. Разумеется, это чепуха, но все-таки что-то лезет в душу, как я ни отгоняю. И жду, жду письма, чтобы успокоиться.

Миленькая моя, не оставляй меня. Я видел тебя и Сережу. Очень нехорошо. Ты страдала, Сережа… Я не хочу говорить. Пиши мне, скорее, скорее — не случилось ли чего.

Что касается меня, то я на все махнул рукой. В тех условиях и средствах, в которых я нахожусь, я и стараюсь жить продуктивно для здоровья.

Пусть на душе отца будет грех, а, впрочем, я его даже не хочу винить: с его точки зрения я сумасброд, нахал, безжалостный и бессердечный человек. Такому он не хочет помочь.

Но ведь уехать-то мне отсюда надо, какой бы я ни был.

Тебе Ваня сказал, что мне перевели 100, потом еще 50 пришлют и еще. Я здесь 25 дней и получил за это время только 50 руб. Жить заграницей, в такой проклятой и дорогой стране, как Швеция, — почти месяц на 50 руб. — это, милая, не шутка. Тут о поправке, да и отдыхе некогда думать. Невероятно, смешно, — но держусь. И все силы мои ушли на это. Мне стыдно и больно: все время экономишь только на еде. До смешного, до невероятия. Без папирос я совсем отупел. А истратить 12 крон на папиросы значит не пойти в купальню, а не пойти в купальню — надо знать, чем заполнить 6 – 7 часов времени. А в купальне я не меньше 6 – 7 часов пребываю. И не курю, и есть не хочется. Читаю до умопомрачения. Теперь в особенности, когда мои шведы очень заняты. Так с книгой и хожу, и лежу, и встаю, и засыпаю.

Прочел 5 книг Тургенева. Глотаю. Не пропускаю ни одной строчки. Перечел все повести и рассказы, упился «Отцами и детьми», «Дымом», «Дворянским гнездом», «Накануне», «Рудиным». Скоро кончу всего и примусь за Гончарова. Только это и есть у моих шведов.

Как получу деньги, так, наверное, и выеду. Если же позволит время, то хоть 2 недели покупаюсь в соленой воде и поживу в санатории.

Люблю Вас, мои близкие. Думаю и мечтаю о Вас долго и восторженно. Горжусь Вами и захлебываюсь при мысли, что буду жить для Вас. Больше любить нельзя. Поэтично, красиво, тепло, всею кровью существа своего люблю Вас. Преклоняюсь. Весь с Вами, мои родные, мои прекрасные.

И если жизнь улыбнется мне, если будут у меня средства — как хорошо будет Сереже. Скоро надо его учить. Все, все он должен знать, нельзя не дать ему того, чего не дали мне. Я погрязну в долгах, пусть проклинают меня настоящие и будущие кредиторы, проклинают при жизни и после смерти, но нашему маленькому надо дать все.

Родная моя, если б ты научилась меня понимать. Написать это я могу, а вот сказать, выявить, сделать — не умею. Радость моя, гордость моя, счастье мое, если бы ты могла немножко войти в меня, посмотреть, как я люблю Вас — двух — моих единственных.

{305} Целую Вас. Люблю.

Ваш Женя

Полностью публикуется впервые.

Автограф.

Семейный архив Вахтанговых.

Частично опубликовано: Вахтангов. 1939. С. 24.

Е. Б. ВАХТАНГОВ — Л. И. ДЕЙКУН
14 июля 1912 г. Стокгольм

Вот я до чего дошел — стал писать стихи!

Порыву души
Всегда отдавайтесь,
Ликуйте и смейтесь —
Всегда увлекайтесь.
Радостей мало,
А жизнь быстротечна…
Любите, влюбляйтесь
Всегда бесконечно.
Дни промелькнут…
Ваша Младость увянет…
Ни зноя… ни роз…
И К Вам Старость заглянет.
Счастлив кто в старости
Радостью
Младость
Помянет.

От хорошей жизни стихов не напишешь.

Ж.

Публикуется впервые. Автограф.

ГЦТМ им. А. А. Бахрушина. Ф. 525. Ед. хр. 2.

Е. Б. ВАХТАНГОВ — Л. А. СУЛЕРЖИЦКОМУ
17 июля 1912 г. Стокгольм

Милый Леопольд Антонович!

Удрал на север от людей,
Удрал от дум и разговоров,
Удрал сюда от черных дней,
Не слышать о «системе» споров…
И здесь — заброшен, одинок —
Живу себе неторопливо.
Одну молитву слышит бог:
Помочь несть скуку терпеливо.
Зачем я в Швецию попал?
{306} Я хорошо и сам не знаю.
«На север!» — врач едва сказал,
И я тотчас же уезжаю.
Хотел в Норвегию попасть,
Да вышел скоро порох:
Дерут за все тут, просто страсть!
Но впечатлений целый ворох.
А если деньги получу,
То, может, в Дании побуду.
Аванс я тем вперед кучу,
Под зиму трачу ссуду.
Мне Немирович выдал сто,
И Константин Сергеич тоже.
Оно хоть, правда, не толсто,
Но мне довольно, лучше — что же?
Хотел бы, милый, я узнать:
Что Константин Сергеич платит летом?
Аванс-то надо мне отдать?
И думать надо ли об этом?
Пока не буду волноваться,
Пока доволен я судьбой,
Мне нужно очень постараться
Вернуться «бодреньким» домой.
Я сплю, купаюсь, много ем.
И. С. Тургенева читаю.
Я молчалив, я — швед, я — нем
И в шхерах о Москве мечтаю.
Язык стал шведский изучать.
(Благой порыв — вот мой удел.)
Храню молчания печать
И говорить пока не смел.
Тоске своей ищу я дело.
Вожусь со всяким пустяком
И, если б солнце чаще грело,
В Москву явился б толстяком.
Немного, правда, загорел
И в весе фунта два прибавил.
Стокгольм ужасно надоел
Своим кодексом скучных правил.
И все по-прежнему я тощ,
Купанья нервы укрепили.
Не жарко здесь, не часто — дождь,
И уж совсем не видно пыли.
Холодных много здесь красот:
Каналы, шлюзы, шхеры, замки…
Сначала открываешь рот.
Потом — тошны культуры рамки.
Мужчин одежда дубовата,
{307} Наряды женщин — поглядишь —
И так все это старовато!
Как ярок в памяти Париж!
А посмотрели б Вы обед…
Здесь блюда просто смехотворны!
Желудком если Вы не швед, —
Они для Вас неблаготворны.
Мораль на каждом перекрестке…
Спортивных обществ без конца,
А мысль — уложится в наперстке…
Не видно умного лица.
Здесь все упитанно и сыто.
И для волнений нет причин…
Мещанским счастьем все покрыто…
Спокойно тянут здесь свой «джин»,
Который пуншем называют.
Читать не любят. Мирно спят,
Частенько «fest’ы» посещают.
Плодят здоровеньких ребят.
В театрах — чистенько, наивно,
Ходули, пафос, мышцы[125], штамп,
Полотна пишут примитивно,
Не смущены усердьем рамп.
А в опере все тот же жест,
И хора подъятые руки,
И такт отсчитывающий перст,
И мизансцены из «Вампуки»[126].
Давали как-то здесь «Кармен».
(Ну, разве можно не идти!)
Все то же здесь, без перемен,
Все те же старые пути.
(Да, кстати, правда ли, что к Вам
Неблагосклонен нынче Двор,
Что подведен подсчет грехам,
Что Вам мешает «духобор»?*)
Прислать не мог корреспонденций,
Обширен очень материал.
Громаден был запас сентенций,
Но так в заботах и увял.
Придет, быть может, вдохновенье…
В моем роду не знали муз,
И редко их ко мне явленье,
Как редок в Швеции арбуз.
Ну, мне пора бы знать и честь…
Сейчас я кончу, извините.
Прошу за труд большой не счесть
Супруге кланяться и Мите.
Иван Михалычу привет,
{308} И Вам поклоны разных рангов…
От почек[127] не терпите бед.
Люблю Вас много.
Е. Вахтангов

Встретил сегодня Л. М. Кореневу.

Швеция

Stockholm.

Poste-restante

Eugene Vachtangov

Пробуду до 8 августа.

* Л. А. Сулержицкий был приглашен Дирекцией Императорских театров ставить в Большом театре оперу «Кармен», но по предложению Министерства Императорского двора как революционер, находившийся на учете, в особенности после перевозки им духоборов в Канаду, был снят с работы.

Рукописная копия рукой О. И. Сулержицкой

и с ее примечанием.

Музей Театра им. Евг. Вахтангова. № 1762/4.

Впервые опубликовано: Вахтангов. 1939. С. 25 – 26.

КОММЕНТАРИИ: