 |
Из записной книжки 1912 года
|
|
|
|
Июля (11 августа) 1912 г.
Приехал в Копенгаген.
Был в Тиволи.
Публикуется впервые.
Автограф.
Музей Театра им. Евг. Вахтангова. № 24/Р.
Е. Б. ВАХТАНГОВ — В. В. СОКОЛОВОЙ (ЗАЛЕССКОЙ)
30 июля 1912 г. Копенгаген
Нечаянно попал в Данию. Через несколько дней намеренно попаду на несколько дней в Мальме (столица южной Швеции), откуда в Стокгольм, а потом прощай, Север. Готовьтесь. Гряду.
Е. В.
Пошли привет в Сочи. Жаль, что не знаю адреса.
[На лицевой стороне открытки изображен силуэт Евгения Богратионовича с его надписью: «Известный популярный путешественник по Северу».]
Публикуется впервые.
Маш. копия.
Музей Театра им. Евг. Вахтангова. № 2949/2.
ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ 1912 ГОДА
Августа 1912 г.
Выехал в Мальме. Пароход «Швеция» — «Sverig». Был в Лунде. Выехал в Стокгольм.
{317} 2 (15) августа 1912 г.
Приехал в Стокгольм. Получил от Вани 25 р.
Августа 1912 г.
Выехал в Петербург.
Пароход «Торнео».
6 часов. Занял 50 крон.
Публикуется впервые.
Автограф.
Музей Театра им. Евг. Вахтангова. № 24/Р.
Е. Б. ВАХТАНГОВ — Л. А. СУЛЕРЖИЦКОМУ
4 августа 1912 г.[129] Москва
Добрый мой, милый Леопольд Антонович,
Вчера Константин Сергеевич сказал, что я весь год был некорректным…
Так он подвел итог моей работы, так определил и охарактеризовал всю мою деятельность в театре.
Ночь напролет я искал, в чем же проявилась эта моя некорректность.
1. Некорректным к театру я не мог быть, если бы даже захотел, потому что слишком уж незначительное место занимал я там. Невозможно даже придумать такое положение, в котором статист может оказаться некорректным по отношению к такой организации, где он стоит в последних рядах и где его деятельность вне народных сцен совершенно игнорируется.
|
|
|
2. Некорректным по отношению к актерам, режиссерам и своим товарищам я не был ни разу, потому что по своей индивидуальности я не могу быть грубым и нечутким к людям вообще.
3. Некорректным к Вам я не мог быть, потому что слишком велики мое уважение, преданность, моя любовь к Вам и как к своему учителю, и как к человеку, и как к художнику.
4. Остается Константин Сергеевич…
Если я оставил все, что могло бы составить мое земное благополучие; если я ушел из семьи; если я ушел из университета, когда оставался только один экзамен, чтобы его окончить; если я решился почти на полуголодное существование (так, как было в начале года), то, значит, в душе моей есть наличность святого отношения к тому, ради чего я все это сделал. Разве можно быть некорректным к тому, что любишь так много, так радостно? Ни словом, ни мыслью, ни делом я никогда не оскорбил Константина Сергеевича. Ни при нем, ни за глаза. И если бы не было его в театре, то я, во-первых, туда не поступил бы, а во-вторых — ушел бы в тот момент, когда почувствовал бы, что театр потерял связь со своим великим основателем и идет по какой-то своей дороге, куда уже не лежит мое сердце.
Люди не могут и не умеют быть некорректными к тому, на что они молятся. И я не могу составлять исключения, ибо это было бы против моей природы.
Так в чем же моя некорректность в течение целого года? Я растерялся, милый мой, добрый. Я ничего не понимаю. Помогите мне разобраться.
{318} Теперь о моей работе.
Я занимался с молодежью четыре месяца с небольшим. И вот — что я сделал.
a) Подготовил молодых настолько, что им теперь не чужд язык Константина Сергеевича.
b) Сдал свою работу Вам, как это и требовалось инструкциями Константина Сергеевича.
Вот и все. А что же можно было сделать другое? Если теперь, после пятимесячного перерыва, я отказываюсь, решительно отказываюсь демонстрировать перед Константином Сергеевичем способность моих учеников пользоваться приемами «системы», так это только потому, что я твердо верю и знаю, что упражнения только тогда ощутимы по результатам, когда они производятся часто. За два месяца (с каждой группой я занимался около этого времени) нельзя усвоить способность владеть собой, а после шести- семимесячного перерыва нельзя показать даже того, что было еще свежо непосредственно после занятий.
|
|
|
Я не знаю, как можно требовать с меня больше. Я выполнил все, что с меня требовалось, что позволило время. Я сдал Вам свою работу. Пять месяцев ни с одним учеником я не встречался на почве занятий. Они что-то делали, где-то играли, что-то усваивали — и как же я могу показывать Константину Сергеевичу тот балласт, который они восприняли за эти пять месяцев? Не могу же я быть наивным и думать, что двухмесячная работа так глубоко пустила корни, что ученики остальные пять месяцев провели в еженедельных упражнениях и усвоили то, что кое-как начали только понимать и чувствовать.
Когда я, только что пришедший в театр, стал работать с людьми, которые до меня долго были в этом театре, и увидев, как превратно они все понимают, как вовсе ничего не понимают, как смеются над всем, что дорого Вам и Константину Сергеевичу, то я понял, что этим людям не сумели привить любви к «системе». Вот почему я осмелился вчера заявить, что занятия г. Марджанова принесли молодежи меньше пользы, чем мои. Привить любовь можно тогда, когда сам любишь. И это не некорректность, если я утверждаю факт, что занятия Марджанова сделали меньше, чем мои, если я констатирую факт, что я нашел в театре людей, которые до моих занятий абсолютно ничего не понимали, а теперь кое-что чувствуют, увлечены и не высмеивают (за немногими исключениями). Я говорю о сотрудниках, части школы и части филиалов.
Что же мне делать, как не сослаться на факт в тот момент, когда мне брошен упрек, такой тяжелый и большой? Если я заслужил этот упрек, то я понесу достойную кару. Я прошу освободить меня от всех занятий.
Если я не заслужил, то ведь это большой грех: за любовь, за пылкость, за молодость, за веру, за безграничную преданность заплатить упреком в некорректности.
Что же касается денег, то я хотел иметь 1200, основываясь на сравнительных данных, и этот вопрос скорее вопрос самолюбия, чем корыстолюбия: мне стыдно получать меньше такого-то за работу, которая ничуть не легче. Деньги я не люблю, и мне, в конце концов, безразлично, сколько я буду получать: все, что мне нужно, я заработаю на стороне.
|
|
|
Разговор, происшедший вчера, так на меня повлиял, что я не в силах был прийти сегодня на работу, в чем извиняюсь перед Вами и что прошу передать {319} Константину Сергеевичу. Переварю все, успокоюсь и завтра приду. Пишу же для того, чтобы Вы не думали обо мне дурно.
Любящий Вас Е. Вахтангов
Маш. копия.
Музей Театра им. Евг. Вахтангова. № 3149/2.
Впервые опубликовано: Сулержицкий. 1970. С. 489 – 491.
КОММЕНТАРИИ:
М. М. ЛЕБЕДИНЦЕВ — Е. Б. ВАХТАНГОВУ
10 августа 1912 г.
[На бланке: Московский кружок
любителей сценического искусства]
Милостивый государь Евгений Богратионович!
Согласно выраженного Вами пожелания в ответном письме[130] Вашем на имя А. В. Рот закончить переговоры о принятии Вами на себя роли режиссера кружка лично, по Вашем возвращении в Москву, по поручению Совета имею честь просить Вас не отказать в любезности условиться о дне свидания лично с Александром Викторовичем по тел. 54-68.
Окончание переговоров желательно, по возможности, ускорить, так как репертуарная комиссия уже закончила работы по выбору пьес, и вопрос остается за Вами.
Секретарь Михаил Лебединцев.
Публикуется впервые.
Автограф.
Музей Театра им. Евг. Вахтангова. № 175/Р.
КОММЕНТАРИИ:
|
|
|
